Лавренёв Борис Андреевич

Кинжал

Офицеры Ахтырского гусарского полка:

Креницын Николай Николаевич, корнет 22-х лет.

Лисянский Пётр Фёдорович, поручик 32 лет.

Сухинов, Иван Иванович, поручик.

Кузьмин Анастасий Дмитриевич, поручик.
Муравьёв-Апостол Сергей Иванович, подполковник, 29 лет.

Муравьёв-Апостол Матвей Иванович, его брат, отставной 33 лет.

Нечура Игнат, денщик Креницына, 50 лет.

Лепилин Филат, денщик Лисянского, 40 лет.

Фадеев, солдат 8-ой артиллерийской бригады, 35 лет.

Шрамм, Густав Арнольдович, генерал, 52 лет.

Александра Густавовна ( Ася), его дочь, 20 лет.
Цыганки:

Стеша, 20 лет.

Груня, 25 лет.

Офицеры, цыгане и цыганки.

Действие происходит осенью и зимой 1825 г. в местечке Любар в Украине.

Акт первый.

Уголок сада. Направо крыльцо домика-мазанки, с навесом на деревянных столбиках. Близ него вкопанный в землю круглый стол под кустами черёмухи. На столе тарелки, бутылки в беспорядке, скатерть залита вином. На столе же поверх приборов валяются кивер и лядунка. Налево за деревьями виден сарай. В глубине сцены дощатый забор, за ним даль степей, залитая солнечным сентябрьским закатом. При поднятии занавеса сцена пуста. Из сарая слышатся отрывистые возгласы.

Голос из сарая. Раз… Терция… Раз… Два… Есть – тронул! Ан гард!.. Начинай… Раз, два…

Через перелаз в заборе появляется Нечура с вязанкой хвороста на спине. Сбрасывает её у крыльца, прислушивается к долетающим из сарая возгласам, машет рукой. Взгляд его падает на стол.

Нечура. От бісово дитя, як напакостив ( Вот чёртов ребёнок, как напакостил ( укр.)). Що ж я з ним робити стану? Ніякого порядку не знае, ровно и не офіцер, а шибеник ( Что ж я с ним делать стану? Никакого порядка не знает, будто и не офицер, а озорник). ( Поднимает кивер и видит, что он измазан в соусе, с ужасом поворачивает кивер к зрителю). А? Чи ви бачили таке? Срамота! Ківер в жижу сунув. Ой, лишечко! (А? Вы видели такое? Срамота! Кивер в жижу сунул. Ой, горюшко)! ( Вытирает кивер рукавом).

Голос из сарая. Раз… Отбит!

Нечура ( передразнивая). Раз… Да не горазд. Тільки і дила, що шпагой тицяти. Якби батько побачив, задав би он тоби раз… Тьфу, нечиста сила. ( Только и дела, что шпагой тыкать. Если бы отец увидал, задал бы он тебе раз… Тьфу, нечистая сила). ( Кладёт кивер на скамью, начинает убирать со стола, ворча и ругаясь).

В это время из двери сарая выходит Креницын в фехтовальной маске, с рапирой в руках. На нём рейтузы и рубашка, поверх которой ватный нагрудник. Он приближается к столу и останавливается, вслушиваясь в ворчание Нечуры.

Нечура ( собирает скатерть). Дивіться! Скатертина! Вона, можливо, сто карбованців коштує, а він на неї вино ллє, як на ганчірку. А щоб ті сказився маленько. ( Смотрите! Скатерть! Она, быть может, сто рублей стоит, а он на неё вино льёт, как на тряпку. А чтобы ты взбесился маленько).

Креницын, услышав последние слова Нечуры, удивлённо поднимает брови и вдруг беззвучно хохочет. Нечура продолжает ворчать. Креницын лукаво подмигивает в сторону зрителя, становится в позицию за спиной Нечуры и выпадом колет его в ляжку. Нечура с воплем подскакивает и от неожиданности роняет тарелку. Креницын смеётся.

Нечура ( стоит, оторопело глядя на разбитую тарелку, и вдруг разражается гневом). Смотрите, добрые люди, ему всё хиханьки да хаханьки, а за миску кто отвечает? С кого отец спросит – с меня. Ух, повеса!

Креницын ( отступает на шаг). Игнат! Ты с ума сошёл? Чего ты ругаешься? Ты забылся?

Нечура. Забылся, забылся… Я не забылся, я всё помню. Отец ваш, Николай Акрадьевич, мне велел, что бы я вас берёг и хранил ваше имущество, а вы что делаете? Кивер в сметану суёте, да шпагой тычете, да скачете, будто трясогузка. Тьфу!

Креницын ( бросает рапиру и, опустившись на скамью, смеётся). Ах ты, старый пень, вот уморил…

Нечура. Что ж повторять? И так всё слышали.

Креницын. Погоди ж ты… Я тебе задам в отместку… Я знаю, чем тебя пронять. Тащи-ка карандаш и тетрадь.

Нечура ( опешив). На что?

Нечура ( испуганно). Ваше благородие! Николай Николаевич! Ну её к чёрту, вашу грамоту. И так знаю то, что нужно образованному человеку, и с меня достаточно. Стар я уже.

Креницын. А, вот как запел? Ваше благородие? Нет, брат, не отвертишься. Тащи.

Нечура, понурив голову, уходит в дом.

Голос Лисянского ( за сценой). Николушка! Иди продолжать.

Креницын. На сегодня хватит, Петя. Руку ломит.

Голос Лисянского. Хорошо.

Креницын. Иди сюда скорей.

Голос Лисянского. Подожди малость, я к колодцу схожу, обольюсь. Жарко ведь.

Креницын. Только скорее. Я тебе здесь зрелище приготовлю, получше, чем на Александринском театре.

Голос Лисянского. Что ты ещё затеял?

Креницын. А вот сам увидишь. ( Берёт свой кивер, суёт палец в сметану и ею рисует на лакированном донце кивера страшную рожу, смеётся). Ну, будет потеха!

Нечура возвращается, в руках у него тетрадь и карандаш. Креницын выставляет навстречу ему надетый на руку кивер. Нечура ахает.

Нечура. Ой, тьфу, тьфу! Місце наше свято ( место наше свято)!

Креницын ( смеясь, кладёт кивер). Перетрусил? Ну, садись.

Нечура, тяжело вздыхая, садится, раскрывает тетрадь и слюнит карандаш.

Креницын ( встав и шагая по сцене). Пиши и переводи по-малороссийски. « Вольность есть священный дар природы человечеству» Написал?

Нечура. Зачекайте трошки ( подождите немножко)… Не чую, як про людство?

Креницын. « Дар природы человечеству»… Написал?

Нечура. Так, написав.

Креницын. Что получилось?

Нечура. «Вільність є священний дар природи людству».

Креницын. Хорошо. Дальше… « Мирабо и Лафайет творцы вольности».

Нечура ( выписывая). Мирабо и… Лафет… Лафаїет»… Дальше не напомните?

Креницын. « Творцы вольности».

Нечура. «Творці вільності».

Креницын. Пиши дальше: « Кинжал Занда есть реликвия свободы»… Перевёл?

Нечура. «Кинджал Занда є реліквія свободи». ( С отчаянием). Ваше благородие, перестаньте… Больше не могу. Разве можно такие слова писать? Вам должно быть очень стыдно.

Креницын. Пиши и переводи. Как меня ругал, так легко было, а как полезным делом заниматься – так трудно? Дописывай. « Корень учения горек, но плод его сладок». Это переведёшь и на сегодня будет.

Нечура ( пишет, кряхтя). « Корінь навчання гіркий, але плід його солодкий». Ой, мати пречиста ( пречистая мать)! Аж у піт кидає. ( Кладёт карандаш).

Креницин. Кончил?

Нечура ( радостно). Так точно!

Креницын. Давай тетрадь.

Нечура с испуганным лицом подаёт тетрадь. В это время через перелаз перепрыгивает в сад Лисянский и незамеченным подходит. Креницын взглядывает в поданную тетрадь и, упав на скамью, начинает кататься в бешенном приступе хохота. Нечура стоит, растопырив руки. Лисянский трогает Креницина за плечо.

Лисянский ( поднимая Креницына). Ну, успокойся… Что с тобой?

Креницын ( обнимая Лисянского, суёт ему тетрадь). Нет… Ты погляди, что этот хрыч написал. Ты только взгляни.

Лисянский ( читает). « Дар природи людству»…

Креницын ( хватая его за руку). « Вільність», но « вільності», через « о»… А? Нет, ты дальше читай… Имя Лафайета написано тремя различными способами. И « лафет», и через « и» восьмеричное, десятеричное. Какова транскрипция имён собственных! И это ещё не всё… Вот самое главное: « кинджал», « кинджал Сзаду». Ой, пропаду. ( Хохочет).

Лисянский ( улыбается, кладёт тетрадь). Ну, охота тебе, право, любезный друг, заниматься такими глупостями? Прямо ребёнок.

Креницын. Да я ему эти уроки всегда в наказание устраиваю, когда он меня ругать начинает. Нет, ты только подумай, « кинджал Сзаду»…

Лисянский. А почему это ты вспомнил о кинжале Занда?

Креницын. А что?

Лисянский. Опять впадаешь в опасные мечтания?

Креницын ( горячо). А почему ты всегда говоришь с насмешкой о предметах, священных для всего человечества?

Лисянский. Друг мой, говори проще. Я не Нечура и мне не нужно диктовать высокопарные триады из Ланкастерских прописей.

Креницын. Ты – циник!

Лисянский. Нет, я здоровый человек. И скажи, пожалуйста, прилично ли жениху дочери дивизионного генерала, отличённого верностью царю и отечеству, диктовать его собственным солдатам возмутительные воззвания?

Креницын ( предостерегающе). Пётр!

Лисянский. Ну, мне это известно. А что дальше?

Креницын. Какое отношение ко всему этому имеет Ася, чем она виновата, что её отец – тиран? И разве не мой долг вырвать её из-под влияния отца и воспитать в ней подругу патриота и ненавистника деспотизма?

Лисянский. А ты думаешь, что, выйдя за тебя замуж, она воспламенится жаждой вольности, наденет алую тогу, возьмёт в свою надушенную ручку кинжал Занда и пойдёт низвергать троны?

Креницын. Пётр, я прошу тебя говорить другим тоном об Асе. И я думал, что ты лучшего мнения обо мне. Неужели ты можешь вообразить, что, женясь на дочери генерала, я могу забыть свой долг перед обществом и родиной и перестану ненавидеть тиранию?

Лисянский. Ах, любезный друг! Дело не в том. Я верю, что ты пылаешь вольнолюбивыми стремлениями, но это всё впустую и самое ваше общество – пустая затея.

Креницын ( в ужасе). Лисянский!.. Перестань! Как ты можешь говорить подобные вещи?

Лисянский ( берёт Креницына за руку и усаживает его на скамью). Сядь и слушай, что я тебе скажу. Я знаю, что многие, и ты в том числе, считают меня бесчувственным циником, потому что я смеюсь над вашими затеями. На это я скажу – вы все неисправимые мечтатели и витаете в небе.

Креницын. И Сергей Иванович Муравьёв?

Лисянский. Сергей Иванович – чудесный человек. Но из кого состоит ваше общество? Командиры полков и дивизий, гвардейские аристократы, напичканные французским вольномыслием, которого набрались все мы в заграничном походе. И ты думаешь, что с этим пустым вольномыслием три сотни гвардейских офицеров смогут бороться против чудовища самодержавия?

Креницын. Но ты забываешь силу личного примера. Неужели ты думаешь, что в решительный момент солдаты не пойдут за своими офицерами?

Лисянский. Не понимая, куда и зачем их ведут? Это будет бессмысленный бунт, но ведь вы хотите не бунта, а революции. Нельзя гнать людей на подвиг вольности палками.

Креницын. Ты заблуждаешься, Пётр. Ты грубый материалист.

Лисянский. Дай Бог, что бы я заблуждался. Но заблуждаетесь вы. Вы далеки от солдата. Муравьёв сам подрубает сук, на котором вы сидите, запрещая агитировать солдат.

Креницын. Но ведь солдаты могут разболтать, донести. Тогда всё погибло.

Лисянский ( с недоброй усмешкой). Как же вы будете делать с ними революцию, если ещё до начала действия подозреваете их в предательстве? И что за понятие о солдате? Некто капитан Пыхачёв говорил, что когда будет нужно, он даст солдатам по миске каши, и те пойдут за него, а если не пойдут, он заставит их с помощью битья. И чём некоторое из вас отличаются от подобного лиходея?

Креницын ( смущённо). Но не все же такие, что не отличаются от Пыхачёва. Ты сам не иначе, как уважительно, говоришь о Пестеле и Муравьёве.

Лисянский. Ну и что ж? Пестель – силён в теоретических суждениях, но на практике он и шагу не сделает. А Муравьёв – мечтатель, думает, что мановением руки может создать царство Христово на земле, не видя, что царство шпицрутена и фельдфебеля сильнее царства Христова.

Креницын. Нет, с тобой не сговоришься. Ты заражён скептицизмом, этим исчадием неверия.

Лисянский. Ты прав. И поэтому я не пойду в ваше общество. Не пойду потому, что вижу его бессмысленность. Упиваясь прекрасными словам и розовыми мечтаниями, вы хотите идти с тросточкой на медведя и погибнете сами, и погубите увлечённых вами солдат.

Креницын ( задумчиво). Ну, что ж, если и погибнем, то покажем пример последующим поколениям. Разве не славно так умереть?

Лисянский. По-моему, умирать, не достигнув цели, бессмысленно. Впрочем, бросим этот разговор. Тебя, наверное, ожидает Александра Густавовна. Солнце уже закатывается.

Креницын. А ты, конечно, закатишься с ним к своей Груне, слушать песни?

Лисянский. Натурально. Груня – прелесть, женщина, и я её не променяю на царскую дочь.

Креницын. Мне понравилась её младшая сестра, Стеша. Прехорошенькая девушка, и с каким огнём она пляшет? В ней врождённое изящество, и сложена она, как нимфа.

Лисянский. Да. Хорошая девушка…

Пауза.

Смотрю я на тебя, любезный друг, и удивляюсь, как ты, едва достигнув расцвета в девятнадцать лет, лезешь сам в петлю и завязываешь себе жизнь мёртвым узлом.

Лисянский. Всё о том же. О твоей женитьбе. И здесь мечтательство. А когда очнёшься, будет поздно. Будешь уже накрепко завязан золотой цепочкой. Так-то, друг.

Креницын. Знаешь что? Ты мне иногда напоминаешь… Ну, что-то вроде режущего оружия. Не человек, а палаш… Даже не палаш, а кинжал. Такой же холодный, острый и безжалостный.

Лисянский ( с улыбкой). Что ж, для меня это лестно. Я знаю, что ты большой поклонник кинжалов. Как это ты диктовал Нечуре? « Кинжал Занда – реликвия свободы».

Креницын. Насмешник! ( После паузы). А знаешь, почему я продиктовал ему это? Я вспомнил кинжал, который висит на стене у Артамона Захаровича.

Лисянский. Ну?

Креницын. Как я завидую Артамону Захаровичу! Подумай, какое счастье обладать такой драгоценностью, как кинжал Занда! Он купил его в маленьком немецком городке у палача за 100 ( сто) талеров. Почему не мне досталось это счастье? Ты помнишь о сём кинжале стихи Пушкина:

Как адский луч, как молния богов,

Немое лезвие злодею в очи блещет,

И, озираясь, он трепещет

Среди своих пиров.

И разве не высшее блаженство на земле для патриота погрузить его лезвие, уже обагрённое однажды нечистой кровью гонителя свободы, в грудь тирана!

Лисянский. Конечно! Я одобряю твой восторг, но думаю огорчить пылкую душу тем, что такие же кинжалы Занда продаются в каждой мелочной лавке в Германии и их столько же, сколько гвоздей от креста Спасителя.

Креницын. Пётр! ( Вдруг машет рукой и смеётся). Нет, с тобой нельзя говорить о серьёзном.

Лисянский. Ну и не будем. Прощай, мне пора.

Креницын. Кланяйся Груне.

Лисянский. А Стеше?

Креницын. И Стеше.

Лисянский ( медленно, от забора). А знаешь, Стеша влюблена в тебя.

Креницын ( быстрым движением). Стеша?

Лисянский. Почему ж ты воспламенился? Стеша – не кинжал и, кроме того, тебя ждёт невеста.

Креницын стоит в смущении. Лисянский со смехом перепрыгивает через перелаз и скрывается. Становится совсем темною Только на небе меркнет алая полоска заката. Нечура выносит из дома свечу.

Нечура ( ставит свечу на стол). Ужинать-то будете?

Креницын ( задумчиво). Нет.

Нечура. Что? Не будете? Что ж это за дело? Где ж это видано, что бы люди не ужинали? Вот до чего доводят Миработы и Лах… Лафаїеты, пусть им не будет ни дна, ни покрышки. Видели ли вы, люди добрые, что такое?

За сценой слышно пение.

Креницын. Погоди-ка. Кажется, поют.

Нечура. Это, возможно, цыгане. Вот они, там, в степи остановились. То ещё племечко. Не жнут, не сеют, только коней крадут, да с чёртом запанибрата водятся.

Креницын. С чёртом?

Нечура. А как же? Разве ж можно про людскую судьбу гадать без чертовской помощи? Тьфу, нехристи!

Пауза.

Креницын. Дурень ты, Игнат!

Игнат! А ты знаешь Петину подружку, Груню?

Нечура. Ну, а если знаю, так что?

Креницын. Нет, я так…

Пауза.

А сестру её, Стешу, видел?

Креницин. То же? Ты что мелешь, чурбан? Забыл, что я женись?

Нечура. Ну, так что?! Невеста из сдобного теста, Николай Николаевич. А после кулича на чёрный хлебец завсегда тянет. А Стеша – прекрасная девушка. Промо-таки вишенка.

Креницын. Пошёл вон, надоел.

Нечура уходит.

Креницын подходит к столу, берёт со скамьи мундир, надевает его, берёт кивер и останавливается в раздумье.

Голос Аси ( из-за забора). Николя! Вы дома?

Креницын ( опомнившись, бросается к забору). Александра Густавовна! Боже мой! Как вы здесь?

Голос Аси. Я ждала своего рыцаря и не могла дождаться. Папа просил меня свезти записочку тётушке, и я на обратном пути рушила навестить скромный замок.

Креницын ( у забора). Александра Густавовна… Как вы решились? Если кто-нибудь увидит… Скажет Густаву Арнольдовичу.

Ася ( появляясь на перелазе). А кто может увидеть?

Креницын ( помогая ей сойти). Здесь только что был Лисянский.

Ася выходит на авансцену. На ней кружевное платье и накидка. У неё фарфоровое кукольное лицо с застывшей кокетливой улыбкой.

Ася. Ну, так что же? Лисянский офицер и не позволит себе болтать, а кроме того, он ваш друг. Правда, я его не люблю. Он желчный и нервный господин и много думает о себе. ( Подходит к столу). А, вот где ваш приют? Мило. Здесь вы мечтаете? ( Берёт со стола кивер Креницына и видит нарисованную на нём сметаной рожу, смеётся). Это что такое?

Креницын ( отнимает в замешательстве кивер и вытирает его платком). Так… Это вздор. Я забавлялся.

Ася. А, понимаю. Это вы мечтали обо мне и пытались нарисовать мой портрет. Вы рисуете не хуже господина Лоррена. Я не знала, что я такая красавица.

Креницын. Полно, Ася. Вы смеётесь надо мной.

Ася. А почему же не посмеяться? У меня сегодня отличное настроение. Я ужасно хохотала днём. Нюшка причёсывала меня и рванула за волосы. Я рассердилась и шлёпнула её по щеке. И вот она продолжает причёсывать меня, а сама плачет. Слёзы по щекам катятся, а она причёсывает и всё гребнем по одному месту. Такая дура!

Креницын ( отступая на шаг с изумлением). Вы ударили Нюшу?

Ася. Ну да… Я же вам говорила. Ей совсем не было больно, но она обиделась. Понимаете? Нюшка обиделась. Ну, разве не смешно?

Креницын. Ася! Как вы можете этой рукой, в которой я вижу счастье моей жизни… хлестать безответную девку?..

Ася. Ну вот! Теперь вы станете читать мне мораль! Что с вами? Или вы заразились дурацким вольнодумством от этого петербургского гордеца Муравьёва, который ходит с чванной мордой и презирает всех? Но он скоро попадётся со своим языком, который распустился без удержу. Папа говорит, что он позволяет себе так отзываться о государе, что за это можно сослать на каторгу.

Креницын. Сергей Иванович прекрасный человек. Вы ничего не знаете о нём, кроме глупых сплетен. А поступки государя в последнее время заслуживают презрения.

Ася. Не смейте! Не смейте так говорить о государе, об этом ангеле, которого обожает народ. Я готова застрелить всякого, кто непочтительно отзывается о нём. Мой отец и весь наш род всегда хранили верность и любовь к государю.

Креницын стоит молча, опустив голову.

Ася ( кокетливо). Ну, что? Испугались? Я могу нагнать страху. Но не будем ссориться. Вот, целуйте, ручку, которая вам так дорога. Скоро вы сможете получить и больше. Ах, скорей бы свадьба. Как глупы эти посты и почему в пост нет венчания? Ну, идём.

Креницын ( надевает кивер и говорит тихо). Золотая цепочка накрепко закована… Может быть, правда.

Ася. Что вы бормочете, рыцарь печального образа?

Креницын. Ничего. Я вспомнил сказку.

Ася. Когда я с вами, вы не должны помнить ничего, кроме меня.

Ася берёт Креницина под руку, подводит к забору, помогает ей перейти и перепрыгивает сам. Сцена пуста. Пауза. Выходит Нечура.

Нечура. Пішов кота ганяти. Зараз до зорі буде бродити. Ох, горе мені з таким паном. Тьфу на нього. Так і не повечеряв. (Пошёл кота гонять. Сейчас до зари будет бродить. Ох, горе мне с таким барином. Тьфу на него. Так и не поужинал).

Женский голос ( за забором). Петя!.. Ау!..

Через перелаз перепрыгивает Груня, за ней Стеша. Обе подходят к столу. Груня – высокая, могучая, с резким профилем. Стеша – хрупкая, тоненькая, похожа на странный цветок.

Нечура. Здоровенькі були, фараонове плем'я. Яким вітром надуло? ( Будьте здоровы, фараоново племя. Каким ветром надуло)?

Груня. Каким надуло, тот пронесло.

Стеша. Здравствуйте, дядя Нечура.

Нечура. Здравствуй, егоза, коли так.

Груня. А барин где?

Нечура. Барин?.. Хай тобі насниться такий « барин». Вже й сліду немає. Втік, шибеник, на всю ніч. Шукай, де знаєш. ( Пусть тебе приснится такой барин. Уже и след простыл. Сбежал, озорник, на всю ночь. Ищи, где знаешь).

Груня. А Пётр Фёдорович был у него?

Нечура. Був ... Розмовляли під кущиком. Зараз тільки розійшлися. ( Был… Разговаривали под кустиком. Сейчас только разошлись).

Груня ( Стеше). Экая досада! Разминулись.

Стеша. Ну. И не беда. Придёт, подождёт. Недалеко.

Пауза.

Груня!

Стеша ( тихо). Не могу с собой сладить. Бьётся как сердце без удержу, словно птица, в груди крыльями плещет. Ведь здесь он живёт, милый, ладненький, красавчик мой. И знать меня не хочет. Околдовала, окрутила его белобрысая. Вот так бы и задушила змею.

Груня. Дура!.. Что кричишь – услышать могут. Дядька Игнат! Слазай в погреб, принеси молока. Пересохло в горле со спешки. Выпьем и пойдём назад, домой.

Нечура. Молока? Ось тобі! Дивись, яка панянка. А груші не хочеш? ( Молока? Вот тебе! Смотри, какая барышня. А фиги не хочешь)?

Груня. Ну, дядька Игнат, не сердись. Все под Богом ходим. Может, и ты скоро себе господином будешь.

Нечура. От не дай Боже! Хай їм пекло, тим панам. ( Не приведи Господь! Что б им провалиться, тем господам).

Груня. Верно, Игнат. А молочка всё же принеси. А я уж как-нибудь тебе погадаю. ( Ласково улыбается).

Нечура ( довольно). Дивись, краля! Як гляне, карбованцем обдарує. Зараз принесу. ( Смотри, красотка! Как глянет, рублём одарит. Сейчас принесу). ( Уходит).

Стеша ( подбегает к окошку и заглядывает в него). Глянь, глянь, Грунечка. Вот горница его. Беленькая, светлая. И кровать его, и подушка. Гляди, примята ещё со сна. Эх, Грунюшка, прийти бы сюда к нему, на одну ночку только, что бы принял, что бы за руку взял, в глаза заглянул. А там в омут, до утра, ничего не знать, не помнить, сгореть. Груня, достань мне приворотного зелья, такого, что б полюбил милый.

Груня. Глупая! И чего приворожилась? Он на тебя и глянуть не хочет. Не той породы, что Петя. Барин и соколиху себе из барского гнезда выманивает.

Стеша. Соколиху? Это белобрысая-то соколиха? Жаба она, а не соколиха. Холодная жаба. Разве так она приголубит милого, так поцелует. Не кровь у неё в теле, болотная вода. Ой, Грунюшка! Горю я огнём нестерпимым. Чует сердце, что бедой кончится.

Груня. Чего молчишь и маешься? Скажись сердцем, легче станет. А как увидишь, что не примет он любви твоей, сама с обиды отворотишься и забудешь.

Стеша. Сказать-то стыдно.

Груня. Стыд – не дым, глаз не ест. В любви стыда нет. Кабы стыд, – нам, бабам, и житья не было б. Радостей бабьих не знали б.

Стеша жадно смотрит в комнату, заслышав шаги Нечуры, отпрыгивает.

Нечура ( с кувшином). Ось! Пийте! ( Вот! Пейте)!

Груня ( пьёт из кувшина, потом предлагает Стеше). Благодарим, дядька Игнат. Пойдём домой, Стеша, пора.

Стеша. Благодарю, до свидания.

Нечура. Немає за що! ( Не за что)! Здоровенькі були!

Груня и Стеша быстро уходят. Стеша на прощанье ещё раз нежно оглядывает домик.

Нечура ( садится на скамью). Эх-ма!.. Гарненькі дівчата. Як глянеш, то серце затремтить. Що б моєму бешкетникові взяти Стешко! Сидів би в хаті, в півночі не поневірявся, та любив би милу в ній, як усі люди. ( Хорошенькие девушки. Как глянешь, то сердце дрогнет. Что бы моему озорнику не взять Стешку! Сидел бы в доме, в полночь не скитался, да любил бы милую в нём, как все люди). Ох-ох!

( Тихо, после непродолжительного молчания, напевает).

Я отечеству захиста,

А спина завжди побита.

Я вітчизні огорожа,

А в побоях нагорода.

Хто солдата більше б'є,

І чини той дістає...

(Я отечеству защита,

А спина всегда избита.

Я отечеству ограда,

А в побоях вся награда.

Кто солдата больше бьёт,

И чины тот достаёт)...

За забором слышен шум шагов. Нечура настораживается.

Голос. Гей, хто тут є? ( Эй, кто здесь)?

Нечура ( встаёт). А що? ( А что)?

Голос. Тут зупинилося його благородіє, корнет Креницін? ( Здесь остановился его благородие корнет Креницын)?

Нечура. Тут. А хто ти такий, людина? ( А что ты за человек)?

Через перелаз перепрыгивает фигура солдата и подходит к Нечуре.

Нечура. А хіба я знаю? До своєї улюбленої побіг, черевики свої стоптує.

Фадеев. От халепа! Доведеться почекати, а потрібно ще в два місця заїхати.

Нечура. А ти звідкись, братику?

Фадеев. З Триліси, дядько. Від поручика Сухінова.

Нечура. Эге! Здалеку. Сядь, трохи почекай. Може, повернеться до півночі. А навіщо приїхав?

Фадеев. Лист привіз його благородію.

Нечура. Лист? Розписалися дуже. Всі пишуть. А з того писання ніякого толку, тільки мізки морочить.

Фадеев. Може бути, і користь буде. Здуру, брате, не пишуть. Скоро сам дізнаєшся. Досить на солдатській шкурі поїздили. Пора і нас за людей вважати.

Нечура. Це ти гарно сказав. А що, маніфест про службовців буде?

Фадеев. Поки маніфесту дочекаєшся, старий, померти встигнеш. Самі з маневрів в Москву підемо у царя пільги вимагати для солдатів та селян.

Нечура. Тьфу, дурний. Та цар вас до себе на очі не пустить.

Фадеев. А тоді царя собакам на поживу.

Нечура ( с ужасом). Що ти? Сказився?

Фадеев. Ось побачиш, мені пан мій, поручик Сухинов, точно про це пояснював. До Різдва бунтувати проти царя будуть. За волю для народу, що б кріпаків звільнити да солдату службу скоротити. Суддів неправедних повиганяти, завести на Україні-матінці правду-любов людську. Офіцери наші про те вже змовилися. А ми за них горою станемо.

Нечура ( задумчиво, качая головой). Вот оно! Ну, так! Дай Боже! Коли так, то і я, старий, можливо, згоджуся.

Фадеев. Не бійся, дядько, всі знадобляться.

(Нечура. А разве я знаю? К своей любимой побежал, башмаки свои стаптывает.

Фадеев. Вот незадача! Придется подождать, а нужно ещё в два места заехать.

Нечура. А ты откуда, брат?

Фадеев. С Трилеса, дядя. От поручика Сухинова.

Нечура. Эге! Издалека. Сядь, немного подожди. Может, вернётся к полночи. А зачем приехал?

Фадеев. Письмо привёз его благородию.

Нечура. Письмо? Расписались очень. Все пишут. А с того письма никакого толку, только мозги морочит.

Фадеев. Может быть, и польза будет. Сдуру, брат, не пишут. Скоро сам узнаешь. Достаточно на солдатской шкуре поездили. Пора и нас за людей считать.

Нечура. Это ты хорошо сказал. А что, манифест о служащих будет?

Фадеев. Пока манифеста дождёшься, старик, умереть успеешь. Сами с манёвров в Москву пойдём у царя льготы требовать для солдат и крестьян.

Нечура. Тьфу, глупый. И царь вас к себе на глаза не пустит.

Фадеев. А тогда царя собакам на съедение.

Нечура ( с ужасом). Что ты? Взбесился?

Фадеев. Вот увидишь, мне господин мой, поручик Сухинов, точно об этом объяснял. К Рождеству бунтовать против царя будут. За волю для народа, чтобы крепостных освободить да солдату службу сократить. Судей неправедных выгнать, завести на Украине-матушке правду-любовь человеческую. Офицеры наши о том уже сговорились. А мы за них горой станем.

Нечура ( задумчиво, качая головой). Вот оно! Ну, да! Дай Бог! Если так, то и я, старик, возможно, пригожусь.

Фадеев. Не бойся, дядя, все пригодятся).

Легкий шум за забором. В сад спрыгивает Креницын и подходит. Фадеев делает шаг вперёд и вытягивается, подавая письмо.

Фадеев. Вашему благородию от поручика Сухинова.

Занавес.