Лекция 22. Позитивистская традиция в философии XIX xx вв



Дата12.06.2016
өлшемі142.26 Kb.
#129501
түріЛекция
Лекция 22. Позитивистская традиция в философии XIX – XX вв.
1. Позитивизм О. Конта и Г. Спенсера.

2. Эмпириокритицизм Р. Авенариуса и Э. Маха.

3. Неопозитивизм Венского кружка.

4. Постпозитивистская философия науки К.Р. Поппера, Т. Куна, И. Лакатоса и П. Фейерабенда.


Наряду с оглушительными разоблачениями, которым с разных сторон подвергли классическую философию Маркс, Ницше и Фрейд, особую позицию занимает позитивизм, предпринявший своего рода лобовую атаку на философию как таковую. Во многом благодаря позитивистской критике философия XX века была вынуждена в радикальной форме поставить вопрос о собственной значимости в мышлении современного человека и самой возможности своего дальнейшего существования в культуре.
1. Позитивизм О. Конта и Г. Спенсера. Позитивизм отсчитывает свою историю с работы «Курс позитивной философии» французского философа Огюста Конта (1798 – 1857 гг.). В данном сочинении Конт противопоставляет так называемое «позитивное» знание метафизике, которая, тем самым, оказывается воплощением некоего «негативного», неподлинного знания. Позитивное знание противоположно своим мнимым, искаженным формам как: а) реальное противоположно химерическому; б) полезное – бесполезному; в) достоверное – сомнительному; г) точное – расплывчатому; д) организующее, конструктивное – деструктивному.

Кроме того, позитивное знание не противоречит здравому смыслу, будучи его систематическим расширением. Различие позитивного научного знания и знания обыденного обусловлено систематической общностью первого, зависящей от его отвлеченности, и несвязной специализацией второго, всегда занятого конкретным.

В прогрессистском духе Конт предлагает концепцию трех стадий развития знания:

1) Первая стадия – теологическая (фиктивная). Она характеризуется стремлением к абсолютному знанию, поиском первопричины явлений, которую усматривают в активности сверхъестественных существ (богов).

2) Вторая стадия – метафизическая (абстрактная). Также пронизана стремлением к абсолютному знанию, однако боги заменяются здесь абстрактными сущностями (разного рода «субстанциями», такими как дух, материя или, например, Шопенгауэровская воля).

3) Третья стадия – положительная (реальная). Ее Конт связывает с преобладанием подлинной науки, которая характеризуется прежде всего тем, что воображение и отвлеченная аргументация подчиняются наблюдению. По словам Конта, «всякое предложение, которое недоступно точному превращению в простое изъяснение частного или общего факта, не может представлять никакого реального или понятного смысла». (Конт О. Дух позитивной философии. С-Пб., 2001. С. 19.) Общие принципы, которыми пользуется наука сами суть ни что иное, как более отвлеченные и обобщенные факты, чем те, связь которых они должны образовать.

На позитивной стадии определение первопричин заменяется исследованием законов – постоянных отношений между наблюдаемыми явлениями. Это исследование не стремится к абсолютному знанию, оставаясь всегда относительным в зависимости от организации и положения познающего. Непосредственное исследование сущностей заменяется рациональным предвидением: «истинное положительное мышление заключается преимущественно в способности видеть, чтобы предвидеть, изучать то, что есть, и отсюда заключать о том, что должно произойти согласно общему положению о неизменности естественных законов». (Там же. С. 24.)

Также Конт известен своей классификацией наук на основе имеющихся между ними «догматической и преемственно-исторической зависимости». Науки выстраиваются в последовательный ряд: астрономия – физика – химия – биология – социология. Конта принято считать основоположиком социологии как позитивной научной дисциплины, которая, как он считал, должна представлять собой «социальную физику», изучающую «законы порядка и прогресса» действующие в человеческом обществе.

Наконец, в будущем, как полагал Конт, наука должна стать новой религией человечества, объединяющей различные умы не на основе произвольно измышляемых и навязываемых фантазий, а на основе неизмеримо лучше подходящих для этого знаний о неизменных естественных законах природы и общества. Конт – один из самых убежденных приверженцев сциентизма: установки, в соответствии с которой ключом к решению основных проблем, встающих перед человечеством, является строгое научное знание.
Позитивистская критика вполне может расцениваться как решительная попытка упразднения философии – ведь кажется, что сфера знания полностью отходит к компетенции позитивных наук. Что же остается на долю философии? Один из вариантов позитивистского ответа на данный вопрос можно отыскать у британского философа Герберта Спенсера (1820 – 1903 гг., «Основные начала»). По Спенсеру, задача философии в том, чтобы, подвергая обобщению самые широкие обобщения наук, получать знание о первопринципах. Наиболее общими принципами соременной ему науки Спенсер считает неуничтожимость материи, непрерывность движения и силовое сопротивление. Они синтезируются в принцип непрерывного перераспределения материи и движения. На основе этого принципа Спенсер выстраивает наиболее общее философское учение об эволюции вселенной. Вселенная развивается 1) от менее связанных систем к более связанным; 2) от гомогенного к гетерогенному; 3) от неопределенного к определенному. Или в несколько иных выражениях: от хаоса к порядку, от неравновесия к равновесию, от худшего к лучшему.

2. Эмпириокритицизм Р. Авенариуса и Э. Маха. Второй этап в истории позитивизма связан с именами методологов и ученых Эрнста Маха (1838 – 1916 гг., «Анализ ощущений») и Рихарда Авенариуса (1843 – 1896 гг., «Философия как мышление о мире по принципу наименьшей траты сил»). В истории философии для общего обозначения их позиции принято использовать термин «эмпириокритицизм».

По Авенариусу и Маху, познание есть упорядочение опыта – данности мира субъекту, зафиксированной в его сознании с помощью высказываний. Наиболее существенная особенность опыта заключается в принципиальной координации – единстве субъекта (Я) и объекта (мира, среды). И то, и другое – комплексы ощущений, которые могут рассматриваться и как физические, и как психические явления в зависимости от точки зрения. Поэтому в познании речь идет не о соответствии мысли «внешнему миру», а о связности различных частей опыта, об адаптации мыслей к фактам в процессе наблюдения и адаптации мыслей друг к другу в процессе построения теории.

Если наука – упорядочение опыта, то философия занимается установлением принципов этого упорядочения. А так как познание в целом есть процесс адаптации организма к окружающей среде, то главное – принцип наименьшей траты сил, экономия мышления. По словам Э. Маха: «Задача науки – искать константу в естественных явлениях, способ их связи и взаимозависимости. Ясное и полное научное описание делает бесполезным повторный опыт, экономит тем самым на мышлении. При выявленной взаимозависимости двух феноменов наблюдение одного делает ненужным наблюдение другого, определенного первым. Такж и в описании может быть сэкономлен труд благодаря методам, позволяющим описывать один раз кратчайшим путем наибольшее количество фактов». К этому стоит добавить, что принцип экономии мышления ориентирует на кумулятивную модель развития знания, предполагающую его непрерывный рост и исключающую опровержение однажды ставших общепризнанными истин, если только сам человеческий опыт вдруг не претерпит радикальных изменений.
3. Неопозитивизм Венского кружка.

Третий этап в развитии позитивизма ознаменован деятельностью методологического кружка ученых и философов, основанного Морицем Шликом (1882 – 1936 гг.) в Вене в 1922 году. Наряду со Шликом наиболее заметными членами кружка были Рудольф Карнап (1891 – 1970 гг.) Отто Нейрат (1882 – 1945 гг.) и Ганс Рейхенбах (1891 – 1953 гг.).

Свою миссию члены Венского кружка видели в распространении научного миропонимания, пронизанного «духом просвещения и антиметафизического исследования фактов». Отсюда вытекала задача – «формировать повседневные орудия мышления для ученых и всех, кто тем или иным способом принимает участие в сознательной организации жизни». Высшую конечную цель своей деятельности члены Венского кружка видели в установлении единой науки, которая станет плодом коллективной работы всех ученых, опирающихся на общую понятийную систему, которая будет выраженна в нейтральной системе формул, задействующих общепринятую символику, очищенную от исторических засорений.
В рамках реализации этой программы неопозитивисты объявили очередную войну метафизике с целью окончательно изгнать ее из сферы научных исследований. В частности Р. Карнап в статье «Преодоление метафизики логическим анализом языка» взялся продемонстрировать, что метафизические системы не то чтобы не совсем истинны или даже абсолютно ложны, но совершенно бессмысленны. Метафизика вместе со всей аксиологией (т.е. учением о ценностях), по Карнапу, бессмысленна, поскольку она на каждом шагу оперирует бессмысленными словами и бессмысленными предложениями.

Ключевые понятия метафизики являются псевдопонятиями, поскольку обозначаются словами, не имеющими значений. Значение слова, по Карнапу, определяется методом его верификации. Это означает, что каждое осмысленное слово языка «сводится к другим словам и, наконец, к словам в так называемых “предложениях наблюдения”, или “протокольных предложениях”. Посредством такого сведения слово получает свое содержание». (Карнап Р. Преодоление метафизики логическим анализом языка// Аналитическая философия: Становление и развитие. Антология. М., 1998. С. 72.) Например, слово «членистоногое» имеет вполне ясное значение, так как предложение «Х есть членистоногое» выводимо из «Х есть животное, беспозвоночное, с расчлененными конечностями, имеющее хитиновый панцирь», т.е. набора предложений, выражающих некие факты, простые чувственные данности.

В метафизике же обнаруживается множество слов, значения которых не могут быть определены подобным образом. Например, слово «принцип», подразумевающее некий «принцип бытия». При каких условиях предложение «X есть принцип Y» истинно? Метафизик скажет: когда «Y происходит из X», «бытие Y основывается на бытии X», «Y существует через X». (В данной связи можно вспомнить лекцию о превых греческих натурфилософах, где шла речь о воде, воздухе, огне как началах всего сущего.) Но, как справедливо отмечает Карнап, «происхождение» не обозначает здесь причинно-следственную связь, устанавливаемую эмпирически. Получается, исходное значение «принципа» как «начала», «первого по времени» было изъято, а новое не определено.

Другой пример: слово «Бог», как полагает Карнап, имеет ясное значение в мифологическом употреблении (поскольку указывает на неких могущественных живых существ, по крайней мере, наглядно представимых), теряет его в метафизическом употреблении (как у Декарта, Спинозы и т.п.) и имеет смутное значение в теологии (как у Августина или Аквината).

Кроме того, как уже было сказано, метафизика полна бессмысленных псевдопредложений. Предложение оказывается бессмысленным, если оно построено с явным нарушением правил грамматики (например, «Цезарь есть и» тут должно бы стоять имя существительное или прилагательное, а не союз), либо, если оно не выражает ни существующего, ни не существующего (например, «Цезарь есть простое число» – ведь быть простым числом ­ свойство чисел, а не личностей). Проблема в том, что грамматический синтаксис естественного языка не всегда полностью совпадает с логическим синтаксисом. Поэтому возникает возможность составлять грамматически правильные, но логически абсурдные предложения. В качестве вопиющего примера Карнап приводит статью М. Хайдеггера «Что такое метафизика?», где можно встретить фразы наподобие: «Мы ищем ничто», «Мы находим ничто», «Как обстоит дело с этим ничто?», «Ничто ничтожит в бытии».

Или многочисленные псевдопредложения, возникающие из неверного употребления слова «быть». Например, метафизический тезис «Бог есть» совершенно бессмыслен. С точки зрения формальной логики, существование может быть высказано только в связи с предикатом, а не с именем. Правильная логическая форма не «А существует», но «существует А вида Х», т.е. «существует нечто того или иного вида». Другой пример: «мыслю, следовательно, существую». Из «я мыслю», поправляет Карнап, не выводится «я существую». Из «я мыслю» следует «существует нечто мыслящее»; так же, как из «я европеец» следует «существует европеец», а не «я существую».

В конце концов, осмысленных метафизических предложений вообще быть не может. «Это вытекает из задачи, которую поставила себе метафизика: она хочет найти и представить знание, которое недоступно эмпирической науке. <…> Предложение означает лишь то, что в нем верифицируемо <…> О чем-либо лежащем принципиально по ту сторону опытного нельзя ни сказать, ни мыслить, ни спросить». (Там же. С. 84.)
Таким образом, к числу осмысленных предложений относятся исключительно: 1) тавтологии – предложения, являющиеся истинными по одной своей форме. Таковы предложения логики и математики, которые, не будучи высказываниями о действительности, служат для их преобразования; 2) предложения, противоположные первым – они ложны по самой своей форме; 3) опытные предложения эмпирической науки, истинность которых зависит от протокольных предложений. «Желающий образовать предложение, которое не принадлежит к этим видам, делает его автоматически бессмысленным». Этот приговор «действителен и для всей философии ценностей и норм, для любой этики или эстетики как нормативной дисциплины. Ибо объективная значимость ценности или нормы не может быть (также и по мнению представителей ценностной философии) эмпирически верифицирована или дедуцирована из эмпирических предложений; они вообще не могут быть высказаны осмысленными предложениями». (Там же. С. 85.)
Единственное, для чего хоть как-то могут служить предложения метафизики, это самое общее «выражение чувства жизни». Но и здесь гораздо более адекватной формой является искусство. Метафизика же претендует быть тем, чем она на самом деле не является: она подражает теории. Видимо, метафизики – это просто «музыканты без музыкальных способностей». (Там же. С. 88.)
Что же остается на долю философии? Служить методологией науки, ее сфера – логический анализ. В своем негативном, разоблачающем применении он был продемонстрирован в самой статье Карнапа, а «в своем позитивном употреблении метод служит для прояснения осмысленных понятий и предложений, для логического обоснования реальной науки и математики». (Там же. С. 86.) Это и есть подлинная «научная философия» в противоположность метафизике.
Как мы очень скоро увидим, отнюдь не все с готовностью приняли аргументы неопозитивистов и принялись развивать философию строго в указанном ими русле. Однако неопозитивизм, в принципе, выступил вдохновителем двух и по сей день процветающих направлений: с одной стороны это аналитическая философия с ее поисками решений фундаментальных философских проблем путем анализа языка, а с другой – философия науки. Об аналитической философии специально пойдет речь через несколько занятий, а здесь скажу пару слов о философии науки, которая почти с самого момента своего рождения несколько дистанцировалась от позитивизма, предпочитая именоваться постпозитивистской.
4. Постпозитивистская философия науки К.Р. Поппера, Т. Куна, И. Лакатоса и П. Фейерабенда.

Постпозитивистская философия науки отсчитывает свое начало с работ Карла Раймунда Поппера (1902 – 1994 гг. «Логика и рост научного знания»).

Вместо неопозитивисткой верифицируемости в качестве критерия научности предложений (или их совокупности, объединенной в теорию) Поппер выдвинул фальсифицируемость. В науке есть множество общих утверждений, вроде «Все лебеди белые», строго подтвердить которые невозможно, для этого понадобилось бы наблюдать всех лебедей. Гораздо проще отыскать хотя бы одного черного лебедя, тем самым предложение будет опровергнуто (фальсифицировано), однако его способность «приходить в столкновение с опытом» придает ему научный смысл. «Фальсификации учат нас неожиданному и вновь убеждают нас в том, что, хотя наши теории придуманы нами самими, хотя они суть наши собственные изобретения, они тем не менее подлинные утверждения о мире, поскольку могут приходить в столкновение с чем-то, что создали не мы». (Поппер К.Р. Объективное знание. Эволюционный подход. М., 2002. С. 192.)

Вообще, цель науки – находить удовлетворительные объяснения для всего, что нуждается в объяснении. Удовлетворительным является объяснение, отвечающее двум основным критериям:

1) объясняющее должно быть проверяемо независимо от объясняемого. Т.е. объясняющее и объясняемое не должны образовывать логического круга, наподобие: – Почему волнуется море? – Потому что Нептун разгневан. – А откуда известно, что Нептун разгневан? – Ну, ты же видишь, как волнуется море!

2) в объяснении должны содержаться высказывания об общих законах природы, которые можно независимо проверять, где угодно и как угодно.

Словом, удовлетворительными могут быть «объяснения в терминах проверяемых и фальсифицируемых общих законов и начальных условий». (Там же. С. 189.) Степень удовлетворительности объяснений может повышаться путем повышения степени проверяемости теорий, что означает переход к теориям со все более богатым содержанием, все более высокой степени общности и точности. В этом, собственно, и заключается прогресс в науке. Рост научного знания Поппер иллюстрирует следующей схемой:

TTa EEa Pa2
P1 TTb EEb Pb2




TTc EEc Pc2
Р – проблема (problem), ТТ – пробная теория (tentative theory), ЕЕ – устранение ошибок (error elimination).

В результате можно сказать, что прогрессивна та теория, которая изменила проблему. Т.е. для первоначальной проблемы было предложено решение, но в процессе научной критики (попыток опровергнуть теорию) были найдены факты, необъяснимые в рамках данной теории, а значит, возникли новые проблемы. Поппер считает развитие науки «дарвинистским процессом», в ходе которого некоторые из конкурирующих теорий выдерживают критику и «выживают», а некоторые навсегда уходят в небытие.



Из данной метафоры Поппер решается сделать еще более широкие философские выводы и представить познание как еще одну жизненную функцию наряду с размножением, ростом, поглощением и усвоением пищи, а также чувствительностью к раздражителям-стимулам. В этом смысле, как указывает Поппер в статье «Эволюционная эпистемология», «от амебы до Эйнштейна всего лишь один шаг. Оба действуют методом предположительных проб (ТТ) и устранения ошибок (ЕЕ)». Только амеба выстраивает пробные теории об окружающей среде «в форме физических органов или иных анатомических изменений, новых вариантов поведения или изменений существующих вариантов поведения». Т.е. она решает проблемы, так сказать, «на своем собственном теле и ценой собственной жизни», а Эйнштейн может выносить свои теории вне собственного тела. Данной способностью, отличающей его от всех остальных представителей животного мира, человек обладает благодаря тому, что его язык способен выполнять не только выразительную и сигнальную функции, но и функцию описания. «Человеческий язык может передавать информацию о положении дел, о ситуации, которая может иметь место, а может и не иметь места или быть либо не быть биологически релевантной. Она может даже не существовать». Таково преимущество человека перед всеми остальными живыми организмами, но в принципе знание – такой же естественный продукт жизнедеятельности человека, как мед у пчел.
В дальнейшем философия науки развивается, так или иначе опираясь на попперовские схемы, либо подвергая их критике. При этом критика, как правило, оказывается результатом пристального изучения истории науки. По выражению Имре Лакатоса (1922 – 1974 гг., «Методология исследовательских программ») «философия науки без истории науки пуста; история науки без философии науки слепа». Приглядевшись внимательнее к истории науки, мы обнаружим, что ее развитие проходит не совсем так, как описывает Поппер. «Вопреки наивному фальсификационизму, ни эксперимент, ни предложение наблюдения не могут сами по себе вести к фальсификации. Не может быть никакой фальсификации прежде, чем появится лучшая теория». Более того, в реальной истории науки конкурируют друг с другом не отдельные теории, а научно-исследовательские программы – набор связанных теорий, включающий ядро (фундаментальную теорию, образующую каркас программы), защитный пояс из вспомогательных теорий, а также положительную и отрицательную эвристики. Такой подход к принципам истории науки Лакатос назвал «утонченным фальсификационизмом».
Другой критик Поппера Томас Сэмюэль Кун (1922 – 1996 гг., «Структура научных революций») подчеркивал, что развитие науки имеет эволюционный характер лишь на этапах так называемой «нормальной науки», когда научное сообщество работает в рамках одной парадигмы. Парадигмой Кун называл своего рода дисциплинарную матрицу, совокупность знаний, методов и ценностей, разделяемых членами научного сообщества, модель решения научных задач. Смена парадигмы происходит революционным путем, когда накапливается достаточно большое количество фактов, противоречащих общепризнанной фундаментальной теории, и возникает альтернативная теория, способная дать им объяснение. При этом, как правило, смена происходит не только под влиянием сугубо рациональных факторов. Часто оказывается, что новой парадигме удается занять господствующее положение лишь с уходом из жизни приверженцев парадигмы старой.
Наконец, самым решительным критиком Поппера был Пол Фейерабенд (1924 – 1994 гг., «Против метода») – автор концепции «методологического анархизма». Более всего в концепции Поппера его не устраивало то, что центральное место в процедуре научной критики отводится попыткам опровергнуть теорию. Вообще требование формулировать свои теории так, чтобы их можно было опровергнуть, представляется Фейерабенду абсурдным. Кроме того, он не считает возможным свести историю науки в прошлом к линейному процессу приращения знания и нежелательным осуществление подобного проекта в будущем. Науку, как полагает Фейерабенд, можно развивать контриндуктивно, т.е. «выдвигая гипотезы, противоречащие признанным теориям и экспериментальным данным». Без таких отчаянных шагов научное знание никогда не получало бы подлинного обновления и научные революции, подобные коперниканской, по-просту никогда бы не произошли. История науки – это не постепенное приближение к истине, а расширение взаимно несовместимых и даже несоизмеримых альтернатив. В конце концов задача ученого не в том, чтобы «искать истину» (в классическом смысле как нечто вечное и неизменное), а в том, чтобы «делать слабое более сильным и благодаря этому поддерживать движение целого ».

Отсюда, единственным методологическим принципом в науке должен быть принцип anything goes. В науке допустимы любые шаги, кроме тех, что закрывают нам те или иные пути по априоным методологическим соображениям.







Достарыңызбен бөлісу:




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет