Юрии Васильевич Бондарев р. 1924 Тишина Роман (1962)
Эйфория московского предновогодья в декабре 45-го г. как нельзя лучше совпала с настроением недавно демобилизовавшегося из Германии капитана Сергея Вохминцева, «когда казалось, что все прекрасное в себе и в жизни он только что понял и оно не должно исчезнуть». Четыре года войны, командование артиллерийской батареей, ордена и ранения — такова плата двадцатидвухлетнего парня за то «светлое будущее», которое он ждет от судьбы.
И она посылает ему одновременно две случайные встречи в ресторанной сутолоке «Астории», предопределившие его судьбу на много лет вперед. Уже первое приглашение дамы на танец становится для Сергея «судьбоносным». Геолог Нина, отмечавшая с друзьями свое возвращение из экспедиции с Севера, властно и решительно, по праву старшинства, овладевает его чувствами и желаниями.
В ее компании Вохминцев сталкивается с Аркадием Уваровым, главным виновником страшной трагедии, разыгравшейся на фронте. Двадцать семь человек и четыре орудия были окружены и расстреляны фашистами прямой наводкой в карпатской деревне исключительно из-за бездарной тактики комбата Уварова. Отсидевшись в блиндаже, он к тому же ухитрился свалить всю ответственность на ни в чем не повинного комвзвода Василенко. Решением трибунала тот был отправлен в штрафбат, где и погиб.
589
Вохминцев, единственный свидетель этого преступления, не желает делать вид, будто все забыл, он публично обвиняет Уварова. Конфликт в общественном месте расценивается окружающими как всего лишь нарушение приличий. Развязка — вызов в милицию и штраф за хулиганство.
Бремя человека без определенных занятий недолго тяготит Сергея. По совету и протекции Нины он поступает на подготовительное отделение горно-металлургического института.
На новогодней вечеринке у Нины Вохминцев снова встречает Уварова. Тот горит желанием завязать с ним дружеские отношения.
Под бой курантов Уваров произносит тост «за великого Сталина». Сергей демонстративно отказывается пить с тем, кто недостоин «говорить от имени солдат». Страсти накаляются, и Вохминцев вынуждает дипломатичную подругу оставить гостей ради него...
Минуло три с половиной года. Лекции, семинары, экзамены — жизнь Сергея наполнилась новым содержанием. Нельзя сказать, что фигура Уварова исчезла с горизонта. Тот не просто на виду, но в центре студенческой жизни. У него репутация «первостатейного малого»: пятерочник, общественник, член партбюро, не разлей вода со Свиридовым, освобожденным секретарем парторганизации института. Сергей замечает, что со временем ненависть к Уварову сменяется усталостью и «злым ощущением недовольства собой».
Неожиданно в жизнь Вохминцева врываются события иного общественного масштаба. Впрочем, скрытое предупреждение о надвигающейся опасности можно усмотреть в злоключениях его соседа по коммуналке художника Мукомолова. С высокой трибуны пейзажиста причисляют к космополитам и отщепенцам, провозглашают его полотна идеологической диверсией. В лучшем случае несчастному грозит лишение членства в Союзе художников и поденщина декоратора.
И вот теперь карающая рука тоталитарного беспредела дотягивается до семьи Вохминцевых. Органами МГБ ордер на обыск и арест предъявлен Николаю Вохминцеву — отцу Сергея, старому коммунисту. До войны он был на руководящем посту, на фронте — комиссар полка. Осенью 45-го г. в высоких инстанциях разбирали дело о потере сейфа с партийными документами его полка во время прорыва из окружения. В результате отец довольствовался тихой работой заводского бухгалтера. Есть основания подозревать в доносе другого соседа по коммуналке — алчного и беспринципного Быкова. Естественно, Сергея тревожит судьба отца, а еще его мучают угрызения совести: после смерти матери (а причину ее смерти сын видел в измене отца с медсестрой полевого госпиталя) их отношения перестали быть род-
590
ственными... И все это на глазах у младшей сестры Аси, стоящей на пороге взрослой жизни и переживающей теперь нервную депрессию. Попытки Сергея доказать невиновность отца в соответствующих кабинетах ни к чему не приводят.
Между тем Сергей должен ехать с однокурсниками на практику. Освобождают от практики в деканате. В кабинете у декана присутствуют члены партбюро Уваров и Свиридов. С помощью психологического прессинга партийные боссы докапываются до позорящих честь коммуниста фактов. «Партию не обманешь», — предостерегают «провинившегося».
Следующее предостережение — от Нины. Уваров сообщает ей, что ближайшее партбюро будет рассматривать дело Вохминцева. Для Уварова это реальный шанс взять реванш, подсказывает женская интуиция. Но даже самые смелые гипотезы бледнеют перед коварством противника. Хладнокровно и цинично Уваров обвиняет Вохминцева в преступлении, которое совершил сам. После хорошо срежиссированного спектакля оргвыводы последовали незамедлительно — исключить из рядов ВКП(б). Здесь же Вохминцев подает заявление об уходе из института.
Моральную поддержку своих решительных шагов Сергей черпает из письма отца, переданного на волю. Старший Вохминцев убежден, что он и другие — «жертвы какой-то странной ошибки, какого-то нечеловеческого подозрения и какой-то бесчеловечной клеветы».
Далеко от Москвы, в Казахстане, Сергей пробует себя в избранной профессии горняка. Устроиться на работу с плохой анкетой ему помогает местный секретарь райкома партии. Не исключено, что сюда приедет Нина.
М. В. Чудова
Виктор Петрович Астафьев р. 1924 Пастух и пастушка СОВРЕМЕННАЯ ПАСТОРАЛЬ Повесть (1971)
По пустынной степи вдоль железнодорожной линии, под небом, в котором тяжелым облачным бредом проступает хребет Урала, идет женщина. В глазах ее стоят слезы, дышать становится все труднее. У карликового километрового столба она останавливается, шевеля губами, повторяет цифру, значащуюся на столбике, сходит с насыпи и на сигнальном кургане отыскивает могилу с пирамидкой. Женщина опускается на колени перед могилой и шепчет «Как долго я искала тебя!»
Наши войска добивали почти уже задушенную группировку немецких войск, командование которой, как и под Сталинградом, отказалось принять ультиматум о безоговорочной капитуляции. Взвод лейтенанта Бориса Костяева вместе с другими частями встретил прорывающегося противника. Ночной бой с участием танков и артиллерии, «катюш» был страшным — по натиску обезумевших от мороза и отчаяния немцев, по потерям с обеих сторон. Отбив атаку, собрав убитых и раненых, взвод Костяева прибыл в ближайший хутор на отдых.
За баней, на снегу, Борис увидел убитых залпом артподготовки старика и старуху. Они лежали, прикрывая друг друга. Местный житель, Хведор Хвомич рассказал, что убитые приехали на этот украинский хутор
592
с Поволжья в голодный год. Они пасли колхозный скот. Пастух и пастушка. Руки пастуха и пастушки, когда их хоронили, расцепить не смогли. Боец Ланцов негромко прочитал над стариками молитву. Хведор Хвомич удивился тому, что красноармеец знал молитвы. Сам он их забыл, в молодости ходил в безбожниках и стариков этих агитировал ликвидировать иконы. Но они его не послушались...
Солдаты взвода остановились в доме, где хозяйкой была девушка Люся. Они отогревались и пили самогонку. Все были утомлены, пьянели и ели картошку, не пьянел лишь старшина Мохнаков. Люся выпила вместе со всеми, сказав при этом: «С возвращением вас... Мы так вас долго ждали. Так долго...»
Солдаты по одному укладывались спать на полу. Те, кто еще хранил в себе силы, продолжали пить, есть, шутить, вспоминая мирную жизнь. Борис Костяев, выйдя в сени, услышал в темноте возню и срывающийся голос Люси: «Не нужно. Товарищ старшина...» Лейтенант решительно прекратил домогательства старшины, вывел его на улицу. Между этими людьми, которые вместе прошли многие бои и невзгоды, вспыхнула вражда. Лейтенант грозился пристрелить старшину, если тот еще раз попытается обидеть девушку. Разозленный Мохнаков ушел в другую избу.
Люся позвала лейтенанта в дом, где все солдаты уже спали. Она провела Бориса на чистую половину, дала свой халат, чтобы он переоделся, и приготовила за печкой корыто с водой. Когда Борис помылся и лег в постель, веки его сами собой налились тяжестью, и сон навалился на него.
Еще до рассвета командир роты вызвал лейтенанта Костяева. Люся даже не успела выстирать его форму, чем была очень расстроена. Взвод получил приказ выбить фашистов из соседнего села, последнего опорного пункта. После короткого боя взвод вместе с другими частями занял село. Вскоре туда прибыл командующий фронтом со своей свитой. Никогда раньше Борис не видел близко командующего, о котором ходили легенды. В одном из сараев нашли застрелившегося немецкого генерала. Командующий приказал похоронить вражеского генерала со всеми воинскими почестями.
Борис Костяев вернулся с солдатами в тот самый дом, где они ночевали. Лейтенанта опять сморил крепкий сон. Ночью к нему пришла Люся, его первая женщина. Борис рассказывал о себе, читал письма своей матери. Он вспоминал, как в детстве мать возила его в Москву и они смотрели в театре балет. На сцене танцевали пастух и пастушка. «Они любили друг друга, не стыдились любви и не боялись за нее. В доверчивости они были беззащитны». Тогда Борису казалось, что беззащитные недоступны злу...
593
Люся слушала затаив дыхание, зная, что такая ночь уже не повторится. В эту ночь любви они забыли о войне — двадцатилетний лейтенант и девушка, которая была старше его на один военный год.
Люся узнала откуда-то, что взвод пробудет на хуторе еще двое суток. Но утром передали приказ ротного: на машинах догонять основные силы, ушедшие далеко за отступившим противником. Люся, сраженная внезапным расставанием, сначала осталась в избе, потом не выдержала, догнала машину, на которой ехали солдаты. Не стесняясь никого, она целовала Бориса и с трудом от него оторвалась.
После тяжелых боев Борис Костяев просился у замполита в отпуск. И замполит уже было решился отправить лейтенанта на краткосрочные курсы, чтобы тот мог на сутки заехать к любимой. Борис уже представлял свою встречу с Люсей... Но ничего этого не произошло. Взвод даже не отвели на переформировку: мешали тяжелые бои. В одном из них геройски погиб Мохнаков, с противотанковой миной в вещмешке бросившись под немецкий танк. В тот же день Бориса ранило осколком в плечо.
В медсанбате народу было много. Борис подолгу ждал перевязок, лекарств. Врач, оглядывая рану Бориса, не понимал, почему этот лейтенант не идет на поправку. Тоска съедала Бориса. Однажды ночью врач зашел к нему и сказал: «Я назначил вас на эвакуацию. В походных условиях души не лечат...»
Санитарный поезд увозил Бориса на восток. На одном из полустанков он увидел женщину, похожую на Люсю... Санитарка вагона Арина, присматриваясь к молодому лейтенанту, удивлялась, почему ему с каждым днем становится все хуже и хуже.
Борис смотрел в окно, жалел себя и раненых соседей, жалел Люсю, оставшуюся на пустынной площади украинского местечка, старика и старуху, закопанных в огороде. Лиц пастуха и пастушки он уже не помнил, и выходило: похожи они на мать, на отца, на всех людей, которых он знал когда-то...
Однажды утром Арина пришла умывать Бориса и увидела, что он умер. Его похоронили в степи, сделав пирамидку из сигнального столбика. Арина горестно покачала головой: «Такое легкое ранение, а он умер...»
Послушав землю, женщина сказала: «Спи. Я пойду. Но я вернусь к тебе. Там уж никто не в силах разлучить нас...»
«А он, или то, что было им когда-то, остался в безмолвной земле, опутанный корнями трав и цветов, утихших до весны. Остался один — посреди России».
В. М. Сотников
594
Печальный детектив Роман (1985)
Сорокадвухлетний Леонид Сошнин, бывший оперативник уголовного розыска, возвращается из местного издательства домой, в пустую квартиру, в самом дурном расположении духа. Рукопись его первой книги «Жизнь всего дороже» после пяти лет ожидания наконец-то принята к производству, но это известие не радует Сошнина. Разговор с редакторшей, Октябриной Перфильевной Сыроквасовой, которая пыталась высокомерными замечаниями унизить автора-милиционера, осмелившегося называться писателем, разбередил и без того мрачные мысли и переживания Сошнина. «Как на свете жить? Одинокому?» — думает он по дороге домой, и мысли его тяжелы.
В милиции он свое отслужил: после двух ранений Сошнин отправлен на пенсию по инвалидности. После очередной ссоры от него уходит жена Лерка, забрав с собой маленькую дочурку Светку.
Сошнин вспоминает всю свою жизнь. Он не может ответить на собственный вопрос: почему в жизни так много места горю и страданию, но всегда тесно любви и счастью? Сошнин понимает, что среди прочих непостижимых вещей и явлений ему предстоит постигать так называемую русскую душу и начинать ему надо с самых близких людей, с эпизодов, свидетелем которых он был, с судеб людей, с которыми сталкивала его жизнь... Почему русские люди готовы пожалеть костолома и кровопускателя и не заметить, как рядом, в соседней квартире, умирает беспомощный инвалид войны?.. Почему так вольно и куражливо живется преступнику средь такого добросердечного народа?..
Чтобы хоть на минуту отвлечься от мрачных дум, Леонид представляет, как придет домой, сварит себе холостяцкий обед, почитает, поспит маленько, чтобы хватило сил на всю ночь — сидеть за столом, над чистым листом бумаги. Сошнин особенно любит это ночное время, когда он живет в каком-то обособленном, своим воображением созданном мире.
Квартира Леонида Сошнина находится на окраине Вейска, в старом двухэтажном доме, где он и вырос. Из этого дома отец уходил на войну, с которой не вернулся, здесь умерла к исходу войны и мать от тяжелой простуды. Леонид остался с сестрой матери, теткой Липой, которую с детства привык звать Линой. Тетка Лина после смерти своей сестры перешла на работу в коммерческий отдел Вейской железной дороги. Этот отдел «пересудили и пересажали разом». Тетка пыталась отравиться, но ее спасли и после суда отправили в колонию. К этому времени Леня уже учился в областной спецшколе УВД, откуда его чуть и не выгнали из-за осужденной тетки. Но соседи, и главным образом
595
однополчанин отца Лавря-казак, походатайствовали за Леонида перед областным милицейским начальством, и все обошлось.
Освободилась тетка Лина по амнистии. Сошнин уже поработал участковым в отдаленном Хайловском районе, откуда привез и жену. Тетя Лина успела перед смертью понянчить дочку Леонида, Свету, которую считала внучкой. После смерти Лины перешли Сошнины под покровительство другой, не менее надежной тетки по имени Граня, стрелочницы на маневровой горке. Тетя Граня всю жизнь занималась чужими детьми, и еще маленький Леня Сошнин постигал в своеобразном детском саду первые навыки братства и трудолюбия.
Однажды, уже после возвращения из Хайловска, Сошнин дежурил с нарядом милиции на массовом гулянье по случаю Дня железнодорожника. Четверо упившихся до потери памяти парней изнасиловали тетю Граню, и если бы не напарник по патрулю, перестрелял бы Сошнин этих пьяных, спавших на лужайке молодцов. Их осудили, и после этого случая тетя Граня стала избегать людей. Однажды она высказала Сошнину страшную мысль о том, что, осудив преступников, тем самым погубили молодые жизни. Сошнин накричал на старуху за то, что она жалеет нелюдей, и стали они сторониться друг друга...
В грязном и заплеванном подъезде дома к Сошнину пристают трое выпивох, требуя поздороваться, а потом и извиниться за свое непочтительное поведение. Он соглашается, пытаясь охладить их пыл миролюбивыми репликами, но главный из них, молодой бугай, не успокаивается. Разгоряченные спиртным, парни набрасываются на Сошнина. Он, собравшись с силами — сказались раны, больничный «отдых», — побеждает хулиганов. Один из них при падении ударяется головой об отопительную батарею. Сошнин подбирает на полу нож, шатаясь, идет в квартиру. И сразу звонит в милицию, сообщает о драке: «Одному герою башку об батарею расколол. Если че, не искали чтоб. Злодей — я».
Приходя в себя после случившегося, Сошнин опять вспоминает свою жизнь.
Они с напарником преследовали на мотоцикле пьяного, угнавшего грузовик. Смертельным тараном грузовик мчался по улицам городка, уже оборвав не одну жизнь. Сошнин, старший по патрулю, принял решение пристрелить преступника. Его напарник выстрелил, но перед смертью водитель грузовика успел столкнуть мотоцикл преследовавших милиционеров. На операционном столе Сошнину чудом спасли от ампутации ногу. Но он остался хромым, долго и тяжело учился ходить. Во время выздоровления следователь долго и упорно мучил его разбирательством: правомерно ли было применение оружия?
Вспоминает Леонид и о том, как повстречал свою будущую жену,
596
спасая ее от хулиганов, которые пытались прямо за киоском «Союзпечать» снять с девушки джинсы. Вначале жизнь у них с Леркой шла в покое и согласии, но постепенно начались взаимные упреки. Особенно не нравились жене его занятия литературой. «Экий Лев Толстой с семизарядным пистолетом, со ржавыми наручниками за поясом!..» — говорила она.
Вспоминает Сошнин о том, как один «взял» в гостинице городка залетного гастролера, рецидивиста Демона.
И наконец, вспоминает, как спившийся, вернувшийся из мест заключения Венька Фомин поставил окончательный крест на его карьере оперативника... Сошнин привез дочку к родителям жены в дальнюю деревеньку и уже собирался возвращаться в город, когда тесть сообщил ему, что в соседней деревушке пьяный мужик запер в сарае старух и грозит поджечь их, если те не выдадут ему десять рублей на опохмелье. Во время задержания, когда Сошнин поскользнулся на навозе и упал, испуганный Венька Фомин и всадил в него вилы... Сошнина едва довезли до больницы — и едва миновал он верной смерти. Но второй группы инвалидности и выхода на пенсию миновать не удалось.
Ночью Леонида будит ото сна страшный вопль соседской девчонки Юльки. Он спешит в квартиру на первом этаже, где Юлька живет со своей бабкой Тутышихой. Выпив бутылку рижского бальзама из гостинцев, привезенных Юлькиным отцом и мачехой из прибалтийского санатория, бабка Тутышиха уже спит мертвым сном.
На похоронах бабки Тутышихи Сошнин встречает свою жену с дочкой. На поминках они сидят рядом.
Лерка со Светой остаются у Сошнина, ночью он слышит, как за перегородкой сопит носом дочь, и чувствует, как рядом, несмело к нему прижавшись, спит жена. Он поднимается, подходит к дочери, поправляет у нее подушку, прижимается щекой к ее голове и забывается в каком-то сладком горе, в воскрешающей, животворящей печали. Леонид идет на кухню, читает «Пословицы русского народа», собранные Далем, — раздел «Муж и жена» — и удивляется мудрости, заключенной в простых словах.
«Рассвет сырым, снежным комом вкатывался уже в кухонное окно, когда насладившийся покоем среди тихо спящей семьи, с чувством давно ему неведомой уверенности в свои возможности и силы, без раздражения и тоски в сердце Сошнин прилепился к столу, поместил в пятно света чистый лист бумаги и надолго замер над ним».
В. М. Сотников
Достарыңызбен бөлісу: |