Люси Истоки рода человеческого Перевод с английского канд биол наук Е. Годиной Москва «Мир» 1984 lucy

Том сказал, что он наносит на карту места находок.

— А когда ты приступишь к участку 162?

— Боюсь, я не знаю, где он находится, —ответил Том.

— Тогда мне придется показать тебе.

Я вовсе не жаждал провести это утро с Томом. У меня была уйма незаконченной работы. К тому же в последнее время у нас в лагере побывало несколько посетителей, в том числе Ричард и Мэри Лики — два всемирно известных специалиста по остаткам гоминид; они уехали всего лишь день назад. Во время их пребывания я не вел никаких записей, не составлял каталогов, не писал писем, не классифицировал находки. В то утро мне следовало бы остаться в лагере, но я не остался. Я вдруг почувствовал сильное подсознательное желание отправиться с Томом и подчинился ему. В своем дневнике я записал: «30 ноября 1974 г. Вместе с Томом ушел на участок 162. Чувствую себя хорошо».

Но в первые утренние часы ничего не произошло. Грей и я сели в один из четырех экспедиционных лендроверов и, трясясь на ухабах, медленно направились к участку 162. Это был один из нескольких сотен районов, которые мы изучали, чтобы нанести на генеральную карту Хадара все полученные геологические и палеонтологические данные. Хотя до места, к которому мы ехали, было всего лишь около четырех миль пути, мы потратили на дорогу чуть ли не полчаса из-за неровностей и ухабов. Когда мы прибыли туда, солнце уже начало припекать.

Хадар представляет собой пустынную местность со скальными обнажениями, с песчаной и гравийной почвой. Ископаемые остатки лежат здесь почти что на поверхности земли. Хадар находится в центре пустыни Афар, на дне древнего озера, давно высохшего и заполненного осадками, в которых отражена история геологических событий прошлого. Здесь можно увидеть слои вулканического пепла, отложения грязи и ила, смытых с отдаленных гор, прослойки вулканической пыли, снова грязь и т.д. Все эти следы геологических событий, спрессованные в





Каждый раз, когда мы находили окаменелость на новом участке, мы давали ему номер и отмечали все заслуживающее внимания на генеральной карте района. Без этого нельзя было бы разобраться в растущем потоке геологических и палеонтологических сведений и сделать их достоянием ученых.


слоеный пирог, видны в долинах недавно образовавшихся рек, которые во многих местах промыли себе путь в озерных отложениях. В Хадаре редко бывают дожди, но уж если дело до этого доходит, то на землю низвергается ливень — за одну ночь может выпасть шестимесячная норма осадков. Почва, лишенная растительности, не в состоянии задержать эту воду. Потоки воды устремляются по оврагам, размывают их берега и выносят на поверхность новые ископаемые остатки.

Мы с Томом остановили лендровер на склоне одного из оврагов, повернув его таким образом, чтобы брезентовый мешок с водой, ко-

медленно передвигаясь, мы стали осматривать почву, ища на ее поверхности ископаемые остатки.

Одни умеют быстро обнаруживать находки, другие абсолютно не способны к этому. Нужна практика и наметанный глаз, чтобы увидеть то, что вы ищете. Мне никогда не сравняться в этом с некоторыми людьми из племени афаров. Они проводят все свое время среди скал и песка и должны иметь острое зрение, ведь от этого подчас зависит их жизнь. Поэтому они замечают все, что выглядит необычным. Им достаточно одного быстрого взгляда натренированных глаз, чтобы зафиксировать вещь, которую человек, незнакомый с пустыней, ни за что сразу не увидел бы.

Мы несколько часов осматривали местность. Было уже близко к полудню, и температура поднялась до 43 градусов. Мы нашли немногое: несколько зубов маленькой вымершей лошади Hipparion, несколько коренных зубов антилопы, кусок черепа вымершей свиньи, обломок челюсти обезьяны. У нас была уже большая коллекция подобных предметов, но Грей настаивал на том, чтобы собрать и эти в качестве дополнительных фрагментов той складной картинки, которая должна была рассказать, что здесь было раньше.

— Я кончил, — наконец сказал Том Грей .—Когда поедем в лагерь?

— Сейчас. Но давай пройдем еще этим путем и осмотрим дно вон того маленького овражка.

Овраг, о котором я говорил, находился немного выше склона, где мы работали все утро. Его уже как минимум дважды тщательно осматривали другие исследователи, но они не нашли здесь ничего интересного. И все же, помня о предчувствии удачи, ко-





торое не оставляло меня с самого утра, я решил проделать этот небольшой повторный осмотр. И когда мы уже собрались уходить, я заметил что-то лежащее на середине склона.

— Это часть верхней конечности какого-то гоминида, — сказал я.

— Быть того не может. Она слишком мала. Наверное, от какой-нибудь обезьяны.

Мы нагнулись, чтобы лучше рассмотреть находку.

— Слишком мала, — вновь сказал Грей. Я покачал головой:

— Гоминид...

— Почему ты так уверен? — спросил он.

— Рядом с твоей рукой еще одна кость. Это тоже гоминид.

— Бог ты мой, — произнес Грей. Он поднял находку. Это была затылочная часть небольшого черепа. В нескольких футах от нее лежал обломок бедренной кости.

— Бог ты мой, — вновь повторил Грей. Мы поднялись на ноги и увидели на склоне еще несколько костей — пару позвонков, часть таза. Все это принадлежало гоминиду. Сумасшедшая, невозможная мысль мелькнула в моей голове: а что если сложить их вместе? Быть может, это части одного, чрезвычайно примитивного скелета? Такого еще никогда и нигде не находили.

— Посмотри-ка сюда, — сказал Грей. — Ребра.

Неужели все это принадлежит одному индивиду?

— Я не могу поверить, — промолвил я. —Совершенно не могу поверить.

— Боже мой, почему бы нет? — закричал Грей. — Вот он. Здесь! — Его голос перешел в радостный вопль. Я присоединился к нему. В 43-градусном пекле мы стали прыгать вниз и вверх по склону. Так как нам не с кем было поделиться своими чувствами, мы обнимались, взмокшие и пропахшие потом, вопили и тискали друг друга, плясали на раскаленном от жары гравии, а вокруг нас лежали небольшие, потемневшие от времени

— Хватит прыгать, — сказал я наконец, — а то мы наступим на что-нибудь. К тому же нам надо удостовериться.

— Но боже мой, ты еще не уверен?

— А вдруг мы нашли две левые ноги? Может быть, здесь несколько индивидуумов и все их кости перемешаны. Давай умерим свой пыл, пока не вернемся в лагерь и не убедимся, что все это можно соединить.

Мы взяли пару кусков челюсти, точно отметили место находки и сели в ожидавший нас лендровер, чтобы отправиться назад в лагерь. По пути мы подобрали двух геологов из нашей экспедиции, которые были нагружены собранными в пустыне образцами камней.

— Мы. нашли нечто большое, — все повторял Грей. — Нечто большое. Нечто большое.

— Успокойся, — сказал я ему. Но за километр от лагеря Грей все-таки не выдержал. Он нажал на сигнал, и продолжительный гудок заставил купавшихся в реке ученых выскочить из воды и поспешить в лагерь.

— Мы нашли его. Нашли, черт побери! Мы нашли его целиком.

После обеда все, кто был в лагере, отправились к оврагу, разделились по отдельным участкам и стали готовиться к большой работе, которая в целом заняла три недели. Когда она была закончена, у нас имелось несколько сотен костей (из них многие — фрагменты), составлявших в совокупности около сорока процентов скелета одной особи. Наше с Томом предчувствие не обмануло нас. Среди костей не было дубликатов.

Но что же представляла собой эта особь? Предварительный осмотр не давал ответа — ничего похожего раньше не находили. Лагерь гудел от возбуждения. В первую ночь никто не ложился спать. Мы говорили и говорили. Мы пили пиво банку за банкой. Потом включили магнитофон, и в

ночное небо взвилась песня группы «Битлз» Люси в небе с бриллиантами! Мы проигрывали ее снова и снова в безудержном веселье. С какого-то момента этой незабываемой ночи — я не помню, с какого именно, — новая находка получила имя «Люси», и с этих пор она так и стала называться, хотя ее настоящее наименование — ее порядковый номер в коллекции из Хадара — AL 288-1.

Этот вопрос задает мне всякий, кто впервые видит находку. Я объясняю:

— Да, это была самка. Мы были на седьмом небе, когда ее нашли. А тут еще эта песня...

После этого спрашивают:

— А откуда вы знаете, что она самка?

— По форме таза. У нас есть одна целая тазовая кость и крестец. Самку можно отличить, так как у самок гоминид тазовое отверстие относительно больше — ведь они должны рожать детенышей с крупным мозгом.

Затем следует вопрос:

— Она относится к гоминидам?

— О да. Она ходила в выпрямленном положении. Ходила так же, как ходите вы.

— А все гоминиды ходят в выпрямленном положении?

—Да.

— Но что такое «гоминиды»? Обычно этот вопрос бывает последним, потому что на него нельзя дать простого ответа. Антропологам пришлось оставить определение несколько растяжимым, так как мы до сих пор точно не знаем, когда появились первые гоминиды. Можно, однако, уверенно сказать, что гоминиды — это прямоходящие приматы. Это могут быть и вымершие предки человека, и его родственники по боковой линии, и настоящие люди. Все человеческие существа — гоминиды, но не все гоминиды — человеческие существа.

Я — представитель гоминид. Я человек. Я принадлежу к роду Homo и виду sapiens — человек разумный. Пожалуй, следовало бы сказать «мудрый» или «знающий» — существо, которое уже достаточно интеллектуально, чтобы осознавать себя человеком. Были и другие, менее способные виды Homo — наши предки, которые теперь вымерли.

Я лично думаю, что неандерталец относится к тому же виду, что и мы с вами, — к Homo sapiens. Говорят, что если одеть неандертальца в современный костюм, то в толпе среди пассажиров метро никто не обратит на него внимания. Это верно. Конечно, по сравнению с нынешними людьми он был несколько неуклюжим и массивным, с более примитивными чертами лица. Но все-таки это человек. Его мозг был таких же размеров, как у современного человека, и только незначительно отличался по форме. Смог бы неандерталец разменять деньги в кассе метро и разобраться в монетах? Конечно, да. Он смог бы выполнять и более сложные операции. И он прекрасно

Неандертальский человек имел предков, человеческих предков. До него существовал эволюционно менее продвинутый тип — Homo erectus. Если этого посадить в вагон метро, то люди, пожалуй, начнут с подозрением коситься на него. А еще раньше жил действительно примитивный тип — Homo habilis. Увидев его в метро, публика, наверное, поспешит убраться в другой конец вагона. Дальше линия эволюционного развития человека почти совсем теряется в глубине времен. До Homo habilis могло быть нечто подобное Люси.

Все названные выше существа относятся к гоминидам. Все они ходили на двух ногах. Некоторые были людьми, хотя и крайне примитивного типа. Другие не были людьми. Люси, во всяком случае, не была. Как бы вы ее ни одели, она не будет похожа на человеческое существо. Ее место — в далеком прошлом, за пределами человеческого. Вот что случается, если путешествуешь в глубь веков по эволюционной линии, — можно забраться так далеко, что столкнешься с созданиями совсем иного рода. В ряду гоминид ранние ступени настолько примитивны, что их нельзя назвать человеческими. Они должны именоваться по-иному. К этой категории принадлежит и Люси.


В течение пяти лет я держал Люси в сейфе моего кабинета в Кливлендском музее естественной истории. Я заполнил большую неглубокую коробку желтым пенопластом и вырезал в нем углубления, так что для каждой кости подучилось сделанное по мерке гнездышко. Все, кто приходил в музей, — так мне казалось, —хотели посмотреть на Люси. И больше всего поражали посетителей ее небольшие размеры.


Ее голова, судя по найденным частям черепа, была немногим больше мяча для игры в софтбол¹. Рост Лю-

¹ Около 8 см в поперечнике. — Прим. перев.






Костные остатки Люси (Australopithecus afarensis).


си составлял лишь З¹/₂ фута (около 105 см), хотя она была вполне взрослой самкой; об этом можно судить по прорезавшимся и уже несколько стертым зубам мудрости. Я предполагаю, что Люси было около 25-30 лет, когда она умерла. Деформация позвонков указывала на то, что у нее


начинался артрит или какое-то другое заболевание костей. В более позднем возрасте оно, вероятно, стало бы ее серьезно беспокоить.

Удивительная полнота находки была связана с тем, что Люси умерла мирно. На ее костях не осталось следов чьих-либо зубов. Они не были по-

И вот тут мне невероятно повезло. Если бы в то утро я не внял своему внутреннему голосу, Люси, быть может, никогда не была бы найдена. Я не знаю, почему другие люди, которые вели поиски до меня, не нашли ее. Быть может, они смотрели в другую сторону. Возможно, было иное освещение. Иногда один человек видит предметы, которые другой не замечает, хотя и смотрит прямо на них. Если бы я в то утро не собрался на участок 162, туда мог бы никто не пойти в течение года, а то и пяти лет. Размеры Хадара огромны, и здесь полно всяческих дел. В последующие годы дожди могли бы смыть кости на дно оврага. Они были бы утрачены или же разбросаны, и никто не узнал бы, что они принадлежат одной особи. Самое невероятное — то, что они совсем недавно появились на поверхности, возможно год или два назад. Пятью годами раньше Люси все еще была под землей, пятью годами позже она бы совсем исчезла. Ведь лобная часть черепа была уже утеряна, смыта куда-то. Мы так и не нашли ее, и именно поэтому не смогли точно определить размеры мозга.

Люси всегда удавалось хорошо выглядеть в своем маленьком желтом


гнездышке и привлекать внимание широкой публики. Но для искушенных специалистов этого мало. В Кливлендском музее были и другие коллекции костных остатков. Они затмевали Люси — полные витрины находок, целые сотни из одного Хадара, муляжи костей гоминид из Восточной и Южной Африки, из Азии, черепа антилоп и свиней, вымерших грызунов, кроликов, низших и человекообразных обезьян. Здесь хранилась большая коллекция черепов гориллы, одна из крупнейших в мире. И на фоне этой впечатляющей массы костей возникал закономерный вопрос: а что в ней особенного, в этой Люси? Почему именно она, как выразился один из членов нашей экспедиции, «на долгое время так взбудоражила наши бедные антропологические умы»?

— На это есть три причины, — каждый раз объясняю я. — Во-первых, то, что она собой представляет, и то, чем она не является. Она отличается от всего, что было найдено до сих пор. Ее трудно классифицировать; это очень древний, очень примитивный и очень малорослый представитель гоминид. Каким-то образом мы должны найти ей подходящее место и дать научное название.

— Во-вторых, — говорю я, — это ее удивительная целостность. До Люси не было найдено ни одного столь древнего скелета. Древнейшим был скелет одного из неандертальцев, о которых я говорил немного раньше. Его возраст составлял 75 тысяч лет. Правда, существуют и более древние остатки гоминид, но все они фрагментарны. Реконструкции, как правило, составляются из отдельных кусочков: зуб отсюда, челюсть оттуда, почти полный череп из одного места, кости конечностей — из другого. Конечно, подбор осуществляют ученые, которые знают эти кости как свои пять пальцев. Но все-таки когда вы понимаете, что эти реконструкции состоят из остатков нескольких индивидуумов, живших на расстоянии в





сотни миль друг от друга и разделенных во времени десятком тысячелетий, то, глядя на такой только что составленный скелет, вы невольно задаете себе вопрос: «А насколько он соответствует действительности?». В случае с Люси вы можете быть в этом уверены. У нее все подлинное. Вам ничего не надо домысливать, придумывать плечевую кость, которой нет. Она у вас перед глазами. Вы впервые видите ее у существа более древнего, чем неандерталец.

— Но насколько более древнего?

— Это уже третья причина. Неандертальцу 75 тысяч лет, Люси приблизительно 3,5 миллиона. Это самый древний, самый полный и самый сохранившийся скелет из всех остатков прямоходящих предков человека, которые были когда-либо найдены.

В этом значение Люси: в ее древности и в ее целостности. Это делает ее уникальным экспонатом во всей истории находок гоминид. Ее нетрудно описать, и, как мы еще увидим, она облегчает разрешение ряда антропологических проблем. Но что же она такое в точном смысле слова?

Настоящая книга посвящена ответу на этот вопрос. Как бы уникальна


ни была Люси, ее значение может быть понято только в контексте других ископаемых находок. Она не будет иметь смысла, пока не найдет себе подходящего места в схеме эволюции гоминид, которую более ста лет с таким трудом воссоздавали сотни ученых всех четырех континентов. Ископаемые находки, научная интуиция (иногда гениальная, иногда ошибочная), методы таких далеких от антропологии дисциплин, как ботаника, ядерная физика и микробиология, — все это, вместе взятое, позволило прояснить картину происхождения человека от обезьян, которая теперь, в 80-х годах нашего столетия, начинает наполняться особым смыслом. Разумеется, построение этой картины не могло начаться до тех пор, пока Чарльз Дарвин в 1857 году не высказал своей гипотезы, что мы произошли от обезьян, а не созданы актом божественного творения в 4004 году до рождества Христова, как учила церковь. Но и Дарвин не мог предвидеть, какие странные повороты предстоят науке об эволюции гоминид. Он также не мог знать, от каких именно человекообразных обезьян мы произошли. Ведь и сегодня мы не можем сказать этого с полной уверенностью.

1