«Мы члены юннатского кружка»

По официальным данным КЮН был организован 1 января 1935 года. В архиве Академии Наук сохранился «Устав кружка юных натуралистов» 1935-го года. В Уставе все как полагается. Цели и задачи («изучении биологии животных в природе», «усвоение навыков технической экспедиционной и музейной работы», «проведение обще-полезных компаний», «пропаганда дела охраны природы»), руководство и структура, права и обязанности. Интересно тут, пожалуй, что в задачи кружка входило «составление коллекций для возможного снабжения сельских школ и юннатских кружков», а также то, что члены кружка «пользуются правом свободного входа в Музей Института» и «имеют право пользоваться читальным залом библиотеки ЗИН'а». Сохранились также некоторые отчеты о работе кружка и ряд других официальных документов.

Однако неизмеримо больше, чем все эти документы дают представление о КЮНе воспоминания самих юннатов. Через пять десятилетий после того, как перестал существовать кружок, их собрала Елена Витальевна Бианки². Написала воспоминания и она сама. «Две старшие школьницы… взяли меня, шестиклассницу, в большой, "настоящий" юннатский кружок. Идем в Зоологический институт, подходим к углу здания со стороны Биржи и Оттовского Института. Дальше - по длинному коридору с каменным полом. Вот дверь с номером – 37… Комнатка с одним окном во двор-колодец нравилась куда больше, чем прекрасные школьные кабинеты физики и химии, живая смешная мордочка морской свинки казалась интереснее самых удивительных химических опытов или теорем математики. Может быть потому, что в одном случае интерес чисто головной, а в другом - к живому - мы еще и душой тянемся…. Кроме комнаты 37-ой, у юннатов было еще два помещения в конце коридора. Там большие квадратные окна выходят на стрелку Васильевского, на Ростральные колоны. Я и сейчас прохожу мимо этих, окон с волнением…. В одной комнате были клетки, террариумы, аквариумы и ... печка. О, эта печка всем памятна: она грела, объединяла нас иногда в самое "урочное" время, - когда должны были мы сидеть в своих школах на уроках, а не здесь, у печки…. Как-то меняли воду в аквариумах и нечаянно обрызгали сарыча, который свободно передвигался по комнате, ему душ не понравился, он уселся перед печкой и раскинул крылья на просушку….».

Очень симпатичная, но, в общем, ничем особенным не выдающаяся атмосфера хорошего юннатского кружка. Что же делало его таким особенным?

Сколь бы солидно ни было учреждение, в котором существует кружок, какие бы замечательные дети туда ни приходили, без хорошего руководителя ничего не выйдет. А чтобы быть хорошим руководителем, знание предмета – условие совершенно недостаточное. Знающих биологию – тысячи, хороших руководителей кружков – единицы. П.А. Мантейфель, П.П. Смолин, Е.А. Нинбург – их имена навсегда вошли в историю юннатского движения, созданные ими кружки живут десятилетиями. В чем тут дело? «Кое-какие навыки кружок дает, а - главное - заражает страстью», – писал о КЮНе В.В. Бианки³ И.С. Соколову-Микитову в 1937 г. Может, именно в этом ответ?

С момента образования заведующим кружком являлся Аркадий Яковлевич Тугаринов - ученый-орнитолог, профессор, доктор биологических наук, известный исследователь авифауны Сибири, член Русского Географического общества⁴.^. В декабре 1935 года А. Я. Тугаринов уехал в долговременную экспедицию, и заведующим был назначен Борис Карлович Штегман - крупнейший орнитолог, доктор биологических наук, почетный член Германского, Британского и Американского орнитологических обществ⁵. Похоже, что ни А.Я. Тугаринов, ни Б.К. Штегман не занимались постоянной работой с юннатами, но сам факт, что столь крупные ученые возглавляли юннатский кружок, довольно красноречив. Непосредственным же руководителем кружка был Анатолий Михайлович Котон, никаких титулов и заслуг не имевший, всего лишь студент-заочник биологического факультета Пединститута. В.В. Бианки трогательно называл его «Котоша». Он же, в одном из частных писем дал А.М. Котону следующую характеристику, стоящую многих наград: «Котошу надо любить, он талантливый мальчик и сердце свое он отдает юннатам как дар»⁶.

Е.В. Бианки рассказывает о А.М. Котоне: «Он был лет на десять старше старших кружковцев, …человек интеллигентный и, несомненно, обладавший организаторскими способностями - иначе не совладал бы с такой разношерстной компанией». Действительно, А.М. Котон родился в 1912 г., то есть в1935 г., с которого начинается история кружка, ему было всего 23 года (разница в возрасте со старшими юннатами и до десяти лет не дотягивала!). В 1930 г. он окончил школу девятилетку, в школе был заведующим уголком живой природы, ассистентом естественного кабинета, членом Бюро объединения Юных краеведов Ленинградской области. По окончании школы подал заявление в школу препараторов при Зоологическом музее. Учился заочно на биофаке Пединститута им. Покровского. И руководил одновременно двумя кружками – при ЗИНе и при Пединституте. В 1938 г. оба кружка, руководимые А.М. Котоном, слились в один, но существовали они теперь на базе Пединститута, формально расставшись с Зоологическим институтом. В конце 30-х гг. А.М. Котон женился на Тане Юрик, своей выросшей юннатке. Она продолжала работать вместе с ним, теперь уже в качестве помощника. Вместе с крохотной дочкой Наташей ездили они летом в экспедиции.

Другие юннаты вспоминают: «А.М. Котон был педагогом по призванию, владел методами изучения флоры и фауны. Он постоянно, но не навязчиво консультировал, показывал (например, приемы таксидермии), помогал пользоваться определителями, препаровальными инструментами. О том, что он знал фауну млекопитающих говорят факты, когда он нацеливал нас на поиски и добычу представителей видов еще не найденных профессионалами в районе работы (например, он предлагал усиленно искать северную мышовку, этого представителя семейства тушканчиковых грызунов). В экспедиции он жил рядом с юннатами, постоянно общался с ними, что и позволяло держать в поле зрения все события в коллективе».

«А.М. Котон большую часть времени бывал с нами, то что-то расскажет, то подойдет к кому-нибудь и что-то показывает, то позовет к своему столу поговорить. Он как-то был все время в кругу нас, особенно не вмешиваясь в наши дела. А.М. Котон был, несомненно, хорошим педагогом и душевным человеком, его заслугой является то, что был образован такой дружный коллектив, дружественные связи которого сохранились в течение 50 лет после ликвидации кружка. Именно дружный коллектив, живая работа, предоставленная нам самостоятельность, привлекали нас в кружок».

Как сложилась бы судьба А.М. Котона, не начнись война? Кто знает, может, и его имя вошло бы в золотой фонд истории юннатского движения. Но война началась. Уже в августе 1941 года ближайшие окрестности Ленинграда были заняты немцами. Занят был и Петергоф, где жил А.М. Котон. Вместе с потоком беженцев он попал в город Гдов, также оказавшийся в оккупации. О следующих двух годах жизни Анатолия Михайловича известно немного – в оккупированном Гдове он заведовал Городским отделом народного образования, что в немногих сохранившихся документах и свидетельствах послевоенного времени трактуется как «сотрудничество с немцами». В реальности все, конечно же, было не так однозначно. В конце 1941 - начале 1942 гг., когда наладилась относительно спокойная для военного времени жизнь, на оккупированной территории уже начали работать некоторые школы. Летом 1942 г. вышли распоряжения оккупационных властей об обязательном начальном образовании для детей в возрасте от 8 до 12 лет. Школы надо было обеспечивать учительскими кадрами, разрабатывать методологии преподавания некоторых новых предметов (например, в школьный курс вернулся Закон Божий), обеспечивать школы учебниками и канцелярскими принадлежностями, которых катастрофически не хватало. Решение перечисленных задач, контроль над исполнением приказа о школьном образовании, оккупационные власти возлагали в основном на представителей местного самоуправления, в первую очередь на начальников отделов народного образования. Так что А.М. Котон не столько сотрудничал с немцами, сколько занимался своим делам и занимался, сколько можно судить, вполне эффективно. В 1942-43 гг. в Гдове, кроме начальной школы, функционировали семиклассное городское и ремесленное училища, при отделе народного образования были созданы краеведческий музей и ботанический сад, организован кукольный театр. Спектакли для детей шли на сцене городского театра, в детском доме, устраивались и гастроли по району. Далеко за пределами города получил известность гдовский детский дом. В нем жило около сотни детей, средства на содержание воспитанников, продукты и одежда собирали по всему району. Самым частым гостем в детдоме был заведующий отделом образования А.М. Котон.

Такая относительно спокойная жизнь продолжалась недолго. В 1943 г. линия фронта приблизилась к Гдову, начались налеты советской авиации. Германское командование приступило к масштабному переселению жителей области в Прибалтику, а Ленинградский штаб партизанского движения издал приказ "мобилизовать население на активную борьбу с оккупантами, уводить население в леса". В феврале 1944 г., когда город был освобожден Советской армией, он был разрушен и безлюден.

Куда попал А.М. Котон? Возможно, в Эстонию, где оказались многие жители Гдова. Точно больше ничего не известно. По неподтвержденным данным после войны он был осужден на 10 лет лагерей. И это, к сожалению, похоже на правду. Теперь-то все знают, что означал в те годы приговор «десять лет без права переписки». А никаких упоминаний о существовании А.М. Котона в послевоенные годы обнаружить не удалось.
«Этими встречами наш кружок законно гордился»

Что еще, кроме личности руководителя, делало этот кружок таким замечательным? Существование в научной среде и общение с крупными учеными. Юннаты кружка, руководителем которого был всего лишь студент-заочник, на самом деле общались с элитой тогдашней биологии.

Кружок не просто находился на территории одного из старейших в России Зоологического академического института, он вплетался в его жизнь. Отчетные вечера кружка в 1936 и 1937 гг. были организованы в Большом Конференц-зале Академии Наук, председательствовал академик С.А. Зернов, приглашенных было до 500 человек. Про отчетную выставку 1939 г. один из юннатов вспоминает: «…Были приглашены преподаватели естествознания школ, в которых учились юннаты. Экспозицию посетили и оставили свои положительные отзывы известные ученые. Из них помню заведующего отделением млекопитающих Зоологического института АН СССР, профессора Бориса Степановича Виноградова, заведующего методическим кабинетом Пед. Института им. Покровского профессора Сергея Андрониковича Павловича, директора этого института Анну Федоровну Волкову.… Здесь были многие специалисты из разных научных учреждений города и ВУЗов». Юннаты, в свою очередь, посещали отчетные доклады ученых Зоологического института.

Но взаимными отчетами дело не ограничивалось. «Приходили к нам ученые, сотрудники Зоологического Института. Чаше всех - известный орнитолог - Борис Карлович Штегман, он был как бы куратором нашего кружка. К.К. Флёров, сам прекрасно рисовавший, учил нас делать необходимые в полевых условиях, зарисовки, с собой приносил чучела - а мы пытались их рисовать…. Не знаю, чья заслуга - Анатолия Михайловича /Котона/ или это шло с другой стороны - скорее всего, Котон просто, поддержал и приветствовал желание Виталия Валентиновича Бианки придти к юннатам. Позже бывал в кружке и Евгений Иванович Чарушин. Любовь к природе и стремление приобщить к ней ребят - основа их творчества, так что приход их в кружок был естественен и закономерен… Борис Степанович Виноградов, известный маммолог, что рассказывал? Наверное, что-то о грызунах, в которых он был великий специалист... А когда приехал из Москвы А.Н. Формозов, чью книжку "Спутник следопыта" мы прекрасно знали, нас, юннатов, даже пригласили наверх в институт на встречу с ним, он показывал свои рисунки. Заходил энтомолог Штакельберг, дочь его Наташа недолго была членом нашего кружка. Наверно, я не всех ученых назвала: всех не могу вспомнить. Вот этими встречами с учеными наш кружок отличался от других и законно гордился. Важное это дело и чем меньше в этих встречах с обеих сторон пресловутой обязаловки, тем больше в них пользы и радости. Так было для нас, юннатов, а теперь я думаю, что и для самих ученых: они хотели отдать, мы - взять».

В наши дни биологию детям преподают в основном по книжкам. Занятия со школьниками даже в ближайшем парке – редкость, серьезный многодневный выезд за город – привилегия редких кружков. Но в 30-е гг. еще были сильны традиции прошлого, - традиции мощнейшего экскурсионного движения, которые существовали в среде педагогов-естественников, в начале XX века. Никому тогда и в голову не приходило, что изучение природы возможно ограничить только кабинетными занятиями. Выезды – короткие, на выходные, и длительные, во время каникул – были неотъемлемой частью жизни кружка. «Младшие с восхищением и завистью смотрели на старших, когда те по субботам собирались с ночевкой за город: рюкзаки, сапоги, иногда даже охотничьи ружья, девочки - в брюках, что тогда было не очень принято…. А младшие оставались у печки, на экскурсии выезжали по свободным дням с руководителем». С момента организации КЮНа, круглый год проводились экскурсии в разные пригороды и парки Ленинграда (Дачное, Саблино, Петрославянку, крупные парки Лесотехнической академии, Острова, Ржевку и др.). Летом ребята работали в пионерлагере как старшие юннаты-инструктора, получали задания от кружка, уезжая на дачи и в лагеря, один юннат в 1936 г. был командирован в Крым.

Но настоящие экспедиции начались в 1937 г., когда юннаты стали ездить в Мошенской район Ленинградской обл.⁷ Здесь, в деревне Михеево, жил с семьей В.В. Бианки. В 1937 г. он пригласил Ю.М. Котона и его кружок пожить летом в одной из соседних деревень. Двое старших детей В.В. Бианки - Елена (в семье и в кружке ее называли Ноника) и Виталий (Талюша) были членами кружка, сам Виталий Валентинович еще в городе проводил отдельные занятия с юннатами. Теперь же, во время экспедиции, жизнь семьи писателя и юннатов оказалась практически слиты воедино. Виталий Валентинович заранее хлопотал, подыскивая жилье для юннатов, проводил с ними экскурсии и просто очень много общался. В дневниках В.В. Бианки тех лет множество записей посвящено этому общению: «Утром дождь, дождь, дождь, дождь. Пошли с Ноникой и Талюшей встречать. …Наконец слышим - кричат. Первыми появились на дороге мальчики. Большинство с ружьями. Идут босиком, мокрые, но веселые. Потом 3 подводы в сопровождении Котоши и девочек (возницы пьяные!). А девицы молодцы - ни одна не хнычет. Так под дождем и пошлепали с разговорами. …Мужчин устроили на втором этаже кирпичного дома правления колхоза, женщин - у "солдатки" - через дом. …Распаковка, чистка заржавевших ружей, набивка сенников, сушка. Только совсем под вечер, наконец, взяли 3 десятка яиц, 20 литров молока - поели. Все молодцом».

Об этих экспедициях сохранились не только записи В.В. Бианки, но также дневниковые записи, письма к родным, воспоминания юннатов. По всем этим документам можно судить, сколь велико было значение таких занятий, как много они дали. Судить можно и о другом – сколь сильно за прошедшие десятилетия переменились взгляды на то, что можно и чего нельзя, что должно, а что нет детям. Вот, например, – обратили внимание? – большинство мальчишек с ружьями. Сейчас вещь немыслимая. А тогда – норма. Стреляли, добывали дичь на пропитание и для коллекций, никто не делал события из «огнестрельного оружия» и никаких несчастных случаев, связанных с ним не было. Но для тех же мальчишек с ружьями, как и для всех юннатов, в экспедиции обязателен днем… «мертвый час»! И не просто лежать, а именно спать, иначе наказывают!

Из писем и воспоминаний юннатов: «Спим мы здесь на сенниках на полу и очень хорошо и крепко. Лопаем мы здесь прекрасно. Мы встаем в 7 часов. Потом идет зарядка, мойка, купанье. С 8 до 9 завтрак. Потом идем на работу и в 2 часа обед. Затем мертвый час, после него чай, потом записи в дневники и обработка материала. Потом свободное время с 7 до 9, и ужин с 9 до 10, после ужина в 11 часов спать. Едим мы хорошо и сытно. За завтраком и за ужином всегда бывает молоко. Правда ограничено: больше двух стаканов не дают, но этого вполне достаточно, т.к. еще бывает чай. У нас два раза был свинобобовый суп, два раза уха. Да вообще все очень вкусно». «Питались мы просто, почему-то запомнилась особенно похлебка из чечевицы с гречей, которую я очень любила, и макароны с кетчупом…. Помню как-то ребята притащили сизоворонку, дятла и утку и, после снятия шкурки, хотели сварить их, а бабушка-хозяйка не давала чугуна, говоря что не даст посуду поганить воронами. В свободное от работы время мы с азартом играли в волейбол, много танцевали, ходили на речку купаться».

Главное, чем заполнен день – работа. «После завтрака все шли на участок вести наблюдения… Энтомологи… ловили бабочек, собирали жуков, делали кошение на лугу, на льняном поле, на хлебах, наблюдали за земляными осами, за гнездами ос и т.д. Насколько я помню, обязательных заданий не было, но до самого обеда мы что-то все время делали... Вторую половину дня мы проводили в камералке. Разбирали материал из "морилки», упаковывали в конвертики бабочек, раскладывали на ватные матрасики насекомых – результаты кошения, попутно сравнивая и выявляя, в чем разница между комплексами насекомых из разных мест. Все должно было быть тщательно записано в дневники. Я не помню специальных занятий, как правило, мы учились друг у друга. По-видимому, самостоятельность нам была предоставлена умышленно, но это только прибавляло нам ответственности. Ребята из других звеньев учили нас снимать шкурки с грызунов и птиц, набивать тушки так чтобы не исказить форму зверька или птицы. Андрей Меженный учил нас стрелять из охотничьего ружья.

…Помню экскурсию, которую проводил В.В. Бианки, он рассказывал, как найти гнездо, как подойти, чтобы не повредить ничего и не напугать птичку. Рассказывал нам о своих опытах с перекладкой яиц из одного гнезда в другое, как птицы реагируют на появление чужого яйца и как воспитывают чужого птенца. B.B. Бианки часто приходил в Яковищи, это всегда было для нас праздником. Все мы собирались в нашей "столовой" и В.В. начинал нам рассказывать о своих экскурсиях, а потом читал нам свои рассказы. Часто он читал нам отрывки из только что написанного, видимо интересуясь впечатлением».

«Мы вместе ходили на экскурсии, разыскивали птичьи гнезда, а потом вели за гнездами и их обитателями наблюдения. Сюда относилось подсчет яиц в кладке, период насиживания, время вылупления птенцов. Регистрировали встреченных птиц и старались запомнить их голоса. Один раз под руководством Юры Бурчика мы, несколько человек, ходили ночью в лес и слушали там голоса птиц. Сначала ночных, а затем пробуждающихся рано утром и регистрировали время, когда пробуждаются птицы того или иного вида. Мальчики отстреливали какое-то количество певчих птиц, и мы учились делать коллекционные «тушки».

Были в экспедиции и свои праздники, замечательные. «У нас здесь спешная подготовка к рожденью Вали Кулачковой. Мы собрали по 5 рублей, и у нас будет пир горой. Но утром мы все же будем работать. Валино рожденье 6.07 превратится в экспедиционный праздник…. Мы сделали гирлянду из цветов и повесили ее над дверью, так что концы висели до полу, на верху двери мы укрепили папоротник и букет цветов. По стенам мы развесили букеты. Потом у нас был сделан ковер из папоротника, который был повешен над Валиным местом за обеденным столом. Потом на тесьму нашили пучки ромашек, и из этой тесьмы на ковре из папоротника сделали буквы В.К. (Валя Кулачкова). На ромашку мы накрепили несколько бабочек и жука (Валя – энтомолог). Потом покрыли стол скатертью (простынями), расставили посуду, и стол весь усыпали маленькими букетиками цветов…. Вале подарили от всего кружка жука-брошку: тельце яшмовое, голова, по-моему, стеклянная, лапки и усики золоченые; в посеребренной коробочке с рельефным рисунком оленя. Пили рислинг за здоровье Вали. Пришлось всем по одной пробирке…. За чаем мы ели винегрет, ватрушку, бутерброды с грудинкой, булочки, какао и опять вино: рислинг и еще какое-то. Пили опять из пробирок. Какао пили из кружек, а так как у нас посуды лишней не было, а гости были, то пришлось подавать стаканы, приспособленные у нас под морилки. Ничего, никто не уморился. После чая мы танцевали, сначала в комнате, потом на улице. Легли во втором часу, конечно на другой день хотелось спать и после мертвого часа нас еле разбудили».

Конечно, как всякие дети, они, случалось, валяли дурака и в работе. «Я пробовала набивать тушку, дали мне воробья. Пока я сдирала шкурку, все шло ничего, но когда вывернула ее, то получился такой кошмар, что ужас. И все-таки стала набивать и оторвала хвост. Тоже было и у Тани. Тогда мы взяли и сшили ласточку и воробья вперемешку, получилось очень смешно...».

Но, смех смехом, а результаты экспедиционной работы были вполне серьезными. «Собранный материал детально описывался: кроме внешнего вида нужно было указать вес тела, несколько общепринятых в музейном деле промеров, содержимое желудка, состояние генеративных органов, состояние волосяного покрова и др. В итоге необходимо было определить видовую принадлежность добытого объекта и все эти данные занести в дневник, а также составить этикетку. В итоге работы летом я, в частности, добыл, описал и определил 103 экземпляра мелких млекопитающих. Энтомологи собрали большое количество насекомых, методически правильно зафиксировав их и разместив на матрасиках, или, как бабочек, в конвертиках с этикетками. Орнитологи и ботаники также успешно справились с поставленной задачей. Все коллекционные сборы были отправлены в адрес Зоологического института АН СССР (в то время посылки в адрес академических учреждений принимались бесплатно)».

«Окончательное оформление результатов исследования - один из самых трудных и важных этапов работы. Задача этого этапа - описать полученные результаты и выводы в такой форме, чтобы они были понятны читателю и убедительны для него…. Научный результат, не донесенный до читателя, следует считать несуществующим» - писал Е.А. Нинбург⁸. КЮН не успел дорасти до публикаций юннатских исследований, но необходимость оформления результатов работ кружковцев А.М. Котон явно понимал и придавал этой части работы большое значение. Весной, в конце каждого учебного года, он устраивал отчетное заседание, на котором каждый юннат, оканчивающий среднюю школу, делал доклад по материалам своей работы, по своим наблюдениям и литературным данным. Кружок участвовал в нескольких больших городских выставках – «Работа кружков Ленинграда в 1935 г.» в ГорОНО; «Как ведется работа в кружках», в 1937 г. в Пединституте им. Крупской; в Методической выставка на Естественно-научной экскурсионной станции ГорОНО в 1937 г.; в Выставке работ кружков при музеях во Дворце Пионеров в 1938г. Для отчетов и выставок ребята подготавливали доклады, коллекции, графики, таблицы.

В 1939 году кружок впервые выставил свои работы в павильоне «Юный натуралист» Всесоюзной сельскохозяйственной выставки в Москве. За комплекс представленных работ КЮН получил Малую золотую медаль⁹. К сожалению, и медаль, и все материалы той выставки были потеряны в годы блокады Ленинграда. Участвовал КЮН на выставке ВСХВ и в 1940 г.

В 1941 году КЮНу исполнилось пять лет. 25 января в Пединституте состоялся отчетный вечер, посвященный пятилетию кружка. Приказом №11 по Педагогическому Институту имени М.Н.Покровского от 25/1-1941 г. А.М. Котон был награжден путевкой в Дом отдыха «за хорошую организацию и постановку юннатской работы». Премии получили и юннаты. Сухие строки приказа рисуют довольно интересную картину, как тематики юннатских работ, так и способов поощрения:

«Премировать членов юннатского кружка: Валю КУЛАЧКОВУ денежной премией в сумме 400 рублей за отличную работу по энтомологии, в частности по Дубовому Китайскому Шелкопряду.

Женю МИРОНОВУ - за большую работу по организации Музея кружка премировать книгой Мензбира – Птицы.

Милу MИРОНОВУ - за большую работу в деле оформления альбомов, таблиц и макетов - готовальней и этюдником.

Глеба СВЯТЛОВСКОГО - за тщательную детальную работу по изучению рыб р. Мсты - набором рыболовных экскурсионных принадлежностей.

Павлушу СОКОЛОВА - за отличную работу по ботанике, по существу начавшего организацию ботанических работ - книгой «Комнатное садоводство» и фото-лабораторной лампой.

Катю СМИРНОВУ — за большую организационно-хозяйственную работу в кружке - отрезом на платье.

Виталия БИАНКИ - за работу по изучению птиц, а также подготовку к выставке - фотооборудованием.

Мусю ЧАЙКУ - студентку ЛГУ, бывш. юннатку - за отличную работу по изданию журнала кружка - готовальней и книгой "Определитель повреждения».

Дину АЛЬШИЦ - студентку Педагогического Института имени Покровского, бывш. юннатку кружка - за работу с аквариумом и террариумом книгой «Аквариум любителя».

В апреле 1941 г. для очередного показа на ВСХВ были сданы экспонаты Вали Кулачковой по развитию дубового китайского шелкопряда (коллекция, отчет, дневники), Глеба Святловского по рыбам реки Мсты (био-группа, макет способов ловли, отчет, дневники), Павлуши Соколова по работе с комнатными растениями, а также сборник кружка "Как мы живем и работаем". Все указанные экспонаты приняты с оценкой «отлично»¹⁰. Успел ли кто-нибудь увидеть все это? Распоряжением СНК РСФСР от 26 июня 1941 г. Всесоюзная Сельскохозяйственная Выставка была закрыта. Судьба юннатских экспонатов неизвестна.
«На следующий день было 22 июня…»

К началу войны лишь немногие из старшего поколения юннатов уже стали студентами, большинство учились в старших классах школы. День начала войны совпал с выпускным вечером, который традиционно праздновали в кружке. «Самым радостным и самым печальным является моё следующее воспоминание, связанное с этим периодом. 21 июня 1941 года все юннаты собирались на последний, перед разъездами на лето, выпускной вечер у Женечки и Милочки Мироновых, на улице Герцена в доме 14. Меня впервые взрослые юннаты пригласили, а мама отпустила туда из дома одну на весь вечер (до утра!). Мы предполагали погулять по Неве - ощутить Белые ночи. Я до сих пор помню совершенно необычное ощущение радости, когда я как на крыльях летела на эту встречу. Был теплый июньский вечер, светило солнца и я в тот миг ощущала необъяснимое счастье от своего взросления. Наша встреча была замечательной, шумной, пили чай, шутили, танцевали (увы, меня тогда никто не пригласил на танец!), говорили о своих дальнейших планах, гуляли по Неве, а потом я долго, до утра, дремала в кресле. На следующий день было 22 июня!».

«Утром мы узнали, что началась война. Посещения кружка стали редкими, т.к. много было других дел: разносили повестки военкомата, рыли щели, оборудовали газоубежище в доме, готовили школу под госпиталь, помогали эвакуации младших школьников и их младших сестер и братьев. Какое-то время помогали А.М. Котону в работе на вокзале - выдача талонов на питание, регистрация беженцев, выдача направлений в эшелоны. …А в августе после вступительных экзаменов в Университет работа на окопах. Осенью 1941 г. мы разбирали животных по домам, т.к. стало холодно, нечем было их кормить. Встречи наши прекратились, прекратил существование и кружок».

Казалось, что навсегда. Да и как иначе могло казаться в те, первые месяцы страшной войны? Но оказалось, что есть то, над чем не властна даже война. «Уже в 1942-43 г. мы стали опять общаться. Первой я встретила Наташу Неелову. С нашими ребятами-фронтовиками Витей Богдановым, Юрой Бурчиком, Юрой Королевым, Павлушей Соколовым, Глебом Святловским у меня была переписка, к сожалению письма эти не сохранились. С 1944 г. начались регулярные встречи в Университете, да и в домашних условиях».

Конечно, в военном Ленинграде оставалось мало КЮНовцев. Большинство мальчиков были на фронте. Погибли на войне Алексей Лабода и Ава (Авенир) Дeсницкий. В блокаде Ленинграда погиб Юра Дрюбин. Но кончилась война, прошло несколько лет, и разбросанные войной кружковцы стали возвращаться в родной город. «Радость встречи была огромная, мы долго беседовали, вспоминали кружок, юннатов, решили, что надо объединиться вновь. Оказалось, что в 1960 г. в Ленинграде уже находились многие из нас: Елена Витальевна Бианки - художник, Виталий Витальевич Бианки - орнитолог, Евгения Владимировна Миронова - геолог, Людмила Владимировна Миронова – палеонтолог, Сладков Николай Иванович - писатель натуралист, Павел Константинович Смирнов - зоолог, Валентина Геннадьевна Кулачкова - зоолог, Виктор Владимирович Богданов - зоолог. Оказались в Ленинграде и Юрий Самуилович Бурчик, Наталия Николаевна Неелова, Роман Иннокентьевич Милехин, Екатерина Николаевна Смирнова и другие. Глядя на эти имена, очень приятно сознавать, что большинство юннатов остались верны своей юношеской любви к природе и посвятили свою жизнь ее изучению. К сожалению, трудные военные годы не всем позволили заняться любимым делом - стать биологом, но любовь к природе и желание её охранять остались у всех бывших юннатов навсегда».
«Любовь к природе осталась у нас навсегда»

Прожитая ими жизнь была очень тяжелой. О многих юннатах, особенно старшего поколения, теперь практически ничего нельзя разыскать. Е.В. Бианки удалось собрать сведения о нескольких десятках бывших КЮНовцев. Имена многих из них сейчас известны далеко за пределами Ленинграда. Скажем хотя бы о некоторых.

Андрей Меженный¹¹ с 1938 г. учился в Пединституте им. Покровского, был лаборантом и заместителем А.М.Котона по кружку. Юннаты звали его «зам-пом-трам-бум», но относились с трепетом – он был взрослый, учил их стрелять из охотничьего ружья. Добровольцем он участвовал в финской войне 1939-40 гг. В 1941 г. стал рядовым Народного ополчения на Ленинградском фронте. В 1949 г. окончил биофак ЛГУ. Работал научным сотрудником в институте физиологии им. Павлова, Печоро-Илычском заповеднике, в Якутском филиале РАН, на биостанции ЗИН в поселке Рыбачьем на Куршской косе, в Институте проблем Севера РАН в Магадане. Участник экспедиций КЮН в 1937-39 гг., гордого и независимого характера, он навсегда остался бродягой в душе. «Вечно он приходил в распахнутом полушубке и в ушанке, кое-как сидящей на голове» - вспоминают молодого Андрея юннаты. «Он неизменно ходил в кирзовых сапогах, и в полевых условиях, и в городе, и даже на научных конференциях», - пишет об уже вполне взрослом А.А.Меженном, кандидате биологических наук, его сотрудник по работе на биостанции ЗИН¹².

Коля Сладков^13. был членом КЮНа с момента его основания. С 1937 г., с первой экспедиции в Новгородчину, началась его дружба с В.В. Бианки, сохранившаяся на всю жизнь. «Барон» звали его в кружке. «Ваш Колька-Барон-Одинокий Волк» подписывал он свои юношеские письма к В.В. Бианки. Тогда же, в 1937-38 гг. начал Коля Сладков писать первые рассказы о природе, неизменно советуясь с В.В.Бианки. «Еще зимой я решил написать рассказик по Вашим указаниям. Уже выдумал сюжет и попытался состряпать "живой организм"; попотел изрядно и заставил все же, черт возьми, шевелить этот "организм" усами. В школе получил первую премию за него, но... всё дело в Вас. Если и Вы найдете, что мои "организм" шевелит усами, то я буду считать премию законной. Если же нет, то я загоняю всю премию и на вырученные деньги покупаю бумаги… чтобы писать сначала»¹⁴. С 1939 г. Н.Сладков учился в Гидрографическом институте Главсевморпути, затем в Военно-топографическом училище, работал топографом. «Талантлив он как черт! Большой будет писатель!» - писал В.В. Бианки о Н.Сладкове Андрею Меженному. Предсказание это вполне оправдалось. В 1953 году опубликована первая книга Н.Сладкова — «Серебряный хвост»; в 1955 году — «Птенцы-хитрецы» (с рисунками Е. Чарушина), получившая первую премию на всесоюзном конкурсе детской книги. Николай Иванович Сладков стал замечательным писателем-анималистом, автором многих десятков книг о природе.

Миша Заславский¹⁵, пройдя войну, с 1946 года стал сотрудником Зоологического музея, известным таксидермистом. Многие экспонаты Музея им. П.Ф. Лесгафта, учебного музея при кафедре зоологии Петербургского университета, Зоологического музея РАН созданы его руками. М.А. Заславский – автор серии великолепных руководств по таксидермии.

Паша Смирнов¹⁶ занимался в кружке при Пединституте с 1936 года, участвовал в экспедициях 1938 и 39 гг. В 1939 году поступил на биофак ЛГУ. Воевал на Калининском фронте, был дважды ранен. После войны закончил университет, стал кандидатом биологических наук, специалистом по физиологии и экологии позвоночных, работал в ЛГУ.

Сестры Мироновы, Люда и Мила¹⁷, обе были членами кружка, участницами экспедиций. Женя в 1949 г. закончила биологический факультет ЛГУ, работала в Зоологическом музее, в библиотеке ЗИНа и научным сотрудником в отделе паразитологии. Мила еще в КЮНе интересовалась одновременно насекомыми и геологией, занималась в геологическом кружке. За это совмещение интересов ребята в шутку называли её "окаменелой букарахой". В 1949 году она закончила геолого-почвенный факультет ЛГУ, занималась стратиграфией и ископаемыми моллюсками палеогена, проводила экспедиции в Средней Азии, Крыму, на Кавказе. Кандидат геолого-минералогических наук.

Валя Кулачкова¹⁸, чей день рождения так весело отмечался в экспедиции, а работы по шелкопряду экспонировались на ВСХВ, окончила биофак и аспирантуру ЛГУ. Вся ее жизнь оказалась связана с Белым морем, которое она «исходила вдоль и поперек на научно-исследовательских судах, на катерах и весельных лодках, под парусом или пешком по берегу…. Кулачкову, Валентину Геннадиевну, Геннадиевну или просто Валю знали академики и лаборанты, руководители рыбной промышленности и рыбаки, представители местных властей и жители поморских деревень. О ее здоровье справлялись, ей слали приветы, к ней приезжали повидаться или обсудить беломорские дела. Многим она была нужна как грамотный и знающий паразитолог и один из основных организаторов научных исследований на Белом море, но еще больше людей стремилось к ней просто как к доброжелательному и неравнодушному человеку»¹⁹. С 1952 по 1956 гг. она была заместителем директора по научной работе Кандалакшского заповедника. Работала в Ин-те биологии Карело-Финского филиала АН СССР в Петрозаводске, и много лет - на Беломорской биологической станции ЗИН АН. Была бессменным секретарем Проекта «Белое море», входила в состав Беломорского рыбохозяйственного совета, была членом Бюро Секции по Белому морю Ихтиологической комиссии, организовала и провела несколько беломорских конференций.