Название оригинала: Christian Spirituality In The Catholic Tradition. Jordan Aumann, O. P. Ignatius Press, San Francisco, Sheed & Ward, London
жүктеу/скачать 1.4 Mb.
|
| Глава 4. Монашество на Западе
Немногие документы свидетельствуют о существовании монашества на Западе до середины четвертого века, когда оно уже процветало на Востоке.126 Однако, поскольку поддерживалась постоянная связь между Римом и центрами монашества в Египте, Палестине и Александрии, то вполне вероятно, что римским христианам было известно о монашеском движении. Достоверным фактом является посещение св. Афанасием в период его первой ссылки между 336 и 338 г.г. Трира, а в 340 г. — Рима. Написанное им Житие Антония, сыгравшее столь значительную роль в распространении монашества, было очень рано переведено на латинский язык и весьма быстро стало известно христианам на Западе. С другой стороны, вероятно и то, что монашеская жизнь на Западе могла развиваться и без прямого влияния Востока. Аскеты, девственники и вдовы уже придерживались некоторых правил, вполне соответствовавших духу монашеского образа жизни. Евсевий же говорит об аскетической жизни уже в середине третьего века.127 Однако на протяжении первых веков в Западной Церкви отсутствовал такой отличительный элемент монашеской жизни, как уход из мира. Первые аскеты предпочитали отшельнической жизни вдали от мира жизнь в общине. Следовательно, хотя мы не можем с уверенностью сказать, что монашеская жизнь на Западе была в строгом смысле заимствована с Востока, основное влияние на развитие монашеских общин Запада в четвертом-пятом веках оказывало восточное монашество. ИСТОКИ ЗАПАДНОГО МОНАШЕСТВА В сочинениях 380-х годов св. Иероним утверждает, что к названию "монах" относились с презрением, вероятно, из-за некоторых аскетов, как мужчин, так и женщин, чрезмерно подчеркивавших свою харизматичность и не подчинявшихся установленному порядку.128 В то же время он благожелательно отзывается о монашеской жизни некоторых знатных римских матрон, духовным наставником которых ему довелось быть. Несмотря на некоторую оппозицию аскетическому движению, св. Иероним в течение трех лет, проведенных в Риме, поощрял развитие этого образа жизни. Другим поборником аскетической жизни был св. Амвросий (+397), родная сестра которого по имени Марцеллина вступила на путь аскезы в 353 г. в Риме, а затем перебралась в Милан.129 Будучи епископом Миланским, Амвросий покровительствовал мужской общине неподалеку от Милана, и именно там св. Августин впервые познакомился с образом жизни, напоминающим монашеский. Как уже говорилось, первая монашеская община латинской Церкви была основана Евсевием, епископом Верчелльским с 344 до 371 года, года его смерти. Известно, что в 355 г. за отказ подписать осуждение св. Афанасия на синоде в Милане Евсевий был отправлен в ссылку, следовательно общину он основал, вероятнее всего, по возвращении с Востока в 363 г. Еще одним основателем монашества был св. Павлин Ноланский. Он родился в Бордо около 353 г. Его жена Терезия, знатная испанка, была благочестивой христианкой. Когда умер в младенческом возрасте их единственный ребенок, они решили посвятить свою жизнь аскезе, воздержанию и молитве. В 395 г. они покинули Барселону и поселились в Неаполе, где создали fraternitas monistica, в которое входили родственникики и друзья, все из высшего сословия. Павлин был рукоположен в священники — возможно, еще до отъезда из Барселоны — и в 408 г. после смерти Терезии стал епископом Ноланским. Он поддерживал контакт со многими крупными церковными деятелями своего времени, среди которых были св. Иероним, св. Амвросий, св. Мартин Тур-ский, св. Августин и св. Гонорат.130 Св. Мартин Турский закончил военную службу в 356 г., а в 360 г. со св. Иларием перебрался в Пуатье, где основал полуотшельническую общину. В 371 г. он стал епископом Турским, первым епископом-монахом на Западе, и до самой смерти в 397 г. содействовал развитию монашества. Став монахом под руководством св. Илария, большого почитателя св. Афанасия и восточного монашества, св. Мартин основал множество монастырей, среди которых знаменитые монастыри в Лигуже и Мармутье. Почитание св. Мартина как основателя и покровителя монашества было столь велико, что св. Бенедикт посвятил ему капеллу в Монте Кассино.131 Вскоре после смерти св. Мартина, между 400 и 410 г.г. св. Гонорат основал монастырь на острове Лерине неподалеку от Канн. Монахи были большей частью образованные люди из высшего сословия, и поэтому многие из них стали епископами. На несколько веков монастырь в Лерине стал центром религиозной культуры, дав нам таких выдающихся людей, как св. Цезарь (+542), автор монашеских правил для мужчин и женщин, и Винсент Леринский, автор Соттоnitorium, трактата излагающего католическую доктрину. Св. Иероним, к которому в Риме стали относиться настолько недоброжелательно, что он после смерти в 384 г. Папы Дамаса перебрался в Палестину, основал мужской и женский монастыри, осуществляя руководство ими до конца своих дней (+404). В этих монастырях соблюдалось Правило св. Пахомия, а в 404 г. св. Иероним перевел Правило св. Пахомия, его Mynita и письма на латинский язык. Перед этим Руфин, давний друг св. Иеронима, перевел на латынь Правило св. Василия и Historia Monachorum in Aegypto. Таким образом, и св. Иероним, и Руфин оказали огромное влияние на западное монашество. ИОАНН КАССИАН Огромное влияние на монашество оказал предшественник св. Бенедикта Иоанн Кассиан (+435), жизнь которого представляет величайший образец монашеского служения. Родился он, скорее всего, на Балканах в 360 г., а имя Иоанн взял в память о своем учителе и покровителе св. Иоанне Златоусте. В юности вместе со своим другом Германием Кассиан поступил в монастырь в Вифлееме, а через некоторое время вместе с Германием отправился к монахам в Египет. Он посетил знаменитые монастыри — Келийский, Нитрийский и Скитский, и весьма вероятно, что в последнем из названных монастырей встретил Евагрия, который умер в 399 г. Друзья вместе вернулись в Вифлеем, а позднее посетили Египет вторично. В 400 г. они попали в Константинополь, где Кассиан был рукоположен в дьяконы св. Иоанном Златоустом. Когда в 405 г. Златоуста сослали, Кассиан и Германий отправились в Рим, чтобы ходатайствовать о нем перед Папой. Еще один достоверно известный нам факт свидетельствует о том, что к 415 г. Кассиан находился в Провансе и был рукоположен в пресвитеры. В Провансе Кассиан развил активную деятельность. Со времени св. Мартина Турского в этом районе появилось много монастырей, но общепринятого правила, определяющего уклад монашеской жизни, не существовало, а потому в монашеских правилах не было и единообразия. Поскольку Кассиану был известен опыт восточного монашества и различные типы монашеского жизнеустроения, то его считали авторитетом в данном вопросе. Кассиан, однако, отнюдь не ограничивался ответами на вопросы и советами. Неподалеку от Марселя он основал два монастыря: мужской — очень вероятно, что это было аббатство св. Виктора, — и женский.132 Его духовное учение изложено в работах О постановлениях и Собеседования. В первом трактате Кассиан говорит о монашеском одеянии, о молитве и чтении псалмов, об аскетических подвигах и о восьми смертных грехах, перечисленных Евагрием.133 В Собеседованиях он рассуждает о сути монашеской жизни, о благоразумии, о трех видах отречения от мира, об истоках искушения, о молитве, о христианском самосовершенствовании, о харизмах и о духовном знании. По Кассиану, цель монашеской жизни — внутреннее совершенство каждого монаха, причем отнюдь не монашеский образ жизни как таковой является источником этого совершенства, но добродетели, приобретаемые самим монахом. Суть совершенства — в любви, а совершенная любовь стяжается аскетическим подвижничеством. Однако Кассиан неустанно повторяет, что для монаха аскетические подвиги не должны быть самоцелью; прежде всего монах должен стремиться к настоящим духовным ценностям, которые становятся достижимыми с помощью самоотвержения. Аскетизм монаха обязательно проходит три последовательные фазы, прежде чем монах войдет в совершенство созерцательной любви: Предание наших святых Отцов и авторитет Писания учат нас, что есть три вида отречения от мира, через которые каждый из нас должен пройти, употребив к тому все свои силы. Первое то — в котором мы оставляем все богатства и удовольствия мира. Второе то — в коем оставляем прежние нравы, пороки и страсти, как душевные, так и телесные. Третье — в коем, отвлекая ум свой от всего нынешнего и видимого, только будущее созерцаем и вожде-леваем того, что невидимо... Этого третьего мы достигаем лишь тогда, когда дух наш, не отягченный более пагубностью нашего любострастного и бренного тела и освобожденный от привязанностей земных, в непрерывном размышлении о Божественном возносится в мир горний и погружается в созерцание вечной истины, забывая даже, что все еще связан оковами бренной плоти, и, объятый восторгом созерцания Бога, он поглощен пребыванием в Нем так, что не внемлет уже ни единому образу, ни единому звуку, и ничто, даже самое великое и чувственновоспринимаемое, не достигает его.134 Таким образом, для Кассиана плод аскетического подвижничества — Божий дар созерцательной молитвы. Значение молитвы поистине настолько велико для христианской духовности, что, по словам Кассиана, ни молитва не может быть достигнута без добродетелей, ни добродетели не могут быть явлены в совершенстве без молитвы. В Собеседованиях Кассиан различает четыре вида молитвы: молитва о прощении грехов, свойственная новоначальным в духовной жизни; молитва благих намерений, приносимых Богу, характерная для продвинувшихся в духовной жизни; молитва-прошение за других, о спасении их, возносимая достигшими состояния любви к Богу и любви к ближнему; молитва-благодарение за полученные благодеяния Божий, которую творят созерцающие Бога и которую Кассиан называет "пламенной молитвой".135 И как будто для того, чтобы подчеркнуть недопустимость отождествления созерцательной молитвы с языческим гнозисом, Кассиан настаивает на том, что она и вдохновляется чтением Священного Писания, и завершается возвращением монаха к Писанию. Единственным совершенным благом является "созерцание Бога, несомненно превышающее все заслуги, все добродетели праведности и даже все, что мы читаем у ап. Павла о добре и о пользе"136. Монашеское движение не обошлось, однако, без отступников, во главе которых стоял бывший монах Иовиан, в свое время весьма влиятельная фигура. Стремясь помешать распространению аскетизма, он столь яростно проповедовал — в качестве христианской — жизнь чувственную и обмирщенную, воплощая эти принципы в собственной жизни, что св. Иероним прозвал его "христианский Эпикур".137 Нападки Иовиана на монашество привели его к отрицанию девственности Марии, Матери Иисуса Христа, и к отрицанию необходимости целибата, установленного для латинского духовенства.138 На другом полюсе мы видим ересь мессалианства, против которой св. Августин написал трактат De opere monachorum. Основное заблуждение мессалианства заключалось в убеждении, что оставляющие все ради уединения и молитвы монахи должны отказаться ради сосредоточенности, безмолвия и молитвы и от всех форм физического труда.139 Несмотря на всяческие нападки, монашество продолжало процветать, однако на Западе его ожидали радикальные перемены, особенно в результате деятельности св. Августина. СВ. АВГУСТИН Св. Августин (354-430) почитается отцом западного богословия и крупнейшим учителем Церкви. Его богословские достижения оказались столь значительны и столь разнообразны, что вошли в сокровищницу восточной богословской традиции и заложили основы нового западного богословия. Его учение во многих областях, например таких, как богословие творения, проблема зла, экклезиология, добродетель веры и эсхатология, было признано практически исчерпывающим. Ни один из греческих Отцов не сравнится со св. Августином по глубине достигнутого им проникновения в доктрину о Троице, а его учение о благодати все еще доминирует в наших богословских исследованиях. Св. Августин разработал богословие духовной жизни, укоренной в любви к Богу, совершенствуемой в мудрости и неразрывно связанной с Христом и Церковью. Чтобы понять учение св. Августина, полезно вкратце остановиться на сформулированной им в результате борьбы с пелагианами доктрине о первородном грехе и благодати. Основной принцип, составляющий суть пелагианства, — автономия человеческой свободы. Человек был создан свободным, и, хотя его свобода — Божий дар, она настолько неотъемлема от человека, что без нее существование человека просто немыслимо. Дав человеку свободу, Бог не может вмешиваться в его жизнь, не нарушая ее, и, следовательно, человек сам себе хозяин; свобода выводит человека из-под власти Бога. Действия человека определяются только его свободным выбором, и от его собственного свободного выбора полностью зависит то, как он поступит — остановит ли свой выбор на добре или на зле. Более того, поскольку согласно пелагианству человек абсолютно не подвластен ни действию первородного греха, ни влиянию его последствий, то он по природе своей добр и его добрая воля позволяет ему уклоняться от греха. Пелагиане не рассматривали благодать ни как основу внутренней божественной жизни души, ни как силу, изнутри влияющую на способности человека; благодать, по их представлениям, есть нечто внешнее по отношению к человеку. Учение и пример Христа только помогают нам творить добро своими силами, но фактическое волеизъявление и делание целиком и полностью принадлежат нам самим. А поскольку человек своими силами может достичь святости, то достижение святости вменяется ему в обязанность. Каждое доброе дело считается обязательным; не имеют значения евангельские советы, нет никакой реальной потребности в просительной молитве. Нет различия между смертным грехом и грехом простительным, ибо все грехи одинаково тяжкие. Остается только долг и обязанность: что человек может сделать, он обязан сделать. Ответ св. Августина пелагианам может быть сведен к следующему: Бог сотворил мир и человека по Своей благости человек был создан для сокровенного дружеского единения всей своей личности с личным Богом. А посему Бог создал наших прародителей невинными и наделил их сверхъестественными дарами телесного бессмертия, неподверженностью болезням и смерти, знанием по наитию и совершенной цельностью. Их состояние в отношении греха было posse non peccare,XXXIV после же вхождения в славу их состояние было бы non posse peccare.XXXV Несмотря на все данные ему дары, человек совершил первородный грех, но не потому, что запрет Бога противоречил желаниям человека, а потому, что тварность человека предполагала возможность изменения и, следовательно, он мог отойти от своего истинного блага. Корнем греха была гордыня; человек захотел быть сам себе хозяином. В результате падения Адам оказался в состоянии non posse non peccare.XXXVI Его любовь к Богу превратилась в любовь к себе; его разум омрачился неведением, а его воля расположилась ко злу; его разум утратил власть над низшими силами; он оказался подвластным смерти; половая потребность стала сильнейшим влечением его плоти. А поскольку согрешил Адам — отец и глава всего человечества, — то в нем, в Адаме, согрешили и все люди — все люди стали причастны его греху и последствиям этого греха. Вследствие первородного греха все человечество повреждено грехом. У человека неизменно сохраняется тоска по Богу и тяга к добру, но он утратил свободу творить добро; посему без Божией помощи человек может только грешить. Оправдание и спасение — дело исключительно Божие. Первое необходимое условие оправдания — вера в Христа, но вера невозможна без "упреждающей" благодати Божией. Это условие не зависит от того, захочет ли человек принять или отвергнуть Божий дар благодати и веры, ибо, если было бы так, то все в конечном счете зависело бы не от Бога, а от человека. Человек принимает Божию благодать по благодати Божией. В борьбе с пелагианами св. Августин защищал реальность освящающей благодати, утверждая, что оправдание помимо прощения грехов предполагает и некий положительный элемент, некую новую сущность, неотъемлемую от души. Он говорит об этой сущности, как о божественном усыновлении, как об обожении души, посредством чего в ней запечатлевается образ Божий, как о сопричастности праведности и святости Самого Бога. Так, комментируя стих из Послания к Римлянам 5:5: "Любовь Божия излилась в сердца наши Духом Святым, данным нам", — св. Августин говорит: "И в самом деле, любовью Божией, сказано, наполняются сердца наши; не той любовью, которою Он Сам нас любит, но любовью, которою Он превращает нас в любящих Его; так же как и праведность Божия, которая, будучи даром Его, делает нас праведными... Это та праведность Божия, которую Он не только преподает в заповеди соблюдения закона, но и посылает как дар Духа". Однако именно вопрос о действенной благодати в учении св. Августина представляется амбивалентным; по крайней мере, в его толковании усматривались противоположные смыслы. Так, из некоторых выражений как будто бы следует, что благодать уничтожает свободу человека, например: "Бог, действуя в нас, определяет наши желания и поступки", "в нас всегда действуют Божия воля и благодать", "мы обязательно выбираем то, что восхищает нас больше всего". И при этом трактат De gratia et libero arbitrio Августин полностью посвятил защите человеческой свободы. Согласно Порталье, в основе учения св. Августина о действенной благодати лежат три фундаментальные принципа: 1) Бог в силу Своей благодати всевластвует над ограниченной человеческой волей; 2) человек, получивший благодать, сохраняет всю полноту присущей ему свободы; 3) совместимость этих двух принципов определяется характером божественного водительства.140 Как и в учении о благодати, в котором св. Августин решительно отстаивал благодать как дар, а также свободу и ответственность, характеризующие соучастие человека в действии благодати, так и в его учении о духовной жизни сильный акцент делается на двух — одних и тех же — элементах. Во-первых, св. Августин настаивает на покорности Святому Духу, выражающейся в смирении, вере и в молитвенной практике; во-вторых, он требует отклика на благодать, выражающегося в исполнении повелений любви, плодами которого должны быть добрые дела. Для человека любовь — совокупность всей нравственной жизни, и она составляет сущность христианского совершенства: совершенная любовь есть совершенная праведность.141 И действительно, Писание провозглашает только любовь. И для Августина эта любовь является ничем иным как любовью к Богу ради Него Самого и любовью к себе и к ближнему как к чадам Божиим.142 Однако совершенная любовь обретается не ранее, чем душа укрепится и очистится воспитанием добродетелей; но и тогда она остается лишь относительно совершенной, ибо любовь неисчерпаема. "Мы обретем любовь совершенную, — говорит Августин, — когда увидим Бога лицом к Лицу. Ибо нечего будет добавить к нашей любви, когда мы сподобимся видения".143 Однако здесь, на земле, "совершенству свойственно осознавать свое несовершенство", хотя "чем больше ваша любовь, тем выше вы вознесетесь".144 Когда душа достигнет совершенной любви, она переживет радость единения с Богом, так как любовь по своей природе устремлена к слиянию со своим возлюбленным. В такой момент любовь обретает ту истинную премудрость, которая и есть по Августину мистическое созерцание. В трактате De quantitate animae св. Августин перечисляет семь стадий, которые обычно проходит душа на пути к созерцанию. Первые три стадии относятся к органическому, чувственному и рациональному уровням человеческой жизни. Но настоящее продвижение христианина к совершенству начинается не раньше четвертой стадии, стадии добродетели, сопровождаемой очищением. Пятая стадия называется покоем, характеризуя собой умиротворение, наступающее благодаря укрощению страстей. Шестая стадия именуется вступлением в божественный свет (ingressio in lucern), когда душа стремится проникнуть в Божественное; если ей это удается, она входит в седьмую и последнюю стадию, стадию обретения вечного соединения и вселения в обитель (mansio).145 То, что эта последняя стадия представляет собой подлинно мистическое созерцание, а не философское созерцание неоплатоника, со всей очевидностью вытекает из комментария св. Августина к Псалму 41: Но не напоминает ли чем-то Бог, Которого ищет [душа], ее собственный дух? Мы, конечно, можем видеть Бога только посредством духа; и однако Бог и дух наш не одно и то же. Так что дух пророка, ищущий Бога и находящий Его, избегнет впредь оскорблений тех, кто говорит ему: "Где Бог твой?"... Я искал моего Бога во всем видимом и телесном и не находил Его; я ищу Его сущность в себе, как если бы Он походил на меня; и я осознаю, что Бог мой превыше моей души. И чтобы достичь Его, "вспоминая об этом, изливаю душу мою". Как, в самом деле, может, не изливаясь, достичь душа моя желанной цели? Замкнувшись в себе, она не узрит ничего кроме себя, и не найдет в себе своего Бога... "Изливаю душу мою", и не на кого больше уповать, кроме как на Бога моего. Высоко, воистину, высоко обитель Бога, высоко над душою моею.146 В учении о созерцательной и деятельной жизни св. Августин превзошел всех предшествовавших ему богословов, и наряду со св. Григорием Великим и св. Фомой Аквинским, должен быть признан авторитетом в данном вопросе. В труде De civitate Dei (0 Граде Божием) Августин рассуждает о созерцательном и деятельном аспектах мудрости: деятельная сторона связана с развитием добродетели, тогда как созерцательная — с проблемой истины. В Contra Faustum Лия символизирует у него деятельную жизнь, а Рахиль — созерцательную, но при этом деятельная жизнь соотносится с завершающейся смертью земной жизнью человека, живущего по вере, а созерцательная жизнь — с вечностью, где человека ждет радость вечного созерцания Бога. Такая же концепция содержится в комментариях св. Августина к Евангелию от Иоанна: "Деятельная жизнь символизируется образом апостола Петра, созерцательная — образом Иоанна. Первая от начала до конца протекает здесь и оканчивается с концом этого мира; вторая — как бы откладывается, чтобы обрести завершение после конца этого мира, но в будущем мире она не имеет конца".147 Однако св. Августин говорит также о созерцательной и деятельной фазах жизни здесь, на земле, и утверждает, что ни одного человека нельзя назвать только деятельным или только созерцательным и что эти два процесса чередуются в жизни людей. Человеческая душа располагает двоякой силой, деятельной и созерцательной. Благодаря первой происходит развитие, благодаря второй достигается цель. Деятельная сила рождает в человеке деятельность, направленную на очищение сердца ради лицезрения Бога; созерцательная сила удерживает человека, созерцающего Бога, в покое. Поэтому суть первой — в соблюдении заповедей, с помощью которых мы с трудом пробиваемся в этой временной жизни, тогда как вторая наполняет нас истинами о будущей вечной жизни. Следовательно, сила деятельная вовлечена в борьбу, а сила созерцательная наслаждается покоем... Второе следствие состоит в том, что в этой смертной жизни деятельная сила направлена на соблюдение подобающего образа жизни, созерцательная же сила заключается по существу в вере, а для очень немногих — отчасти и в видении неизменной истины, наблюдаемой как бы сквозь тусклое стекло (l Kop 13: 12).148 Сравнивая жизнь деятельную и созерцательную, св. Августин, говоря о Марфе и Марии, не колеблясь, выше ставит созерцательную жизнь. "Марфа избрала часть добрую, Мария же благую... Она избрала созерцание, жизнь по слову".149 То же повторяет он и в Проповеди 179: Часть, избранная Марфой, святая и великая, но Мария избрала часть лучшую, ибо, когда сестра, работая и суетясь, проявляла заботу о многом, оставалась она в покое, внимая в безмолвии. У Марии не отнимется часть ее, у Марфы же отнимется, ибо прекратится служение святым; и кому же подавать еду, если не будет голодных? Марииной части нет конца, ибо обрела она источник наслаждения в праведности и истине, и этим будет наслаждаться в вечности. От деятельного и созерцательного проявления жизни внимание св. Августина обращается к различным укладам жизни. Он утверждает, что выделяются три образа жизни: созерцательная жизнь, или познание истины, жизнь, посвященная земным проблемам, и жизнь, сочетающая в себе элементы первой и второй. Пытаясь решить, какую из этих трех форм лучше выбрать, св. Августин настаивает, что выбор должен определяться тем, в какой мере каждый из этих трех способов облегчит человеку достижение конечной цели. Что касается этих трех образов жизни — созерцательного, деятельного и смешаного, — то, хотя человек, сохраняя веру, может выбрать любую из них без ущерба для своей вечной жизни, он, однако, не должен никогда пренебрегать долгом перед истиной и верностью долгу. Нельзя вести созерцательную жизнь, забывая при этом о своей обязанности служить ближнему; так же как недопустимо погружаться в деятельную жизнь, оставляя в пренебрежении созерцание Бога.150 жүктеу/скачать 1.4 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|