Шереметева Наталья Афанасьевна

Понять и запомнить родословное дерево Шереметевых довольно трудно, потому что две сестры Бориса Сергеевича Шереметева внесли путаницу, выйдя за Шереметевых же (Анна Сергеевна - за графа Дмитрия Николаевича; Екатерина Сергеевна - за Алексея Васильевича Шереметева - ее сыновья: Василий Алексеевич, Владимир Алексеевич, так называемый «конвойный», и Сергей Алексеевич (старше Владимира) - наместник на Кавказе. В Ставропольском уезде Симбирского наместничества в 1796 г. Николаю Петровичу Шереметеву принадлежала родовая вотчина.

Сестрам Столыпиным Наталье и Марии (в замужестве Шербатовой), дочерям штабс-капитана артиллерии Афанасия Алексеевича Столыпина, по наследству от отца досталось имение в Верхнем Кушуме Новоузенского уезда Самарской губернии Ставропольская и новоузенская помещица Наталья Афанасьевна Шереметева - дочь саратовских дворян Афанасия Алексеевича Столыпина и Марии Александровны Устино­вой. В 1862 обвенчалась с Василием Алексеевичем Шереметевым (1834-1884), гвардии полковником Кавалергардского лейб-гвардии полка (1853-1863). В усадьбе Покровское-Шереметьево в Рузском уезде, принадлежавшей А.В. Шереметеву, провел детские годы поэт Ф. Тютчев у своей родной тётушки Надежды Николаевны Шереметевой, жившей у гостеприимных родственников, подружившейся накрепко со своим двоюродным братом Алексеем Васильевичем Шереметевым, которому Тютчев посвятил шутливое послание: «Мой брат по крови и по лени». Наталья Афанасьевна вела благотворительную и меценатскую деятельность. Под Августейшим покровительством ее Императорского Величества Императрицы Марии Федоровны состояло Общество попечения о неизлечимых больных (1871 – 1904), учредительницей которого стала Наталья Афанасьевна Шереметева. Актуальность этого общества была особенно велика, так как немало онкологических больных нуждалось в организованном попечении. С 1882 г. Наталья Афанасьевна состояла попечителем Рузского братства равноапостольной Марии Магдалины, назначением которого было поднятие нравственности в народе, распространение духовной литературы, в том числе среди заключённых в тюрьмах, помощь церковным школам, составление библиотек. Наталия Афанасьевна Шереметева была пуританского воспитания и взглядов, некраси­вая, строгая и часто нетерпимая, но в душе мягкая и добрая, казалось бы, совсем не подходила к своему мужу, но они обожали друг друга и почти не расстава­лись.

В 1876 году Международный комитет помощи раненым был переименован в Международный комитет Красного Креста. И российское «Общество попечения о больных и раненых воинах» стало называться Российским обществом Красного Креста. Эти общества были организованы в ходе русско-турецкой войны 1877 – 1878 годов. Целью Российского Красного Креста стало содействие военной администрации в уходе за ранеными и больными воинами. Организация брала на себя также обязанность «доставлять им по мере средств как врачебное, так и другое вспомоществование». Действительно, сообразно взятой на себя миссии, самую большую активность общества Красного Креста проявили в годы военных действий. Но и в мирное время они активно помогали пострадавшим от различных бедствий, используя специально собираемые для этого суммы. Русско-турецкая война 1877-1878 г. была очень популярна среди русской интеллигенции. Большинство женщин понятия не имело о том, что их может ждать на войне, при этом практически все стремились на передовую. Наталья Афанасьевна во время войны была с мужем в отряде Красного Креста на Кавказе. Отряд Красного Креста размещался на Сурамском перевале, от­куда железная дорога с одной стороны спускалась в цветущую долину Риона и доходила до Поти, а с другой стороны шла к Тифлису. От ближайшей станции, Михайловки, ветвь железной дороги шла по реке Куре к Боржому, резиденции великого князя Михаила Николаевича, наместника Кавказа. Вспоминает П.Н. Милюков: «Большой дом - единственная культурная постройка в дерев­не, был занят под помещение нашего главного начальства - графа А.В. Шереметева, предводителя дворянства, и его супруги. В этом же доме собирались к обеду и ужину высшие чины отряда, главноуправля­ющие». Остальные члены отряда, доктора, фельдшера и так далее занимали менее приспособлен­ные помещения в деревне, столовались особо и жили отдельной жизнью. Всем делом отряда заведовала и трудилась за всех супруга предводителя, Наталия Афана­сьевна Шереметева. Начиная с хлопот об устройстве привозимых к нам раненых и кончая последними мелочами санитарии, она во все входила сама. Мы ее за это очень уважали. Работа отряда велась в образцовом порядке, и постановка лечения в отряде московского дворянства вызывала невольное признание и 

зависть со стороны ближайших к нам казенных госпиталей. У нас всегда были налицо 

медикаменты и перевязочные средства, которых у них не хватало, и к нам стали посылать самых тяжелых больных и раненых не без задней мысли, что статистика покажет у нас 

наибольшее количество смертных случаев. Мне пришлось участвовать в разгрузке вагонов с ранеными, присланными после боев под Зивином (это была вторая большая присылка), видеть, в каком ужасном виде они к нам доставлялись, и радоваться той обстановке чистоты и спокойствия, в которую они у нас попадали. Я не упускал случая ходить по палаткам и беседовать с ранеными, читать письма от родных и писать их ответы. Особенно мы сблизились с офицерской палаткой, где настроение было критическое по отношению к ведению войны, и офицеры этого не скрывали. Помню, как при посещении великого князя, один из них, черный кавказец, заговорил с посетителем совсем неуважительным тоном: он был тяжело ранен и терять ему было нечего. Это было воспринято как большой скандал, и сцену постарались поскорее прекратить». По примерным подсчетам в войне в качестве медицинского и санитарного персонала участвовало около 1300 женщин. Действительный статский советник, егермейстер Двора Василий Алексеевич Шереметев избирался пред­водителем дворянства Рузского уезда (1875-1884).) и Московского губернского дворянства (1884). После смерти мужа Наталья Афанасьевна представила проект об утверждении богадельни в селе Покровское-Шереметево Рузского уезда.

В Ведомстве императрицы Марии Федоровны находились учебные заведения, воспитательные дома, приюты для обездоленных и беззащитных детей, богадельни. Немалые средства на их содержание вкладывала царская семья. Благотворительные учреждения Ведомства были созданы практически во всех крупных городах Российской империи. Среди них был Александро-Мариинский дом призрения, открытый в день серебряной свадьбы императора Александра II и императрицы Марии Федоровны, и назывался Александро-Мариинский приют-ясли для презрения несчастно рожденных младенцев. Приют открылся в доме, подаренном купцом Колесниковым. Попечительницей приюта была графиня Наталья Афанасьевна Шереметева. Она стала членом совета благотворительного общества при 2-й Московской городской больнице.

Бывал в доме Анны Сергеевны и весьма известный в те годы пианист и композитор Дёлер. Возможно, там и произошла первая встреча Теодора Дёлера (1814-1856, австрийский композитор) с Елизаветой Сергеевной Шереметевой - его будущей женой. Их любви препятствовало многое: и непременные в такой ситуации сословные предрассудки, и даже монарший запрет, ибо Николай I в 1846 г. ответил отказом на их прошение о разрешении вступить в брак. Как-то княгиня Юсупова давала бал, на котором присутствовало царское семейство. Когда танцы прекратились на несколько минут, Император Николай Павлович прошел через весь зал и остановился перед сестрой несчастной влюбленной графиней Анной Сергеевной Шереметевой: «Ваша сестра выходит замуж за Дёлера? - Да, Ваше Величество. - Если ваша мать согласилась на этот брак, я его запрещаю. Она должна знать, что брак русской с иностранцем не может состояться без моего позволения». На другой день графиня со слезами на глазах передала сестре Елизавете Сергеевне слова императора. Они произвели действие громового удара. После первых часов отчаяния молодая девушка успокоилась и сказала: «Нет, люди не переделают то, что Бог определил». И предчувствия ее сбылись. Дёлер находился тогда при дворе баварского герцога Луккского Карло II Луиджи Пармского 1815-1848, который был расположен к нему и принимал живое участие в его женитьбе. В тот самый день, когда русский Император разрушил женитьбу одним своим словом, герцог уничтожил решение Императора, поздравив Дёлера с титулом барона. Государь не противился более, но потребовал, чтобы Дёлер не давал концертов в России даже в пользу бедных, к чему его и обязал подпиской. И все же Елизавета Сергеевна вышла замуж. Те самые личности, которые восставали против неравного брака, стали напрашиваться на приглашение. Но им отказали под предлогом, что венчание совершится в семейном кругу. Свадьбу отпраздновали в Петербурге в домовой церкви графа Шереметева. Вскоре и Елизавета Шереметева стала брать уроки у Шопена. В одном из писем Она сооб­щает матери, что набралась храбрости и по­просила Шопена написать что-нибудь в альбомы ей и Марии. И он любезно пообещал. 8 декаб­ря, окончив урок с Марией, Шопен остался обе­дать у Шереметевых. После обеда девушки дали Шопену свои альбомы, и он написал Марии вальс, а в альбом Лизы - восхитительную мысль. Альбом же Елизаветы Шереметевой уцелел.

Елизавета Сергеевна была счастлива недолго. Она, как писали в некрологе, «вследствие слабого здоровья мужа, которое вскоре совсем пошатнулось, в течение нескольких лет, до самой его кончины, вела тяжелую беспокойную жизнь в постоянных и утомительных заботах о страдальце, не давая себе покоя ни днем, ни ночью, самоотверженно исполняя свой долг». Письма Елизаветы Сергеевны заставляют нас почувствовать всю незаурядность, обаяние и душевную тонкость этой необыкновенной девушки. Привлекает в ней все - и трогательная робость, и равнодушие к светским развлечениям, и редкий дар наблюдательности, и щедрость сердца, и любовь к прекрасному.

Наталья Васильевна Шереметева, дочь генерал-майора Кавалергардского полка Василия Сергеевича Шереметева (1752-1831), которая и познакомила сестер Шереметевых с Шопеном. Ее сын Николай был учеником Шопена. Она была замужем за ставропольским помещиком Дмитрием Михайловичем Обресковым (1790-1864), братом сенатора и посланника Александра Михайловича Обрескова (1790-1885), женатого на графине Наталье Львовне Соллогуб. Дмитрий Михайлович Обресков известный донжуан и сердцеед. Назовем наиболее известные из его привязанностей. Покорившую Обрескова польку звали Лаура Игнатьевна Валентинович жена сенатора Михаила Трофимовича Бобятинского (1773-1832), гродненского губернатора. Она была родной сестрой Теклы Игнатьевны княгини Зубовой, жены бывшего фаворита императрицы Платона Зубова. Жандармский полковник Ружковский  вошел в доверие местного губернского начальства и стал собирать сведения о губернаторе Обрескове, согласно которым, «гражданский губернатор с  самого прибытия своего в г. Вильно предался фанфаронству в высшей степени и волокитству за женщинами, с коими поочередно имел тесную непозволительную связь,  а влияние их на дела службы по управлению губернии производит вред». В числе других привязанностей Обрескова - Анна Лопацинская, графиня Эмилия Платер (1806-1831),которые «совершенно им овладели», а жена отставного полковника Нордштейна даже родила от Обрескова тройню и умерла. Лаура Бобятинская, используя близость с губернатором, заставила его назначить своего родственника Шумовича, не имеющего  аттестата об образовании и плохо пишущего по-русски, коллежским секретарем с 1000 руб. жалованья; по ее примеру другие женщины и их мужья, многие из которых находились в сношениях с бывшими мятежниками, протежировали сомнительным людям  в получении чинов и должностей; под их нажимом губернатор отпустил из-под ареста 12 помещиков - участников мятежа. За все эти злоупотребления властью и даже преступления Бенкендорф снисходительно обошелся  с Д.М. Обресковым  - он  был переведен в другую губернию, но отказался от назначения и вернулся в Вильно.

Филичкина Ирина

Неудачи на фронтах первой мировой войны вызвали новый подъем патриотических чувств, охвативший и женщин, и совсем юных девушек. На фронт рвались из городов, станиц и сел необъятной России. Количество женщин, желавших сражаться с врагом, исчислялось сотнями. Поначалу женщин на фронте пытались определить в нестроевые части или же держать при штабах, но доброволицы настойчиво требовали отправить их в окопы. В своем желании попасть на передовую девушки проявляли завидную настойчивость и изобретательность. Война принимала затяжной характер и всё более напоминала мясорубку, в которой перемалывались человеческие судьбы, но это не останавливало женщин. Они стали осваивать редкие тогда даже для мужчин военные профессии.

В числе их была жительница Новой Бинарадки Ставропольского уезда Самарской губернии Ирина Филичкина, происходившая из крепкой крестьянской семьи.

Родословная Ирины Филичкиной неизвестна. Когда мать девочки умерла, сирота осталась с отцом, зажиточным крестьянином Филиппом Филичкиным. С детства любила лошадей - в семь лет без седла, вцепившись в конскую гриву, мчалась с мальчишками к реке. Когда она подросла, мужики только диву давались, глядя, с каким удальством обгоняет девчонка самых отчаянных мальчишек.

Как выглядели эта отважная девушка, пожелавшая разделить тяготы войны с мужчинами? Ирине Филичкиной «на вид было лет 17-18. Хорошее русское лицо светилось отвагой и добротой, носик был чуть-чуть вздернут, искристые серые глаза смотрели открыто и прямо. Белая черкеска и папаха. К кожаному поясу с одной стороны был прицеплена шашка, с другой - больших размеров кобура с револьвером. За плечами на ремне висел легкий казачий карабин». Воевала она отменно, выполняя боевую работу наравне со всеми. Штыком и прикладом она орудовала столь же ловко, как и шашкой. Прикрывая со своим полуэскадроном атаку пехотного полка, Ирина увидела падающего знаменосца и врага, удиравшего в тыл с русским знаменем. Пришпорив коня, отважная девушка-кавалерист настигла немца и сразила его метким выстрелом. Подхватив знамя, она устремилась вперед, увлекая за собой полк. Вражеская позиция была взята.

Во время отхода русских войск, когда враг тесным кольцом старался сковать одну нашу часть и батареи, Филичкиной удалось прорваться через кольцо неприятеля и спасти от гибели две наши батареи, совершенно не предполагавшие о близости немцев, и вывести батареи из смыкавшегося немецкого кольца без всякого урона с нашей стороны

Потянулись боевые будни. Пули, шрапнель и осколки снарядов обходили ее стороной. Так продолжалось до тех пор, пока конники не столкнулись в одном из боев с баварской пехотой. Это были не австрийцы, которые, завидев идущую в атаку русскую пехоту или казачью лаву, бросали оружие, выскакивали из окопов и, задрав руки. Баварцы успели дать залп по несущимся кавалеристам и примкнули штыки к ружьям. Завязался яростный бой. Под одним из бойцов убило лошадь, и он отбивался карабином, тесня противника к канаве. Боец не видел подбиравшегося сзади врага. Крутясь в седле и отбиваясь шашкой от штыков, Ирина заметила опасность, но помочь товарищу не успела. Удар приклада свалил бойца. Ирина сразила врага и, соскочив с седла, подбежала к лежащему товарищу и опустилась на колени. В этот момент вражья пуля навылет пробила ее грудь. Она выжила. Из госпиталя ее отправили домой, но она не могла смириться с положением демобилизованной по ранению. Как только она почувствовала себя достаточно окрепшей, снова вернулась на фронт. Жители села ждали возвращения Ирины. Весь год до Новой Бинарадки доходили слухи о героизме Ирины Филичкиной. Узнав о ранении, старики рядили: все, пора за хозяйство приниматься.

Весной 1918 г. она вернулась в родное село. Ирина занялась домашними ­делами, да ненадолго. В июне Ставропольский уезд оккупировали белочехи 1-го Ставропольского сводного отряда. Именно тогда Ирина встретила свою любовь. Это был легионер белочешского полка Ярослав (фамилию до нас история не донесла). Чехи объединились с населением против большевиков, но вскоре мятеж был ликвидирован Красной Армией. Судьба Ярослава нам не известна.

Гоpодок остpовочками кpовель

Утpом pобко pаздвинет сиpень,

Акваpелью восхода в цвет кpови

Соловьиную выкpасит тpель.

От pешётки свежо щеке,

Сыpо в тесном подвальчике.

Мpак за плечи обнял, как бpат,

Между пpутьев небес квадpат.

(власть пока что с пpоpехами).

Окна смотpят pастеpянно –

Снова воля pастpеляна.

Об Ирине Филичкиной писал Артем Веселый в рассказе «Хомутово село».

В 1919 г. Ставропольский уезд был охвачен почти сплошным кольцом крестьянского чапанного восстания. Гражданская война превратилась в крестьянскую, народную войну за свой коренной порядок жизни. Нельзя не отметить высокий боевой дух чапанщиков и неплохую воинскую выучку: среди руководителей в селах было немало тех, кто повоевал в первую мировую войну. Атаманшей отряда повстанцев, воевавших на Еремкинском фронте была Ирина Филичкина. В состав войскового соединения, которое вело боевые действия против повстанцев Ставропольского уезда, вошли 1-й Самарский рабочий полк и 2-я интернациональная рота, в которой были мадьяры с пушками и пулеметами. Всего в распоряжении командира этой группировки Шевердина насчитывалось 400 человек пехоты и эскадрон кавалерии (75 человек). Ожесточенное сопротивление карательная экспедиция встретила в селах Старая Бинарадка и Еремкино. Здесь повстанцами командовала Ирина Филичкина, об отваге которой слагались легенды. «Она лихо скакала на серой кобыле по Еремкинскому фронту и плетью гнала в бой отставших или трусивших мятежников». Первый бой повстанцы дали карательному отряду, направленному из Самары под руководством большевика Медведева и комиссара губернской Ч К Опольского, около села Валы. Оборону держали целых семь дней и лишь после этого карательному отряду удалось одержать верх. В селе Жигули был захвачен весь штаб восставших. Они бы могли уйти в Жигулевские горы, а через них - в другие уезды Самарской губернии или вообще за ее пределы. Но в селе оставались семьи... Весь штаб по постановлению комиссии, действовавшей при карательном отряде, был расстрелян.Война велась не только между военными подразделениями восставших и отрядами советской власти. Накал ненависти был настолько велик, что крестьяне в одиночку выслеживали военных комиссаров, членов большевистских ячеек и сводили накопившиеся счеты.

с палками и кирпичами в руках двинулась к сельсовету. Они разбили стекла в сельсовете, нашли и побили председателя сельсовета Вечканова, а затем отправились за советом к местному священнику. На следующее утро в село прибыл вооруженный отряд. Около 10 женщин было арестовано. В соседнем селе уполномоченный РИКа, узнав, что верующие не могут уплатить страховки, заставил вынести церковному совету постановление об отказе от церкви и решил произвести изъятие колоколов. Собралось 150 женщин. Присутствовали крестьяне середняки-бедняки и обложенные по ст.28. К вечеру разошлись, оставив караулы. 21 января по колокольному звону вновь собрались восставшие. Шли разговоры о хлебозаготовках, раскулачивании, коллективизации, «нас обобрали». После успокоения крестьян, местные власти стали проводить разъяснительную работу и выявлять зачинщиков.

Марию Фортус направили на учебу в Москву. И там она встретилась с Рамоном, отцом своего сына, и они поженились. В 1929 году Мария с мужем отправляются в Испанию, где она ведет нелегальную работу, а Рамон становится генсеком каталонской компартии. Спустя год он погибает в автомобильной катастрофе, устроенной фашистами. Когда в 1933 году был убит ее муж, она могла лишь в толпе пройти мимо гроба любимого человека - ее искала полиция. Мария возвращается в Москву лишь в 1934 году. Через два года Коминтерн отправляет в Испанию ее сына, а когда разразился франкистский мятеж, Мария оказалась там же. Будучи военным летчиком, ее сын погиб в бою 23 сентября 1937г. В Испании ее звали Хулиа, то есть Юлия. Сама она после этого прожила в Испании лет пять, в совершенстве владела языком, отлично знала страну и ее обычаи, была рассудительной, быстро ориентирующейся в обстановке и храброй женщиной. Ей по плечу оказалась не только работа переводчицы, которую она выполняла блестяще. Как показала жизнь, она с успехом вела переговоры с любыми должностными лицами и в дальнейшем фактически являлась офицером для поручений. Ее прикомандировали к военному советнику испанского генштаба Кириллу Мерецкову. Она в совершенстве владела испанским, была переводчиком и офицером связи. Большие симпатии вызывал у испанцев советский доброволец Павлито, под именем которого в 1-й бригаде Листера дрался с врагом Александр Ильич Родимцев. Прекрасный знаток пулеметного дела, он воспитывал тогда в бригаде мастеров меткого огня и сам всегда находился на наиболее опасных участках сражений. Всего один эпизод воспоминаний М.А. Фортус: «Однажды мы с Сашей находились на командном пункте бригады. Командир Энрике Листер вдруг увидел, что поддерживающие бригаду танки почему-то изменили направление. Связи с ними не было. В ту же минуту Саша Родимцев бросился в машину и помчался наперерез танковой колонне. По всему полю раздавались взрывы. Мы видели, как он подъехал к головному танку, вскочил на броню и забарабанил по люку. Передал приказ командиру танкового взвода. Когда он вернулся, мы увидели на его шинели пробоины. А сам - будто заговоренный. Отважный был человек».

Из воспоминаний Родимцева: «Другой эпизод. Шли на нас в атаку марокканцы. В одном окопчике лежали я, командир танковой бригады Д. Г. Павлов и командир 11-й интернациональной бригады. Разведка сообщила, что у фашистов в каждом подразделении командует немецкий офицер, либо унтер-офицер. Артподготовка была у них сильной, пулеметы вели огонь длинными очередями. Республиканцы дрогнули, некоторые подразделения стали отходить. Выскакиваем из окопов, кричим: «Назад!» Д. Г. Павлов залез на танк, грозит бегущим солдатам пистолетом. Вокруг нас стали, задерживаться отдельные бойцы. Потом образовалась группа. Павлов направил вперед танки и сам поехал с ними. Солдаты устремились за боевыми машинами, постепенно восстановили линию обороны и отбросили марокканцев на исходные позиции.

Наступило короткое затишье. Вдруг, гляжу, появляется М. А. Фортус. Увидев, что дело плохо, она успела сбегать в 12-ю интернациональную бригаду и от моего имени передать приказ срочно прийти на выручку. Сейчас, говорит, эта [147] бригада находится приблизительно в одном километре от места боя. Я поблагодарил отважную женщину за инициативу, но в бой вводить бригаду мы уже не стали, так как опасность миновала. Пошел я в расположение бригады. Ею командовал генерал Аукач. Обсудив с ним обстановку, мы решили, что больше в тот день марокканцы не сунутся. Интербригаду отвели в резерв, на отдых.

А вот еще один случай. Под сильным натиском противника один из батальонов 18-я испанской бригады стал. постепенно отходить, Я оказался как раз на этом участке. Рядом со мной стояла Фортус. Увидев бегущих, она по-испански громко крикнула: «Испанцы, вы больше не мужчины!» Бойцы остановились, поглядели на женщину и в замешательстве повернули обратно. Их романское мужское самолюбие было жестоко уязвлено. Фортус побежала вперед, солдаты за ней. Через полчаса враг был отбит, прежняя позиция восстановлена. А когда бой кончился, ко мне явился комбат, старый испанский офицер-службист, и стал жаловаться на мою переводчицу, которая оскорбляет его солдат».

М.А. Фортус работала в Испании переводчицей советника Г.М. Штерна. Из воспоминаний Мерецкова: «В памяти вставали события минувшего года, которым я сразу не придал должного значения. Моя работа в Испании была, очевидно, тому причиной. Издалека все выглядит иначе. Вспомнилось, как главный военный советник Г.М.Штерн вызвал меня из Картахены в Валенсию. Я вошел к нему в кабинет и не услышал обычных шуток. Григорий Михайлович не сказал даже своего излюбленного «Салуд, амиго», только молча протянул мне телеграмму из Москвы. В ней сообщалось об аресте М.Н. Тухачевского, И.П. Уборевича, И.Э. Якира и других крупных военачальников. То были люди, стоявшие у руля Вооруженных Сил. Что могло толкнуть их на чудовищные преступления, в которых они обвинялись? Из арестованных я знал одного Якира, да и то видел лишь однажды, когда он посетил в 1933 году крейсер «Красный Кавказ». Григорий Михайлович Штерн был хорошо знаком со всеми, кто упоминался в телеграмме. Он долгое время работал в Москве, встречался с ними и на службе, и во внеслужебной обстановке. Я видел, что он поражен не менее меня. Мы были в кабинете вдвоем. Штерн рассказывал о Тухачевском и Якире, которых знал особенно хорошо. Он высоко оценивал их деятельность в годы гражданской войны, их роль в строительстве Вооруженных Сил. Так что же произошло? Штерн только пожимал плечами, но не высказывал никаких сомнений в правильности ареста. Тем меньше мог в этом сомневаться я. Вернувшись в Картахену, я информировал товарищей-добровольцев о телеграмме, прочитанной в Валенсии. Не могли мы себе представить тогда, что никакого преступления не было, что арестованные военачальники - жертвы страшного произвола».

А потом немецкие архивы попали в НКВД. Я тогда еще не имел к ним доступа. А Медведев просто поторопился. Медведев увидел документ - и написал в своей книге, что Кузнецов погиб так, как об этом ложно сообщили ОУНовцы немцам. Кузнецов действовал как профессионал: если погибнет, отчет попадет к немцам, а затем - на Лубянку. Помните - связи во Львове у него не было. Поэтому он подготовил отчет о своей деятельности на оккупированной территории, который подписал одним из своих псевдонимов - «Пух». Этот псевдоним был известен только на Лубянке. Николай Кузнецов просчитал, что к кому бы ни попал его отчет, он окажется в СД, а оттуда просочится информация о его гибели. И только таким образом в центральном аппарате НКВД СССР станут известны дата и место его смерти. В конечном счете, так и случилось, что лишь подтверждает высочайший профессионализм разведчика.

Гитлеровское командование пыталось блокировать отряд Медведева. Карательной операцией руководил штандартенфюрер СС Пипер. Бой длился более семи часов. На вражеской стороне было четырехкратное превосходство более 2-х с половиной тысяч солдат и офицеров. Но умелым руководством Д.Н  Медведев  добился победы. Эсэсовец Пипер был убит, каратели разгромлены, отряд захватил богатые трофеи - 120 повозок с оружием, много автоматов. «У парторга отряда «Победители» М. А. Фортус не сложились отношения с Д.Н. Медведевым. Мария Александровна не желала беззакония. По требованию Медведева Фортус отозвали в Москву, сама Мария Александровна боялась, что ее отправят к «отряду Кривулина». Она даже знала, кому это поручено сделать. В столице М. А. Фортус вызвали на Лубянку и потребовали от нее подтверждения того, что Кузнецов оказался предателем. Она решительно отвергла все обвинения, которые ему хотели вменить» (Олег Романчук). В воспоминаниях бойцов и командиров этого отряда так же, как и в книге Медведева  Фортус не упоминается. Мария Фортус была ранена в бою и вывезена самолетом в Москву. После госпиталя Марию Фортус направили в разведотдел Третьего Украинского фронта. Командующий его войсками генерал Родион Малиновский хорошо знал Марию по гражданской войне в Испании. Он поручил ей подготовку и заброску агентуры в немецкий тыл. Вместе с агентами не раз там побывала и она. Была награждена вторым орденом Красного Знамени. Но особенно отличилась Мария в операции «Альба Регия», когда ей удалось организовать поступление весьма важной информации из венгерского города Секешфехервара. Она сама напросилась в тыл врага, проникла в Будапешт, когда в нем шли бои, чуть не погибла, будучи заваленной взрывом в бункере немецкого штаба. За операцию «Альба Регия» и рейд в Будапешт Мария была награждена вторым орденом Ленина. Ее представляли к званию Героя Советского Союза, но ограничились орденом Ленина. После победы она служила в разведотделе Центральной группы войск в Вене. Отличилась и здесь: сумела отыскать подземный завод, на котором производились ракеты ФАУ-2. Кавалер 6 боевых орденов майор Мария Фортус служила в разведке до июля 1955 года. Мария Александровна вела большую общественную работу как член правлений обществ «СССР - Франция» и «СССР - Венгрия». Она работала над книгами - о французском Сопротивлении и о разведчике Кузнецове. Найти смысл в жизни - это счастье, найти счастье в жизни - смысл».

Сестры Чириковы

В 1647 году проводилась опись населенных пунктов Поволжья. Именно тогда появилось первое упоминание о селе Моркваши, состоявшем из двух домов, принадлежавших помещику Василию Порецкому. Во второй половине 18 века это место получило второе название, бытовавшее в народе – Чириковка. Род дворян Чириковык ведет начало с 1615 г. Им принадлежали поместья в Алатырском, Симбирском и Сызранском уездах. В начале 19 века село Моркваши перешло во владение Александра Чирикова, внебрачного сына дворянина Чирикова и крепостной женщины. Жена Александра была из рода мелкопоместного дворянина Матвеева, сосланного из Москвы в Самару и служившего землемером. Она осталась вдовой в 19 лет, когда ее старшей дочери Клавдии было шесть месяцев, вторая ее дочь Мария, родилась в 1877 г. По тем временам вдова Чирикова считалась несовершеннолетней, и к опекунству была назначена тетка, сестра отца, монахиня Старо-Костычевского монастыря. Тетка всячески старалась установить свое влияние на племянницу, но духовное влияние над ней установили совсем иные люди - революционные народники, организовавшие в Морквашах свое хозяйство. Они жили и трудились как крестьяне, а столовались в доме Чириковых в Морквашах.

В Моквашах работали народники В.Л. Сафотерова, В.Н. Монстрова, И.П. Монстров. Иван Павлович Монстров, служивший судебным приставом при съезде мировых судей Сызранского уезда, был арестован в 1874 г. Привлекался по делу 193-х за распространение запрещенной литературы. После ареста Монстрова, вдова Чирикова состояла с ним с конспиративной переписке, за что и побывала с трехлетней дочерью в тюрьме. Она боялась влияния тетки на дочь, и когда Клавдии исполнилось 9 лет, отвезла ее в Сызранскую гимназию и поселила в семье адвоката Сафотерова. Тетка несколько раз возвращала девочку и отвозила в монастырь. Сафотеров возвращал ее обратно, но здесь вмешалась полиция. Так, не закончив гимназии, девочка вернулась к матери. «Учиться пришлось мне случайно, от заезжих студентов и народников», - вспоминала Клавдия Чирикова. В Морквашах находили радушный прием нелегальные работники 90-х годов, как свидетельствует Глеб Максимилианович Кржижановский. В 80-х годах Кржижановский жил в Морквашах с матерью и сестрой.

Об этом времени Клавдия Чирикова вспоминала: «Глеб Кржижановский жил с матерью и сестрой в Морквашах на даче. Они ходили к моей матери, и я хорошо с ними познакомилась. С Глебом мы вели разговоры на политические темы, и он первый познакомил меня с учением Маркса. Следующее лето Глеб провел в Царевщине, потом жил у нас». В этом время к Кржижановскому приезжали его товарищи студенты, они вели беседы с крестьянами в Морквашах и Царевщине, привозили запрещенную литератур, которую Чириковы хранили на маленькой горке под камнями, а зимой прятали вокруг дома. В 1889 г. Клавдия Александровна организовала в Морквашах школу для крестьянских детей, ее посещали и взрослые. Школа просуществовала до 1905 г. Летом 1903 г. Чириковы принимали на летний отдых семью Ульяновых. Мария Александровну, Дмитрия, Марию, Анну. В декабре 1906 г. сестры были арестованы за подстрекательство крестьян к аграрным беспорядкам. и сосланы под гласный надзор полиции в Архангельскую губернию сроком на три года. В 1906 г. Мария родила сына Глеба. В ссылке сестры занятий не имели, получая от казны пособие 7 рублей в месяц. 9 февраля 1909 г. срок ссылки истек. Вернувшись на родину, сестры связались с подпольным кружком в Морквашах и занялись распространением нелегальной литературы. . С 1904 года Чириковы состояли в Ставропольском социал-демократи­ческом кружке и после возвращения из ссылки возобновили свою работу в нем. За нелегальную деятельность Чириковых вновь арестовали и зак­лючили в Ставропольскую тюрьму, но за неимением доказательств об­винения выпустили.

В 1911 году у Марии Чириковой-Коржавиной родился второй сын, Сергей, а Клавдия взяла на воспи­тание девочку-сиротку Александру.

В 1917 году при национализации имения Чириковых власти изъяли из частного владения семьи 500 десятин пахоты, 200 десятин луга. Земля была разделена между девятью се­лами Жигулевской волости. Для оби­хода на долю Клавдии Чириковой пришлось 108 десятин земли. Недви­жимость семьи, состоявшая из двух­этажного деревянного дома и вось­ми других деревянных построек поместья почти вся была конфиско­вана. Во владение сестрам, учитывая их революционные заслуги, оставили дом. 0,75 десятии сада, шесть голов крупного и мелкого скота. Приветствуя революцию, сестры Чириковы работали на новую власть: Клавдия Александровна участвовала в переоборудовании дома в экономии графов Орловых-Давыдовых под на­родный дом и стала там библиотека­рем. Библиотека по ее инициативе получила имя вождя революции. Мария Александровна в 1918 году стала членом исполкома сельсовета Морквашей, работая безвозмездно. В 1920 году Марию Коржавину из­брали делегатом на волостной съезд Советов. В марте 1919 года во время кре­стьянского антисоветского «чапанного» мятежа Клавдию Александровну за укрывательство красноармейцев» повстанцы арестовали, избили и по­садили в Ставропольскую тюрьму. В 20-е годы Клавдия Александров­на продолжает работать в избе-чи­тальне. Получив в 1926 г. от Г. М. Кржижановского маленькую библиотечку, она использует ее для работы среди крестьян. Веря в марксистские идеалы, сест­ры активно работают на новую власть, которая относится к ним до­статочно лояльно. Семья не подвер­гается окладным, денежным и нату­ральным сельхозналогам, но штрафы следуют один за другим: бывших по­мещиц штрафуют за то, что они не отдают скот для выпаса в общест­венное стадо, отказываются выпол­нять трудовую повинность в поле и т. д.