Немецкие поселения в Восточной Европе во времена средневековья
Вюрцбургские евреи в рижском гетто и их ликвидация
жүктеу/скачать 164 Kb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- Без сопротивления нельзя развиваться
Вюрцбургские евреи в рижском гетто и их ликвидацияИсторики имеют для этого совершенно разные объяснения, каким образом в Риге-Латвии было организовано гетто. Некоторые придерживаются мнения, что главным замыслом было использовать евреев в качестве рабочей силы. Это основание в настоящее время уже недостаточно, так как – и это должно было быстро выявиться - евреи были сконцентрированы для дальнейшего быстрого и легкого уничтожения. Через рижское гетто прошли 56.000 евреев из Латвии и других европейских государств. Примерно 12.000 спасли свою жизнь здесь в Латвии, но путь вел их в августе 1944 дальше в концентрационные лагеря Германии, преимущественно в лагерь Штуттхоф у Данцига. 8 ноября 1941 года главная служба безопасности Берлина передала сообщение, что 50.000 немецких евреев будут эвакуированы в восточные страны. Это принесло с собой множество проблем, так как с одной стороны рижское гетто к этому времени, а лагерь в Саласпилсе был еще не готов. В этой связи открылся еще один тяжелый эмоциональный вопрос, над которым до сих пор ведутся дискуссии: были ли латвийские евреи убиты из-за того, чтобы освободить место немецким евреям? В ноябре и декабре 1941 в Ригу прибыло большое количество транспорта, в общей сложности 3747 человек из Нюрнберга, среди которых было 202 вюрцбургских еврея, из Штутгарта, Гамбурга и Вены. Эти евреи прибыли сначала в импровизированный лагерь на окраине Риги, который назывался «Юнгфернхоф». Для такого количества людей было не достаточно места и поэтому возникла очень большая смертность. Многие депортированные должны были пройти через голод и холод, другие положили жизнь на строительство лагеря в Саласпилсе. Лагерь Саласпилс был построен в основном немецкими евреями. Когда они прибыли, не было еще никакого убежища, пустая ухабистая дорога вела к просеке запланированного лагеря. При точной установке лагеря можно было в целом насчитать 44 здания. Средняя величина одного жилого барака была 10 на 20 метров с прилегающей лагерной площадью, которая была застроена четырьмя или пятью рядами бараков. Но тогда, для строительства убежища было добыто в большой спешке необходимое дерево, но оно было еще очень сырое. Когда были установлены стены, стоящая посередине барака печь давала очень малое количество тепла. Но еще хуже было то, что почти нечего было есть. На первый день получили водяной капустный суп, потом еще три дня не получали вообще ничего съедобного, только кофе, который был похож на воду, и иногда три кусочка кускового сахара. Лагерь Саласпилс был построен по немецкому образцу. Весь лагерь был разбит на большое количество парных палаток, обнесен двумя простыми заграждениями колючей проволоки. Ночью заграждение освещалось фонарями. Так называемые «неработоспособные» были уничтожены в марте 1942 в газовой камере. Оставшиеся в живых пошли в «немецкое гетто», где большинство дожило до середины 1943, остальные были переведены в концентрационный лагерь Рига-Кайзервальд, где многие оставались до начала 1944 года. В 1944 году последовала из-за наступления советского фронта эвакуация на Запад через различные лагеря, которые пережила только половина заключенных. В общем депортацию в восточные земли пережили лишь 52 человека, среди них 15 из 202 вюрцбургских евреев. Без сопротивления нельзя развиваться1 сентября 1939 года с нападением нацисткой Германии на Польшу разразилась 2-я Мировая война. Две женщины Гражина Опатрны Януш и Эдит Шютрумпф, судьба семей которых находится в центре нашего исторического исследования, были тогда еще детьми. Гражине Опатрны тогда было два месяца от роду, а Эдит Шютрумпф 12 лет. Семья госпожи Опатрны Януш жила в Лешно и на расстоянии 20 километров севернее от Черновиц в Коцманн на Буковине. О своей семье госпожа Опатрны Януш рассказывает следующее: « Мои дедушка и бабушка со стороны матери Казимира и Стефан Томас переселились в Лешно в начале 19 века. Тогда Лешно был многонациональным городом, здесь дружно жили между собой немцы, евреи и поляки. К этому времени ее семья жила благополучно в Лешно. А ее отец Мстислав Опатрны имел хорошую репутацию. После разрухи 1-й Мировой войны, в которой он служил сначала как солдат австрийской а затем и польской армии, он закончил юридический факультет в Ягиллонском университете в Кракове, затем работал юристом до того времени, как он стал владельцем собственной адвокатской конторы. Дочь Дабровка родилась в 1928, дочери Гражине было на день начала войны 3 месяца. Госпожа Опатрны Януш говорит с сожалением, когда вспоминает это время: «Хорошо и спокойно протекала жизнь моей семьи почти двенадцать лет.» Подобным образом описывают жизнь своей семьи и госпожа Шютрумпф. Ее предки переехали в Южную Буковину в 1790 и завоевали в течение столетия хорошую общественную репутацию. Ее отец также был юристом. Ребенком она имела возможность жить, как она сама называет, в «маленькой Европе». Здесь жили поляки, немцы, евреи, украинцы и румыны. Сегодня госпожа Шютрумпф говорит: «Это было не так, что все друг-друга любили и ласкали, но уважали друг-друга и были толерантными. Это мне пытались привить в родительском доме, так же как это прививали и в других родительских домах.» Для нее, 12-летней девочки, это время было временем защищенности, мира и прекрасных взаимоотношений с людьми, некоторые из которых в настоящее время уже умерли, но о которых она охотно вспоминает. Наступило уже упомянутое 1 сентября, когда началась 2-я Мировая война. Лешно был тогда пограничным городом. В архивах города Лешно имеется следующая информация: «В ночь с 31 августа на 1 сентября 1939 года началась эвакуация государственных и административных учреждений. Срочно был организован городской комитет, который решал организационные и административные задачи в городе. Во главе его стоял Мстислав Опатрны , который официально от лица польского правительства подписал в одном из частных домов капитуляцию.» Согласно Гитлеровскому порядку Великая Польша была присоединена с 08.10.1939 к Немецкому Рейху. Гражина Опатрны Януш, которая тогда была грудным ребенком, опираясь на информацию, которую она получила от своей матери, описывает начало войны так: «Отец попытался, как и многие другие мужчины, присоединиться к своему военному подразделению. Мать решила бежать от немцев и доехала до Сроды Вилькопольски, а дальше не было смысла бежать, так как немцы были уже повсюду. Она вернулась обратно в Лешно, где оставались обе бабушки, Казимира Томас и Мария Опатрны. Отец тоже вернулся назад, напрасно пробродив вокруг. Он получил предупреждение от надежных людей, которые посоветовали скрыться, чтобы ему не сделали ничего плохого. 18 октября 1939 года в Лешно многие были схвачены на основании списков, которые были составлены перед войной гражданами, имеющими немецкое происхождение. Такая же участь постигла и Мстислава Опатрны, который был задержан поздно вечером в тот же день. Усилия матери Гражины вызволить его из тюрьмы провалились. Она только получила контрабандой от одного работника тюрьмы пакет, в котором были обручальное кольцо и завещание. Это письмо датировано 21 октября 1939: «Моя дорогая Ола и все мои дорогие, я в Лешно и не знаю, что будет дальше. Я здоров. На всякий случай посылаю Вам завещание… . Не случится ничего плохого. Сердечно приветствую тебя, детей и обеих бабушек. И целую Вас всех. Ваш Митек.» В тот же день начались аресты. 20 человек, жителей Лешно, были расстреляны. «Ранним утром из Познани в Лешно вышла специальная команда полиции безопасности под руководством штурмбанфюрера Герхарда Флеша. В семь часов в здании тюрьмы состоялся акт военно-полевого суда. Арестованных приводили группами. 20 из них были приговорены к смертной казни.» Госпожа Гражина Опатрны Януш продолжает воспоминания: « После расстрела кровь на стенах тюрьмы была засыпана песком. Тела убитых были брошены на повозку и отвезены на кладбище Каколевска- Наусзее, где была вырыта яма.» А так вспоминает госпожа Шютрумпф об этом времени: «В конце августа мои родители по моему желанию отвезли меня в интернат лицея, который полностью находился под покровительством монахинь Марии. 1 сентября начались занятия. В то же время пришло известие, что Германия напала на Польшу, и что началась война. Тогда я впервые пережила, что между польскими учениками и нами возникла пропасть, чего сразу ясно мы не поняли. Сейчас это понятно каждому. 10 сентября румыны открыли на Севере границу для Польши. Появились беженцы, среди них были тяжело раненые; их разместили в нашей больнице, которая находилась рядом с нашим интернатом. Я впервые увидела людей, которые потеряли свою Родину. Мы постоянно старались помочь беженцам с их обеспечением. Напротив лицея находился так называемый Народный сад. В этом саду были разбиты палатки. Здесь для беженцев готовили еду и раздавали ее потом всем, кто был там. Через день пришел транспорт с тяжело ранеными детьми, и это были первые раненые дети, которых я видела. Это была настоящая трагедия, которую только можно было себе представить, и которую я еще не смогла правильно оценить. Это пришло позднее. Через десять дней границы опять были закрыты.Беженцы, приехавшие сюда, не могли больше здесь оставаться- это было условие- они были отправлены дальше в Бухарест, в посольства Франции и Англии. Те, в свою очередь, позаботились о том, чтобы выслать их из страны в другие страны, куда – я не знаю. Позже я познакомилась с одним господином, который мне рассказал, что он дошел до посольства через Коцманн и Черновцы, а оттуда в Англию, а затем примкнул к летчикам, которые бомбили Германию. Тогда это был настоящий круговорот. Для госпожи Гражины Опортни Януш это было только начало трагедии: « 20 семей потеряли своих мужей, отцов, сыновей, братьев, но это вовсе не означало конец войне. В их квартирах были размещены вместе с домашней утварью немцы, приехавшие из Латвии, Эстонии и Украины, а семья Александры Опатрны была арестована 08.12.1939 и отправлена в школу на Метцигплатц. Потом она была переселена вместе с другими семьями в Томашов Мацовики, где находился до 1945 года. Александра Опатрны благодаря своим знаниям немецкого языка была принята на работу служащей бюро немецких фирм. Она проработала там 4,5 года. Ее 11-летняя дочь Дабровка также должна была работать, чтобы избежать принудительных работ в Германии…. После таких ударов судьбы моя мать и моя бабушка заболели, и несмотря на это они пытались выжить в этих новых условиях.» Для госпожи Шютрумпф эта трагедия началась со дня подписания договора Риббентропа-Молотова: согласно этой договоренности их семья должна была покинуть Буковину и переехать в Германию. В своих воспоминаниях она это описывает следующим образом: «Оккупация произошла в ночь с 28 на 29 июня 1940. Румынские войска отступали. Мои друзья пришли попрощаться со мной и с моими родителями; они пытались где-то оставить свои ценные вещи и ночью ушли. Мы, наоборот, оставались до тех пор, пока в сентябре не пришла комиссия по переселению и всех зарегистрировала. 11 октября мы должны были явиться на вокзал. Нас посадили в вагоны, и мы покинули Коцманн. Мы ехали 5,5 дней до Перемышля и там пересекли границу. В монастыре Любяц нас проверили на принадлежность к немецкой и арийской расе. Только после этого мы могли ехать дальше в Вартегау. Так как моя семья была признана чисто немецкой, она могла остаться в Вартегау, хотя мои родители просили разрешения уехать к своим братьям и сестрам в Вену или в Судеты. Просьба была отклонена. Через Калиш мы как раз попали в гетто Пабинице; там мы просидели целую неделю. В мае мой отец получил приглашение на работу в суде в Лешно. Мы не могли повлиять на это, он тогда назывался Лисса. Отец уехал от нас и приехал за нами потом в начале июня.» Эта немецкая семья заняла одну из квартир в доме на Шторхенштрассе 59. Это был дом доктора Мстислава Опатрны, который был арестован, и семья которого была выслана в Главную губернию. В квартире в доме своего отца проживает сегодня госпожа Гражина Опатрны Януш. И именно это связывает обе семьи – дом, в котором жила госпожа Шютрумпф до 14 января 1945 года, когда она должна была бежать. Войну и ее влияние на их дальнейшую жизнь обе женщины оценили одинаково. Что из этого вышло, это трагедия каждого, кто, как говорит госпожа Гражина Опатрны Януш «попал в жернова войны». Для нее война означает то, что погиб отец, что были разрушены счастье и мир их семьи, что было украдено детство, и ее планы на будущее были разбиты. И госпожа Шютрумпф добавляет: « В этот момент, когда мы ехали в повозке на вокзал в Коцманн, и еще раз оглянулись и увидели дом, тогда у нас было чувство, что мы начинаем новую жизнь; и я говорю, что с тех пор живу рядом с собой. Иначе я не могу сказать. Это было так и осталось так. Когда я говорю о доме. Я всегда имею в виду дом там. Так как все, что было потом, не было предусмотрено нигде никакими жизненными планами. … Юности в том смысле, в котором ее знает молодежь сегодня, мы не знали.» В этом смысле послание, которое обе женщины направили нам: судьбы людей не должны быть игрушкой в руках одержимых, больных идеей . Надо проявлять терпимость и понимание к другим, уважение и собственное мужество в жизни, чтобы победить и утвердиться. Сопротивление против диктатуры национал-социалистов в Вюрцбурге. С момента так называемого «получения» власти Адольфом Гитлером, т.е. с момента его назначения рейхсканцлером 30 января 1933 г., сопротивление против национал-социалистической диктатуры в Германии не прекращалось. Несмотря на преследования гестапо на территории Германии и соседних государств в течение нескольких лет создавались многочисленные группы сопротивления. Причины, почему отдельные личности и группы были против Гитлера и его национал-социализма, были различными. Но одно трудное решение было общее: они должны были смириться с военным поражением Германии, если хотели политического переворота и освобождения Германии от национал-социалистической диктатуры. Борьба при национал-социалистических репрессиях была крайне трудной, тем более что в национал-социалистическом государстве развивалась полицейская и шпионская система, которая затрудняла образование организованной оппозиции. Людей, которые всем сердцем ненавидели Гитлера и его дела, было множество. От этой тихой формы сопротивления дело доходило до попытки переворота. Были люди, которые отважились и требовали проводить на предприятиях политические дискуссии на основе свободного высказывания. Другие печатали и распространяли листовки или проповеди епископов. Третьи передавали сообщения из-за границы, что наказывалось большим штрафом. Другие собирали вокруг себя единомышленников и обсуждали, что могли бы они сделать после окончания войны, чтобы сделать Германию снова свободной страной. Некоторые эмигрировали и искали за границей достойное для человека место деятельности. К сопротивлению принадлежали офицеры и духовенство, работники и дворянство, профессора и студенты, члены различных партий и профсоюзов, которые были запрещены. Мужчинам и женщинам в сопротивлении было очень тяжело: успех Гитлера при устранении безработицы, немецкие победы в начале Второй мировой войны делали попытку переворота безнадежной к тому же возникали трудные вопросы совести: «Может ли служащий, офицер нарушить клятву? Связывала ли клятва по отношению к диктатору? Можно ли среди войн отважиться на переворот?» Не удивительно, что многие люди из-за страха перед гестапо считали безмолвное сопротивление, все-таки, честным. А в Вюрцбурге? До захвата власти национал-социалистами в конце января 1933 г. Вюрцбург был свободно-демократическим и традиционно-католическим городом. Однако, уже в середине года ситуация изменилась, особенно для левых группировок, попавших в неблагоприятные условия. Ни коммунисты, ни социал-демократы правильно не оценивали их положение и исходящие от национал-социалистов опасности. КПГ (коммунистическая партия Германии) не считала необходимым действовать сообща с СДПГ (социал-демократическая партия Германии) против национал-социалистов. Действительно, легальный образ действий социал-демократов не согласовался с революционными планами КПГ. Таким образом, это не будет новостью, что до конца марта в КПГ и по июль 1933 в СДПГ партийные структуры были разрушены. Многие из преследуемых членов партий непосредственно узнали о жестоких действиях национал-социалистов, так что многие члены партии боялись домашних обысков и особенно арестов. И те, которые уже однажды были арестованы, должны были регулярно являться в Генштаб или в полицию и подлежали постоянному контролю национал-социалистов. Несмотря на это в Вюрцбурге коммунисты раньше всего начали акции сопротивления, которые были направлены на либерализацию общественности, а в дальнейшем подразумевалось восстание в виде активных политических действий против национал-социалистического режима. С начала лета 1933 до декабря 1934 коммунисты Вюрцбюрга были схвачены при распространении листовок или когда они писали на стенах домов лозунги, такие как «Ротфронт жив!» или «КПГ жива!» После третьей провалившейся попытки деятельность сопротивления в Вюрцбурге прекратилась. Как стало известно от коммуниста Георгия Фридриха, что он бежал в Чехословакию и оттуда пересылал написанное в Вюрцбург. Другую форму оппозиции чем коммунисты предпочитали те социал-демократы, которые не приспособились к режиму или не отступили. Эти социал-демократы пытались, прежде всего, несмотря на запрет, не терять контакты друг с другом и помогать друг другу. Тайно проводились сборы, чтобы поддержать находящихся под арестом и их близких продуктами. Другие встречались в походах или в кафе, чтобы пообщаться несколько часов с друзьями. В мае 1938 27-летний рабочий моторного завода Рихард Шпицнагель организовал прогулку на велосипедах от Кирххейна в Вюрцбург, чтобы встретиться с вюрцбургскими социал-демократами в одной из закусочных для «обмена мнениями». Из-за доноса Шпицнагель был отправлен в концлагерь Бухенвальд, где он находился с конца мая 1938 до конца января 1940. Осенью 1940 он был призван на военную службу и только после его освобождения из американского плена в начале 1945 он смог опять активно работать с социал-демократами. Теодор Дрей, секретарь СРГ Вюрцбурга, относился к тем социал-демократам, которые возобновили борьбу против национал-социалистического террористического государства и, не отчаявшись из-за неудач, страдали за свои убеждения. Он наладил контакты с Нюрнбергской группой сопротивления и провозил тайком для них из Чехословакии социал-демократические листовки. Кроме того, он приклеивал на крыши домов мокрые листовки, которые под солнцем высыхали и слетали на улицу. За это он на два года попал в тюрьму в Эрбахе, потом на три года в концлагерь в Дахау. После его освобождения он опять присоединился к группе сопротивления. Минимальная форма сопротивления была не признана. Трусость одиночек можно легче понять, если представить себе давление и страх, с которыми каждый одиночка сам должен был бороться. Таким образом, прежде всего католики могли объединиться в своей церкви в организации - форма оппозиции, которая особенно сильно была выражена в Вюрцбурге. Национал-социалисты вели ожесточенную борьбу против духа католической церкви Килианштадта. Дворец епископов, который находиться напротив дворца Тюнген, и служил национал-социалистам залом заседаний, и особенно его хозяин, епископ Матиас Эренфрид, были им как соринка в глазу. Верующему епископу были противны нацисты с их «Гитлеризмом» и громкими криками посреди ночи. Однако до 1944 года верующая община сдерживала похоронные процессии без больших инцидентов. Только свечи гасились национал-социалистами, которые бежали и громко пели свои собственные песни. Католические женщины открыто протестовали. Когда в 1941 году убирали из школьных комнат распятия и принуждали носить свастику, некоторые женщины бросили свои кресты под ноги чиновникам гестапо. Тайное сопротивление не смогло помочь многим священникам. Так 600 священников диаспоры Вюрцбурга были арестованы, и 200 отдано под суд. жүктеу/скачать 164 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|