Николай Столицын «Длинный-предлинный»
жүктеу/скачать 51 Kb.
|
Николай Столицын «Длинный-предлинный» 1, маменька — Строй держать... Строй? — Петичка... — Бр-р-ратцы... Братцы? — Петичка? Лоб горячий... Перекупался, наверное. Или на батарее продуло. Ох, батарея, ох, мичман... И братцы оттуда! — Строй держать! Они, сволочи, русского матроса... Захрипел. Закашлялся. — Русского матроса на фук?! Разметался Петичка. Волосы слиплись. В поту весь. Севастополь за окнами. 1854-й. Лето. Тихое. Мирное. А Петичка... — Петичка! — Покажем, братцы... сволочи этой, как матросы дерутся... русские... А? Что? Успокоился. Улыбнулся. — Петичка... Ий! Матрена кашу сожгла. Гарью тянет. — Дура. Ничего, Петичка успокоился, можно и Матреной заняться. 2 — Васенька... Всю ночь царапался, спать не давал, а теперь — дозовись! — Ва...ва...васенька... Зевает Петр Васильевич, потя-а-агивается. День впереди — дли-и-инный. Солнечный. Можно и в море, и на батарею. — Васенька... Заправиться только. Без завтрака сытного... никуда. Чего там? Рыбою пахнет? Ух! Значит, маменька постаралась. Рыбу она сама. И почистит, и... — Васенька! Черт тебя! Значит, заправиться, а потом — к морю. — Васенька! Васенька? Ох, маменька... Приучила! Ну, какой он — Васенька?! — Василий Петрович! Василий Петрович! Вот он! Тоже потягивается. Ва-а-ажный. С полосками. А Петр Васильевич его — Васенькою?! Фи. 3 Петру Васильевичу руки мыть, зу-убы чистить, а вода — брр, — холодная. А маменька еще и Василием Петровичем попрекают: вот, мол, Василий Петрович — чистюля, светится аж. В отличие... А Василий Петрович — потя-а-анулся, сволочь, и ну, языком наяривать. Пройдет полоску, другую. Язык у него — шершавый. Пылинки — вон. А Петру Васильевичу... — Петичка! Петр Васильевич пузыри пускает, делом занят, а его... — Ру-уки! Руки! Намылить их... и... и... и — раз,— брызги полетели! В Василия Петровича! А, прячешься! То-то же! И о шерстке забыл. Чистюля! 4 Руки маменька про-инс-пек-ти-ро-ва-ла, — можно и за стол. Чай пить. Утренний. А потом — обеденный, а потом... А ежели не в срок? А так, — пожеланию? А ежели с молоком? Ведь уже и непросто утренний, а с молоком? А ежели... — Не вертись! А ежели молоко... без чая? — Петичка! Не вертись! А может, он и не вертится, а природу, так сказать, изучает? Чайную... Ий, горячо! Как-кая у него природа? Сволочная природа. Жжется и все тут. Утренний, вечерний. 5 — Ох, уж этот мичман! Петичка, ну, откуда у тебя все эти сволочи? Петичка? Пе-е-етичка?! — Monange,этот plouc с его сволочами... Правильно все. Правильно... — Monange. Маменька и рубашку поправит, и пожурит... ласково, с пониманием, и все monange, monange... А Петру Васильевичу хочется...чтобы вразрез, чтобы не по правилам, чтобы не духами, а... порохом, чтобы сволочь звенела... — Петичка, я с тобой разговариваю! Петичка? Ах, Петичка! — Maman, jecomprends. Улыбается Петр Васильевич, Петичка, т. е. — Ах, Петичка, ты действительно ange. — Maman, jecomprends. Кухарка о мичмане донесла. Вот... сволочь! Так, а это уже не ange, не Петичка, это уже... Главное, чтобы маменька не заметила, а то не видать Петру Васильевичу ни батареи, ни мичмана. — Maman, j'aivraiment... — замялся... немного, — ange. Ей-богу. 6 Петр Васильевич Василию Петровичу — карасей. В сметане. Маменька жарила. С лучком. Нет, лучок выбираем-с: Василий Петровича несет с него, проклятого. Да, уважает Петр Васильевич Василия Петровича. За усы, да натуру полосатую. Потому и ковыряется в карасях, лучок выбирает. — Одна, еще... А Василий Петрович так и вертится,так и... — Держите, Василий Петрович. Маменька жарила. Маменьку Василий Петрович уважают. За тряпку, наверное. Маменька их — тряпкою. Ежели что. А при уважении и караси — не караси. Утешение сплошное. В сметане. С лучком... Ничего, при уважении и лучок — не помеха. 7 Мое почтение! Только на батарею собрался, ан нет же, — за азбуку принимайся. Азбука! Скука скучная! — Ко-ро-ва. Разве это — корова? Корова — это Машка соседская, с рогами... и травку жует. И глаза — гру-устные. Вот — корова. А это? Так, название. Ко-ро-ва. Петру бы Васильевичу с Машкою повидаться, рога изучить... вымя, а он — слова изучает. Наука, тоже! Корову читать. По складам. Когда Солнце, воздух прозрачный и — Машка мычит, хвостом мух гоняет. Бо-ольшая, те-оплая. Там! А тут — ко-ро-ва. Ни хвоста, ни мычания. 8 Папенька у Петра Васильевича по министерству проходят. Бумажками занимаются. — Ваше Превосходительство! Это — сапожник, Алешка хромой. Сапоги принес. Увидал папеньку и — во фронт. — Ваше... Папенька кивает: ничего, мол, Алешка, ничего. И опять за бумажки. Листает, выписывает. — Ваше... Для Алешки-сапожника! А для Петра Васильевича... ты. — Ты сахару будешь? А чаю? Неважно, что — после, главное —ты. Для всех — Ваше Превосходительство. Даже для мичмана, для Сергеева. Даже... даже для лавочника.Чтоб его! А тут — ты. — Ты, ты, ты! А, каково? Ваше Превосходительство? Улыбается папенька... улыбаются Их Превосходительство. 9 Петр Васильевич Василия Петровича на примерах личных воспитывал — «в духе гражданской совести и ответственном»... в общем, — в духе. Хочется, например, Петру Васильевичу в пиво папенькино перцу насыпать, а он — ни-ни. Ибо перцу посредством натуру он свою угнетает. Гражданственную. Или Алешка-сапожник. Нет, чтобы дурака ему запустить... потихоньку, вслед, ну, или рожицу скорчить... Гражданственность не позволит! А Василий Петрович мыша поймал. Гоняет его. Никакой гражданской совести. Ущемляет, сволочь, права мышиные, — только клочья летят. — Ах, ты! Затрещина не пример, но действует ку-уда безотказнее. А после — можно и о примерах... 10
Мичман Петра Васильевича по запаху узнают. — Ишь, барчук! Мыло-то аглицкое... с земляникою... Или: — На французское потратились? Ух! Или: — А это уж перебор! Этаким разве что сволочи министерские... Петра Васильевича досада берет: неужели в Петре Васильевиче — ничего, окромя аромата заморского? Потому и шлепает Петр Васильевич по лужам да оврагам, чтобы пахло от него... травами, землею сырою, да не аглицкими, не supplémentaire, а своими, русскими. Интересно, распознает мичман? Или опять за старое? 11
На батарее — пу-ушки. Мичман Сергеев и пу-ушки. Мичман канониром при них поставлен, при пушках. Заведует, т. е., начальство, т. е. Пушечное. Петр Васильевич к нему издалека: уж больно суров... — Господин мичман! Начальство пушечное. Папенька бумажками заведует. Тоже начальство. Но бумажки — и... и пушки? Разница! — Господин мичман, господин мичман! И — подальше, подальше... Ишь, зыркает... — А ну! Это — мичман, что ли? К нему, что ли? Деру тогда... Нача-а-альство, а внимание обратили. Значит, и Петр Васильевич — не пшик, — человек! Значит, и маменьке можно о правах заявить. А то — выдеру, выдеру... Человек! Начальством отмеченный!Такого выдери! Да-с. 12
У Петра-то Васильевича... и ленточка есть. С собою. От бескозырки. С надписью. И кончик у нее — бе-елый. От соли. Ленточка и... и... — Глаза у тебя, паря... морские. Синие, жуть. И — глаза! Поближе подобраться? — Да ты не робей, паря! Хохочет мичман. Зубами сверкает. Чувствует мичман... душу родственную. С ленточкою. И глазами. Потому и хохочет. — Ну! Ну! Не боись! А кто боится?!! С ленточкой и — глазами? Бояться? — Да чтобы с места не того... pasaller, если того, — peur. Хохочет мичман. Аж глазами прыгает. — Хо-хо, с места... хо-хо... Петр Васильевич и сами бы хихикнули-с, из вежливости, да как-то... нет, не страшно, — ответственно: как бы перед мичманом не goof. Ах, effrayant, господа, effrayant... 13
Пушка у мичмана... Пу-ушка! — Потрогать хочешь? По...потрогать? Петр Васильевич носом хлюпнул. От счастья. Пушку потрогать? Йих! — Дура чугунная! Ишь, притихла. Большая, страшная... Нет, нестрашная. Ни капельки! — Притихла... Трогает Петр Васильевич пушку...Те-оплая. Солнцем ее нагрело. — Мо-олчит, не огрызнется. Те-оплая. — Эх, хорошо, что мир нонче. Хорошо, что пушка молчит. Ей-богу, хорошо. Ты-то, паря, не знаешь, как она разговаривает. Я — знаю. Нехорошо она разговаривает. Страшно. Пу-ушка-то — ух... и язык у нее — особенный: — У-у-ух... Дрогнул Петр Васильевич. Нет, уж лучше молчит, теплая и — молчит. Хорошо-с. 14
Мичман котелок поставили — перед Петром Васильевичем, поставили, крышку открыли-с. — Провизия, паря! Щи вроде. С виду. Сметана плавает. Капуста. А нет же, — провизия! У Петра Васильевича соусы в брюхе — с грибами, шампиньонами, паста латинская, а есть, черт его, — хочется! Ведь провизия же. Не щи, не соусы! Провизия! — Про...провизия! И слюны полон рот, и в брюхе того... — Да, паря, его не обманешь, брюхо-то. Чует оно. Оттого и урчит. Не обманешь! Ни грибами, ни пастою. — La cuisine simple de Russie. Так маменька говорит. И морщится. А господ Сергеев — смачно, с оттяжкою: — Пр-р-ровизия! И все, — заурчало оно, брюхо, т.е. Не сметана с капустою — провизия! Так ее и растак! 15
— Да-а... Мичман Сергеев. — Да-а... Петр Васильевич. — Да, так и стоим. На страже! Так и стоим. На страже. А чего? — А чего? Известно, чего, — России. Как России? Где она, Россия? Крым! — Россия, паря, она — бо-ольшая... и — маленькая. Ты, например, — ма-аленькая. Маленький? Петр Васильевич на цыпочки встал. Вытянулся. — Ма-аленькая, а тоже... Россия! Кто Россия? Петр Васильевич? Россия?! — И я — Россия. И — пушка. И — море. — И... провизия? — И провизия. Все — Россия. Ты — маленькая, я — побольше, море — еще больше, небо — совсем большая... Россия! Россия... — Вот море, теплое оно, понятное, родное, и небо — родное, и русское! Понимаешь? Русское! И море, и небо. Так-то, паря. Да. — Да. Петр Васильевич. — Да. Мичман Сергеев. — Да-а... 16
А море-то, море... Ох, заливает мичман! На глаза похожее! Море! — Ох... Красота... И день закончился. Вроде бы летний, вроде бы длинный, а уж и звезды рассыпало. — Beauté, чтоб тебя! И море шумит. Ласково так. Ла-а-асково. — Élément sans limites! Окунуться бы... да нельзя: дисциплина! Только от мичмана, а дисциплине — adieu? Эх, закончился день... Караси да соусы, да провизия, да... и все, — звезды рассыпало. — Тоже мне, — дли-и-инный... Ленточки не длиннее. 17, маменька Маменька рот открыла... — Сказку? Петичка, ты же... взрослый совсем! Взрослый! А ежели опять — «бр-р-ратцы»? Устал Петичка. Целый день — взрослый. Летний, длинный... Устал! — Сказку... Петичка зе-е-евнул доверительно: сказку! — Ох, Петичка... Задумалась маменька, вспомнила, как Петичка в ночь предыдущую «строй держал». — Сказку... Петичка Ваську под бок: слушай, сволочь... — Слушай... В Севастополе, в 1854-м, в июне... мальчик жил, на тебя похожий, только звали его — Петр Васильевич... Засопел Петичка: про него сказка... ну, почти... — Этот enfantadulte кормил своего кота карасями, и ждали его за окнами — море, Севастополь и длинный-предлинный день... жүктеу/скачать 51 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|