Московский ученый-кинолог Михаил Ширвиндт действительно знает свой предмет. Он является наиболее известным представителем «Новой московской школы» биологов. Эксперимент Михаила Ширвиндта по выяснению адаптационных способностей различных пород собак под названием «Дог-шоу» нельзя признать чисто научной акцией. Ангажируя в качестве экспертов большое количество непрофессиональных любителей науки, Ширвиндт, безусловно, привлек к научной проблеме огромное число зрителей, но сделал сам эксперимент недостаточно чистым.
Я не случайно вспомнил своего московского коллегу Ширвиндта. Именно он опубликовал во «Всемирном кинологическом вестнике» (ВКВ) заметку «О возможности существования инбридинга как высшей формы продолжения рода». Эта работа вызвала достаточно резкую реакцию как со стороны ортодоксальных ученых, так и кругов, близких к оппозиции. Поскольку в публикации содержались многочисленные ссылки на мои выступления и цитаты из моих рабочих дневников, я, как ученый и кинолог, считаю своим долгом поделиться некоторыми соображениями.
Много лет я был руководящим сотрудником «специального научного отряда быстрого реагирования» (СНОБР). Нам приходилось выполнять опасные, требующие особой деликатности миссии в самых труднодоступных уголках земного шара. Кроме того, мы снабжали оперативной информацией дружественные научные разведки. В частности, чукотскую береговую разведку Код де Вуар, а также ряд тибетских спецслужб. Задания мы выполняли самые разнообразные. В 1983 году в Национальном парке Серенгетти нам поручили тайно собрать несколько тонн говна белого носорога и дипломатической почтой отправить его в Россию для замеров на радиоактивность. (С изменением активности излучения продуктов отхода белого носорога наши политологи достаточно точно предсказывали дестабилизацию политических режимов в Африке.) Так что работы хватало.
Однажды мы получили приказ немедленно вылететь на Огненную Землю, в Патагонию, где в сложную ситуацию попала съемочная группа российского телевидения. Их окружила огромная стая каких-то странных животных, по описанию напоминающих собак. Перед вылетом в группу по моей просьбе был включен молодой московский ученый Михаил Ширвиндт. Он был одним из тех, кто знал, что реликтовые патагонские собаки могут предпринять при виде нацеленных на них кинокамер.
Патагонские собаки однополы. Этот вид древнейших животных состоит из одних самцов. В возрасте 25 - 40 лет взрослые самцы достигают половой зрелости и начинают безудержно совокупляться друг с другом. От постоянного трения у самцов в области паха появляется лишенная шерстяного покрытия мозоль, которая от бесконечного массирования увеличивается в размерах и превращается в кожаный мешок. Поскольку совокупления самцов не прекращаются ни на минуту, то мешок находится в постоянном движении, что способствует его лучшему кровоснабжению. Через три месяца он отпадает, и из него появляется вполне сформировавшийся щенок. (Такой же способ воспроизводства существует у одного из племен гигантских пигмеев, скрывающихся в джунглях Шри-Ланки.) Добрые и пугливые патагонские собаки в период гона сбиваются в огромные стаи и превращаются в злобных и опасных тварей. В такой момент их и стали снимать российские операторы.
В тот роковой рейс нам удалось спасти только одного человека. Им оказался Дмитрий Дибров. Но остались пленки, которые во избежание скандала по прямому указанию секретаря ЦК КПСС Пономарева было приказано уничтожить.
Но еще живы три участника тех роковых событий, и я готов, положив правую руку на книгу Дарвина «Происхождение видов», подтвердить заявление моего коллеги Михаила Ширвиндта: «Патагонские собаки существуют, но любая видеозапись этих животных грозит смертельным риском и чревата серьезными последствиями».
Анатолий БЕЛКИН
Санкт-Петербург, главный редактор журнала «СПбСобака.ру»
В материале использованы фотографии автора
№01 (4828)
Январь 2004 CВЯТОЧНЫЙ РАССКАЗ Анатолий БЕЛКИН, главный редактор журнала «СпбСобака.ру»
25 января (по старому стилю) 1913 года коллежский секретарь Николай Евгеньевич Хрулев вышел на перрон Николаевского вокзала из вагона второго класса в старомодном, но еще приличном пальто, мутоновой шапке, с небольшим потертым дорожным саком. Петербург встретил коллежского секретаря легким снежком и приятными десятью градусами мороза. Во внутреннем кармане пальто у Николая Евгеньевича лежало портмоне с деньгами в ассигнациях, а в правом боковом находился кошелек с мелочью, футляр с очками и уже не очень свежий носовой платок. В левом же кармане ничего не лежало, кроме записки с адресом: «ул. Надежденская, 17. Вход с парадной. Доктор Штернер, все виды протезирования, новая эмаль, уничтожение дурных запахов». В углу стояло «от 2 до 8 руб. за визит». Хрулев сложил бумажку, сунул ее в карман и вдруг увидел, что прямо перед его ботинком лежит золотой десятирублевик.
Надо сказать, что приехал Николай Евгеньевич в Петербург аж из Вологды по двум причинам. Первая и главная состояла в том, что у него сломался зубной протез и любое принятие пищи из заслуженной радости превратилось в незаслуженное наказание. Второй причиной была тонкость его натуры. Он уже лет двадцать как состоял членом «Всероссийского общества любителей канареечного пения» и завтра в павильоне Елагиного дворца должно было состояться 25-е юбилейное заседание правления с демонстрацией лучших российских кенаров.
Червонец нестерпимо блестел на истоптанном снегу перрона. Хрулев нагнулся и уже было дотронулся до него, как вдруг монетка качнулась, слегка подпрыгнула и, приземлившись торцом, покатилась вперед. Николай Евгеньевич изумился и попытался прихлопнуть монету ногой, но та непонятным образом выскользнула из-под ботинка и, покачиваясь, медленно покатилась между десятками ног. «Ну погоди, мерзавец», - одними губами прошептал Хрулев и что есть силы двинул по монете ногой.
Вместе с жидким фонтаном грязного снега на фоне серой стены доходного дома сверкнула золотая дуга, конец которой звонко ударился обо что-то твердое. Напротив него была обычная дверь со звонком, а на ступеньке перед нею лежал проклятый золотой. Открылась дверь, и необыкновенно милая дама в серой юбке и в черном жакете вышла из двери.
«Что же вы мерзнете, входите. Мы вас давно ждем», - музыкой прозвучало в голове у секретаря. Девушка протянула прелестную тонкую руку, и Хрулев не нашел в себе силы сопротивляться. Но на второй ступеньке, уже входя, он, как ему показалось, незаметно нагнулся и схватил-таки проклятую монету. Сразу стало гораздо легче.
В комнате, куда, ведомый красотой, попал Хрулев, за большим столом под абажуром сидели барышни и один молодой человек. Все курили. Было душно и уютно. Николая Евгеньевича усадили за стол, и невидимая рука поставила перед ним стакан чаю. Глотнув, он снова услышал милый зовущий куда-то голос. «Мы все здесь сестры, революционерки, бисексуалки и бомбистки.
А перед вами сидит Каракозов-младший. Он гений и делает нам бомбы. Чем больше бомб, тем свободней станет народ. За это и умереть не жаль». Николай Евгеньевич пить чай уже не мог, он уже вообще мало что мог. Его трясло от страха. А ужас нарастал. «Мы вас очень ждали и дежурили у двери. Мы решили, кто первый попадет к нам, тот и испытает новую бомбу. Она лучше, чем старая. Те не всегда взрывались». Тут же на столе появились две жестяные банки из-под монпансье «Лира» и «Дюшес». А упоительный голос продолжал: «Мы сейчас все уйдем, а вы должны открыть коробку. В одной бомба, а в другой конфеты. Это вам шанс к чаю»... Девушки захихикали. «Уйти вам никак нельзя. Он тогда вас застрелит». Молодой человек слегка кивнул головой. «Ну вот и все. Мы пошли». Каракозов-младший достал револьвер и направил в левый глаз Николая Евгеньевича. «Открывайте», - тихо приказал брат цареубийцы. Хрулев не мог даже пошевелить пальцем. «Открывайте!» - снова донеслось до секретаря, и черный ствол револьвера почти уперся ему в нос. Как во сне, не помня себя от ужаса, Николай Евгеньевич навалился на стол и судорожно уже почти схватил банку «Дюшес», но в самый последний момент понял, что это бомба. Онемевшей рукой он тихо-тихо подвинул к себе «Лиру» и рывком откинул крышку. В ближайших шести домах от взрыва вылетели стекла!
Николай Евгеньевич вскочил и открыл глаза. Он сидел у себя на кровати. За окном, как всегда, был виден дровяной сарай, а за ним колокольня. Раздался второй взрыв. Это пьяный сторож опять стрелял по воронам. «Так и на поезд можно опоздать», - подумал он и начал приводить себя в порядок. Николай Евгеньевич уезжал сегодня в Петербург по двум важным делам.
25 января (по старому стилю), выйдя из вагона второго класса на перрон Николаевского вокзала, он с удовольствием глотнул свежего воздуха, похлопал себя по карманам, мелко перекрестился и тут увидел, что прямо перед его ботинком лежит золотой десятирублевик.
Анатолий БЕЛКИН
Санкт-Петербург
Достарыңызбен бөлісу: |