Петр I и Саратов За последние годы в саратовской печати появилось немало публикаций на тему «Петр I и Саратов»
жүктеу/скачать 181.5 Kb.
|
| Петр I и Саратов
За последние годы в саратовской печати появилось немало публикаций на тему «Петр I и Саратов». И почти во всех работах речь идет о двух посещениях Петром I нашего города – в 1695 и 1722 годах. Однако есть основание говорить, что петровское время вошло в историю Саратова не только «высочайшими пришествиями». Вопрос о пребывании Петра I в Саратове за последние сто лет оброс огромным количеством вымышленных подробностей и легенд. В краеведческой литературы прочно укоренилось мнение, что Петр I впервые посетил Саратов 3-4 июня 1695 года во время первого похода под Азов. Примечательно, что в ранних краеведческих исследованиях А. Ф. Леопольдова и Н. И. Костомарова об этом визите ничего не говорится. Эта версия появилась в канун 300-летия Саратова и берёт своё начало в книге А. И. Шахматова "Исторические очерки Саратова и его округи" (Саратов, 1891). (а в след за И. Шахматовым некоторые саратовские краеведы ????) Представитель старинного дворянского рода, известного в саратовской истории с конца XVII века, член Саратовской учёной архивной комиссии А. И. Шахматов, дослужившись до генеральского чина, вышел в отставку и на досуге стал разбирать фамильный архив. На его материалах и была основана книга, имевшая между прочим цель показать вклад дворян Шахматовых в историю. В своём труде автор несколько страниц посвятил пребыванию Петра I в Саратове в 1695 году. А. И. Шахматов не поскупился на подробности. Он живописует и суетливую подготовку к встрече царя, и то, как конные стрельцы, "гарцуя по берегу с песнями, с стрельбой из пистолей и пищалей, провожали караван вдоль берега", и торжественную встречу с пушечной пальбой в городе, и обед почти из полсотни блюд. Затем, по словам Шахматова, царь въехал на коне на вершину Соколовой горы и, указав рукой на окрестные земли, подарил их городу Саратову. Словом, царь действовал по-царски.
— Яким! — крикнул он денщика, пожилого стрельца, по немощи уже негодного в разъезды и караул.— Сходи-ка покличь сюда стрелецкого голову да старосту посадского. Да архимандрита с монастыря тож. Решил Ляпунов собрать саратовских начальных людей, чтобы держать крепкую думу и выслушать совет, С утра следующего дня по городу бродили бирючи и кричали, надрываясь, строки воеводского указа. У мясного ряда на волжском берегу, возле лавок и ларей, в щепетильном и шапочном рядах — там, где толкался по делу и без дела военный и работный люд, забирались бирючи на телегу или бочку и вещали хриплыми голосам: «Заказано накрепко, чтобы за два дня до царского приезду улицу у домов вымести тутошним жителям и до поры по ним скотины не гонять, в телегах и верхом не ездить от беспокойства и пыли. ...И чтоб у ворот и на башнях стрельцам в кафтанах заплатанных и стираных пребывать. И чтоб сабли, бердыши, пищали и пушки мелом натереть до блеску...» Слушали бирючей стрельцы и посадские люди и дивились: неужто в самом деле сам царь в Саратов пожалует? Испокон веков такого не было, чтоб помазанник божий в такую даль от белокаменной забирался. Стенька Разин, верно, приходил с ватагой. Но чтоб самодержец российский?! Чудно, ну чудно... Невелик был в те времена Саратов. Жителей всего тысячи четыре. Двадцать лет только стоит он «на горах», перенесенный сюда с луговой стороны. Приезжал из Москвы полковник, возводил город по плану, потеснил монастырские амбары за овраг. Вдоль Волги стену крепостную устроил, с других сторон вал насыпал, сделал надолбы, поставил ворота кованые и башни при них из казанского дуба. Непросто ныне калмыкам и ногайцам к городу подступиться — на башнях пушки, по валу — стрельцы с пищалями. В центре Саратова — просторная площадь. Церковь деревянная стояла тут, да сгорела несколько лет назад. Теперь новую, каменную, выстроили — во имя Троицы. Тут же на площади воеводский двор, пороховые склады, приказная и губная избы, у которых воров и неплательщиков батогами бьют — «правеж», стало быть, учиняют. И базар, конечно, рядом. Два ряда лавочек, а в них москательный, шорный, мануфактурный товар. Торгуют плетеными корзинками, кадушками, топорами, пешнями, скобами, лаптями, холстом. Купцы из Астрахани шелк и кожи привозят. А с Нижнего и Казани — меха, сукно, пеньку, войлоки, гвозди тяжные и четвертные, деревянные брусья и железо. В центре базара — кабак. Внутри — лавки по стенам и длинный стол. Здесь целовальник Лукьян Петелин потчует страждущих винным зельем, расстегаями с рыбой, ухою и пшенной кашей. Ласковый да сладкий на вид Лукьян: глазки-щелочки, бородка реденькая, голосок тонкий; только хитер и расчетлив кабатчик. И обсчитать горазд, и отсрочки малой должникам не даст. Уж не один ярыжка бит бывал батогами по Лукьяновой указке. От Московских ворот к Волге главная улица тянется. Живут на ней купцы, бояре да дети боярские — люди солидные, состоятельные. Дома большие, добротные, сараи, конюшни, клети, погреба. Все за прочным забором. В бревенчатых горницах — столы и скамейки под красным сукном, кованые сундуки, дорогие иконы в окладах с жемчугами и каменьями. Печи с расписными изразцами, по полкам медная посуда. И хозяин под стать избе — сытый, взгляд строгий, борода расчесана. Ферязь из бархата и шелка с собольей опушкой, сапоги желтого сафьяна и бобровая шапка. А на бабе его — летник суконный, телогрея на меху, парчовые перерукавья и кокошник с бусами... Иное дело — улицы, что вдоль Волги пролегли. Обретаются здесь простые стрельцы да работный ремесленный люд: рыболовы, калачники, чулочники, шапочники, кваселыцики, кузнецы. Дома у них — не дома, а лачуги — низкие, тесные. На окошках— бычий пузырь, печь без трубы, топится по-черному, крыша из соломы. Во дворах навоз да зола. Худая скотина в сарае, голодные дети на полатях. И бечевка вокруг провалившегося хозяйского живота, борода спутанная, рубаха и портки из холста, шапка валяная да лапти... Ныне все позабыто на Саратове. На устах и в мыслях мирян — бедных и богатых — лишь государев приезд. Судят-рядят о царском пришествии в кабаке, на базаре, в воеводской избе, у ворот, в церквах, по дворам и улицам на лавочках. Ляпунов отдал последние распоряжения: где устроить-кормления ратников, какие подарки преподносить высоким особам, чем потчевать самого государя. И велел дорожку из красного сукна постелить от Казанских ворот до волжского берега — к месту, куда государев струг причалить должен. ...Между тем царский караван был в пути. Растянувшись верст на десять, двигались по Волге 117 тяжело нагруженных судов. На 56 стругах разместились Преображенский, Семеновский и шесть стрелецких полков. Командовал армией опытный военачальник Авто-ном Головин. 40 стругов везли артиллерию и боевые припасы: 150 мортир и пушек, тысячи бомб, ядер, гранат и много пороху. Кроме того, билась волжская волна о барки для духовных лиц, адъютантов, судей, для больных и аптеки... Впереди на многовесельной каторге вместе с Францем Лефортом и Алексашкой Меншиковым находился царь, именовавшийся в походе бомбардиром Петром Михайловым. Поспешал молодой государь из Москвы к устью Дона — воевать турецкую крепость Азов, чтобы открыть России путь к южным морям. 21 мая после пятидневной стоянки в Нижнем Новгороде караван снялся с якоря. 24-го прошли Казань, 29-го миновали Самару, 30-го — Сызрань. 2 июня к вечеру конные стрельцы — «прове-дывалыцики» прискакали в Саратов к воеводскому двору и доложили измаявшемуся ожиданием воеводе, что караван встал на якорь «для погоды» против Змеевых гор. Через час принаряженная стрелецкая сотня на сытых вычищенных лошадях, при знаменах, оружии и факелах выступила из Саратова для встречи приближающихся судов. Ночью разыгралась на Волге буря. Зеленоватые вспышки молнии освещали косо падавшие струи дождя и яростно метавшиеся по реке волны. Переждать разыгравшуюся стихию караван встал против урочища Медвежья Сербка, не дойдя до Саратова 30 верст. А когда через три часа ветер унес грозовую тучу и над успокоившимся водным простором вновь засиял опрокинутый ковш Большой Медведицы, струги и каторги тронулись в путь. Прошли верст пять, и гребцы головного струга увидели на холмистом правом берегу колышущиеся огоньки факелов. Вскоре до них донеслись звуки веселого пения и глухие удары ружейных выстрелов. Это встречавшие караван конники приветствовали царскую особу и его спутников торжественным салютом. В темноте летела к стругам старинная казачья песня: На степи-то, на степи на саратовской, На другой-то степи на камышинской, У лесика было дремучего, У ключа-то было у текучего, У колодезя у студеного Млад казак донской коня поил... Ранний восход осветил цепочку всадников, двигавшихся вместе с барками в сторону Саратова по высокому гребню берегового обрыва. Вышедший из чулана-почивальни Петр удовлетворенно оглядел длинный строй конской сотни, улыбнулся и помахал в приветствии своей бомбардирской треуголкой. В ответ раздались крики и новая пальба — на берегу узнали высокую фигуру царя. Так 3 июня 1695 года в пятом часу дня караван прибыл в Саратов. На воде чернело множество лодок, ботиков, паузков, украшенных лентами и парчой, с беспрерывно палившими фальконетами на носу. С башен Казанских ворот бухали пушки, извергая клубы белого дыма. Весь берег был усеян толпами народа. Бледный воевода с хлебом-солью в руках, в окружении стрелецкого головы, бояр, купцов и архимандрита мужского монастыря Варлаама ожидал вступления государя на саратовскую землю. Каторга причалила, и по тесовым сходням спустился на ковровую дорожку молодой царь. Одет в зеленый Преображенский кафтан, в высокие сапоги, при шпаге, с непокрытой головой. Высоченная его фигура резко выделялась среди окружения. Уверенный веселый взгляд серых глаз, кисточка усов на верхней губе, размашистая твердая поступь. В сопровождении Автонома Головина, Франца Лефорта, Алексашки Меншикова Петр подошел к воеводе, принял расшитое полотенце с хлебом-солью, отломил кусочек, обмакнул в солоницу. Неожиданно воевода повалился на колени: — Бьем челом великому государю мы, холопы грешные. Помилуй нас и спаси в великодушии своем царском... Петр удивленно посмотрел на Ляпунова, поморщился и тихо промолвил: — Встань! — И повторил громче и требовательнее:— Велю, встань! Через плотные шеренги стрельцов с бердышами, ограждавших царский путь от толпы, хозяева и гости двинулись к воротам. Посадские люди, крестьяне с окрестных деревень, местные и пришлые ярыжки, нищие, калмыки-скотники из-за Волги, старики, бабы, девки, ребятня, запрудившие подступы к городу, усеявшие крыши ближних домов и деревья, забравшиеся на стену и башни, — все с любопытством и страхом взирали на живого царя. Дивились необычным костюмам, бритым лицам, парикам петровских спутников, считали все подходившие и подходившие струги. Путь от ворот до воеводского дома был выстлан коврами. Петр шел, широко размахивая правой, рукой, а левую держа на эфесе шпаги. Выйдя на площадь, осмотрел строящийся Троицкий собор, кинул взгляд на деревянные срубы казенных заведений, посадские и стрелецкие избы. — Зело неудобно дома поставлены, — заметил он воеводе, — в тесности, от огня опасно и без всякого манеру. Ляпунов, наконец-то оправившийся от первоначального испуга, только выдохнул: — Обвыкли уж, Петр Алексеич, в тягости пребывать. На все воля божья. От приглашения тотчас же отобедать Петр отказался, пожелав сначала осмотреть город. В сопровождении толпы любопытных, безуспешно разгоняемой специально приставленными стрельцами, государь со свитой проследовал на базар. Прошлись гости вдоль лавок, осмотрели выставленный товар: калачи, севрюгу, битую птицу... На Московской улице, непривычно чистой и пустынной, дома были украшены красной парчой и коврами. У калиток на лавочках чинно сидели разряженные хозяева и пялили глаза на царскую свиту. При приближении оной поднимались и отвешивали поясной поклон со знамением. Петр отвечал улыбкой и приветственным взмахом руки. — Вижу, вижу — подмели да выскребли все усердно для царского осмотру. А в иные дни, поди, хлев вокруг, — он толкал в бок обмиравшего от страху воеводу и хохотал. У Московских ворот царь вознамерился осмотреть сторожевые башни и надолбы. А потом экзерцицию пушкарям устроил. Сажень за сто от ворот возле дороги лежал огромный белый камень. Лет десять назад похоронили здесь раскольника из поморской секты, а староверы, обитавшие в скитах у далекой Лысой горы, поставили этот камень на могиле. Петр выбрал его мишенью. Медную пушечку с отлитыми на стволе буквами: «Лил мастер Харитон Иванов в 7193 году»1 выкатили к краю вала и зарядили каменным ядром. Молодой пушкарь с русой бородкой и спокойным уверенным взглядом присел у прицела, подкрутил винт. Запалил фитиль. Пушка изрыгнула с грохотом пламя и дым, и удаляющееся со свистом ядро вспороло землю в двух саженях ближе цели, обдав ее вздыбленным суглинком. — Гораздо! — одобрительно промолвил царь. Пушкарь еще раз присел у казенной части орудия. Долго глядел в прорезь, зажмурив левый глаз. Винта не тронул. Протолкнул банником в ствол пороховые пакеты, зарядил чугунное ядро. Повторным залпом угодил в плиту — с треском полетели осколки по сторонам. Ляпунов украдкой облегченно перекрестился. Петр бросился к пушкарю, обнял, расцеловал в обе щеки. — Кто таков, давно ль на службе? — Семен Смирной, житель тутошний. Два года в воротниках при орудии. — В деле бывал? — Не, государь. Кубанцы подступали прошлым летом, да раздумали — в степь коней повернули. — Отчего ж стрелять изрядно можешь? — А я нутром чую. Мне хоть с пищали, хоть с лука — все едино попаду. Глаз у меня дюже вострый. — На службу не жалуешься? — Не, государь. Только скушна...
— Алексашка! — закричал он вдруг. — Я здесь, ваше величество. — выступил из свиты блистательный Ментиков в ярко-рыжем парике, черной треуголке, с большим кружевным воротником поверх новенького зеленого мундира. —- Не мешкая, сведи Семена в бомбардирскую роту. Быть ему в азовской баталии при пушке. И, обведя глазами почтительно замерших воеводу, бояр и стрельцов, назидательно добавил: — Понеже умельцы в ремесле военном обретаться в армии должны, але на валу киснуть... Обед у воеводы был долгий и обильный. Подавали жареных гусей с мочеными яблоками, молочных поросят, телятину с луком, куриную лапшу, бараний бок с кашей, бекасов с грушевым пюре, пироги с капустой, тыквой, морковью. Запивали винами заморских погребов, брагой и пивом. Умаявшись, вышли на воеводский двор — дух перевести. «Немчина» Лефорт, царь, Менши-ков раскурили глиняные трубки. Повеселевший воевода распорядился принести ключ от «палаты» — небольшой каменной постройки посредине двора. Здесь под постоянным караулом хранилась казна, шубы, драгоценности— царское жалованье, а также «дуван», добытый в стычках саратовского гарнизона с калмыками, ногайцами, воровскими казаками. Принаряженный в новый красный кафтан воеводский денщик Яким снял с тяжелой окованной двери громадный замок, засветил свечу и вошел внутрь палаты. Воевода и царские приближенные проследовали за ним. После того как Ляпунов показал содержимое казенных сундуков (ничего особенного в них не оказалось — серебряная посуда, подсвечники, кинжалы), Петр обратил внимание на маленькую дверь в углу палаты. — То, сказывали мне, ход подземный в воровской буерак, — пояснил воевода. — Михаила Глебов, первый начальный человек на горах, вырыл его и в тайности соблюдал. — Для чего ж вырыл-то? — Чтоб при осаде или воровстве каком скрытно уберечься и казну уберечь. Петр взял свечу и подошел к двери, забитой крест-накрест досками. — Что ж, сам в ход не заглядывал? — Боюсь, государь, обвалу. Подпорки сгнили, а кажную весну там воды полно.
— Вели топор принести. Под сильными ударами доски разлетелись в щепы. За вышибленной дверью открылся черный проем подземелья. Пахнуло сыростью, плесенью, холодом. Земляные ступени уводили вниз. Петр, прикрыв свечу ладонью, ступил было на первую. Алексашка бросился к царю: — Мин херц, пусти, пойду первым! — И сбросил парик на пол. Меншиков, Петр, воевода и два стрельца с факелами спустились в подземелье. Узкий проход вел на север. Остатки дощатого пола, кое-где сохранившиеся бревна подпорок. С опаской прошли сажен 30. Ляпунов тревожно вопросил: — Петр Лексеич, может, вернемся от греха? Царь только фыркнул: — Никак не можно с полпути ворочаться, холоп! Сажен через 50 путь преградила куча обвалившейся земли. Петр послал за лопатой. Сам начал отбрасывать влажный песок, и вскоре лопата ударилась обо что-то твердое. Несколько взмахов, и в свете факелов показалась дубовая дверь. — Выход, слава те господи! — вздохнул воевода. Сшибли заржавленный замок, дернули привязанной веревкой за неподдающуюся ручку — с-треском и скрипом, обваливая вокруг комки земли, дверь отворилась. Дневной свет ударил в глаза. Подземный ход вывел царя и его спутников на склон глубокого оврага, в устье которого, как в бухте, на тихой воде покоились стрелецкие высыльные и сторожевые суда и рыболовные лодки местных жителей. Петр оглядел речную гавань, бросил взгляд за овраг. Огороды с чучелами, пасущаяся скотина по заросшим склонам, а напротив на горе — спрятанные в дубовом лесу белые строения мужского монастыря. — Вот он какой, Глебов овраг... — задумчиво произнес царь. И обратился к воеводе: — Ход сей зело полезен может быть. Учини поправу ему и блюди долговременно!.. И двинулся прямиком без дороги вниз к воде — осматривать барки, паузки, струги, каторги. Алексашка с воеводой поспешили за Петром... Уже поздно вечером, после обхода каравана, царь вернулся на свой струг, где намеревался тут же лечь в постель — день был длинный и суетный. Однако спать ему не дали челобитчики. Ружники, посадские, разных чинов люди — кто грамоты принес, а кто решил поведать о горестях своих. Петр принимал челобитчиков в чулане на корме струга. Жаловались саратовские жители на «разные лихоимственныя грабительства и нападки» воеводы, что-де он «гостям и всем купеческим и промышленным людям в торгах и промыслах чинит убытки и разорение». Разоряет поборами: зимой по пять алтын с воза, а летом по два со струга. И грозится, чтоб доносу не писали, иначе томить в избе губной будет, а то и бить. Жаловались на «утеснения в табунных выпусках, сенных и лесных угодьях — скотину пасти негде, и припасы припасть не с чего, хоть в корме, хоть в дровах». «Всегда у нас хлебная недорода, — читал вслух армейский писарь. — Воззри, государь, на нашу скудость и бедность. Вели нам все земли отвесть особо». В чулане было душно и полно комаров. Петр слушал, сидя на постели и хлопая себя по щекам и шее. Вскакивал иногда в волнении, начинал мерить тесную каютку огромными шагами. Лицо его то искажалось гримасой раздражения и бешенства, то принимало спокойное озабоченное выражение... Грамоты все прочитаны, челобитчики и писарь давно ушли. Петр молча сидел на носу струга И задумчиво смотрел на темную воду. На горе перед заснувшим царским караваном догорали смоляные бочки — Ляпунов расстарался устроить ночной праздничный фейерверк в честь государева приезда. О чем думал молодой царь теплой летней ночью, слушая шелест волжской волны? О трудностях предстоящего похода, а может быть, об оставленной Москве?.. Или об обольстительной незабвенной Анне Монс? Или о пятилетнем сыне?.. А может быть, он думал: как завтра ответить на челобитье?.. Полная луна выплыла из-за длинного, темного облака, посеребрив на воде узкую дорожку, убегающую к далекому острову. От реки повеяло свежестью. Петр поежился. И, предугадывая царское желание, заботливые Алексашкины руки накинули на плечи государя кафтан. Меншиков постоял возле Петра и молвил, подавляя зевок: — Пойдем спать, мин херц! Завтра трогаться... Петр поднялся со вздохом: — Сначала на Саратове дела доделаем. — И вновь желваки выпукло обозначились на скулах...
— Смерд, вор! — царь пригибал к полу взлохмаченную со сна голову. — Взятки берешь, самоуправство чинишь, казну грабишь! — Помилуй, батюшка! —пролепетал бледный, с трясущимися губами воевода. — Кто с калмыцкого базару косяк лошадей велел угнать к пепелищу? Кто десять аршин сукна с купца самарского вытребовал? — кисточка усов топорщилась над оскаленными в ярости зубами. — Кто приказал стрельцам к пасхе сахарной головой, осетрами и четью хлеба кланяться? Кто грозился челобитчиков перевести? На что сшил себе шубу с лисьего меха?.. Петр отпустил воеводскую бороду. Ляпунов повалился навзничь. — Говори, пес шелудивый! Кайся! Не то быть тебе на дыбе тотчас же! Воевода с трудом встал на колени и молитвенно сложил руки на груди: — Грешен, государь. Лукавый попутал. Секи голову повинную, заслужил. И упал вперед на руки, громко стукнувшись лбом об пол. Петр тяжело дышал. — Алексашка, дай напиться, — бросил царь Меншикову, который, сложа руки и облокотившись о дверной косяк, молча взирал на государев гнев. Петр порывисто схватил ковш, обливаясь, отпил несколько глотков, остатки с силой выплеснул в сторону. Слегка успокоившись, опустился на лавку. Воевода не шевелился, простившись уже с белым светом. — Где деньги награбленные хранишь? Ляпунов, не поднимая головы, постучал ладонью по струганой доске, на которую опирался: — Здесь, в подполе... — Много ль там у тебя? — Рублев с тыщу. — Точно ль столько, без утайки? — Как на духу, государь! Петр перевел глаза на Алексашку: — Проследи, чтоб золото и серебро в казну внес, в приказных бумагах отметил. И Ляпунову: — А медь раздашь нищим на папертях! Голос у Петра жесткий, слова произносит ровно гвозди забивает: — Нерадением своим, Ляпунов, причинил ты казне великие убытки, государству разорение, а людям тягость. Но прощаю тебя, понеже вижу — не врал и покаялся. Но ежели еще раз попадешься... Воевода всхлипнул и поднял голову: — Батюшка-государь... — Молчи! — Петр поднялся во весь свой саженный рост. — Извести жителей, чтобы к полудню были на Соколовой горе. Волю свою царскую объявлю народу...
— Волей своею царскою повелеваю отвесть жителям Саратова по их челобитью и на их потребу земли с сенокосными и лесными угодьями! Многочисленных последователей Шахматова не смутил тот факт, что автор ссылается на предание и на "памятную записку" из семейного архива, которую никому из историков после Шахматова видеть не удалось. В описании визита имеются вопиющие фактические ошибки. Воевода Н. Нестеров не мог встречать царя в Саратове, ибо он занимал эту должность в 1691-1692 годах, а в 1695-1696 годах воеводой служил А. Г. Ляпунов. Товарищем воеводы не мог быть Наумов, исполнявший эту должность в 1689 году. Неправильно названо имя настоятеля мужского монастыря (Варлаам). В документах упоминается настоятель Паисий Строитель (Дубенский), восстанавливавший монастырь после пожара в 1694-1695 годах. Кстати, большой саратовский пожар 1695 года был после посещения Петра, а не до его визита, как утверждает Шахматов. Курьёзно выглядит кормление, устроенное тремя тысячами саратовцев для 31-тысячного петровского войска. Противоречит достоверным документальным фактам описанное Шахматовым пожалование земли саратовцам... Сразу же после выхода книга А. И. Шахматова получила нелестную оценку в столичном журнале "Библиографические записки". А. Голомбиевский уличил автора в подлогах и сочинении небылиц. Рецензент пришёл к выводу, что "автор, собственно нового и в то же время достоверного... ничего не даёт, догматизм же изложения может только ввести в заблуждение неопытного читателя и о многом дать ему далёкое от действительности представление". Известный саратовский краевед А. А. Гераклитов назвал книгу Шахматова "фантастической". К сожалению, многие дореволюционные и современные авторы не только были введены в заблуждение Шахматовым, но продолжили его фантазии на петровскую тему. Желая придать своему рассказу о пребывании Петра I в Саратове видимость достоверности, А. И. Шахматов делает ссылку и на важнейший источник — "Журнал" первого Азовского похода, опубликованный известным историком прошлого века Н. Г. Устряловым в качестве приложения ко 2 тому "Истории царствования Петра Великого". Обратимся и мы к этому источнику. Личное знакомство Петра I с Поволжьем действительно состоялось в 1695 году. Тогда был предпринят поход к турецкой крепости Азов, находящейся в устье Дона. Цели похода — пробиться к морю и обезопасить юг России от татарских набегов. Для маскировки основного направления похода 120-тысячное дворянское ополчение под командованием боярина, будущего фельдмаршала Б. П. Шереметева было послано в низовья Днепра. Отборное же 31-тысячное войско под командованием генералов Ф. А. Головина, Ф. Лефорта и П. Гордона отправилось под Азов. Передовой отряд Гордона шёл сухим путём. Остальная армия погрузилась на суда и по Москве-реке, Оке и Волге двигалась до Царицына. Здесь же был и бомбандир Преображенского полка "Петрушка Алексеев", фактически осуществлявший общее руководство походом. Пётр сам вёл "Юрнал в путном шествии", записывая все этапы и события похода. 117 судов с людьми, 40 стругов с артиллерией, состоящей из 104 мортир и 44 голландских пищалей с 14000 бомб, 9100 ядрами, 1000 гранат, 16600 пудов пороха представляли внушительную флотилию, растянувшуюся на несколько вёрст. 16 мая 1695 года Пётр I прибыл в Нижний Новгород, где пробыл около недели. Сюда в течение нескольких дней собирался караван, здесь исправляли пострадавшие от непогоды суда, с мелких судов, опасных на Волге в разливе, вся артиллерия и припасы были перегружены на нижегородские павозки, поднимавшие каждый до десяти тысяч пудов. Сам Пётр I жил на Почайне в каменном доме купца Ефимия Чатыгина. Эти двухэтажные палаты сохранились до наших дней и известны нижегородцам как "петровский домик". 21 мая в 3 часа флотилия Петра I двинулась в путь. 24 мая в 4 часа дня петровский корабль прибыл в Казань и встал на якорь против "казанской реки". Не дожидаясь всей флотилии, растянувшейся по Волге, Пётр в 11 часов отправился дальше. Так что, судя по "Юрналу", Пётр Казань не посещал. Молчат о посещении и местные путеводители, которые даже не отмечают, что царская флотилия проплыла мимо. Следующим крупным городом был Симбирск. Сюда прибыли в полдень 26 мая и пристали к берегу, а малые суда стояли на рейде против церкви Спаса Преображения. Через несколько часов караван двинулся в путь. Краеведы очень подробно рассказывают о пребывании Петра I в Симбирске в 1722 году, во время Каспийского похода. О посещении же города в 1695 году никаких упоминаний нет144. Даже такой знак симбирской старины как В. Э. Красовский в своём "Хронологическом перечне" пропускает 1695 год как не имевший ничего примечательного в жизни Симбирска. Самару Пётр I, по свидетельству "Юрнала", прошёл не останавливаясь. В местных изданиях этот факт не нашёл отражения. В первой день июня петровский караван проплыл мимо Соснова острова (ныне г. Хвалынск), речек Большой и Малый Иргиз, а на второй день плыл мимо Змиевых гор и долго стоял из-за непогоды. Двинувшись в путь, через два часа, "в 11 часу для погодыж стали на якорь, не доехав Саратова вёрст с 30, против прозванием Медвежья Сербка; во 2 часу якорь вынули и пошли в путь". 3 июня 1695 году "в 10 часу проехали реку Курдюм — впала в Волгу с правой стороны; в 5 часу проехали город Саратов". Далее в "Юрнале" идёт запись о плавании 4 июня. Царский поход по Волге не афишировался, так как необходимо было скрыть направление главного удара русской армии. Пётр I торопился под Азов, куда уже подходило войско П. Гордона, и не позволял себе задерживаться в поволжских городах. Во всяком случае никаких достоверных данных о посещении Петром Саратова у историков нет. Второе путешествие по Волге Пётр I совершил в 1722 году, направляясь в Персидский поход. Отечественные историки традиционно объясняли цели этого похода стремлением сдержать турецкую экспансию в Закавказье, обеспечить здесь торговые интересы России, обезопасить юго-восточные границы страны. Вместе с тем в этом походе проявились имперские амбиции Петра I, окрылённого победой в Северной войне. Поиски путей в сказочно богатую Индию не давали покоя российскому императору. В конце весны 1722 года император с пехотой, посаженной на суда, отплыл из Коломны в Астрахань. Петра сопровождали его жена Екатерина, генерал-адмирал граф Ф. М. Апраксин, известный дипломат П. А. Толстой, кабинет-секретарь царя А. В. Макаров. При царе находился и английский врач Дж. Белл, записки которого, изданные во второй половине XVIII века, являются почти единственным достоверным источником о пребывании Петра I в Саратове. 20 июня 1722 года царский караван прибыл в Саратов. Остановка была сделана ради встречи с калмыцким ханом Аюкой. К встрече с ханом Аюкой царь и его окружение готовились заранее. В бумагах Кабинета Петра Великого, который возглавлял А. В. Макаров, сохранились сведения о том, что 14 июня был подготовлен указ саратовским кабацким бурмистрам об отпуске Нефёду Кудрявцеву на войско хана Аюки двухсот вёдер вина. Там же есть упоминание об отпуске калмыкам 15 пудов табаке.. Из тех же бумаг следует, что царь рассчитывал использовать в своём походе семитысячное войско калмыков. На другой день после прибытия в Саратов царь позвал Аюку и его жену к себе на галеру "откушать". Пётр явно хотел расположить к себе старого калмыцкого хана. При его приближении царь сошёл с галеры на землю, "поздравил его, и взяв за руку, повёл на галеру, и представил его императрице". Бывший свидетелем этой встречи английский автор в подробностях описал внешний облик хана и прибывших затем его жены и дочери. 76-летний хан "был ещё крепок и весёлого нрава". Переговоры касались участия калмыков в Персидском походе. По словам Дж. Белла, царь просил 10 тысяч воинов, но Аюка был готов предоставить лишь 5 тысяч. В исторической литературе утвердилось мнение об участии в походе 4 тысяч конных калмыков. Пётр и Аюка остались довольны встречей. Участник похода Ф. И. Соймонов (в будущем — адмирал и историк Петра I) приписывал калмыцкому хану такие слова: "Теперь охотно умру, удостоившись у великого императора столь любезного его разговора". Пётр и Екатерина богато одарили своих гостей: Аюке была подарена золотая сабля, его жена получила золотые часы с бриллиантами и драгоценные камни. По преданию, Аюка велел бывшим при нём калмыкам встать в круг и пустить вверх стрелы. Упавшие стрелы образовали круг, символизирующий единство. Указывая на саблю и стрелы, Аюка сказал: "Эта сабля и эти стрелы всегда будут готовы на поражение врагов России". На следующий день после встречи, 22 июня, царь отбыл из Саратова. О других событиях, происходивших в Саратове 20-22 июня 1722 года мы можем лишь догадываться. Не имеется точных данных даже о том, кто был в то время саратовским комендантом. Чаще всего в краеведческой литературе называется имя В. П. Беклемишева. По другим данным, как раз в июне 1722 года уполномоченным по калмыцким делам и возможно саратовским комендантом вместо опального Д. Е. Бахметева стал подполковник Н. Львов. Капитан В. П. Беклемишев занимал эти должности позже. По всей вероятности, именно во время пребывания царя в Саратове ему было подано уже упомянутое прошение саратовских отставных гарнизонных солдат Василия Спиридонова "с товарищи". Оно сохранилось в бумагах Кабинета и датировано 5 июня 1722 года. Можно предположить, что оно было составлено в то время, когда в Саратове пришла весть о предстоящем прибытии царя. Обращаясь к Петру, солдаты писали: "Служим мы, нижеименованные рабы твои, Вашему императорскому величеству в городе Саратове гарнизонную солдатскую отставную службу обще с саратовскими гарнизонными пешими солдаты и стоим по городовой крепости и на других прилучающихся городовых караулах. И в посылках бываем водяным путём от Саратова вверх рекою Волгою на стругах в гребле до Сызрани... А ныне у виноградных садов, которые заводятся вновь при Саратове, и те сады садили и поливали как надлежит. Да с нас же, рабов твоих, ...канальные деньги... велено править (речь идёт о сборе на строительство Ладожского канала — Авт.) по две гривны с двора, и мы нижеименованные и престарелые и невинные люди и маломочные, и вашего императорского величества денежного и хлебного жалования не получаем, и пашен не имеем, и пришли в самую сущую скудость. ... Повели, государь, нам, нижеименованным за старость и сущую скудость своим... указом определить денежное и хлебное жалование против протчих городов отставных солдат...". В краеведческой литературе приводятся многочисленные подробности этого визита Петра I. В основе многих из них лежит запись "воспоминаний" мещанки Мазилиной, впервые приведённая в публикации А. Леопольдова: "Пётр I прибыл к городу ночью. Берег Волги и вал города, тогда ещё небольшого, были ярко освещены плошками и фонарями, а на видных местах выставлены вензеля и транспоранты. Какой царь молодец и красавец, — отмечает Мазилина, — лицом немного смугл и от солнца загорел. Взор царя быстрый и живой, усы чёрные, как смоль, а роста высокого. Одет Пётр I был в короткой вышитой венгерке. Протопоп с духовенством городским встретил царя у берега с крестом. Купечество поднесло ему хлеб-соль, а комендант отдал рапорт. По выстланной красным сукном дороге Пётр в сопровождении свиты, городских чинов и народа дошёл до дома воеводы, где для него был приготовлен ночлег. Идя между народом, царь на обе стороны кланялся ему. По утру Пётр I встал рано. Народ опять собрался к дому коменданта видеть царя. Он вышел к нему, разговаривал о разных предметах, осматривал потом город, двухэтажный каменный собор, который тогда достраивался, и входил на паперть собора, устроенную на столбах вокруг обеих церквей и даже лазил вверх на леса. И осматривал вблизи стройку храма. Сопровождал Петра хозяин города Беклемишев, с которым ласково разговаривал. Воевода заслуживал внимания царя, ибо был мужчина молодой, собою видный, красивый, ласковый, добрый и поклончивый. Город истинно любил его за приветливость и добродушие". Далее Мазилина сообщала, что за достойную встречу царь наградил воеводу: взяв пол-листа бумаги, написал, что жалует Беклемишеву остров около Саратова. Даже А. И. Шахматов заметил неточность этого рассказа. В нём имеется несколько несоответствий с другими достоверными данными. Во-первых, местом пребывания царя была галера, по сообщению Дж. Белла, и в воеводском доме он не останавливался. Во-вторых, не ясно, что за паперть на столбах упоминала Мазилина. Если это существующая и ныне галерея с контрфорсами, то она появилась вокруг собора на рубеже XVIII-XIX веков. И, наконец, остров был отдан Беклемишеву позже, в середине 20-х годов, по указу Астраханской губернской канцелярии во временное пользование. Он им пользовался до смерти 1 декабря 1744 года. Вызывает сомнение и достоверность рассказа в целом. По словам А. Ф. Леопольдова, Мазилина прожила 100 лет и поведала свои воспоминания сыну И. И. Мазилину, который записал их и при жизни передал краеведу. Умер Мазилин в 1845 году якобы в возрасте около 90 лет. Но если исходить из данных формулярного списка о службе И. И. Мазилина158, по которому он родился в 1783 году, то его мать родилась не ранее 30-х годов XVIII века и следовательно не могла видеть приезд Петра I в Саратов. Относиться к этому фольклорному источнику следует очень осторожно. Новыми подробностями расцветил рассказ о пребывании Петра I в Саратове в 1722 году А. И. Шахматов. Чего стоит длинный перечень блюд, которыми якобы потчевали царя саратовский воевода Беклемишев жүктеу/скачать 181.5 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|