Петухов Ю. Д. Тайны древних руссов

ЧАСТЬ 1

ДОРОГАМИ БОГОВ. В ПОИСКАХ ПРАРОДИНЫ

Вступление

Загадка тысячелетий
ГЛАВА ПЕРВАЯ

НЕРАЗЛУЧНАЯ ТРОИЦА

«Разноземные народы»

Неразлучная троица

За6ытый прообраз

Дороги богов

Гневный бог
ГЛАВА ВТОРАЯ

ВЕЧНЫЙ БОЙ

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

В ПОИСКАХ «ЧУДОВИЩА»

Кого убил Беллерофонт?

«Чудовище»

Дорогами переселенцев

Доисторический прадедушка Баллера

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ГРОМОВЕРЖЕЦ

ГЛАВА ПЯТАЯ

ВТОРОЙ РЯД?

Возрождение

или перерождение богов

Яростная ГЕрА

и славный яростный Геракл

Разгадка

ЧАСТЬ 2
СТРАНИЦЫ ПОДЛИННОЙ ИСТОРИИ

Русские боги Олимпа

Колыбель Зевса

Безмолвные Исполины, или Тайна Державы Горл

Германия - славянская земля

Двуглавый орел - наследие предков

Скандинавия - Русскля земля,

или Юг против Севера и Востока

Наши первые предки

ОТ КРОМАНЬОНЦА к борЕАЛу и ИНДОЕВрОПЕЙЦу

Потоп в истории русов

Бореллы Евразии

Русы-индоевропейцы Европы

ОТ РЕДАКТОРА
Издательство «Вече» представляет вам, наши дорогие читатели, трехтомный авторский проект историка и писателя Юрия Дмитриевича Петухова. Автор попытался найти разгадку происхождения и становления человечества. Ведь для нас, носителей разума, человек, Хомо сапиенс, и его род — первичны. Все остальное вторично: мироздание существует вне нас и без нас. Но открытия в нем совершаем мы и совершаем их для себя. Человек еще не до конца выяснил — кто он такой, где его корни... не хватает многих «звеньев», несовершенен исследовательский аппарат, методология поиска... Автор сборника утверждает: теперь мы можем смело сказать, что генезис протоиндоевропейцев, более того, бореалов, то есть процесс формирования человека в последние тридцать тысячелетий, нам известен.

Более двадцати лет посвятил Ю.Д. Петухов исследованию протоиндоевропейской общности и этносов, вычленявшихся из нее. И не напрасно. Результаты более чем внушительны. В этом вы убедитесь сами по прочтении книги. Ее автору удалось проводить свои научные изыскания не только в тиши кабинетов и библиотек, но и непосредственно на местах, в очагах зарождения и бытования протоиндоевропейцев: в Иерихоне, Чатал-Уюке, Алаче, Хирокитии, Хат-туссе, Язылыкае. Он шел, ехал, плыл тропами, дорогами, путями древних переселенцев, что разбрелись по всему свету, унося от далекой прародины корни своего языка, своей мифологии... унося своих богов. Лингво- и мифоанализ позволили проникнуть в глубины, недоступные никаким хроникам и летописям. Ведь язык, подчеркивает автор, невозможно сфальсифицировать, как и саму архаику первоэтноса, сохраненную его прямыми потомками.

В этом сборнике мы публикуем увлекательно написанное исследование Ю.Д. Петухова «Дорогами богов. В поисках прародины», а также ряд очерков, объединенных под общим названием «Страницы подлинной истории».
Часть 1
ДОРОГАМИ БОГОВ. В ПОИСКАХ ПРАРОДИНЫ
ВСТУПЛЕНИЕ
ЗАГАДКА ТЫСЯЧЕЛЕТИЙ

Наш путь ведет к божницам Персефоны, К глухим ключам, под сени скорбных рощ Раин и ив, где папоротник, хвощ И черный тисе одели леса склоны... Туда идем, к закатам темных дней Во сретенье тоскующих теней.
Максимилиан Волошин

Почти два века бьется ученый мир планеты над «не — разрешимой» загадкой: древние индоевропейцы — кто они, откуда? В научных, околонаучных и псевдонаучных дискуссиях сломаны десятки тысяч скрестившихся копий, выстроены и разрушены сотни гипотетических зданий, попран не один десяток авторитетнейших мнений, издано бесчисленное множество самых различных по значимости трудов. Но при всем при этом сказать, что «академическая наука» уверенно приближается к разгадке одного из самых сложных и запутанных вопросов истории, было бы неверно. Почти два века индоевропеистике! А «академики» по-прежнему топчутся у самого подножия загадочного и непостижимого сфинкса.

Научное сито за все это время отсеяло около двух десятков наиболее достоверных гипотез о происхождении индоевропейцев и их дальнейших путях. И хотя некоторые из этих гипотез обрели ныне право почти непреложных догм и кочуют из издания в издание в сопровождении все новых и новых комментариев, надо признать, и они остаются на данном этапе всего лишь предположениями. А если выражаться точнее, то некими гипотетическими схемами, выстроенными авторами с использованием, разумеется, вполне достоверного фактического материала, который укладывается в рамки этих схем и не разрушает построения. И как бы ни были привлекательны подобные схемы, мы должны отдавать себе отчет в том, что, скажем, даже самым тщательным образом снятый план города еще не является самим городом или — пример из другой области, — как бы ни устраивала нас модель атома Бора-Резерфорда, она очень далека от самого атома, она является лишь упрощенной до предела схемой этого непостижимого микроскопического объекта. Однако план или карту города мы снимаем, составляем, имея перед собой сам город как вполне реальный объект, и свойства атома изучаем при помощи приборов, отмечающих опять-таки реально существующие ныне явления. Если же браться за сооружение «индоевропейской» гипотетической башни, то даже обремененный научными званиями автор должен, наверное, помнить: многие из камней, заложенных в основание, могут оказаться лишь призраками или же выстроенными, в свою очередь, схемами. Схема, помноженная на схему! Схематизм в квадрате. И трудно что-либо поделать, ибо не каждый день приносит нам наука новые и вполне достоверные открытия — дверь истории распахнута лишь в одну сторону.

Схематизм же приводит нас к однобокости и черно-белому видению мира: или так, или этак! или только по схеме номер один, или только по схеме номер два! или норманизм, или антинорманизм! и т.д. до бесконечности. Школы и схемы воюют друг с другом, не желая уступить ни пяди. И тем самым проигрывают! В жизни не бывает «только так» или «только этак». В жизни бывает «и так и этак», говоря попросту. «Родина индоевропейцев — в Малой Азии!» — утверждает один исследователь. «Нет, только на Балканах, и нигде в ином месте!» — твердит свое другой. «Все не так, — настаивает третий, — в Центральной Европе!» И каждый находит неисчислимое множество аргументов для доказательства именно своей схемы.

Нам же, взявшимся обобщить некоторые данные по индоевропеистике и этногенезу славян, а также пытающимся, в свою очередь, высказать некоторые соображения и предположения, хорошо бы придерживаться мудрого совета Ф.М. Достоевского, сказавшего как-то, что жизнь значительно сложнее даже самой умнейшей из схем, в которую мы пытаемся ее втиснуть.

Но это вовсе не означает, что мы оттолкнем от себя проверенные временем модели человеческой истории, нет. Без учета накопленного опыта поколений, без знаний, которыми одарили нас предшественники нет пути вперед. Другое дело — отделить знания подлинные от голых, чисто умственных конструкций и ложных стереотипов. Непростое это дело! Вот, к примеру, ну как доказать современнику, что первобытный человек никогда не жил в пещерах, что пещеры эти были капищами, хранилищами, убежищами на время, но ни в коем случае не жильем? Как сделать это, если ложный стереотип о «пещерном человеке» вбивался в мозги поколений десятилетиями и продолжает вбиваться и поныне?! И на подобных ложных стереотипах строятся ложные обобщающие схемы. Серьезные исследователи время от времени пытаются протестовать против подобной профанации. Но где им тягаться со средствами массовой информации и с учебниками, излагающими из года в год представления столетней давности!

Не будем говорить о постановке исторического образования в нашей стране, это безнадежная затея. Не из учебников и не на лекциях узнает наш современник об открытиях и находках, причем не то что новых, новейших, а десяти-, двадцати-, сорока- и шестидесятилетней давности, а из малотиражных научных и научно-популярных книг и брошюр, из редкой исторической периодики. И потому он, современник, находится по сию пору не просто в неведении, а по большей части в плену ошибочных или устаревших представлений, облегчающих, разумеется, восприятие некоторых исторических процессов, но бесконечно далеких от подлинных событий истории.

Вот основная схема, знакомая нам с ранних лет, со средней школы. Этапы развития человеческого общества: первобытный мрак и невежество — Древний Египет — Древний Восток — Древняя Греция — Рим — варвары, в основном, галлы и германцы, и варварские королевства — европей-ское средневековье и т.д. Мы не будем пока забираться далеко на Восток или на Юг, а в рамках интересующей нас проблемы приглядимся к местам расселения народов индоевропейской языковой семьи и их ближайших соседей. Итак, что мы имеем из учебников? Да чуть ли не периодическую систему по типу системы Д.И. Менделеева, где каждому народу-элементу отведено строго указанное ему место в некой табличке — временной и географической. Ну до того все четко и строго, что диву даешься! И естественно, в Древнем Египте — египтяне, на Древнем Востоке (Восточное Средиземноморье и Двуречье) — шумеры, ассирийцы, финикийцы и иудеи, в Греции — греки, в Риме — римляне. Между двумя последними этносами полустрокой затесались вообще непонятные и необъясненные для школьника этруски» кстати, и вовсе вычеркнутые из последней редакции, затем в Европе появляются франки, алеман-ны, англы... Где-то с самого краешку чуть маячат славяне, да и то южные, появляющиеся лишь к V—VI вв. н.э. только с переселением их на Балканы, а потом авары, гунны, венгры... И все — кучками, группками, периодами, классами и под-группками. Да простит меня читатель за невольное сравнение, но создается впечатление, что идешь вдоль какой-то временной оси по схематически выстроенному зоопарку, точнее — антропопарку, в котором все сидят строго по своим клеткам и вольерам без права выхода наружу, и на каждой клетке-вольере табличка: такой-то и такой-то, с такого-то времени и по такое! В лучшем случае на той же табличке указано: тогда-то и тогда-то отразил (или не отразил) нападение обитателей соседней клетки. Не спорю, возможно, именно такая упрощеннал разбивка способствует лучшему усвоению школьником материала, как, впрочем, и студентом, но именно она и лишает возможности видеть историческую реальность как сложнейший и полиэтнический процесс.

На завершающем этапе формирования древнегреческой культуры мы видим «классических» греков и как-то спонтанно приписываем именно им, грекам, приоритет на всех предыдущих этапах. То же и с римлянами, и с другими «классическими» народами. Вместо многомерности и полифонич-ности в учебниках сплошные плоскости, временами пересекающиеся, но не перестающие от этого быть плоскостями.

Все классифицировано в схеме, все распределено и разграничено, за каждым народом закреплен как бы порядковый номер, каждому отведена своя не только экологическая, но и историческая «ниша».

Где-то в конце VIII, а то и X века непонятно откуда появляется фигура дикого и звероватого восточного славянина, будто с неба упавшего на свою землю. Вот и видим мы на картинке из учебника некое существо в долгополой рубахе, ковыряющее землю грубой деревянной палкой, и внешне-то не похожей даже на соху. Еще это существо собирает грибы, развешивает кадушки-борти и заостренной хворостиной бьет рыбу в реке. Такое вот представление получает молодой человек о своих предках — представление, которому не десять и не шестьдесят лет, а двести, и оно годилось для миллеро-шлеце-ровских времен, и которое упорно протаскивается из учебника в учебник и поныне. Воистину бессмертная схема!

Мы не будем сейчас вдаваться в детали и опровергать те ложные стереотипы, которые и так не выдерживают ни малейшей критики. Скажем лишь, что неизвестно откуда появившиеся существа за один-два века не смогли бы просто-напросто ни при каких обстоятельствах создать Гардарику — «страну городов» — на обширнейшей площади и самую древнюю в Европе литературу, уступающую по древности лишь литературам античного времени, но превосходящую по тому же признаку литературы английскую, французскую, немецкую и пр. И все это непреложные факты. А схема живет! Тиражируется, навязывается. Но в рамках самой этой схемы жизни нет!

И можно биться внутри схемы-клетки, как бьется и мечется зверь в своем вольере, как рыба в садке, и ничего так и не понять, не увидеть, не осмыслить. Что же делать, как быть? Да очень просто — надо выйти из клетки-схемы, отойти подальше от нее и, не упуская из виду известных моделей и схем, пристальнее приглядеться к жизни во всем ее многообразии.

Так мы и попытаемся поступить. И для начала немного напомним читателю основы индоевропеистики, то немногое, что достаточно достоверно и практически не вызывает сомнений.

Большая часть исследователей сходится на том, что индоевропейцы, как единая языковая и этническая общность, существовали в хронологических границах V—IV тысячелетий до н.э. Иногда границы расширяют то в одну, то в другую сторону на целую тысячу лет. Но если поиск в сторону удрев-ления проблемы дает результаты хотя бы по части выяснения корней самих индоевропейцев (то есть в вопросе происхождения праиндоевропейцев), то омолаживание, как правило, не приносит искомых плодов, ибо уже в III тысячелетии до н.э. мы наталкиваемся на расхождение индоевроней-ских диалектных групп, а следовательно, на расхождение самих этносов, выделявшихся из общеиндоевропейского.

Один могучий корень дал множество ветвей и еще больше побегов. Мы заведомо сейчас не касаемся немаловажной детали нашего «растения» — ствола, о чем речь пойдет ниже.

Но надо отдать должное лингвистам, которые, пожалуй, достигли наибольших успехов в индоевропеистике. Благодаря им мы можем довольно-таки четко ориентироваться в этом раскидистом древе, во всяком случае, не слишком плутать, ведь у нас есть проверенные и четкие вехи. Но сразу же добавим, речь идет об индоевропейской языковой семье. И потому не следует всегда однозначно отождествлять язык и народ, так как бывает, что эти понятия не соответствуют: неиндоевропейский этнос, подпавший под влияние индоевропейцев, может быть носителем их языка, и наоборот. В каждом конкретном случае необходимо помнить об этом.

Итак, за пять—семь тысячелетий существования народов этой семьи разрослась она необычайно. Назовем основные группы-ветви. Из италийской ветви вышли латынь, окский и умбрский языки. Первый из них послужил основой для французского, португальского, испанского, румынского, каталонского, итальянского языков. Из кельтской ветви вышли побеги бретонский и валлийский, ирландский и шотланд-ский. Хетто-лувийская и тохарская ветви ограничились языками, заключенными в названиях самих ветвей. То же самое можно, пожалуй, сказать и об армянской, албанской и древнегреческой веточках — из них не вышло пышных побегов. Зато индийская ветвь расцвела вовсю — санскритом, бенгали, непали, хинди, панджаби, ассамским, цыганским и другими языками. Почти такое же цветение дала иранская ветвь — она украшена авестийским, курдским, персидским, осетинским, пушту, таджикским, скифскими языками. На балтийской ветви три побега — латышский, литовский и прусский. Еще две могучие ветви по праву могли бы быть названы уже сейчас стволами. Это германская, давшая языки английский, немецкий, исландский, нидерландский, датский, шведский, норвежский, фарерский. И славянская ветвь с ее старославянским, болгарским, сербскохорватским, чешским, словацким, словенским, польским, белорусским, украинским и русским языками. Одно перечисление далеко не всех языков семьи заняло достаточно много места. Территория же, занимаемая их носителями, и вовсе необъятна, даже если не включать в нее Нового Света и Австралии, а ограничиться лишь исконными землями, занятыми индоевропейскими народами к началу нашей эры.

Но ведь заняли они эти территории не сразу, ведь процесс расселения продолжался не одну тысячу лет, и была какая-то исходная если не точка, то вполне реальное и осязаемое место, где сформировалась изначальная общность. То есть, встает вопрос о прародине, один из ключевых вопросов индоевропеистики и всей исторической науки в целом. Где эта земля обетованная для большинства нынешних европей-ских народов?! Ответа нет, во всяком случае, достаточно убедительного и однозначного. Таинственная и загадочная прародина индоевропейцев — найдем ли мы ее когда-нибудь?

А следом тянутся загадки не менее сложные и не поддающиеся разрешению, целой цепочкой тянутся. Как они расселились? В каких направлениях и в какой последовательности? Каким образом? И какие оставили следы на пути своем? Какие народы поглотили во время неостановимого своего движения? Какая часть их самих, где и когда была поглощена? И главный вопрос — кто же они были, в конце-то концов, эти загадочные наши предки — индоевропейцы?

Первоначально прародину искали на Востоке и в Центральной Азии, чем-то прельщали исследователей именно те места, в основном, близостью к Ирану и Индии. Предполагали, что она располагалась в районе Каспийского моря или в древней Бактрии, на ее земле^ыли и вовсе фантастиче-ские теории о заснеженной и высокогорной прародине где-то в Гималаях. Все эти предположения отпали сами собой, когда лингвисты основательнее взялись за дело и установили, что в праиндоевропейском языке не было обозначений для среднеазиатских животных и растений, тем более для гималайских или прочих столь же экзотических. И поиски сразу же переместились в Юго-Восточную Европу: от Дуная до Каспия. Были, правда, поиски на крайнем западе Европы и на ее севере. Но наличие там достаточно мощных субстратных слоев, пластов доиндоевропейских языков, как и следы позднего проникновения туда самих индоевропейцев, делало такие поиски безрезультатными.

Испания и Исландия со всеми прилегающими областями сразу выпадали из сферы интересов индоевропеистов. Северо-восток Европы был плотно заселен угро-финскими народами, об этом свидетельствовали гидронимы — названия рек, озер, болот, ручьев, притоков. Оставались центральная и восточная части Европы, а также весь ее обширный Юг. Балка-но-Карпатский регион в совокупности с Малой Азией еще с глубокой древности представлял собой район, отличавшийся многочисленными связями культур. Большинство исследователей сосредоточили свое внимание на нем. Но не остались без внимания ни Передняя Азия, ни Эгеида, ни Северное Причерноморье, входящее в более обширную и также охваченную исследованиями циркумпонтийскую зону.

Нет необходимости пересказывать содержание бессчетных томов, составленных поисковиками. Можно сказать лишь одно: Центральная Европа и Передняя Азия как-то постепенно отошли на второй план, окончательно не исчезнув из поля зрения. А основные усилия исследователей обратились к районам Средиземноморья и Причерноморья. На этом дело застопорилось. Споры продолжаются. Ответа нет.

Но, несмотря на это, параллельно велись исследования и другой проблемы: как расселялись индоевропейцы? Времена излишне самоуверенных германских ученых, объявивших свою землю пупом Вселенной, из которого распространились цивилизаторы-культуртрегеры во все края земли, давно прошли. Позабылись басни о воинственных пратевтонах, которые под названием археологической культуры «боевых топоров» несли якобы праславянским народам силовыми методами цивилизацию. Оказалось, что вполне подлинная культура эта к «тевтонам» отношения не имела, а многие считают даже, что и распространялась она в обратном направлении. Но кое-что и германские историки, археологи, лингвисты сделали для решения проблемы, несмотря на явный националистический подход. И в частности, они смогли найти в себе силы для того, чтобы признать-таки существование праславян в те времена, на что никак не могут решиться наши составители учебников. Иными словами, теория германского культуртрегерства за минувшие десятилетия не оправдала себя.

Да, времена романтизма прошли! Канули в небытие и романтические теории «арийских завоеваний». Они выглядели слишком уж красиво — армады завоевателей, вооруженных до зубов и сплоченных не только необычайной дисциплиной, но и каким-то невероятным для тех времен национальным духом, — выражаясь языком Л.Н. Гумилева, некие неистовые суперпассионарии, — огнем и мечом покоряли одну неведомую и экзотическую страну за другой, везде устанавливали свой жесткий, но справедливый порядок, попутно приобщая аборигенов к культуре. Сплошная романтика подвига и свершений! Все это лучшим образом подходило для романов и кинофильмов, щекотало нервы восторженным мечтателям, но не имело к жизни никакого отношения. Жизнь была значительно проще. Никакой романтики, никаких сантиментов! Лишь восемнадцатый век и начало девятнадцатого влили в нее струю романтического жанра, докатившуюся до века двадцатого и отхлынувшую под напором практицизма.

Не было никаких воинственных бестий. Это установлено достаточно точно. А были скотоводы-кочевники, переселявшиеся с места на место если и не черепашьими темпами, то во всяком случае и не со скоростью воинских порядков или же кочевников-тюрков средневековья с их стремительными набегами. Вот эти самые скотоводы, разводившие коров, быков, свиней, а также, что крайне важно, лошадей, переходили с пастбища на пастбище семьями, родами, племенами, удаляясь от какого-то центра в разные стороны. Безусловно, и у них были столкновения с местным населением тех краев, что они осваивали. Все было: и стычки, и сражения, и затяжные усобицы. Но не было одного — планомерного и целенаправленного завоевания земель с целью подчинения проживающих на них племен, народов. Потому-то и дошли до нас из древнейшей праиндоевропейской терминологии не названия оружия, а слова, обозначавшие упряжь, скот, растительность пастбищ и окрестностей, названия рыб, вылавливаемых в реках, зверей, живущих в лесах. Переселение это занимало очень длительные отрезки времени, за которые успевали изменяться до неузнаваемости языки и менялся внешний облик людей — последнее из-за смешения с аборигенами.

Существует, правда, еще одна теория о распространении индоевропейских языков не путем расселения самих носителей, а путем передачи языков и диалектов от соседа к соседу, то есть в результате мирной конвергенции, вливания в соседствующие народы отдельных носителей. Безусловно, и такой способ передачи существовал. И его мы не вправе исключать. Но здесь нам надо вспомнить о вреде схематизма и о том, что не бывает «или так, или никак!». Можно с огромной долей уверенности говорить: языки распространялись всеми существующими способами, а тот, кто вольно или невольно настаивает лишь на «единственно правильной» своей теории, просто вводит нас в заблуждение. Ведь довольно-таки трудно предположить, чтобы язык сам по себе, без носителя, распространился от, скажем, Балкан до Индостанского полуострова — вероятность подобного «самостоятельного путешествия» ничтожно мала. Конечно, индоевропейцы передвигались. Здесь нет и предмета для спора. Другое дело — все ли они двигались, может, кое-кто и остался на месте, по крайней мере, не слишком удалился от этого места? Запомним сей момент в наших рассуждениях, к нему еще не раз придется возвращаться. Как, впрочем, и ко многим другим ключевым положениям, заложенным во вступлении.

Сколько было индоевропейцев, хотя бы ориентировочно? Даже порядка мы не сможем назвать! Все сокрыто пеленою веков и тысячелетий. Но не только время тут виновато. Дело в том, что с этим вопросом столкнулись на заре индоевропеистики. Исследователи, задавшиеся им, тут же приходили к выводу, что без антропологических данных определить это число невозможно. А для того, чтобы выявить антропологический тип индоевропейца, надо найти его прародину. Кольцо замыкалось. Путем долгих сопоставлений и накапливания статистики в местах наиболее плотного расселения индоевропейских народов, изучения останков, найденных там, сравнения с основными европейскими расами, живущими ныне, удалось прояснить лишь одно: никакого особого индоевропейского антропологиче-ского типа не существовало. Его можно было выделить, сравнивая с соседними крупными расами, например, передне-азиатской, эфиопской, лапоноидной. Но вычленить его из рас европейских не было возможности. Легенда о какой-то особой пранации рассыпалась на мельчайшие кусочки, не оставив надежды какому-либо одному из современных народов, а точнее, группе изыскателей, представляющих этот народ, на приоритетность своего племени, своей нации по части непосредственного наследования. За исключением одного народа...

По всей видимости, древние индоевропейцы были уже тогда, в V—IV тысячелетиях до н.э., народом смешанным, состоявшим из представителей многих европейских, а может быть, и не только европейских этносов. И единым стержнем, вокруг которого складывалась новая по тем временам общность, служили, наверное, не только лишь кровнородственные отношения, но в первую очередь язык, культура. Не вызывает сомнений и тот факт, что смешанность первичная, если ее так можно назвать, по мере расселения перекрывалась и смешанностью вторичной, происходившей от вливания в общность иных этносов. Вот такая способность к ассимиляции и ассимилированию и явилась, пожалуй, самой характерной чертой, присущей индоевропейцам. Эта способность сослужила им добрую службу, так как в отличие от замкнутых, закрытых этносов, рано или поздно обреченных на вымирание, они были необыкновенно жизнестойки и обладали социальным противоядием против любых катаклизмов, Этой способности, надо думать, в немалой мере обязаны нынешние представители самой большой в мире языковой семьи. И что особо важно для нас, взявшихся за данное исследование, именно эта черта, именно это свойство помогут понять очень многое в европейской истории последних пяти—семи тысяч лет. Есть над чем задуматься: ведь срок немалый, и пробил себе путь через толщу тысячелетий, сохранил себя в какой-то мере не отдельный этнос, зародившийся в то далекое время, - нет, таковые давно исчезли с лица земли, а пробился к нам, в современность, если можно так выразиться, человеческий сплав. Сплав, обожженный в горниле времени.

Что еще можно узнать по интересующей нас проблеме? Существует, например, такая теория: у индоевропейцев было две прародины — первичная и вторичная. На первой они зародились как предэтнос, как начальная форма языковой и человеческой общности. Затем судьба помотала их по белу свету, и, уже осев на новой родине, второй, соединившись с ее аборигенами в какой-то степени, они и выработали из себя окончательно то, что мы имеем в виду под понятием «индоевропейцы». Интересная теория, исключать ее из рассмотрения нельзя. Тем более что и логика нам подсказывает — действительно, мест, на которых оседала в разные периоды та или иная культурная общность, могло быть и два, и более, пример тому — Великое переселение народов полуторатыся-челетней давности, да и многие другие события мировой истории. И это вполне обосновано — этнос, утративший свою экологическую и историческую «нишу», поднимается с насиженных мест и перебирается на новые. Начинается новый виток его развития, иногда более удачный и мощный.

Но и здесь не будем замыкаться в рамках схемы, ибо явление переходов, смен «прародин» надо, вероятно, рассматривать лишь в совокупности с прочими не менее значимыми и сложными явлениями в жизни как этого этноса или общности, так и окружающих его соседей, да и всей системы в целом — мы знаем, что в многосложных, непростых по части взаимодействия системах начинают действовать свои законы, которые никак нельзя сбрасывать со счетов. То есть, хотим мы того или не хотим, но опять будем вынуждены сказать четко — нет схематизму!

И еще. Находятся сторонники и у теории компактного проживания отдельных индоевропейских народов в древности и соответственно параллельного развития их языков, взаимоиз-меняющихся в пограничных районах. И было бы заманчиво пойти по этому пути. Тогда сама собой отпала бы проблема древних индоевропейцев, их прародины и всего прочего. Тогда бы мы сказали: нет и не было никаких общих предков, нет никакой загадки. И все. Но слишком уж это простое решение. И не выдерживающее критики. По той причине, что сколько бы времени ни развивались родственные языки параллельно, но где-то в глуби времен, пусть и в доиндоевропейских потемках, должны же были быть у них общие корни, хотя бы частичные. Должны, иначе они и родственными не могли бы стать.

И другой момент, важный момент. Он состоит в том, что родственны у народов, вышедших из индоевропейского лона, не одни языки. Родственны, имеют общие корни традиции, обряды, легенды, сказания, предания.

Вот тут мы подобрались к главному в нашей работе — к родству мифологий народов индоевропейской языковой семьи, мифологий, уходящих корнями в единую, богатую и неоднозначную прамифологию древних индоевропейцев. И зародилась эта прамифология именно в пору общности, иначе бы и не смогли ее побеги развиться у народов, расселившихся по всему свету, ушедших за тысячи километров от прародины, но хранивших и обогащавших унесенное с родной земли.

Сейчас в достаточной мере изучены, обобщены и представлены читателю сведения о мифологиях греческой и римской, германской и скандинавской, кельтской и древнеиндийской. Проводятся наконец-то, после долгих десятилетий забвения, работы по исследованию мифологий балтской и славянской. Последняя была практически насильственно вырвана из сферы интересов отечественных ученых. После фундаментальных работ А.Н. Афанасьева, Ф.И. Буслаева и некоторых других выдающихся русских ученых дореволюционного периода, подлинных подвижников, в отечественной мифологической школе образовался страшный, зияющий провал. Он начал заполняться в какой-то мере лишь в последнее десятилетие благодаря появившимся после долгого вылеживания под прессом цензуры работам академика Б.А. Рыбакова и других современных исследователей. Но, несмотря на то что и западный научный и околонаучный мир по тем или иным причинам притормаживал развитие славянской мифологической школы, совсем остановить научный процесс оказалось не под силу даже объединенному «концерну» отечественных бюрократов-перестраховщиков и их единомышленников по ту сторону границ, разделявших мифологии народов на разрешенные и запрещенные. Вдаваться в подробности титанической борьбы русской исторической школы за свое существование мы не будем. У нас цель иная.

И цель эта сводится к тому, чтобы понять самим и по мере способностей и возможностей довести до читателя тот факт, что на протяжении долгих тысячелетий в Европе и во всех местах расселения индоевропейцев не существовало ни границ, ни «железных занавесов», что народы свободно, охотно и энергично контактировали друг с другом, участвовали в межэтнических процессах самым активным образом, и то, что принято называть культурной интеграцией, осуществлялось не на словах, а на деле — тому сотни тысяч примеров. И особо важно понять, что одним из таких народов были и наши предки — славяне, праславяне, протославяне (по части терминологии и соответствующей хронологии ученые пока не могут окончательно договориться. Но это нам не помешает, ведь дело не сводится к одной лишь терминологии).

Исключать из европейской истории крупнейший этнический массив Европы мы не имеем права — можно было понять, почему это делалось в 1920-е годы у нас или, скажем, в 1930— 1940-е годы в нацистской Германии, но перечеркнуть историю этноса, положившего начало, по крайней мере, десяти-двенадцати славянским народностям и нациям, в наше время вряд ли удастся. По крайней мере постоянного успеха проводники политики запретительства сейчас уже не смогут добиться. Переиздан объемный серьезный труд А.Н. Афанасьева «Поэтические воззрения славян на природу», который превосходит по всем параметрам небезызвестную работу Дж. Фрэзера «Золотая ветвь», перепечатывавшуюся у нас при всех запретах многократно. Появились и иные исследования. Невозможно до бесконечности удерживать в тайне историю какого-либо народа, в любом случае, она станет известна миру. Мы же после краткого отступления вернемся к нашей теме.

Итак, что объединяет все перечисленные мифологии? Ответ на этот вопрос пытались дать многие ученые. Один, наиболее известный широкому кругу читателей, француз-с кий исследователь Ж. Дюмезиль, автор переведенной на русский язык работы «Верховные боги индоевропейцев», предложил на суд научной общественности модель, по которой божества упомянутых народов всегда разделяются на три основных класса, на три категории в зависимости от исполняемых функций. В итоге он получил и обосновал трехчленную структуру мифологического пантеона: бог-жрец, бог-воин и бог-хозяйственник (последних иногда несколько). Подобное разделение логично, произошло оно, разумеется, не по воле самих богов, а в результате деления индоевропейской общины — и соответственно ее дочерних образований — на касты жрецов, воинов и скотоводов, ремесленников, земледельцев.

В древнеиндийском, например, варианте это выражалось в членении на брахманов и раджей, принадлежащих к высшей касте, кшатриев-воинов — ко второй по значимости касте и вайшья — к касте третьей, включающей в себя, выражаясь современным языком, рабоче-крестьянский люд, но отнюдь не включающей неприкасаемых — шудр — самую низшую касту, официально не входившую даже в архаический коллектив, представлявшую покоренных аборигенов.

Примерно такую же схему при желании мы сможем обнаружить и у других индоевропейских народов: трехчленное деление характерно. Так же, как характерен и свойственный мировоззрению индоевропейцев и их многоликих потомков дуализм, то есть постоянное противопоставление: добро — зло, верх — низ, правый — левый, закат — восход и пр.

И опять-таки, придерживаясь этих моделей-схем, признавая их существование в рамках более сложных и порою не объясненных еще систем, мы не будем замыкаться в них, ибо и они при всей своей справедливости и верности всего лишь модели, всего лишь схемы. Их можно сравнить с зеркалом, которое поднесли к красивому и неординарному архитектурному сооружению с какой-то одной стороны, — отражение верное, неискаженное, но оно передает нам лишь одну стену сооружения или даже часть этой стены, не отражая ни в коей мере ни трех остальных стен, ни кровли, ни фундамента, ни тем более внутренностей здания.

Сравнительно-историческое изучение индоевропейских мифологий зародилось не в наши дни. У его истоков стояли А. Мейе и Ж. Вандриес. По крайней мере, так считается. Хотя надо думать, что сравнивать и проводить сопоставления различных божеств умели еще в древнем мире. Но все течет, все меняется. У античных греков, скажем, был один объем информации, у А. Мейе — другой, побольше, у нас с вами — третий, разрастающийся на глазах, увеличивающийся буквально в геометрической прогрессии в зависимости от удаления во времени от рассматриваемого объекта. И потому нет оснований нам отказываться от сравнительно-исторических и поисковых работ, точно так же, как не будет таких оснований и у тех, кто придет за нами и проведет свое исследование.

За последние годы нас приучили к звучным словосочетаниям типа: «ограбление века», «сделка века», «чудо века». Но мы стоим перед явлением, которое можно без всяких оговорок назвать ЗАГАДКОЙ ТЫСЯЧЕЛЕТИЙ. И это будет не эффектным словосочетанием, порождением падких на сенсации репортеров, а чистой правдой. Так кто же они — загадочные индоевропейцы? Краткий экскурс в мифологические глубины ушедших тысячелетий, «во сретенье тоскующих теней», поможет нам приблизиться к разгадке этой тайны.