Получит ли бабушка рождественскую открытку / Алексей Скляренко

ПОЛУЧИТ ЛИ БАБУШКА РОЖДЕСТВЕНСКУЮ ОТКРЫТКУ, ИЛИ ОТЧЕГО ЗАГОРЕЛСЯ БАРОНСКИЙ АМБАР В «АДЕ»?

Алексей Скляренко

Москва от копеечной свечки сгорела.

За несколько часов до того как загорелся амбар, Ван, Ада и их сводная сестра Люсетта играли во «Флавиту» (игру, известную на нашей планете как «Скрэбл» или «Эрудит»). Это был грозовой вечер в конце июля или начале августа 1884 года;¹ череда люсеттиных кубиков сложилась в забавное ВАНИАДА, и из этого Люсетта вычленила тот самый предмет мебели, о котором она как раз говорила капризным тоненьким голоском: “Но, может быть, я тоже хотела бы сидеть на диване” (1.36). На этом самом диване Вану и Аде спустя всего пару часов предстояло впервые предаться любви; Люсетте же так и не суждено было стать возлюбленной Вана (что, в конечном счёте, приведёт её к гибели). Не менее замечательное совпадение произошло во время другой партии, когда Адины буквы – С, Р, Е, Н, О, К, И – образовали только что сказанное Адой слово “керосин”: “Мне больше пришлась бы здесь по душе Бентенова лампа, но в ней вышел весь керосин” (1.36). Эта вторая партия была сыграна тою же троицей августовским вечером – вероятно, вскоре после Пожара в Амбаре (произошедшего не то 29 июля, не то 4 августа). Отсутствие в лампе керосина, разумеется, ещё не означает, что керосин пошёл на поджог амбара. Однако, целый ряд деталей указывает на то, что именно так всё и было: хитроумная Ада нашла пособников, которые согласились поджечь амбар. Это позволило ей на всю ночь остаться наедине с Ваном и дать ему простую и естественную возможность “соблазнить” себя (на самом деле, если кто-то кого-то соблазняет в Ночь Пожара в Амбаре, то, конечно, Ада – Вана, а не наоборот). Предположение Вана, что Адин “совокупный опыт внушал ей предаться холодной игре”, кажется мне более правдоподобным, чем другое, согласно которому Ада была “крайне несведуща и чиста как ночное небо”.

Когда, сидя у окна библиотеки и глядя на отдалённое зарево пожара, Ван начал осторожно ласкать Аду, она сказала: “я осталась дома нарочно, потому что надеялась, что ты тоже останешься: это было подстроенное совпадение” (1.19). Ада говорит чистую правду, но умалчивает о том, что совпадение было – по крайней мере, отчасти – подстроено ею. За мгновение до этого в окне промелькнули три тени:
– Смотри, цыгане, – прошептала она, указывая на три призрачных силуэта – двух мужчин, одного с лестницей, и ребёнка или карлика – которые, озираясь, пересекали серую лужайку. Они заметили освещённое свечой окно и скрылись, причём меньшой шёл à reculons, словно делая снимки.
Меньшой в этой компании – несомненно Ким Богарнэ, кухонный пострел в Ардисе и заядлый любитель фотографии и подглядывания (восемь лет спустя, в альбоме, который Ада выкупит у повзрослевшего шантажиста Кима, Ван и Ада найдут снимок двух прильнувших к оконному стеклу детских лиц: 2.7), выполнявший, по собственному признанию Ады (2.7), кое-какие её поручения. Подозреваю, что эта троица и есть Адины помощники. Они вовсе не готовятся отправиться на пожар, как могло бы показаться; напротив, вероятные поджигатели, они только что вернулись с пожара, который они отнюдь не помогали тушить.

В статье “Grattez le Tartare… or Who Were the Parents of Ada’s Kim Beauharnais?”² (в которой я утверждаю, что существует связь между Пожаром в Амбаре и Большим Московским Пожаром 1812 года), я высказал предположение, что Ким Богарнэ – это выкраденный цыганами и переправленный на Демонию, или Антитерру,³ сын Аркадия Долгорукого, героя романа Достоевского «Подросток» (1875), большого любителя подглядывать и подслушивать, а также неудачливого поджигателя. Отец Аркадия (и, если моё предположение верно, дед Кима Богарнэ), Версилов, рассказывает сыну о своей поездке в Европу (между прочим, он описывает приснившийся ему в Дрездене сон, из которого Достоевский впоследствии сделал рассказ «Сон смешного человека», 1877, играющий огромную роль в «Аде»⁴) и упоминает “петролейщиков” (т. е., поджигателей), по вине которых, во время Парижской Коммуны, сгорел дворец Тюльери.⁵ В интересной статье «Спиритизм. Нечто о чертях. Чрезвычайная хитрость чертей, если только это черти»,⁶ Достоевский сравнил с “петролеем” (т. е., керосином), которым зажигатели обливали полы и стены Тюльери перед пожаром, запрещённые идеи мистического толка. На Антитерре, после бедствия L, произошедшего на этой планете в beau milieu 19 века⁷ (1.3), под запретом оказались не мистические идеи, а электричество – как его использование, так и простое упоминание.⁸

Другим следствием антитерранского бедствия L стало появление понятия “Терра” – планеты-двойника Демонии, ассоциирующейся у её обитателей с потусторонним миром. В существование Терры горячо верила Аква, сестра-близнец Марины Дурмановой и тётка Вана, которую он считал своей настоящей матерью. Бедная Аква умерла в 1883 году, за год до первого приезда Вана в Ардис.⁹ Если после смерти Аквы её душа и впрямь попала на Терру (планету, на которой электричество используется “так же свободно, как вода и воздух, как библии и мётлы”: 1.3), то логично предположить, что молния, угодившая в амбар (если в амбар действительно ударила молния), была направлена духом покойной Аквы. Таким образом Аква отомстила Марине, когда-то убедившей её в том, что Ван – это её, Аквин, сын, за жестокий обман и помогла Вану и Аде, детям Марины от Демона Вина (законного мужа Аквы), сделаться любовниками.

Но даже если амбар загорелся от удара молнии (т. е., электрического разряда), мне кажется, дело не обошлось без керосина, которым предварительно были облиты полы и стены амбара. Такой вывод напрашивается, если сравнить пожар в «Аде» с пожаром в «Золотом телёнке», истребившим квартиру номер три в доме по Лимонному переулку (так называемую Воронью Слободку). “В длинной цепи приключений, которые предшествовали пожару в квартире номер три, начальным звеном была ничья бабушка. Она, как известно, жгла на своей антресоли керосин, так как не доверяла электричеству”.¹⁰ Испугавшись, что бабушка спалит квартиру, все её жильцы (кроме всё той же “ничьей” бабушки и Васисуалия Лоханкина, расстроенного уходом жены к инженеру Птибурдукову и недавно подвергнутого порке за то, что, по рассеяности, он забывал гасить электрический свет в уборной) спешно застраховали своё имущество. В результате, уже через несколько дней квартира заполыхала, подожжённая сразу с шести сторон.

Среди колоритных жильцов Вороньей Слободки есть некто “бывший князь, а ныне трудящийся Востока, гражданин Гигиенишвили”. Именно он осуществляет экзекуцию бедного Лоханкина и он же предложил выкинуть вещи лётчика Севрюгова (ещё одного обитателя злополучной квартиры номер три, который отправился на поиски пропавшей полярной экспедиции и сам затерялся) на лестницу, к чертям собачьим.¹¹ На Антитерре, после Бедствия L и запрета непристойного ‘ламмера’,¹² к чертям собачьим (словечко Аквы) пошли все устройства и машины, в которых использовалось электричество (1.3). Мне кажется, выражение бедной Аквы восходит не только к аналогичным словам Гигиенишвили в «Золотом телёнке», но и к статье Достоевского о спиритизме и чертях. В ней Достоевский пытается доказать (разумеется, в шутку), что за спиритическими явлениями (прыгающими столиками и т. д.) стоят не кто иные как черти. В то же время, он допускает, что эти явления могут объясняться как-нибудь проще: например, электричеством.

Рассказывая о Флавите, Ван говорит, что игра была бы для него скучна, “если бы он не был поражён как учёный странным родством между некоторыми аспектами Скрэбла, с одной стороны, и дощечки спирита – с другой” (1.36). Оглядываясь назад, Ван понимает, что люсеттины кубики отнюдь не случайно сложились в пророческое ВАНИАДА, а Адины образовали слово КЕРОСИН, но он не может (или не решается) объяснить эти поразительные совпадения. Это можем сделать мы, читатели. Мне кажется, что таким образом, с помощью Скрэбла (кубики которого она когда-то не могла перевернуть “солнечной стороной” – то есть, буквами – кверху, потому что её руки были связаны медбратом с чёрными глазами Демона: 1.3), Аква пытается с Терры – или где бы она ни находилась – дать понять Вану, что это она подстроила Пожар в Амбаре (а, возможно, и сам приезд Вана в Ардис), позволивший ему и Аде стать любовниками. В то же время, слово “керосин” намекает на то, что, помимо сверхъестественных, у пожара были и более прозаические, земные, причины. Примечательно, что, если сверхъестественное в «Аде» отсылает к мистику Достоевскому, то рациональное – к произведениям писателей-атеистов, таких как любимые Набоковым Ильф и Петров.

В «Аде» есть множество явных и скрытых аллюзий не только на «Золотой Телёнок», но и на другой шедевр Ильфа и Петрова, роман «Двенадцать стульев» (1927).¹³ Стóит обратить внимание хотя бы на демонов Ипполита Матвеевича, помешавших ему и Бендеру овладеть сокровищем,¹⁴ и на пандемониум, который инженер Брунс просил отца Фёдора не устраивать в его батумском доме.¹⁵ Принято считать, что письма отца Фёдора к жене – это пародия на письма Достоевского (опубликованные незадолго до выхода в свет романа Ильфа и Петрова), в которых он, после очередного проигрыша в рулетку, просит жену выслать денег. Рулеточные переживания Достоевского нашли отражение в его романе «Игрок» (1867). Одним из его персонажей является бабушка, la baboulinka, богатая помещица и московская барыня, внезапно приезжающая в Рулетенбург (где её наследники с нетерпением ждут известия о её смерти). Она увлекается игрой и поначалу выигрывает огромные деньги, ставя исключительно на zéro.¹⁶

Zero упоминается и в «Двенадцати стульях», в которых Бендер и Воробьянинов сравниваются с игроками в такую рулетку, где зерó приходится на одиннадцать номеров из двенадцати.¹⁷ В «Аде» (2.10), выражение ‘play-zero’ (игра слов с русским плезир) означает нечто совсем другое и принадлежит Бесс, сиделке престарелого Дэниеля Вина – этого наиболее “достоевского” персонажа романа. В имени Бесс явно обыгрывается русская поговорка “седина в бороду – бес в ребро”. С этими словами (“вот тебе седина в бороду, вот тебе бес в ребро”), Остап осуществляет экзекуцию над Воробьяниновым после неудачи на аукционе.¹⁸ В стоической покорности, с которой Ипполит Матвеевич переносит наказание, есть что-то общее с покорностью Васисуалия Лоханкина, подвергнутого порке в «Золотом телёнке». Необходимо обратить внимание на то, во что обуты герои: малиновые штиблеты Остапа (Ипполит Матвеевич готов был целовать их подмётки, когда увидел свои выставленные на продажу стулья, найденные Бендером¹⁹), и баронские сапоги Воробьянинова. Мне кажется, есть тонкая связь между этими сапогами,²⁰ оттороченной горностаем²¹ туфелькой Бланш (горничной в Ардисе), которую она потеряла в Ночь Пожара в Амбаре, и баронским Амбаром в «Аде». Точно так же, существует связь между ничьей бабушкой (соседкой Лоханкина по квартире), бабушкой из «Игрока» (в котором есть персонаж – француженка по имени Бланш) и загадочной бабушкой, которая упоминается в «Аде», в главе о Пожаре в Амбаре.

Когда Ван уступает Аде право продолжить рассказ о Ночи Пожара в Амбаре, она упоминает бабушку, которая должна получить рождественскую открытку (1.19):
О, Ван, в ту ночь, в тот момент, когда мы стояли на коленях бок о бок при свете свечей как Молящиеся Дети на очень скверной картине, показывая две пары мягко сморщенных, некогда зверино-цепких, ступней – не бабушке, которая получит рождественскую открытку, а удивлённому и довольному Змею, я помню, мне ужасно хотелось попросить тебя, чтобы ты сообщил мне кое-какие сугубо научные сведения, потому что краешком глаза…
Эта загадочная бабушка вызывает у внимательного читателя недоумение, поскольку из генеалогического древа, которым открывается «Ада», явствует, что обе бабушки Вана и Ады, Дарья (Долли) Дурманова и Ирина Гарина, давно мертвы. Долли Дурманова, мать Марины и Аквы, умерла в 1870 году, а княгиня Ирина Гарина, жена Дедала Вина и мать Демона – ещё в 1838-м. Мать Дэниеля Вина (мужа Марины и “официального” отца Ады) скончалась в 1849 году. Ван и Ада, понятно, не могут поздравить ни одну из этих дам с рождеством. Быть может, Ада имеет в виду “прабабку” Еву (для которой довольный Змей, действительно, является подходящей компанией)? Но, опять же, по какому адресу Ада или Ван могли бы писать ей? Письма в Эдем не доходят; кроме того, выражение “писать к праотцам” является одним из многочисленных эвфемизмов смерти.²² Эксцентричная бабушка из «Игрока» тоже умерла, о чём герой-рассказчик узнаёт в конце романа;²³ следовательно, и она не может быть Адиным адресатом. Остаётся только ничья бабушка из «Золотого Телёнка», адрес которой (Черноморск, Лимонный переулок, квартира номер три) хорошо известен. Нет ничего удивительного в том, что она получит рождественскую открытку от Ады (которая, возможно, поблагодарит бабулю за присланную бутылочку керосина). Ведь получил же Корейко, другой персонаж «Золотого телёнка», телеграмму от братьев Карамазовых,²⁴ героев последнего романа Достоевского!

В завершении этой статьи, ещё два слова о «Флавите». Флавита – это анаграмма слова “алфавит.” Одна из глав «Двенадцати стульев» называется «Алфавит “зеркало жизни”».²⁵ В ней рассказывается о визите Остапа Бендера к Варфоломею Коробейникову, заведующему старгородским архивом, у которого великий комбинатор надеялся получить ордера на стулья из бывшего дома Воробьянинова (в одном из этих стульев спрятаны сокровища). “Алфавитная книга, зеркало жизни” – так Коробейников называет свою картотеку ордеров на мебель, конфискованную у бывших владельцев Советской властью. В этой картотеке нашлись и воробьяниновские ордера. Когда работник архива намекнул Бендеру, что потребуется небольшая сумма, чтобы оплатить его услуги, Остап попросил его быть конкретней: “Ближе к телу, как говорит Мопассан”.

В ночь Пожара в Амбаре Ван подобрался к телу Ады как нельзя ближе и почти овладел ею. Интересно, что единственными людьми, благополучно проспавшими Пожар в Амбаре, были Люсетта и её гувернантка Mlle Ларивьер,²⁶ которой в «Аде» приписаны некоторые рассказы Мопассана (не существующего, по словам Вивиана Даркблума,²⁷ на Антитерре). Так, рассказ Мопассана “La Parure” (1884) известен на Антитерре как La Rivière de Diamants и принадлежит перу Mlle Ларивьер. Она впервые читает его на пикнике в двенадцатый день рождения Ады (1.13). В память об этом событии, или по какой-то другой причине, четыре года спустя Ван дарит Аде алмазное ожерелье (1.31). Кроме того, он обещает ей, что в старости (или после смерти?) они, как герои Чехова, увидят всё небо в алмазах.²⁸

В «Аде» брильянты не спрятаны в стулья, и никто не пытается пронести их, вместе с другими драгоценностями, под одеждой (поближе к телу) через границу, как делает в конце «Золотого телёнка» Остап Бендер. Тем не менее, «Аду» роднит с романами Ильфа и Петрова (авторами, конгениальными Набокову) то, что истинные сокровища – блестящий слог и искрящийся юмор – лежат в ней на поверхности, буквально, валяются под ногами. Читателю остаётся лишь наклониться и подобрать их. Но, кроме того, в «Аде» (в недрах Терры, так сказать) спрятан не один клад тайных аллюзий, отыскание которых так весело и сполна вознаграждает читателя за потраченные время и усилия.