Практическое основание мышления

Проблема, заставляющая пребывать философию в постоянном движении, заключается в том, что философы по-разному и в разное время представляли философский мир - бытие. Здесь находят своё пересечение трансцендентальное и экзистенциональное. Всегда, в попытке определения, бытие, практически никак не было защищено концепцией от субъективности и выступало наподобие априори или догмата.

Очевидные отношения присутствуют в обыденной деятельности человека, они образуют устойчивые понятия, которыми мы все постоянно пользуемся. Но само пользование, как и любая другая деятельность, требует специального механизма, главной функцией которого, будет определение отношений между «Я» и объектом его исследования - совокупностью предметов. Этим механизмом выступает мышление - механизм, значит предназначенный для практического использования.

Доказательством моего существования не есть то, что «я мыслю, следовательно, существую», гораздо сильнее впечатляет то, что я не могу представить, что меня нет, «…я мог вообразить себе, что у меня нет тела, что нет ни мира, ни места, где я находился бы, но я никак не мог представить себе, что вследствие этого я не существую» (Декарт).

Со времён классической европейской философии мышление начали понимать как нечто более сложное и всеохватывающее, нежели человеческая способность. Нужно сказать, что это был первый предмет, который уподобился бытию, вслед за мышлением последовали: сознание, время, текст, дискурсивность и кто знает, какое будет этому списку продолжение. «Мышление есть также всеобщее во всех представлениях, воспоминаниях и вообще в каждой духовной деятельности, во всяком хотении, желании и т. д. Все они представляют собой дальнейшие спецификации мышления. Если мы будем так понимать мышление, то оно выступит в совершенно ином свете, чем в том случае, когда мы только говорим: мы обладаем способностью мышления наряду с другими способностями, как, например, созерцанием, представлением, волей и т. д.» (Гегель).

Если мышление - инструмент исследования, то как он устроен и каким образом происходит сам этот процесс?

В традиции классической европейской философии сложилось, что «Я» не пребывает в мышлении самом по себе, но пребывает в мышлении деятельном. Символически это отношение можно обозначить так: мышление понимает «Я» как тело, «Я» - не понимает. Нет никакого другого отношения «Я» к действительному бытию кроме как посредством мышления. Определение деятельного мышления есть практика.

В объяснении различных явлений, субъект располагает чувственностью к ним, сходной с эмпирической. Например, он чувствует наличие или отсутствие бытия в тех или иных вещах, «идеализм имеет место уже в нашем обыденном сознании: мы говорим о чувственных вещах, что они изменчивы, т. е. что они обладают как бытием, так и небытием» (Гегель).

Если за бытием допустить наличие свободной воли, то, кажется, стратегию бытия по ведению отношений с нами можно понять двумя способами. Первое, это то, что бытие не требует от нас значительных затрат на своё понимание в различные времена, мы планомерно познаём не больше и не меньше нежели нам позволено; в этом смысле уместен тезис: «Чем больше я знаю, тем больше мне предстоит открыть». Но, возможно, и наоборот: бытие не даёт нам постепенно частичных знаний о себе, а лишь заставляет прилагать всё больше усилий для их получения. И так в каждый новый этап развития философии, при этом мы ничуть не лучше понимаем бытие, оно защищаясь подменяет свой предмет, основной целью для нас становится не само бытие, а метод его познания - прагматика (что-то для чего-то).

Метафизика, вооружась логикой, показала, что с помощью последней может быть доказано существование вещей слишком большого содержания, что противоречит изначальной задаче прагматической логики, так как такие вещи бесполезны, «Я» никаким образом не может на них воздействовать. Альфред Айер обратил внимание на специфику формальной логики в формировании объективного отношения к знанию: «…общие законы [логики] сконструированы так, чтобы охватывать бесконечное число случаев, … следует признать, что они не могут быть, даже в принципе, окончательно верифицируемы. Следовательно, если взять в качестве нашего критерия значимости окончательную верифицируемость, мы будем логически обязаны считать эти общие законы тем же, чем мы считаем высказывания метафизика» (Айер). Гегель имел на этот счёт своё субъективное мнение: «когда я мыслю, я отказываюсь от моей субъективной особенности, углубляюсь в предмет, предоставляю мышлению действовать самостоятельно, и я мыслю плохо, если я прибавляю что-нибудь от себя» (Гегель).

То, что объект в начале истории философского изучения выступал как сущее и реальное (так его понимали античные натурфилософы), а не как бытие в себе, говорит о том, что эта система философии добилась некоторых результатов, развивая предмет своего исследования. Но это же противоречит логическим и научным принципам, так как следовало бы развивать метод познания, ведь, скажем, анатомия не меняет строение человека чтоб его в последствии более доступно изучить. «Человек стремится вообще к тому, чтобы познать мир, завладеть им и подчинить его себе, и для этой цели он должен как бы разрушить, т. е. идеализировать реальность мира. Но вместе с тем мы должны заметить, что не субъективная деятельность самосознания вносит абсолютное единство в многообразие. Наоборот, это тождество есть само абсолютное, само истинное» (Гегель).

На протяжении истории человечество находило для себя различные жизненные установки - метонарративы (здесь уместно использовать методологию Ж.-Ф.Лиотара), с помощью которых существовало создавая цивилизацию. Важнейшим свойством подобной установки есть то, что от неё невозможно отказаться, но на её место можно выбрать другую. Трудно сказать, является ли метонарративом прагматизм. Вся история человеческого духа - это история проявления его прагматических интересов: возникновение государства, рабовладельческий строй, философия, культура и даже религия (как позитивно заметил разоблачитель - Л. Фейербах). Это настолько сильная установка, что её во всех отношениях стали считать естественной человеку. Возможно, её следует считать главным экзистенциональным законом, всё остальное, вроде свободы, справедливости и пр., либо противопоставлены ему, не имея достаточной силы для сопротивления (поэтому представляющиеся как несуществующая фикция), либо имеют место лишь тогда, когда выгодны, прагматически оправданы.

В психологии стали очень распространённы мыслительные конструкции субъекта о себе самом. Они - это продолжение картезианской традиции и здесь создана полулегитимная структура «Я». Почему психология приняла разделение субъекта в себе, а философия нет?

Психоанализ никак не найдёт своей легитимизации из-за того, что в практике клиент имеет дело не столько с субъектом психоаналитика, сколько с таким же бессознательным как и у него самого. Институализация психоанализа невыгодна экономически.

По аналогии с психологией, где субъект имеет сложную структуру, которая не подтверждается никаким чувственным образом, в философии нельзя отказаться от подобного понимания субъекта, но важно здесь его рассматривать в прагматическом ключе, так же, как это сделала психология.

Эта аналогия необязательно разрешит сложившуюся проблему, но тогда, также, не будет корректным прагматическое использование структуры «Я», а возможно и любой другой прагматики, теперь уже по аналогии с данным философским осмыслением.