Приложение №1 Дневник Анны Франк

Милая Китти!

Опять проснулась надежда, опять наконец все хорошо! Да еще как хорошо! Невероятное известие! На Гитлера совершено покушение, и не каким нибудь «еврейским коммунистом» или «английским капиталистом», нет, это сделал генерал благородных немецких кровей, граф, да к тому же и молодой! «Небесное провидение» спасло фюреру жизнь, и, к сожалению, он отделался царапинами и пустячными ожогами. Убито несколько офицеров и генералов из его свиты, другие ранены. Виновник расстрелян. Вот доказательство, что многие генералы и офицеры сыты войной по горло и с наслаждением отправили бы Гитлера в тартарары. Они стремятся основать после смерти Гитлера военную диктатуру, потом заключить мир с союзниками, снова вооружиться и через двадцать лет опять начать войну. А может быть, провидение нарочно немножко задержало уничтожение Гитлера, потому что для союзников гораздо удобнее и выгоднее, если «чистокровные» германцы передерутся между собой и уничтожат друг дружку, тогда русским и англичанам останется меньше работы и они тем скорее смогут начать отстраивать свои города. Но пока что до этого не дошло, и я не хочу предвосхищать блистательное будущее. Но ты, наверное, поняла, что все, о чем я рассказываю, — трезвые факты, они обеими ногами стоят на реальной почве. В виде исключения я тут ничего не приплетаю про «возвышенные идеалы».

Кроме того, Гитлер был так любезен, что сообщил своему любимому и преданному народу о том, что с сегодняшнего дня все военные подчинены гестапо и что каждый солдат, узнавший, что его командир принимал участие в «подлом и низком покушении», может без дальнейших околичностей пристрелить его.

Вот это будет история! У Ганса Дампфа заболели ноги от беготни, его командир на него наорал. Ганс хватает винтовку, кричит: «Ты хотел убить фюрера, вот тебе за это!» Залп — и высокомерный командир, осмелившийся кричать на бедного солдатика, перешел в вечную жизнь (или в вечную смерть — как это говориться?). Дойдет до того, что господа офицеры со страху наделают в штаны и будут бояться даже пикнуть перед солдатами.

Ты поняла или я опять наболтала бог весть что? Ничего не поделаешь, я слишком счастлива, чтобы писать связно, при одной мысли, что в октябре я снова сяду за парту! О ля ля, да я сама только что писала: «Не хочу предвосхищать будущее!» Не сердись, не зря же меня называют «клубок противоречий»!

Анна.

Вторник, 1 августа 1944 г.

Милая Китти!

«Клубок противоречий»! Это последняя фраза последнего письма, и с нее начинаю сегодня. «Клубок противоречий» — ты можешь объяснить мне, что это значит? Что значит «противоречие»? Как многие другие слова, и это слово имеет двойной смысл: противоречие кому нибудь и противоречие внутреннее?

Первый смысл обычно означает: «не признавать мнения других людей, считать, что ты лучше всех все знаешь, всегда оставлять за собой последнее слово», — в общем, все те неприятные качества, которые приписывают мне. А второе никому не известно, это — личная тайна.

Однажды я тебе рассказывала, что у меня, в сущности, не одна душа, а две. В одной таится моя необузданная веселость, ироническое отношение ко всему, жизнерадостность и главное мое свойство — ко всему относиться легко. Под этим я понимаю вот что: не придавать значения флирту, поцелую, объятию, двусмысленной шутке. И эта душа во мне всегда наготове, она вытесняет другую, более прекрасную, чистую и глубокую. Но ту, хорошую сторону Анны никто не знает, потому так мало людей меня терпит.

Да, конечно, я веселый клоун на один вечер, а потом целый месяц никому не нужна. Совсем как для серьезных людей любовный фильм: просто развлечение, отдых на часок, то, что сразу забываешь, ни хорошее, ни плохое. Мне немного неприятно рассказывать тебе это, но почему не сказать, раз это правда? Моя легкомысленная, поверхностная душа всегда одолевает ту, глубокую, побеждает ее. Ты не представляешь себе, как часто я пыталась отодвинуть, парализовать, скрыть эту Анну, которая в конце концов составляет только половину того, что зовется Анной, но ничего не выходит, и я знаю почему.

Я боюсь, что все, кто меня знает такой, какой я всегда бываю, вдруг обнаружат, что у меня есть и другая сторона, гораздо лучше, гораздо добрее. Я боюсь, что надо мной станут насмехаться, назовут меня смешной и сентиментальной, не примут меня всерьез. Я привыкла, что ко мне относятся несерьезно, но к этому привыкла только «легкая» Анна, она может это вынести, а другая, «серьезная», слишком для этого слаба. И если я когда нибудь насильно вытаскиваю «хорошую» Анну на сцену, она съеживается, как растение «не тронь меня», и как только ей надо заговорить, она выпускает вместо себя Анну номер один и исчезает, прежде чем я успеваю опомниться.

И выходит, что та, «милая» Анна никогда не появляется на людях, но когда я одна, она главенствует. Я точно знаю, какой мне хочется быть, какая я есть... в душе, но, к сожалению, я такая только для себя самой. И, может быть — нет, даже наверняка, — это причина, почему я считаю, что я по натуре глубокая и скрытная, а другие — что я общительная и поверхностная. Внутри мне всегда указывает путь та, «чистая» и «хорошая» Анна, а внешне я просто веселая козочка попрыгунья.

И, как я уже говорила, я все чувствую не так, как говорю другим, поэтому обо мне и создалось мнение, что я бегаю за мальчишками, флиртую, всюду сую свой нос, зачитываюсь романами. И «веселая» Анна над этим смеется, дерзит, равнодушно пожимает плечами, делает вид, что ее это вовсе не касается. Но — увы! Та, другая, «тихая» Анна думает совсем иначе. И так как я с тобой абсолютно честна, то признаюсь: мне очень жаль, что я прилагаю неимоверные усилия, чтобы изменить себя, стать другой, но каждый раз мне приходится бороться с тем, что сильнее меня.

И все во мне плачет: "Видишь, вот что вышло: у тебя дурная репутация, вокруг — насмешливые или огорченные лица, людям ты несимпатична — а все из за того, что ты не слушаешь советов своего лучшего "я". Ах, я бы и слушалась, но ничего не выходит: стоит мне стать серьезной и тихой, как все думают, что это притворство, и мне приходится спасаться шуткой. Я уж не говорю о своей семье, они сразу начинают подозревать, что я заболела, дают пилюли от головной боли, от нервов, щупают пульс и лоб — уж нет ли у меня жара, спрашивают, действовал ли желудок, а потом порицают меня за плохое настроение. И я не выдерживаю, я начинаю по настоящему капризничать, потом мне становится грустно, и наконец я выворачиваю сердце наизнанку, плохим наружу, а хорошим внутрь, и начинаю искать средства — стать такой, как мне хотелось бы, какой я могла бы стать, если бы... да, если бы не было на свете других людей...

Анна.

На этом дневник Анны обрывается.4 августа «зеленая полиция» напала на «убежище», арестовала всех, кто там скрывался, вместе с Кралером и Коопхойсом, и увезла в немецкие и голландские концлагеря. Гестапо разгромило «убежище». Среди старых книг, журналов и газет, брошенных как попало, Мип и Элли нашли дневник Анны. Кроме нескольких страниц дневник был напечатан полностью. Из всех скрывавшихся вернулся только отец Анны. Кралер и Коопхойе вынесли множество лишений в голландских лагерях и возвратились к своим семьям. Анна умерла в марте 1945 года в концлагере Берген Бельзен, за два месяца до освобождения Голландии.

Из дневника 16-летнего школьника Романа Кравченко (г. Кременец, 1942 г.)

…Теперь перейдем к местным событиям. Они все последнее время концентрируются вокруг еврейского вопроса. Евреев начинают преследовать все больше и больше: в гетто паника, ожидают со дня на день погрома. Сегодня ночью застрелили двух евреев, которые пытались пробраться в гетто. Они пропадали где-то в поисках за продуктами.

Вечером. Говорят, что евреи вооружены и отстреливались, даже будто бы убили жандарма. Если это правда (в чем я очень сомневаюсь), то жаль, что только одного. Стрельба, замолкшая днем, теперь опять усилилась; увидим, что будет ночью. Эти сволочи имеют наглость называть себя христианами, даже на пряжке от пояса — «Gott mit uns» («С нами Бог»). Если он есть, хорош же этот Бог, если он смотрит на все это спокойно. Сижу тут у себя на крыльце — слышно пулемет. Что должны переживать эти люди, обреченные на смерть, забившись в углы своих домов? Жуткая тишина, доносится пощелкивание револьверов, пулеметные очереди и тяжелые удары шуцмановских винтовок. Тяжелая предстоит ночь. А ведь сами они решили защищаться, бороться. История может продолжаться и целую неделю — попробуй повытаскивай их из всех погребов в этом грязном, полном разных закоулков квартале.

11 августа.

Последний антиеврейский акт в нашем городе подходит к концу.

Пишу о вечерних событиях сегодня. Вчера не мог, не был в силах. То, что евреи собирались защищаться, оказалось сказкой, они шли, как бараны на бойню. За вчерашний день расстреляно около 5000 человек. У нас за городом есть старый окоп, длиной около километра, окоп Якутского полка, стоявшего в нашем городке, — там производилась экзекуция. Вывоз евреев из гетто начался приблизительно в 3 часа утра и продолжался до поздней ночи. Ужасное зрелище! Ворота гетто широко открыты, и за ними стоит очередь обреченных, по 2 в ряд. Подъезжает автомобиль, очередь молча подвигается — первые пары кладутся на дно грузовика, следующие — на них, так в несколько рядов. Полное молчание, и ни говора, ни крика, ни плача. Пьяные «в стельку» полицейские подгоняют отстающих прикладами, ими же и «утрамбовывают» лежащих в грузовике. Грузовик отъезжает, дает газ и мчится за город, ему встречаются такие же грузовики, с высокими дощатыми загородками, наполненные одеждой. Наверху сидит полицай с довольным видом и греется дамским зонтиком. Вид у него недаром довольный: ведь у него полные карманы часов, 5 вечных перьев засунуто в кармане, а сколько костюмов и каракулевое пальто он оставил по дороге в верном месте. Кроме того, он выпил уже, по крайней мере,литр. Грузовик мчится за город. 4 полицая, стоящих по углам, то и дело матюгаются и опускают приклады на спины лежащих. Но вот место назначения. Грузовик останавливается, обреченные сходят, раздеваются тут же — и мужчины, и женщины — и двигаются по одному ко рву. Ров, наполненный людскими телами, пересыпанный хлором. На валу сидят 2 раздетых до пояса гестаповца, в руках пистолеты. Люди входят в ров, кладутся на трупы, раздаются выстрелы. Кончено. Следующий!

Не знаю, что может чувствовать человек в свою последнюю минуту, и не хочу думать — можно сойти с ума. Были такие, которые пробовали сопротивляться, не хотели раздеваться, не хотели входить в ров. С такими кончали на месте и сбрасывали в яму. Вот она заполнена, полицай присыпает ее землей; очередь движется к следующей, места всем хватит. Вот один, раздетый уже догола, припадая к земле, побежал по полю. Гестаповцы ухмыляются, следя за ним. Вот он уже отбежал метров 200. Тогда оба, спокойно прицеливаясь, начинают стрелять. Через несколько минут и его сбрасывают в яму. Видели человека, который, направляясь к яме, жевал хлеб. Полицаи, единственные ближайшие свидетели этого дела, после нескольких минут пребывания там протрезвляются. Тогда их заряжают новой порцией алкоголя, и они опять теряют образ человеческий до следующего раза. Гестаповцам заряжаться не надо — им это не впервой. Они забрасывали живых людей в ямах гранатами в Ровно, они видели, как земля потом двигалась под напором шевелящихся тел — это на них не действовало; они расстреливали бесконечные ряды людей, выстроенных над дорожными рвами в Киеве; они, наконец, выведя перед погромом в Дубно всех специалистов, предлагали им выбрать по одному ребенку из своих детей и возмущались, впадали в бешенство, когда эти несчастные отказывались работать, прося, чтобы их расстреляли вместе с семьями.

Один за другим едут автомобили, это уже вечер, автомобили так переполнены: на дне сидят женщины, девушки, дети. Одна бессмысленно улыбается, другая поправляет платочек на голове… Да вы ведь через десять минут будете убиты, сознаете это? Сопротивляйтесь, наконец!!! Нет. Люди впадали в апатию, лишь бы кончилось, лишь бы скорей, так как действует голодовка, побои.

Те 1500 человек, которые были позавчера вывезены в Белокрицу, тоже расстреляны. Расстреляны за то, что они осмелились ставить условия.

Сегодня везли Ф. Я себе не могу отдать ответа в моих чувствах, но очень тяжело, стыдно. Не за себя, но за людей, которые смотрят на это безразлично или со злорадством. Они меня не поймут. Что, он жалеет жидов?! Идиот! Ну чем такая Ф. Хуже тебя одного с другими? Да она в десять раз превосходит тебя во всех отношениях! Единственная девочка, с которой я был от начала до конца вполне искренен, а приятно и отрадно иметь друга, который тебя понимает и соглашается с тобой. Она была хорошая девочка и храбрая. Она ехала стоя, с гордо поднятой головой, это было полчаса тому назад, в 6 часов 35 минут 19 августа 1942 г., — я уверен, что, и умирая, она не опустит головы.

Ф., знай, я помню тебя и не забуду и, может быть, когда-нибудь отомщу! Моя первая любовь, оставившая по себе приятные и чистые воспоминания. Это был мой идеал, и я вряд ли найду когда-нибудь такую другую. Последний привет от Ромки!

Их везут в тюрьму по несколько автомобилей в день. Это те, которых нашли в погребах. Когда их будут расстреливать, не знаю. Сегодня утром на Широкой лежала убитая еврейка. Она пыталась спастись — и тем ускорила свой конец. Она поплатилась за то, что осмелилась захотеть жить! Когда я пишу, из тюрьмы доносятся выстрелы. Вот опять!...

Пишу уже в постели, поэтому буду короток. Вчера расстреляли всех евреев, собранных в тюрьме. Мне можно судить о количестве их только по тому, что после окончания экзекуции из тюрьмы везли пятитонку, до краев полную обуви. На мой взгляд, это соответствовала бы 700-800 человек. Вчера, значит, погибла Ф. Будь я верующий, напутствовал бы ее возвышенными словами. Сегодня было слышно только несколько отдельных выстрелов.

Я ходил на речку. Дорога ведет мимо тех окопов, в которых закопано большинство евреев. Это место представляет собою теперь гладкую белую площадь, белую потому, что там мел…

Еще событие, да какое! Разговоров на неделю. Сегодня ночью было подожжено гетто. Сейчас половина шестого. К трем часам там сгорело около 400 домов. Сейчас уже не осталось, пожалуй, и четверти. С самого утра работает беспрерывно мотопомпа, которая подает воду из потока.

Да что сделает одна мотопомпа?

Поджог, совершенный, несомненно, евреями, был, видимо, точно обдуман, а погода сегодня самая соответствующая. Еще вчера сорвался неожиданный по своей силе ветер при совершенно ясном небе, ветер с востока.

Гореть гетто начало неожиданно, огонь вспыхнул полосой, которая охватила все наиболее выдвинутые на восток дома. По-видимому, было разлито горючее, потому что около пожара разгорелась сильная перестрелка. Видимо, полиция заметила движение в гетто и подняла стрельбу. Это было около 1 часу ночи. Стрельба меня разбудила и удивила, так как уже более-менее в течение недели ночи были совершенно спокойные.

Непосредственно после этого — так в половине второго — вспыхнул огонь, но я уже спал. Когда я от стрельбы проснулся снова, небо было объято заревом, валили густые клубы дыма. Я сразу понял, в чем дело, возликовал духом и опять заснул.

… Через обгоревшие ворота вывели человек 300 евреев. Часть из них была с красными поясками. Одни говорят, что так были обозначены те, которые были предназначены для уборки гетто, другие — что это была демонстрация. А мотопомпа гудит, и дым опять слегка увеличился. Давай, давай!..

18 сентября.

В гетто продолжается организованный грабеж. Бабы с мешками дежурят перед ним круглый день, а тем более — ночь. Что за народ! Какой героизм. Их стреляют, ловят, бьют, но на них это не действует. Там, где пахнет наживой, их не удержат никакие преграды. В гетто приезжают мужики из отдаленных сел, и редкие из них ходят теперь без часов. Золотая пятерка, стоившая до пожара и расстрела 1200-1400 рублей, теперь стоит лишь 200-250. Полиция за литр водки дает 2 пятерки. Нет у меня сегодня настроения, поэтому кончаю.

Уже больше, чем полтора месяца, продолжается избиение евреев и никак не может завершиться. Сегодня опять с самого утра со стороны тюрьмы доносятся стук автомата и ружейные выстрелы. Говорят, в тюрьме осталось около 200 евреев, специалистов-ремесленников, которые в ближайшее время будут переселены в несгоревшую часть гетто, которая уже с этой целью огорожена. Ограду видел, а остальное — как увидим.

Сегодня была открыта для рабочих продажа «макулатуры», т. е. одежды убитых евреев. И есть люди, которые могут это покупать! И даже много: в очереди стояли. По этой причине сегодня не было работы на фабрике — все стояли в очереди.

Первого августа 1941 года Умань была занята немцами. В городе было более 15 тысяч евреев после мобилизации и эвакуации.

… Утром 21 сентября 1941 года всех евреев собирают на работу, в процессе работы они узнают, что часть этих людей погнали яму копать. Более тысячи людей бросают в погреба, и до утра все они были задушены. Другие евреи, попавшиеся в тюрьму, посидели до вечера. Вечером пришли зрители смотреть на этих жалких людей, которых заставляли танцевать и петь. Конечно, не по собственному желанию танцевали евреи: их заставляли, и при этом же били, избивали до смерти. Когда люди просили пулю, им такого удовольствия предоставить не хотели, самое лучшее для развлечения было убивать прикладом. К утру был приказ женщин с детьми выпустить, а мужчин убивать. Несколько дней подряд продолжался погром, где большей частью убивали мужчин. До первого октября все евреи должны были переселиться на старый базар, то есть жить все на одной улице для того, чтобы легче было собирать их и уничтожать. Несмотря на то, что был установлен срок для переселения, украинская полиция нападала и не давала переносить свое имущество, требуя немедленного ухода с квартиры. В этом погроме с целью грабежа активное участие брали больше 50 процентов украинцев города Умань. Меня встретила обыкновенная женщина, которая раздевала, забирала одежду и вместе с тем заявила: ’Вот еще одна жидовка, забирайте ее, а то из-за них жить невозможно«. Сижу в одном украинском доме, где я пряталась, приходит соседский мальчик, сыночек полицая, и рассказывает об успехах своей матери, сколько вещей она набрала, и при выходе он говорит: «Мама достала себе только зимнее пальто, но она говорит, что как только будут еще раз бить жидов, она себе достанет и летнее пальто». Еврейскому народу бежать некуда было и бежать нельзя было, кругом нас были германские фашисты, а также украинская полиция. Многие представители Умани помогали немцам разыскивать и уничтожать евреев. Украинцы, которые старались скрывать еврея, были уничтожены…

.

Источник информации: