Автор благодарит дочерей Виктора Плисецкого Татьяну и Елену за их большую помощь в работе над этим очерком

Из всех нас, девяти двоюродных братьев и сестер, Лёва был, на мой взгляд, самой колоритной личностью – он сочетал редкой силы научный ум с добротой и порядочностью, с веселым, жизнерадостным характером, остроумием и любовью к шуткам и розыгрышам, и вообще с нестандартным поведением. Вот как в 2003^м году он начал рассказ о себе для сайта “Мы из МЭИ 50-х” (http://zhurnal.lib.ru/u/uskach_m_a/r2.shtml − Интернет-сборник М.Ускача в Библиотеке Мошкова): «Родился (мёртвым) 26 января 1931 года в Тбилиси. Был оживлён с помощью искусственного дыхания путём многократного подбрасывания (почти до потолка).

Насчет русского закона он, конечно, написал для красного словца, так как по русскому-то закону он мог считаться только либо армянином, либо евреем, и выбрал первое. Но ощущал он себя, конечно, именно русским – язык, воспитание и культура перевешивали всё остальное. И всё же, – “не зря, должно быть, сын Востока”, он сохранял многие черты кавказского происхождения, причем лучшие черты. А вот по американскому закону он действительно стал американцем и получил американское гражданство, причем 40 лет слушания “Голоса Америки” по-английски (его не глушили) помогло ему прекрасно выучить язык.

В первой книге “Родословная Плисецких...” я рассказал, каким образом мать Лёвы Лея Израилевна (Лиза) оказалась в Тифлисе (Тбилиси), а не в Москве или Ленинграде, как все ее братья и сестры. Лёва родился, вырос и всю первую часть своей жизни, до поступления в институт, прожил в этом древнем и прекрасном русско-кавказском городе. Из окон их квартиры на верхнем этаже дома в Сололаках – европейском, богато отстроенном в XIX веке новом центре Тифлиса, открывался далекий вид на городские дали и окружающие горы. В 4 года он научился читать – его научила няня втайне от родителей, которые были убеждены, что раннее чтение для ребенка вредно. В конце жизни, занимаясь в колледже в США, Лёва написал множество сочинений по-английски и в одном из них (30.3.1999) вспоминал о детстве (перевод сочинений Лёвы на русский Мазяр Клары Иосифовны, Анн-Арбор, май 2006 г.): «Я приспособился читать в углу комнаты, за книжным шкафом. Я притащил туда все свои игрушки. Мама думала, что я играю, и была рада, что я ее, наконец, не беспокою. А я в это время читал и был счастлив. ...Я не забуду, как отец поймал меня за чтением газеты. Он решил, что я просто притворяюсь. Но когда родители увидели, что я действительно читаю, то пришли в ужас. Они стали запирать от меня книги, но было уже поздно. Я стал придумывать свои собственные истории и мог обходиться без книг».

Учиться он пошел в хорошую русскую школу. Московская газета “Известия” в 2004 г. (10 апреля) напечатала большую статью “Выпускники 43-й русской школы Тбилиси уже 21-й раз собираются в Москве в своем клубе”, в которой Лёвин одноклассник Сергей Халатов вспоминал: «Все мы жили в одном тбилисском районе Сололаки. Школа находилась там же. Это был культурный центр города, там было интересно и весело. Старый Тифлис был рядом. <...>. У нас в классе учился Лёва Ломизе – гордость школы, блестящий ученик (закончил школу с золотой медалью: у нас в классе было 4 золотых и 2 серебряных медалиста). Физика и математика были его коньком». О том же 14 марта 2006 года писал Лёвиной жене (после его смерти) и другой их одноклассник Всемайр Шахбазян: «Лёва был звездой нашего класса, а класс был лучший в школе, школа – лучшей в городе. Мне кажется, что если бы Лёва пошел по физике, то стал бы очень известным ученым, т.к. был по-настоящему талантливым человеком». В этом же письме он вспоминает: «Лёва как-то сказал мне [это было в год окончания института], что проездом в Москве будет наша учительница русского языка и литературы Софья Леонидовна Никифорова, и предложил мне пойти встретиться с ней в поезде, <...> Она нам очень обрадовалась, особенно Лёве. Знаешь, как она его встретила? Она взяла его за руку, внимательно, проникновенно вгляделась в него и воскликнула: “Какое единение сердца и ума!” <...> Конечно, наша старая учительница была права». (Эта учительница была “бестужевкой”, т.е. выпускницей знаменитых Высших женских курсов в Петербурге, как и моя мама).

После школы Лёва поступил в институт в Москве, как и многие из выпускников этой школы, (так что даже свой клуб они образовали в Москве; среди них, кстати, в одни годы с Лёвой учились и такие известные люди, как чемпион мира по шахматам Тигран Петросян, кинорежиссер Марлен Хуциев, композитор Микаэл Таривердиев, политик академик Е.М.Примаков). Лёва стал студентом Московского энергетического института (МЭИ) по специальности “ Электронные приборы”, и вскоре активно занялся работой в студенческом научном обществе. О том, как его успехи в этом обществе поспособствовали его отцу профессору Ломизе, когда тот был приглашен организовать новую кафедру в МЭИ, рассказано в 1-й части “Родословной” (небывалый случай – студент оказал протекцию профессору!) Кстати, он и раньше, еще школьником, помогал отцу в работе, так что вышедшую в 1951 г. свою книгу “Фильтрация в трещиноватых породах” отец подарил ему с надписью: “От автора другу–сыну в память о его первых изданных графиках и расчетах”.

В 1955 г. Лёва с отличием окончил МЭИ и был направлен в Институт радиотехники и электроники Академии Наук СССР. Сразу по окончании МЭИ он женился на студентке института культуры Людмиле Степановне Денисовой, верной Люсе, с которой прожил более полувека, до своей смерти. В 1956 г. у них родился сын Андрей, в 1962 – Сергей.

Работая в академическом институте, Лёва занимался сугубо физическими проблемами, и за несколько лет подготовил материал для диссертации по черенковскому излучению релятивистских электронных пучков (то есть электронов со скоростями, близкими к скорости света). В 1960 г. он успешно защитил диссертацию и стал кандидатом физико-математических наук.

В 1960 г. Лёва, не поладив с новым начальником, хотевшим поручить ему работу, которая его не устраивала, ушел из академического института и поступил старшим инженером в ведомственный закрытый институт (такие называли “почтовый ящик”, т.к. открытого названия они не имели). Там он занимался разработкой дозиметрических приборов, т.е. измерителей уровней радиации, и скоро стал начальником лаборатории. Решил вступить в партию – шаг для начлаба в “ящике” почти обязательный, и к тому же он наивно надеялся, что будет “взрывать партию изнутри” (его подлинные слова). Однако по своей принципиальности он к тому времени нажил влиятельных врагов в институте: дал несколько отрицательных рецензий на диссертации, подготовленные сотрудниками института, высказывал какие-то крамольные мысли на кружке по политэкономии, которым он руководил. Да и вел себя вразрез с принятой практикой – отдавал свои квартальные премии работавшим с ним лаборантам (премии делил и распределял профсоюзный актив лаборатории), что других начальников весьма раздражало. И на институтском партсобрании по приему в партию ему дали бой. Собрание продолжалось 6 часов, припомнили ему всё, в том числе, что “подкупал” своих сотрудников премиями; его лаборатория и рабочие института были за него, но двух голосов не хватило. Такое клеймо – не принят в КПСС после кадидатского срока – страшно усложняло жизнь в ту эпоху. С работы надо было уходить, а на новую вряд ли взяли бы. И тут ему помог верный друг Б. Егиазаров – родной племянник самого А. И. Микояна. Благодаря ему Лёву со всей его лабораторией приказом министра перевели в Радиотехнический институт Академии Наук СССР, где работал Б.Егиазаров. (В этом институте месяца через два–три Лёву приняли в партию единогласно.) Здесь он проработал 30 лет, до выхода на пенсию. Он занимался изучением параметров мощных пучков электронов в ускорителях, исследованиями в области термоядерной энергии, а именно – диагностикой плазмы, участвовал в создании знаменитого (тогда самого большого в мире) Серпуховского ускорителя протонов И-100.

Он опубликовал более 80^ти научных статей, в основном по физике и технике релятивистских пучков заряженных частиц, и сделал 20 изобретений. Десятки его научных работ не опубликованы как секретные. Под его руководством несколько сотрудников защитили кандидатские диссертации. Чтобы дать представление о сложности его тематики, привожу названия двух статей: “Аномальное вращение поляризации, обусловленное объемным резонансом в гиромагнитном волноводе конечной длины” (1957), “Влияние разброса скоростей электронов на излучение равномерно движущихся электронных сгустков в волноводных системах” (1961).

Располагая по службе методами измерения расстояний и времени, на порядки более точными, чем использовал когда-то Майкельсон в своем знаменитом опыте, Лёва долгие годы работал над планом зксперимента, который доказал бы наличие или отсутствие эфира, пока в результате глубоких размышлений не пришел к выводу, что такой эксперимент принципиально невозможен, так как правомочны обе теории.

Помимо основной работы, он перевел с английского языка несколько книг по специальности, которые были изданы в Москве в 1955 – 61 годах в издательствах “Иностранная литература”, “Мир” и “Советское Радио”.

Но главное – он разрабатывал новый вариант доказательства теории относительности. Он называл это своим хобби, так как увлекся этой идеей еще в школьные годы и занимался ею всю жизнь, но, конечно, это было не хобби, а серьезная научная работа. В 2003^м г. н писал о себе: «Хобби: С детства и по настоящее время переваривал частную теорию относительности, пытаясь вывести ее не из постулатов Эйнштейна, а из того, что проходят по физике в средней школе. Преуспев в этом к концу 1970-х годов, в 1991 г. опубликовал книгу “Из школьной физики в теорию относительности”». В отзыве на план-проспект этой книги известный физик академик Е.Л.Фейнберг писал: «Такая книга остро необходима, и не только для самих учащихся, но и для их педагогов. ... Л.Г.Ломизе вполне способен ее написать как благодаря пониманию существа дела, так и благодаря видным из Плана-проспекта педагогическим и литературным способностям». Подготовленная книга была рассмотрена на семинаре академика В.Л.Гинзбурга (впоследствии – нобелевского лауреата) и рекомендована к изданию (выпущена издательством “Просвещение”, 1991, 224 стр., тираж 70 тыс. экз.). На всесоюзном конкурсе на лучшее произведение научно-популярной литературы эта книга была награждена поощрительным дипломом.

Лёве были присущи постоянный интерес исследователя, увлеченность своим делом до одержимости (порою ни о чем другом и говорить не мог), умение выделить сущность проблемы и внести ясность в сложную задачу, и всё это сочеталось с редкой работоспособностью. При этом он сохранял свой веселый характер с нестандартными “заводными” выходками. Ну кто еще мог бы в священной тишине читального зала Ленинской библиотеки, когда вдруг погас свет и зал погрузился во тьму, издать на весь зал победный индейский клич и потом, когда свет зажегся, с невинным видом выдерживать подозрительные взгляды соседей? Это, правда, было еще в его молодые годы.

Жизнь шла, росли дети. Старший сын пошел учиться в известную в Москве физико-математическую школу №444, дававшую вместе с аттестатом диплом программиста. Когда в ту же школу поступил и младший сын, Люся, чтобы оставаться рядом с детьми, пошла туда работать библиотекарем, и скоро библиотека стала любимым местом сбора, клубом учеников. Нередко она собирала учеников и у себя дома, да они и сами запросто приходили. И в этой же школе Лёва стал вести на общественных началах кружок по теории относительности. Со своим педагогическим даром он вёл этот сложный предмет доступно и интересно. Иногда занятия проводились и дома. Некоторые кружковцы потом стали видными учеными, и все они говорили, что Лёва первый открыл им глубины физики. Одна из учениц, Таня Каминкер, в 2007 году писала Люсе в США из Израиля: «...Очень счастливый был кусочек жизни – когда мы занимались теорией относительности. ... Мне тогда казалось естественным, что Лев Григорьевич тратит время на нас – мы ведь такие “жутко интересные”. Это потом дошло, какой это был подарок судьбы – эти занятия. У меня есть несколько любимых моментов в жизни, воспоминания о которых и поддерживают – как в школе мы в библиотеке от всех бед прятались и общались, и как физикой занимались у вас дома – это из самых-самых».

В начале 1980^х Лёвиной семье стало тесно в двухкомнатной квартире – старший сын был уже женат и родилась внучка Женя, а младший заканчивал институт – и Лёва вступил в жилищный кооператив. Это оказался кооператив для артистов цирка – часть квартир цирк, по положению, отдал Моссовету, и институт, где Лёва работал, получил квартиру. Начался недолгий, но весьма интересный период его жизни, в котором самый широкий круг людей, не понимавших его достижений в сложной науке физике, смог оценить его лучшие человеческие качества.

По жеребьевке Лёва вытащил 1^й этаж; вскоре цирк построил еще один дом, ближе к центру, и в их кооперативе освободилось сразу 12 квартир, но чтобы переехать на другой этаж, сменить квартиру, надо было этим заниматься, оформлять кучу бумаг, ходить по инстанциям. Члены правления кооператива возиться с этим не хотели, и Лёва добровольно взвалил на себя всю эту бюрократию, оформив переезд не только себе, но и жителям всех 12^ти квартир первого этажа. После этого он приобрел популярность среди жильцов, был избран в Правление, а вскоре и председателем кооператива.

Лёву-председателя не оставляли равнодушным каждодневные, в том числе почти невероятные коллизии человеческих взаимоотношений, возникавшие вокруг «квартирного вопроса» – того самого, который, по выражению булгаковского Воланда, «испортил советских людей». Он решал их подобно математическим задачам, а когда было нужно, отважно вступал в рыцарские поединки с властями и чиновниками. Рассказы Лёвы о событиях жилищного кооператива были блестящими психологическими этюдами, где каждому воздавалось должное, и в которых сквозило уважительное отношение к его подопечным – людям нелегкой и экзотической цирковой профессии. Пригодились и технические познания. Когда наступила зима и обнаружилось, что в доме очень холодно, он заставил строителей утеплить все угловые квартиры. Однако это не помогло, т.к. плохо грели батареи. Он облазал все подвалы соседних домов, иногда по колено в воде, и после долгого расследования отыскал-таки причину. Дом стоял последним в цепочке от теплоцентрали. Чтобы поступление горячей воды во все дома было одинаковым, в первых домах этой цепочки в трубу вставлялись диафрагмы – специальные заслонки, уменьшающие впуск горячей воды в дом. Чем дальше дом по цепочке, тем больше должно быть отверстие для входа воды. Оказалось, что все эти диафрагмы были расточены под полное отверстие трубы, в результате чего давление от дома к дому падало и первые в цепочке дома получали слишком горячую, а последние – еле теплую воду. После того, как по требованию Лёвы были установлены штатные диафрагмы, тепло распределилось по домам равномерно. Потом, снова использовав свой научный потенциал, он разработал эффективный метод поиска воздушных пробок в стояках дома и устранил эти пробки. Тепло пошло во все квартиы. (После этого начальник РЖУ даже предложил ему работать у него главным инженером!) Кстати, Лёва одно время был и членом правления дачного кооператива в Быково (родительская дача), где организовал летний водопровод для полива огородов всего посёлка. Поставили будку, оборудование, он лично выточил на работе какие-то детали, и заработала у всех эта система, и работала лет двадцать.

Артисты, жившие в доме, увидели, какую голову они заполучили в свой коллектив. Лёву там обожали – и знаменитые укротители Бугримова и Запашный, и другие, незнаменитые. В их мире было принято “благодарить”, но в кооперативе знали, что взяток он не берёт. Когда всё-таки всучивали бутылки коньяка, он выставлял их снаружи у двери, и долго они там не застаивались. Но вот однажды одна артистка, её звали Лида, которая с помощью Лёвы получила освободившуюся в доме квартиру (она была мать-одиночка), привезла с гастролей из-за границы и подарила Лёве электронные наручные часы, в которые была встроена игра. Тогда это была редкость. Дня два он играл при всякой свободной минуте – страшно ему нравилось, но, видно, на душе было нехорошо. И тут звонок из Управления коммунального хозяйства: у председателя Моссовета тов. Промыслова день рождения, нужен подарок от трудового коллектива (!). Лёва решает подарить эти часы. Он переводит приложенное к часам описание на русский язык, кладёт в коробочку и на приеме вручает Промыслову, которому подарок тоже очень понравился (так потом говорили). Кстати, дарил он не один, а с двумя заместителями, от которых не скрывал, откуда часы, и сказал об этом Лиде, которая очень сокрушалась, что они не остались у Лёвы. (Кстати, нечто интересное, связанное с Промысловым. Когда умер Лёвин отец, то Лёва с братом Мишей поехали на Востряковское кладбище доставать участок. Им неожиданно предложили (понятно, за взятку) замечательный участок – большой, с высокими деревьями. Они согласились. Им объяснили, что здесь была похоронена близкая родственница Промыслова, но сейчас её перенесли на другое кладбище… Может, так повезло из-за того лёвиного подарка – привет с небес? Позже там была похоронена их мама Лиза, а теперь там и прах Лёвы.)

В другой раз Лёва проявил в житейских делах свои удивительные качества и глубокое понимание людей, когда после смерти его отца мать, Лея Плисецкая-Ломизе, совсем уже немолодая, осталась одна в большой ведомственной квартире. Встал вопрос о том, чтобы ей жить вместе с семьей Лёвиного младшего брата Миши. Чтобы в нерыночных условиях (путем сложного квартирного обмена) соединить их юридически разнородные «жилые площади» только Лёва смог преодолеть невероятные бюрократические и ведомственные, чисто советские трудности. При этом он подобрал и выстроил сложнейший обмен, охвативший одновременно 10 московских и подмосковных квартир и 28 их обитателей!

Лёва с Люсей родили и воспитали двух прекрасных сыновей, которые наследовали такие их качества, как ум, доброта, честность, желание помочь ближнему, любовь к родителям и родственникам. Андрей окончил Московский университет, он биофизик, кандидат физико-математических наук. Сергей окончил с отличием Московский Физико-технический институт (знаменитый Физтех), теперь он вице-президент большой аудиторской фирмы в Москве. Люся говорит: «Ребята по характерам разные – Андрей мягче, Сергей может настоять на своем. Это и хорошо, поскольку Андрей занимается наукой, а Сережа работает в бизнесе, где как раз и нужен его характер». Лёва вывозил ребят еще с детских лет на Кавказ, в горы, и привил им любовь к спорту. Андрей получил спортивный разряд по альпинизму, а Сергей был чемпионом Физтеха по горным лыжам. И до сих пор это их любимый отдых. Выросли уже и внуки, продолжатели рода. Евгения Андреевна Ломизе с отличием закончила Экономический факультет Мичиганского университета и работает в Министерстве финансов США в Вашингтоне. Михаил Андреевич Ломизе закончил биологический факультет того же университета и работает учителем биологии в школе для трудных подростков в Нью-Йорке (мог бы поступить в аспирантуру, т.к. сдал экзамены на 98 баллов из 100, но предпочел такой вот трудный путь). Артём Сергеевич Ломизе заканчивает Финансово-юридическую Академию в Москве, и на последних курсах, перейдя на вечернее отделение, совмещает учебу с работой в крупной юридической фирме.

Когда Лёва тяжело болел, Сережа несколько раз прилетал к нему из Москвы, ну а что выпало на долю Андрея с женой, а главное – Люси, объяснять излишне.

В 1997 г. Лёва и Люся, будучи на пенсии, эмигрировали в США, где к тому времени уже жил старший сын с семьей. ( Андрей и его жена Ира, биолог, с 1992 г. работают исследователями в Мичиганском университете в городе Анн-Арбор.) На проводы в Москве собрались друзья, и один из них прощался стихами:

В Анн-Арборе Лёва продолжил свою напряженную интеллектуальную работу. Он с помощью сына Андрея стал существенно переделывать и дополнять ее для издания в США книгу по теории относительности, которую за несколько лет до эмиграции по его просьбе Минна Перельман (его двоюродная сестра) перевела на английский язык. Книга уже не адресовалась школьникам, и название изменила – “Non-postulated Relativity”. В 2004 г. они издали эту книгу и начали рассылать ее по университетам и крупнейшим библиотекам США, России и Израиля. Доступна она и в интернете (http://nonpostulatedrelativity.com). Эта книга, несомненно, привлечет большой интерес. О ее первом, русском варианте Лёве писал из Израиля знакомый Люси, профессор Иосиф Моисеевич Фейгенберг, руководитель Иерусалимского семинара русскоязычных преподавателей: «Ваша книга здесь прямо-таки нарасхват, всё время ее просят у меня преподаватели физики». И это он повторял в каждом письме. Кстати он приходится родственником Эрике Плисецкой, и фото его дяди Исаака Фейгенберга есть в первой книге «Родословная Плисецких ...».

Живой интерес ко всему происходящему Лёва сохранял все годы. Выше уже было сказано о сочинениях, которые он по-английски писал в колледже. Среди них были воспоминания о детстве, о похоронах Сталина (в которых он чуть было не погиб), политические эссе (“Как Гитлер обманул Сталина” и другие). Часть из них он перевел на русский и поместил в упомянутом выше интернет-сборнике. Когда погибла подводная лодка “Курск” и российские власти взахлёб уверяли, что ее протаранила некая чужая подлодка, Лёва в разговоре со мной по телефону, разобрав происшедшие события, пришел к выводу, что в лодке взорвалась ее собственная торпеда, вызвав взрыв остальных торпед. Только много времени спустя Россия признала, что именно так оно и было.

В поздравлении к его 75-летию я писал ему: «Ты можешь гордиться своей жизнью, своими достижениями – интересная работа на переднем крае науки, проблемы на пределе постижимого, и, конечно, книги, в которых тебе удалось подковать самого Эйнштейна, (а он ведь человек №1 в ХХ веке, так что и ты там где-то в близких номерах)!»

В планах у Лёвы было написать еще одну книгу – популярно, без единой формулы, изложить теорию относительности в стиле “Занимательной физики” Я.И.Перельмана, которую он любил с детства. Но судьба повернулась по-другому. Началась новая болезнь – аутоимунное заболевание левого глаза, лечить которое врачи считали возможным только большими дозами преднизолона, а он подавляет иммунитет всего организма. Лёва и его близкие стали перед тяжелым выбором: спасать глаза (за первым мог последовать и второй) ценой снижения иммунитета, что при его общем состоянии было очень опасно, или же рисковать зрением, но сохранить иммунитет. Жена и семья сына были за второй вариант, но Лёва настаивал на первом. Его внук Миша на коленях умолял его предпочесть иммунитет, говорил ему, что и в Библии сказано, что лучше глаз вырвать, но спасти всё тело, но Лёва, при поддержке врачей-глазников, упрямо стоял на своем. Для него, ученого, интеллектуала, мысль о потере зрения была совершенно невыносима. Конечно, он, как все люди, надеялся на лучшее. Однако произошло худшее, и его болезни свели его в могилу после многих месяцев тяжких мучений для него самого и его родных.

Но в нашей памяти он останется здоровым и веселым, всегда увлеченным, всё знающим, в ореоле сердечности и теплоты к родным и друзьям.

* * *