Реферат по курсу русской литературы XIX века (первая треть) по теме: «Жанр баллады в литературе и художественное новаторство Жуковского-балладника»
жүктеу/скачать 274.5 Kb.
|
Баллада «Светлана» Баллада «Светлана» была написана Жуковским в 1808-1812 годах и напечатана в двух номерах журнала «Вестник Европы» (1813). Она посвящена А.А. Воейковой (младшей сестер Маши Протасовой), племяннице поэта, и преподнесена ей в качестве свадебного подарка. С тех пор поэтическое имя «Светлана» закрепилось за А.А. Воейковой и в какой-то мере стало нарицательным для обозначения томной, несколько меланхоличной, бледной и молчаливой девушки. Именно в таком контексте видится пушкинскому Ленскому Татьяна Ларина («бледна, молчалива, как Светлана»). После выхода баллады в свет и самого Жуковского стали называть «певцом Светланы». Жуковский обратился в балладе «Светлана» к уже опробованному им сюжету – балладе немецкого поэта Г.-А. Бюргера «Ленора», которую он первоначально перевел под заглавием «Людмила». Однако он не стремился доподлинно точно перевести подлинник, а снова пересоздавал его на русский лад, сотворяя вполне оригинальную и новую для того времени форму – «русскую балладу». Сюжет, взятый у Бюргера, имел для него значение творческого толчка для решения задач, стоящих перед национальной поэзией. Первый опыт создания отечественной баллады – «Людмила» – Жуковскому удался. «Краски поэзии, тон выражений и чувств, составляющие характер и дающие физиогномию лицам, обороты, особенно принадлежащие простому наречию и отличающие дух народного языка русского, – писал Н.И. Гнедич, – вот чем Ленора преображена в Людмилу. Но эти достоинства проявились в балладе «Людмила» не в полной мере. В той же статье Н.И. Гнедич заметил, что Жуковский придал фантастическим картинам оссиановский колорит, а в «русской балладе» он оказался не очень уместным. Пушкин впоследствии писал, что Жуковский превратил немку Ленору в шотландку Людмилу. Иначе говоря, создать национальный характер русской девушки – а Жуковский ставил перед собой такую цель – поэт, вопреки собственным намерениям, не смог. Новая баллада «Светлана» и должна была усилить достоинства «Людмилы» как раз в этом направлении – передать национально-своеобразные черты героини. Фабула баллады «Светлана» повторяет фабулу «Людмилы»: Светлана погружена в раздумье о женихе, от которого «вести нет», и томится в разлуке с ним. Мотив ожидания суженого вставлен Жуковским в более широкую раму: Светлана предстает перед читателем в чрезвычайно ответственный момент девичьей судьбы, на пороге важной перемены в жизни. Она должна проститься с беспечным девическим житьем («веселость… дней ее подруга»). Будущее замужество одновременно пленяет ее и страшит загадочной неизвестностью. Может случиться так, что в грядущем героиню ожидает не любовь и безоблачное счастье, а «бедствия рука». Жуковский выбрал для баллады особую жизненно-психологическую ситуацию: перемену в судьбе, которую героиня переживает остро и напряженно. Поэт намеренно вырывает Светлану из привычных и устойчивых связей и отношений, из обычного повседневного быта, который ее окружал, и впрямую ставит лицом к лицу с неизведанным и полным тайны предстоящим жребием. Этот сюжетный ход был и в балладе «Ленора», и в балладе «Людмила», но в «Светлане» он обрастает чисто русскими приметами, традициями, обычаями и поверьями. Жуковский любил старинные обряды и праздники; его трогало, что они всем приносили радость. Снег на солнышке блестит, Пар алеет тонкий… Чу!.. вдали пустой гремит Колокольчик звонкий; На дороге снежный прах; Мчат, как будто на крылах, Санки кони рьяны; Ближе; вот уж у ворот; Статный гость к крыльцу идет… Кто?.. Жених Светланы. К новому состоянию героини накануне ее счастья или беды уже не применимы ни здравый смысл, ни прежняя логика реальности, ни прошлый личный опыт. Светлана поставлена лицом к лицу со своей судьбой, и все зависит только от ее духовных и душевных сил. Жизнь человека издавна ассоциировалась с представлениями о пути, о дороге. Так и в балладе «Светлана» венчание и замужество осмыслено как один из решающих этапов жизненной стези. В этом динамическом мотиве особенно существенны два пункта – начальный и конечный. Начало – это отправка в неизвестную даль. Светлану влечет любовь, она жаждет встречи с женихом («…им лишь красен свет // Им лишь сердце дышит…»), но одновременно ее тяготят мрачные предчувствия, и она испытывает невольный страх («Занялся от страха дух..»). Так появляются картины пейзажа, передающие не только очертания реальной зимней дороги («Тускло светится луна // В сумраке тумана…»), но и смутные, тревожные настроения героини, ее «туманное» грядущее. Поэт создает атмосферу тайны, неизвестности, а неизвестность рождает «робость» «страх», хранит «мертвое молчание»: Робость в ней волнует грудь, Страшно ей назад взглянуть, Страх туманит очи…
Страшное молчанье… В довершении картины Светлана предвидит свою смерть: Что же девица?.. Дрожит… Гибель близко… Жуковский развертывает типичную картину «страшной баллады», где фантастическая дорога представляет собой намек на жизненный путь героини – от счастливого соединения с женихом до ее гибели. Эти события окрашиваются переживаниями Светланы, которая сначала обрадована встречей с женихом после долгой разлуки, а потом все более и более тревожится за свою судьбу и предвидит несчастье. Действие происходит в определенном пространстве и в определенном времени. Главный пространственный образ – образ дороги. Движение совершается от первой «станции» (Божьего храма) до последней (избушки), где Светлане открывается горькая и печальная истина. Все видимое глазами героини пространство устойчиво и однообразно: степь, бугры, снег. Бег коней сопровождается метелью, вьюгой. Кругом одиночество и безлюдье. Смысловое значение пространства заключается в передаче атмосферы таинственности. В ней угадываются предзнаменования будущего несчастья, оживленные мифологическими представлениями, старинными преданиями. Степь, покрытая снегом, с древних времен напоминала человеку белое покрывало (ср.: «белое полотно», под которым лежит мертвец), саван; вьюга и метель – игру демонических сил, злых мертвецов, бесов и ведьм. К тем же мифологическим и народно-поэтическим источникам относятся и образы луны, неверный свет которой помогал дьявольским начинаниям, сверчка («вестник полуночи»), ворона, предвещающего несчастье и беду («Черный вран, свистя крылом, Вьется над санями; Ворон каркает печаль!»). Все это были образы, которые содержали стойкие негативные смысловые представления. Дважды упоминается и о гробе – явном знаке смерти. Столь же художественно определенным в своих намеках, ассоциациях и символах было в балладе и время. Сюжет развивался на границе дня и ночи, в сумерки или ночью, при свете луны. Тем самым ночь, когда нечистая сила получала простор для своих черных деяний, в балладе предстает подлинно событийным временем. Жуковский постоянно упоминает о луне, о сумраке, о тумане. Устойчивые топосы (предметы пространства) и устойчивые знаки времени закреплены образуют балладный хронотоп, в котором закреплены поэтические и религиозные представления, уходящие своими смысловыми оценками в далекое прошлое человечества. Как только персонаж пускался в путь и попадал во власть ночи, то есть пересекал границу дня или сумерек, так сразу же неминуемо устремлялся навстречу своей гибели. Следовательно, дорога в балладе – это дорога от жизни к смерти. На границе балладного хронотопа (древних типов ценностных ситуаций, выраженных в пространственно-временных образах) и фабульной динамики возникает элемент фантастического, чудесного. Тут оживают ужасные тени, мертвецы поднимаются из могил и гробов, а вновь появляющийся персонаж (жених), напротив, из живого превращается в мертвеца. Фантастика эмоционально подготовлена поэтическими образами и мотивами, и отныне все сцены и события (например, бешеная скачка) приобретают тоже фантастический колорит. Сюжет баллады вырывается из реальности и неуклонно летит в сферу чудесного, «в темну даль», откуда персонажам нет выхода к солнцу и к светлому сознанию. Роль фантастического и чудесного заключается в том, чтобы преодолеть сухую логику реальности и отразить противоречивость и сложность души человека, которая не подчиняется примитивным, прямолинейным законам рассудка. У «сердца» есть своя логика, оно живет не одним только здравым смыслом, а глубоким и часто недоступными или непонятными на грубый поверхностный взгляд, чувствами. Другая сторона фантастики – выразить мысль о таинственных силах, которые стоят над человеком и вмешиваются в его жизнь. Души людей становятся полем борьбы добра со злом, бога с дьяволом, и наше пребывание на земле зависит от вечной схватки невидимых и таинственных высших сил. Благодаря Фантастике Жуковский смещает привычные обыденные представления, и тогда оказывается, что тонкая и чуткая психология человека мотивируется не одними лишь соображениями долга, пользы, нравственными нормами и догмами, но прежде всего глубинными побуждениями, инстинктами, личными желаниями, совестью, душевными привязанностями, традициями, индивидуальным, общенародным и общечеловеческим опытом чувств, пусть даже при этом мы не отдаем себе строгого и внятного отчета. Так, Светлана в преддверии решительного события – замужества, как только появляется возлюбленный, не раздумывая, по зову сердца, не задавая никаких вопросов, пускается с ним в путь. Сюжет баллады построен так, что все эпизоды и события как бы помогают раскрыть душу героини. Внутренние мотивы становятся доминирующими, а фабульная канва «подчиняется» противоречивым чувствам, владеющим героиней, мотивируется ими и в то же время проявляет в них. Поскольку все мотивы и образы, встречаемые в балладе, призваны раскрыть внутренние состояния героини, ее психологические переживания, то в соответствии с этим и слова несут в балладе не столько предметный, сколько эмоциональный смысл и эмоциональное значение. «Тускло светится луна // В сумраке тумана…» – это не только точное обозначение времени суток, но и состояние природы и душевный мир Светланы, полный внутренней тревоги. Или строка «Свечка трепетным огнем // Чуть лиет сияние…», они тоже передают не только трепетанье огня, но и трепет в душе девушки. Каждое слово и каждое выражение получают в балладе не одно лишь прямое, предметно значение, а прежде всего эмоциональное. Слова подобраны так, что излучают сильное эмоциональное поле. Жуковский вдохнул в слово жизнь чувств, и оно стало богато оттенками. Например, выражение «руки охладелы» указывает не только на температуру рук (охладевшие, холодные), но и на руки мертвеца, уже переместившегося в загробный мир, откуда веет неземным холодом. Из этих рассуждений легко сделать важный для понимания поэтики Жуковского и баллады вывод. Сюжет баллады погружен в сферу чувств, и поэта интересует ее душевная жизнь. Заслуга Жуковского и заключалась в том, что он нашел в языке скрытые возможности для передачи душевных состояний, оттенков и переливов чувств. Слово оказалось способным выразить сложную и противоречивую индивидуальную жизнь, неподвластную рассудку личную этику. Можно смело сказать, что именно Жуковский открыл в литературе, в частности в поэзии, жизнь «сердца2, индивидуальную психологию, весьма подвижную, несводимую к рациональным представлениям, далекую от догматизма и каких-либо незыблемых правил и норм. Сюжет баллады, насыщенный динамическими мотивами, чудесными, фантастическими событиями в сочетании с мифологическими и народно-поэтическими образами, наполненными глубоким эмоционально-смысловым содержанием, раскрывал сложность и противоречивость личного мира. Всем этим Жуковский утверждал ценность человека, и эта гуманистическая идея определила пафос его творчества, в том числе и балладного. «Страшная баллада» Жуковского, где дорога знаменует путь от жизни к смерти, а участь героини всегда печальна и гибельна, реализована, однако, отчасти. Героиня баллады, как известно, не умирает, а обретает счастье: жених возвращается после долгой разлуки и впереди Светлану ждет свадебный пир. Жуковский создал балладу в балладе, включив «страшную балладу в новую, измененную форму. И причина том у не только в обстоятельствах, ради которых баллада была написана. Поэт связал балладу со сказкой, и потому все образы подчинились законам сказки. В частности, образ дороги типичен и для баллады, и для сказки. В «Светлане» он приобрел сказочную функцию. В сказке герой тоже отправляется в путь и преодолевает множество препятствий. В конце пути его ждет заслуженная награда. Благодаря сходству балладных и сказочных образов, восходящих к народной поэтике, к фольклору, и оказалось возможным изменить обычно грустное балладное окончание. Внедрение сказки в балладу расширило фольклорную основу, причем именно русского фольклора, и в балладу – жанр европейской поэзии – хлынули народные обычаи, предания, поверья, с которыми крепко связался облик русской девушки. Внутренний мир героини у Жуковского неотделим от народных представлений и обычаев, когда девушки в праздник Крещения гадали о своей судьбе, о суженом, мечтали о любви и соединении с любимым. Романтизм впервые серьезно обратился к духу народа. Жуковский окружил Светлану приметами народного бытового уклада. Вспомним слова В.Г. Белинского: «Романтизм этой баллады состоит не в одном нелепом содержании ее, на изобретение которого стало бы дюжинного таланта, но в фантастическом колорите красок, которыми оживлена местами эта детски-простодушная легенда и которые свидетельствую о таланте автора. Некоторые стихи из баллады были для своего времени откровением тайны романтизма». Балладное время обычно нейтрально, в нем нет каких-либо отчетливых признаков народно-исторического бытия. Напротив, эпическое время, вмещающее в себя рассказ о событиях, которые предшествуют отправке героини в путь, содержит прямые указания на конкретную страну и дух народа, где произошла рассказанная история. В «Светлане» Жуковского эпическое время – это исторически сложившиеся в православной стране народные обряды и обычаи, связанные с церковным праздником, со святочными гаданиями, с венчанием в Божьем храме. Мир этот вошел в душу Светланы и глубоко запал в нее. Вне его Светлана у Жуковского немыслима. То же относится и к художественному пространству: сначала это замкнутый мир избы или девичьей, а затем светлица, где Светлана сидит перед зеркалом и пристально всматривается в него, надеясь узнать свой жребий. Народные представления сочетаются с религиозными, с неиссякаемой верой в Бога и в благость его предначертаний. Светлана впитала их и потому, хотя она и грустит о женихе, надеется на Божью помощь. Вера в Бога не истощилась в героине, и Светлана постоянно обращается к Богу за душевной поддержкой: Утоли печаль мою, Ангел-утешитель. Ту же глубокую веру в милость Бога укрепляют в ней и девушки-подружки, советуя: «Загадай, Светлана; В чистом зеркала стекле В полночь, без обмана Ты узнаешь жребий свой: Стукнет в двери милый твой Легкою рукою; Упадет с дверей запор; Сядет он за свой прибор Ужинать с тобой».
Спасу помолилась; И с крестом своим в руке, Под святыми в уголке Робко притаилась.
События, свойственные «страшной балладе» (можно даже сказать, собственно балладные события), случились со Светланой не наяву, а во сне. Жуковский шутит и улыбается: он заставляет Светлану заснуть перед зеркалом, и героиня даже не знает, какую тайну откроет ей «чистое зеркало». А когда Светлана проснулась, то фантастические чары уже разрушились, исчезли. Чудесное преобразилось: оно состоит не в действии мрачных и мертвых потусторонних сил, а в чуде Божьего Промысла, который человеку не дано предузнать, но который незримо охраняет живую душу, не дает ей погибнуть, если она не отступает от истинной веры в могущество и в благодать Творца, не оставляющего своих слабых земных детей в горестях, печалях и несчастьях. Фантастическое в балладе «Светлана» в отличие от других баллад («Людмила», например, или от сна-баллады в «Светлане») получает в целом иное значение и иной смысл. И дело тут не только в том, что Жуковский дает реальную мотивировку фантастическим видениям и как бы «снимает»их, а в том, что именно вера способна творить чудеса, тогда как безверие или подпадение под власть враждебных человеку начал уничтожает самую душу. Фантастическое, чудесное не только может быть чуждым людям, но и выступать для них благом. В соответствии с этим и художественное время в балладе меняется. Собственно балладное время, как помним, – ночь или граница дня и ночи, вечер, сумрак. В «Светлане», напротив, торжествует день, светлое время, вестником которого является петух: В тонкий занавес окна Светит луч денницы; Шумным бьет крылом петух, День встречая пеньем. Все вокруг Светланы переменилось, наполнилось красками и звуками: Из окна широкий путь Виден сквозь тумана; Снег на солнышке блестит, Пар алеет тонкий… Чу!.. в дали пустой гремит Колокольчик звонкий… В «страшной балладе» дорога развернут от жизни к смерти, а в «Светлане» – от прежней тревожной к новой, счастливой и радостной. В «страшной балладе» время движется от сумрака или тьмы к полному мраку. В «Светлане» вечер, ночь и луна сменяются утром, днем и солнцем. Точно так же происходят сдвиги и в душе Светланы. Мрачные предчувствия отступают перед светлым сознанием, мажорным настроением и торжеством жизни и любви. Светлана еще находится под впечатлением ужасного и грозного сна, который, как кажется ей, «вещает… горькую судьбу», а природа уже празднует победу добра над злом, счастья над несчастьем, пробужденья над лживым сном, жизни над смертью. И в этом, по мысли Жуковского, заключена великая истина, данная Творцом: Лучший друг нам в жизни сей – Вера в Провиденье. Благ Зиждителя закон: Здесь несчастье – лживый сон; Счастье – пробужденье.
В балладе со счастливым и благополучным концом Жуковский отчасти пародировал «страшную балладу», изменив и переиначив сюжет. Введя мотивы сказка, он несколько нарушил «чистоту» жанра. Поэт сознательно пошел на это нарушение: Улыбнись, моя краса, На мою балладу; В ней большие чудеса, Очень мало складу. Тем самым он подчеркнул условность балладного жанра и отступление от него. Но прямой ввод сказки и переделка «страшной баллады» оказались художественно оправданными. Они помогли поэту резче и прямее сказать об истоках и богатстве национального характера русской девушки. А это определило и заметное усиление народного элемента. Структура данной баллады отражает двойственность художественного метода этого жанра. Вначале «Светлана исполнена романтического пафоса тайны и чуда, и поэт тонок передает восторженное и одновременно робкое состояние чувств молодой души, влекомой сладким страхом к неожиданным ночным событиям: Робость в ней волнует грудь, Страшно ей назад взглянуть Страх туманит очи… С треском пыхнул огонек, Крикнул жалобно сверчок, Вестник полуночи. В кульминационный момент автор нарушает изначально заданный национальный колорит, воссоздавая типично сентиментальную ситуацию: «белоснежный голубок», преисполненный исключительной чувствительности по отношению к девушке, смело спасает ее от страшного скрежещущего зубами мертвеца. Стоит голубку обнять ее крылами, как она просыпается и возвращается к исходной реальности. Подобная концовка чрезвычайно идеализирует ситуацию, так как получается, что наяву всем сопутствует счастье, а несчастья возможны лишь во сне. Эта идеализация подкрепляется дидактическим итогом. Как уже отмечалось выше, в противоположность Людмиле, героине одноименной ранее написанной баллады, которая «жизнь кляла» и «Творца на суд звала», Светлана молит ангела-утешителя утолить ее печаль, и ее просьбы моментально услышаны. Противоречат исходной балладной традиции отказ от фантастики, одновременно шутливая и счастливая концовка, введение реальных мотивировок. Поэт снял с происшествия мрачный оттенок – случайный сон временно омрачил героиню, – и трагичность (потенциальная!) осталась нереализованной. Невозможно не полюбить героиню, этот изумительный женский образ: в Светлане столько чистоты и очарования, что она стала символом верности и страстной преданности русской девушки.
Ты, моя Светлана… ……………………………….. Будь вся жизнь ее светла, Будь веселость, как была, Дней ее подруга. Поэт здесь передал очарование юности. Героиня – «милая Светлана» (Людмила не была ни разу на протяжении всей баллады «милой», синонимом к ее имени служили слова «дева» и «девица»), а Светлана рисуется в окружении других девушек и тоже «милых», так как все, связанное с ними, вызывает ласковое чувство поэта: «башмачок», «песенки», «локоток» и весь «крещенский вечерок», и сами девушки – «подружки», «подруженьки». Поэт воспроизводит привлекательный и изящный девичий мир, в котором значимы и «башмачок», и «серьги изумрудны», и «перстень золотой», а особенно зеркало; даже у коней, на которых приехал жених мертвец, «поводья шелковы», красивы. Но внешние атрибуты девичьей жизни не столь важны в балладе, сколько внутренние: грусть о женихе, мечты, гадания, сны, слезы о нем же, «тайная робость», внутренний трепет. Но девичьи слезы не вечны, и настроения изменчивы. Стиль баллады «Светлана» отличается цветовой гаммой. Людмила нарисована на фоне черной, видимо, летней ночи: она в темноте дубрав и лесов или буграх, на равнинах, освещенных тусклым лунным светом. Баллада «Светлана» выдержана скорее в белом цвете, который побеждает страшную темноту ночи. Источник белого цвета в балладе – прежде всего снег, образ которого возник в первой строфе и сопутствует сюжетной линии до конца. Девушки, гадая, «пололи снег». Светлане снится снег: «вьюга над санями», «метелица кругом», «снег валит клоками», кони, «снег взрывая», мчатся, а когда она проснулась, «снег на солнышке блестит», «на дороге снежные прах». От строфы к строфе переходит образ снега, наполняя балладу белизной. Она подкрепляется и образами «белого платка», используемого во время гадания, стола, покрытого белой скатертью, «белоснежного голубка». Белый свет (но, конечно, не савана, а снега – лейтмотивного образа) ассоциируется с именем героини: Светлана, светлая, а по-народному свет «белый». Белый цвет – символ чистоты и непорочности. Второй, контрастный, цвет в балладе не черный (в ней только «черный вран»), а скорее темный: «темно в зеркале», «темна даль» дороги, по которой мчатся кони, «одинокая, впотьмах». Черный цвет страшной балладной ночи, ночи преступление и наказаний, в этой балладе смягчен, высветлен. Только баллада «Светлана» наполнена «огоньками» – еще одна особенность живописного рисунка поэта в знаменитом стихотворении. В нем – то светит огонек свечи, которую зажгла Светлана в полночь, начиная гадать, то появился свет в распахнувшихся дверях церкви, то в темноте «брезжит в поле огонек» из окон избушки, в страшной хижине горит свеча. Хотя свеча – церковный символ, но в балладе Жуковского эта символика имеет второстепенное значение (цель поэта – не обрисовать обряд, не ассоциировать душу героини с тающей свечой), для поэта важен чисто художественный, живописный эффект, и он оказывается романтическим: должно быть очень страшно в темной комнате, освещенной лишь свечой, жутко входить в одинокую, пустую хижину с отчего-то светящимся окном. Специфический прием сочетания темноты со слабым светом, с какой-то яркой светящейся точкой поэт использует особенно романтично в цене гадания: в темноте не только «пыхнул огонек» свечки, но и «Кто-то, чудилось, блестит // Яркими глазами…», а в страшной избушке – голубок «с светлыми глазами». Белый свет, темная ночь и яркие точки огоньков свечей или глаз – вот своеобразный романтический фон в балладе «Светлана». жүктеу/скачать 274.5 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|