С. М. Хенкин Демократические транзиты: Россия и опыт Испании

Действительно, в историческом развитии России и Испании, расположенных на противоположных оконечностях европейского континента, есть много общего. Когда-то на двух концах Европы обе страны выступили в роли пограничных застав, преград на пути восточных завоевателей: Россия — против монголо-татарского нашествия, Испания — против натиска арабского мира. Если бы не их сопротивление, история Европы могла бы сложиться иначе. Позже Россия открыла и покорила Сибирь, Испания — Америку. Испания и Россия выдержали нашествие одного и того же врага — Наполеона и не покорились.

Географическое положение России и Испании на перекрестке между Западом и Востоком в определенной степени повлияло на то, что обе они длительное время были империями. И это имперское прошлое дает знать о себе и поныне в национальной психологии, политической культуре двух стран.

Как известно, пограничным культурам свойственны бóльшие по сравнению с культурами непограничными открытость и закрытость. Они чрезвычайно восприимчивы к идущим извне импульсам и в то же время ревниво обере

гают свою самобытность. Для русской и испанской культур характерна постоянная напряженная борьба между «всемирной отзывчивостью» и сохранением традиционности, между европеистами и сторонниками своего, самобытного пути развития. «Европа и мы» — такая постановка проблемы нехарактерна для немца или француза, но для русского и испанца она типична¹.

В русском и испанском характерах присутствуют идеи национальной исключительности, самодостаточности и избранничества, мессианства, утопизма, максимализма. В политическом строе наших стран, менталитете населения причудливо переплетаются элементы западной и восточной культур, сложился своего рода «западно-восточный» синтез².

Вместе с тем Россия и Испания — страны среднего уровня и догоняющего типа развития, в которых государство веками играло повышенную роль в национальной интеграции, доминировали авторитарно-бюрократические методы управления, существовали весьма слабые демократические традиции. Обе страны пережили периоды потрясений, революций, гражданских войн. Сходство состоит и в том, что наши страны — многонациональные государства, постоянно решавшие сложные вопросы взаимоотношений между центром и регионами, а также между этнически разнородными общностями.

Схожесть судеб России и Испании ярко проявилась в последние десятилетия ХХ в. Обе страны с разрывом в десять лет (Испания в 1975 г., Россия в 1985 г.) вступили на путь масштабной социально-политической трансформации, главным звеном которой стал переход от недемократических режимов к демократии.

Испания добилась на этом пути внушительных успехов, создав стабильную политическую систему представительной демократии, восстановив после длительной изоляции свое место в Европе. На смену многовековой культуре конфронтационности пришла культура диалога и компромиссов. Испанский путь перехода к демократии признан эталонным среди специалистов.

Для России путь к демократическому обществу оказался намного сложнее. Отчасти дело в том, что наши страны начали переход к демократии с разных исходных рубежей. Франкизм никогда, даже на ранней стадии, не был тоталитарной диктатурой в строгом смысле слова, когда государство полностью подавляет гражданское общество, когда вся жизнедеятельность этого общества оказывается жестко регламентированной и во всем требуется полное единогласие и единомыслие. Разумеется, диктаторская сущность франкистского режима во все годы оставалась неизменной, аресты и судебные преследования противников режима не прекращались никогда. И все же во франкистской Испании диктатура почти не затронула фундаментальные устои социальной жизни: собственность, землю, семью. Хотя и с ограничениями, но функционировал рынок. Испанцам в основном предстояло осуществить лишь политическую демократизацию общества. Переход от авторитаризма к демократии происходил здесь в рамках одной и той же общественной системы³.

В России масштабы необходимой общественной трансформации были не-сопоставимо больше. Россиянам предстояло не только осуществить политическую демократизацию общества, но и провести разгосударствление и приватизацию части собственности, создать рынок и конкуренцию в экономике, демонтировать унитарное государство имперского типа и перейти к подлинно федеративным отношениям в национально-региональном устройстве.

Испанцам было легче и по некоторым другим обстоятельствам. Среди этих обстоятельств:

— относительно неглубокий по сравнению с Россией хозяйственный спад, оставлявший определенные возможности для маневра, взаимных уступок правительства, оппозиционных партий, предпринимателей и профсоюзов;

— меньшая, чем в России, острота региональных и национальных проблем; разногласия существовали в основном между центром и периферией, а довольно быстро проведенное политическое решение о восстановлении автономий не дало развиться межэтнической напряженности;

— определенная степень развитости гражданского общества, не только не исчезнувшего при франкизме, но и получившего в 60-е — начале 70-х годов дальнейшее развитие. Его элементами были, в частности, партии и профсоюзы, многие из которых существовали еще в «дофранкистское» время, объединения предпринимателей, различные ассоциации, рождавшиеся «в низах» (домохозяек, потребителей, квартиросъемщиков);

— отсутствие высокой степени поляризации основных социально-политических сил, их готовность к диалогу и компромиссам.

Следует подчеркнуть, что в Испании сложился относительно зрелый субъективный фактор для перехода к демократии. Часть политической элиты оказалась подготовленной к роли основной движущей силы демократизации. В период позднего франкизма в стране сформировалась контрэлита из деятелей умеренной оппозиции, которая достигла определенного уровня политической культуры, в частности толерантности к политическим противникам, что сыграло исключительно важную роль на переходном этапе.

При всей разнице исходных условий опыт демократизации в Испании имеет большое значение для России — страны, близкой ей по модели социально-исторического развития.

Ограничусь здесь тремя аспектами, тремя уроками испанского опыта, которые чрезвычайно важны для России в свете решаемых ею задач.

Первый аспект — это обретение страной правопреемства. В трудах отечественных специалистов данная проблема не получила должного освещения. Между тем это одна из центральных проблем, стоящих перед современной Россией, без решения которой невозможно создание полноценной государственности.

В марте 1917 г. после отречения Николая II от престола в России прервалось органическое правовое развитие. Это обстоятельство почти 85 лет спустя со всей остротой ставит вопрос, наследником какой правовой традиции является Российская Федерация, что является ее государственно-правовым основанием. Отречение Николая II — к тому же в пользу не законного, а произвольно выбранного наследника, произошло в явном противоречии с законами Российской империи и стало началом лавинообразного обвала легитимной государственности в нашей стране. Нелегитимной была деятельность Временного правительства, нелегитимной легальностью обладали большевики, которые отменили все законы Российской империи и создали свою государственность как бы на пустом месте.

1 сентября 1917 г. Временное правительство провозгласило в России республику, на что оно вообще не имело права. Характерно, что в нашей стране никто не празднует день республики. И вообще мало кто задумывается над тем, откуда взялась у нас республиканская форма правления⁴.

Современная Россия пока не определилась, живет ли она в советском юридическом поле или признает законы, действовавшие до 1917 г. А пока общество не определилось в этом вопросе, перед ним неизменно будут вставать каверзные и абсурдные проблемы. Скажем, такая. После 1992 г. в результате приватизации многие стали собственниками. Но на чем держатся гарантии их прав, если собственность, которой они ныне владеют, была у кого-то произвольно отобрана после 1917 г.? На советском законе? На законе постсоветском?⁵. Как быть с той собственностью, которая была экспроприирована большевиками? Найдет ли она своих законных хозяев?

В Испании органическое правовое развитие также нарушилось. До 1931 г. здесь почти непрерывно существовал монархический строй. В апреле 1931 г. после муниципальных выборов, на которых победили республиканцы, в условиях острейшего социально-политического кризиса была провозглашена республика. Исторически сложилось так, что в годы ее существования произошел фронтальный раскол нации на два враждебных блока и разразилась кровопролитная гражданская война. Страна утратила твердые основы государственности.

Она обрела их в годы франкистской диктатуры, правда, в своеобразной форме. В 1947 г. Испания была провозглашена королевством. Но Франко возродил не традиционную монархию. Он порвал с королевским домом Бурбонов. Возрожденная монархия выглядела не как продолжение исторической традиции, а как детище Франко. Существенно и то, что Испания становилась «королевством без короля». Только в 1969 г. каудильо назначил своим наследником Хуана Карлоса, внука испанского короля Альфонса ХIII, свергнутого в 1931 г. Хуан Карлос еще в 1948 г. 10-летним мальчиком приехал в Испанию из эмиграции. Его обучение проходило под контролем Франко, который стремился сформировать преданного ему и его идеям кандидата на королевский трон. Хуан Карлос первоначально воспринимался как верный последователь Франко, его марионетка, а отношение к институту монархии в испанском обществе было весьма сдержанным.

Не удивительно поэтому, что после смерти Франко молодой король, не обладавший харизмой, лишенный династической легитимности оказался в очень сложной ситуации. Франкизм после смерти своего основателя хотя и переживал кризис, однако отнюдь не начал разваливаться. Диктатура еще обладала некоторым запасом прочности, опиралась на мощный военно-репрессивный аппарат. Путь демократизации, на который вступил Хуан Карлос, был отнюдь не простым. Речь шла о рискованном эксперименте с совершенно неясным исходом, в ходе которого «корабль демократизации» должен был избежать множества рифов и подводных камней. И король при помощи своих ближайших сподвижников Торкуато Фернандеса Миранды — председателя кортесов и Адольфо Суареса — председателя правительства, опираясь на поддержку различных политических сил, виртуозно осуществил эту операцию, которая временами напоминала остросюжетный политический детектив. Здесь не место останавливаться на перипетиях «демократизации по-испански». Отмечу лишь, что Хуан Карлос и его сподвижники добились успеха, ни на йоту не отступив от существующего законодательства, действующих политических и конституционно-правовых институтов и избежав кровопролития, хаоса и анархии.

Действия Хуана Карлоса позволили ему обрести разные типы легитимности — по классификации Макса Вебера харизматическую и легальную. Обрел он и традиционно-династическую легитимность. Это случилось 14 мая 1977 г., когда в Мадриде в королевском дворце Сарсуэла отец Хуана Карлоса дон Хуан отказался от своих прав на престол в пользу сына.

Слияние в фигуре Хуана Карлоса разных типов легитимности стало символом того, что Испания восстановила правопреемство, обрела национальную идентичность. Король превратился в полюс притяжения для самых разных социально-политических сил. В реша-ющей степени этому способствовал он сам, выступив инициатором сближения правых и левых сил Испании.

В испанском обществе отношение к монархии принципиально изменилось. На смену индифферентному отношению пришла уверенность в нужности и полезности этого института. Особенно примечательно, что деятельность короля позитивно оценили те, кто причислял себя к республиканцам.

Бесспорно, испанцев покорил король, а не монархия как институт. «Личностное» признание Хуана Карлоса населением было перенесено с короля на монархию, т.е. с личности на институт.

В соответствии с Конституцией 1978 г. король играет в управлении страной меньшую роль, чем любой из его предшественников. Он царствует, а не управляет, является верховным арбитром, попечителем, опорой нации. В Испании существует, образно говоря, «немонархическая монархия». И тем не менее монархия — становой хребет нации, а огромный моральный авторитет короля — гарантия стабильности политического развития⁶.

В разных странах мира долгие годы шли и до сих пор идут дискуссии о преимуществах и недостатках монархической и республиканской форм правления, о том, какая из них в большей степени способна обеспечить общественный прогресс и модернизацию. Это крупная проблема философии государства. Весьма распространенной в мире является точка зрения, в соответствии с которой монархия отождествляется с отсталостью, регрессом. Сторонники данной позиции полагают, что народ — священное понятие, и он должен управлять собой сам. Поэтому прогресс связан только с республиканским строем. Между тем испанский опыт свидетельствует об односторонности подобного подхода. В Испании на протяжении многих веков монархия зарекомендовала себя как гибкая и идеологически нейтральная форма власти, способная представать в разных ипостасях. Она может быть и абсолютной, и конституционной, может соединяться и с военно-диктаторскими режимами, и с демократией.

Проблема правопреемства и национальной идентичности в Испании решена не только благодаря восстановлению монархии. Прочность нынешней государственности усилило решение еще двух задач.

Во-первых, законодатели урегулировали церковно-государственные отношения, исторически один из основных факторов раскола общества. Ведь в 1930-е годы, в период республики в Испании господствовал яростный антикатолицизм. Напротив, франкистское государство было конфессиональным по характеру. В нем католицизм пронизывал всю жизнь нации. На этапе демократизации церковь была отделена от государства. Хотя многие вопросы образования, брака, семьи, регулирования рождаемости становились предметом острых дискуссий, церковь в целом не ставила под сомнение органичность для современной Испании светского и демократического пути развития.

Во-вторых, прочность нынешней государственности усилил удачный (по крайней мере на достаточно длительный отрезок времени) способ решения национально-региональной проблемы. Традиционно эта проблема была для Испании крайне болезненной и конфликтной. «Государство автономий» стало промежуточной, компромиссной формой между централистским унитарным государством и федерацией. Почти за четверть века оно доказало свою жизнеспособность, уберегло многонациональную страну от дезинтеграции, ослабило националистические и сепаратистские тенденции. Одновременно выявились недостатки этой модели, в числе которых и ярко выраженная неравномерность социально-экономического развития отдельных автономных областей, и открытые проявления национализма и сепаратизма в некоторых из них (прежде всего террористические действия ЭТА в Стране Басков).

Создав формулы национального бытия, адекватные современным условиям, Испания не забыла о прошлом. Демократическая Конституция 1978 г., установившая современное политико-правовое бытие, своим духом, принципами и институтами тесно связана с веками складывавшимся в Испании правопорядком. Испанские правоведы отмечают прямые совпадения между современной конституцией и конституцией 1876 г. Например, законы, регулирующие вопрос о престолонаследии и институте регентства, совпадают почти текстуально⁷. По существу, правопреемство в Испании наших дней воплощается в синтезе, взаимопроникновении элементов современного и традиционного правопорядка.

В свете испанского опыта обретения правопреемства еще раз возвращусь к России. Разумеется, восстановление распавшейся связи времен, воссоздание себя как народа, имеющего богатую историю, — дело в высшей степени трудное. Народ России должен решить, к чему он стремится. Хотим ли мы остаться тысячелетней Россией, что без примирения с прошлым невозможно, продолжаем ли негласно считать точкой отсчета революцию 1917 г. или пытаемся начать новое существование — в новом составе и на каких-то новых правовых основах?⁸.

Второй аспект испанского опыта демократизации — это проблема формирования консенсуса. Испания не решила бы проблему правопреемства и не обрела национальной идентичности, если бы в стране не сформировалось национальное согласие. Для нас этот аспект также крайне важен. Ведь специфика России состоит в пренебрежительном отношении политиков к компромиссам: существует традиционное убеждение, что каждая проблема имеет свое окончательное, самое справедливое решение, которого нужно непременно добиваться. Компромисс же трактуется как признак слабости. Именно в силу традиции нетерпимости на протяжении всей российской истории попытки глубоких общественных реформ заканчивались либо реакцией, либо стагнацией. Для предотвращения отката к прошлому всегда не хватало главного — национального согласия.

И в Испании в свое время было немало взаимной нетерпимости. Через историю этой страны проходит глубокий раскол между традиционалистами и сторонниками модернизации. Столкновения двух противоположных лагерей приобретали характер острейших общественных конфликтов, создавая своего рода замкнутый круг насилия. Такой сшибкой стала, например, гражданская война 1936—1939 гг., в ходе которой репрессии, убийства, месть и ненависть захлестнули страну. В 40-е годы, да и в последующие десятилетия, франкистская пропаганда настойчиво насаждала образ врага, ополчаясь прежде всего против коммунистов. И в левом лагере было немало людей, жаждавших реванша за поражение в гражданской войне. Однако в 70-х годах духовный и политический климат в стране изменился настолько, что в массовом сознании «образ врага» оказался уже достаточно размытым.

Демократический консенсус в Испании был достигнут благодаря глубокой переоценке ценностей как франкистами, так и антифранкистами. Сторонники каудильо, легализовав левые партии и профсоюзы, обеспечив проведение демократических выборов в центральные и местные органы власти, предоставив автономию национальным областям, приняли многие ценности побежденных в гражданской войне, согласились с теми требованиями, из-за неприятия которых правые силы когда-то с оружием в руках сражались против республики.

Показательна эволюция нынешней правящей партии Испании – Народной партии. В первые годы демократизации она выступала в ряде аспектов как антисистемная, неофранкистская партия. Ее исторический путь — это длительный, сложный, порой мучительный процесс приспособления к системе представительной демократии, сопровождавшийся модернизацией и сдвигом к центру, словом, приближением к классическим консервативным образцам. Эта партия сумела совершить радикальное кадровое и политико-идеологическое обновление. И в итоге, обретя «второе дыхание», заняла лидирующие позиции в современной Испании.

Не менее интересна эволюция ведущих левых партий — социалистической и коммунистической. Обе они также обнаружили способность к компромиссу — своим отказом от «возмездия» и «реванша», от требования привлечь к ответственности лиц, виновных в репрессиях франкистского периода. Антимонархисты по убеждению, они признали монархию.

Особенно важное значение имел сдвиг к умеренности, происшедший в Компартии Испании, — одной из первых компартий Западной Европы, вставшей на путь пересмотра традиционных идейно-политических догм. При всем политическом мастерстве правящего класса путь к демократии мог оказаться намного сложнее, если бы его курс не нашел поддержки у влиятельной компартии.

Испанский опыт показал, что преодоление конфронтационной политической культуры неотделимо от глубокой психологической ломки общественного сознания: изживания в нем «авторитарного комплекса» и «образа врага». Преодоление стереотипов авторитарного мышления происходит медленно и мучительно из-за того, что психологическое наследие прошлого как бы вошло в гены и стало сокровенным «я» людей. Компромисс между сторонниками противоположных лагерей становится возможным, когда они становятся на путь добровольного самоограничения, осознают всеобщую взаимозависимость.

В достижении согласия исключительно важную роль сыграли политические ли-деры Испании. Они сумели подняться над узкопартийными амбициями и признать главенство интересов общества над интересами отдельных партий и движений.

Наряду с королем Хуаном Карлосом и его ближайшим советником Торкуато Фернандесом Мирандой особо следует отметить председателя правительства Испании Адольфо Суареса и генерального секретаря Компартии Испании Сантьяго Каррильо. Коммунист Каррильо и франкист-«обновленец» Суарес, отбросив стереотипы мышления и поведения, пошли навстречу друг другу, подписав «пакт Монклоа». В результате они оказались под огнем критики части собственных сторонников. Их партии, раздираемые разногласиями, вступили в полосу острого кризиса, а сами Суарес и Каррильо в конечном счете ушли в отставку. Но, проиграв в узкопартийном плане, они добились неизмеримо большего — проложили Испании дорогу к демократии.

Испанский политолог Р.Котарело считает, что оптимальным условием перехода от недемократических режимов к демократии является достижение трех консенсусов между противостоящими политическими силами: а) согласия относительно прошлого, предполагающего отказ от «охоты на ведьм», национальное примирение между победителями и побежденными; б) согласия по процедурным вопросам и «правилам игры» на переходном этапе; в) согласия относительно основных параметров создаваемой модели общественного устройства⁹.

Схема «трех консенсусов» реализовалась в Испании. Основные политические силы этой страны достигли согласия относительно прошлого, преодолели идеологию социального мщения, логику «зло за зло». Сложился здесь также консенсус по процедурным вопросам и «правилам игры» на переходном этапе. Конституция 1978 г., перечеркнувшая франкистское законодательство, была принята в результате согласования интересов основных политических сил. Было достигнуто согласие и по основным параметрам создававшейся модели общественного устройства. И левые, и правые в Испании ориентировались на плюралистическую демократию западного типа.

Третий аспект опыта Испании, на котором хотелось бы остановиться, — соотношение между демократическим обновлением и традициями, между демократическими формами жизни и национально-исторической спецификой. В России, как и в Испании, традиции играют очень важную роль в общественной жизни. Современная политическая культура нашего общества многослойна, фрагментарна, в ней сосуществуют и переплетаются элементы, порожденные перестройкой и постперестройкой, со структурами советской и досоветской эпох. Какую роль играют традиции? Они препятствуют процессам модернизации и демократического обновления или адаптируются к ним?

Испанский опыт в этом плане также весьма поучителен. Выше уже отмечалось, что в 70—80-е годы Испания сменила парадигму политической и духовной культуры, разорвала казалось бы замкнутый круг насилия и конфронтации, выражавшийся в бесконечных переворотах, революциях, гражданских войнах, и вступила на путь парламентско-конституционного развития. Современные испанцы в подавляющем большинстве разделяют те же идеи рыночной экономики, демократических свобод, правового государства, что и другие европейские народы.

Вместе с тем страна интегрировалась в сообщество западных демократий, сохранив национально-историческую специфику. К примеру, элементы традиционного «авторитарного комплекса» так или иначе продолжают жить в массовом сознании. Некоторые партии, профсоюзы и организации — как правые, так и левые, остаются в плену традиционных — патерналистских и каудильистских представлений о власти, веками складывавшихся в стране. Положение в них характеризуется господством руководящей верхушки, бюрократизацией аппарата, пассивностью рядовых членов, отстраненных от принятия решений.

Проблема отчуждения масс от партийно-политической активности, типичная для всех стран Запада, проявляется в Испании с особой остротой. И это также наследие авторитарной политической культуры. Согласно различным социологическим обследованиям, степень вовлеченности населения в партии (примерно 3% всех взрослых граждан) и профсоюзы (10%) здесь одна из самых низких в Западной Европе¹⁰.

По существу, многие традиции в Испании вписались в демократическую реальность, стали составной частью новой государственности. Очевидно, что и российская демократия несет и будет нести на себе печать исторического развития страны. Представляется поэтому, что относиться по крайней мере к части традиций следует не как к препятствию на пути модернизации, а как к фактору, составляющему самую суть национальной специфики, национальной самобытности.

Резюмируя, подчеркну следующее. Испанский путь к демократии не был легким и безоблачным. Демократический процесс здесь прошел через множество препятствий и политических кризисов. И все же именно в Испании имело место редкое в истории совпадение объективных и субъективных обстоятельств, благоприятных для перехода к демократии и ее упрочения. Среди них — экономический бум 60—70-х годов и формирование многочисленного среднего класса, ориентирующегося на западноевропейские образцы, и стремление миллионов испанцев избежать радикальных экспериментов по образцу 30-х годов, и сдвиг к центру ведущих политических организаций, умение их лидеров подняться над узкопартийными амбициями и пойти навстречу друг другу по пути национального примирения, преодолевая непонимание и сопротивление собственной среды, и присутствие в ближайшем окружении короля такого блестящего советника, как Торкуато Фернандес Миранда. И последнее обстоятельство — по порядку, но не по значению — роль короля Хуана Карлоса в этом процессе. Впервые в истории Испании представитель королевской семьи не стремился сохранить статус-кво, а пошел наперекор традиции и при поддержке основных политических сил страны ликвидировал диктаторский режим.

В России, как и во многих других странах «третьей волны» демократизации, такого удачного совпадения благоприятных условий для перехода к демократии не существовало изначально. Более того, в ходе развертывающихся в мире глобализации и европейской интеграции различия между Испанией и Россией становятся все более ощутимыми. В Испании консолидирована демократия, создана более эффективная

и конкурентоспособная экономика, она намного сильнее втянута в общеевропейское развитие, что если и не решает большинства проблем, то несомненно сглаживает их остроту.