Сборник Государственного Эрмитажа. Вып. 37. Спб, 2005. С. 66 90

К.В.Чугунов

Центрально-Азиатская экспедиция в 1996 году проводила археологические работы в Каа-Хемском районе Республики Тыва. Исследованный памятник располагался на высокой правобережной террасе р.Копто (правый приток р. Каа-Хем - Малого Енисея), в 24 км от пос. Бояровка (Рис. 1). Археологическая разведка показала, что в этой долине это наиболее удаленный в горы курганный могильник, расположенный уже в зоне горной тайги. Памятники, расположенные здесь, находятся под угрозой разрушения вследствие размыва высокого берега рекой Копто, что и обусловило их исследование. В 1995 году здесь же был раскопан небольшой курган №1, содержащий средневековое захоронение.

До раскопок памятник представлял собой сильно задернованную вытянутую насыпь с тремя небольшими западинами по центральной оси (Рис. 2). Размеры объекта: СВС - ЮЗЮ - 27,5 м; ЗСЗ - ВЮВ - 9,5 м; высота до 0,8 м. Еще до начала работ предполагалось, что памятник включает несколько слившихся курганов. В процессе расчистки и разборки развала наземных сооружений это предположение подтвердилось. Выяснилось, что объект состоит из трех, последовательно возведенных курганов, каждый из которых перекрывал и частично разрушал более раннее сооружение (Рис.2а). Исследования показали, что все курганы относятся к алды-бельской культуре. Таким образом, на памятнике были получены уникальные данные по относительной хронологии развития погребального обряда этой культуры, основанные на стратиграфических наблюдениях.

Курган 2 - наиболее раннее сооружение (курган 1 - средневековый памятник, исследованный в 1995 году) - располагалось ближе к реке в северной части объекта. Курган имел округлую в плане ограду из обломков скальных пород и «платформу» из речного галечника и мелких камней, выложенную по всей площади древней дневной поверхности сооружения. Поверх «платформы» лежал слой грунта, выкид из могильных ям и слой валунов, облицовывающих наземное сооружение кургана.

На площади кургана исследованы пять погребений, расположенных радиально относительно предполагаемого центра. Однако необходимо учесть, что юго-западная часть ограды и «платформы» разрушена более поздним курганом 3 и, если предположить овальные пропорции первоначального сооружения, то могила 1 могла быть центральным захоронением. На это указывает и сравнительная характеристика параметров могильных ям. В то же время, захоронение здесь было совершено позже устройства могилы 2, так как выкид из его могильной ямы частично перекрывает «платформу» над этим погребением. Могилы 2, 4 и 5 были сооружены до устройства каменной «платформы» на площади кургана, причем в могиле 5 захоронение произведено раньше, чем в могиле 4, так как бревно обкладки последней перекрывало предыдущую могильную яму. Захоронения в могилах 1 и 3 были ограблены и «платформа» здесь не сохранилась, однако к северу от них, под вымосткой зафиксирован тонкий слой выровненного по погребенной почве выкида из могильной ямы 3. Между ними при разборке развала сооружения найдено несколько фрагментов керамического сосуда (в том числе – венчик), сплошь орнаментированного оттисками трубчатой кости (Рис. 5: 1). Фрагмент такой же керамики найден среди камней ЮЗ части кольца, у места перекрывания его сооружением кургана 3.

1. Фрагмент правой половины нижней челюсти с молярами. Женщина 18-20 лет.

2. Несколько костей посткраниального скелета. Женщина 30-35 лет.

3. Череп хорошей сохранности с нижней челюстью и почти полный посткраниальный скелет. Мужчина 30-35 лет.

4. Череп хорошей сохранности с нижней челюстью и почти полный посткраниальный скелет. Женщина 35-40 лет.

5. Череп хорошей сохранности с нижней челюстью. Девочка (?) 11-33 (12±1 год) лет.

6. Череп в крупных фрагментах, деформированный посмертно, с нижней челюстью. Женщина 13-15 (14±1 год) лет.

7. Крупные фрагменты черепа, деформированные посмертно. Ребёнок 5-6 лет.

8. Крупные фрагменты черепа, деформированные посмертно. Ребёнок (мальчик?) 6-7 лет.

9. Нижняя челюсть ребёнка 6-8 (?±1 год) лет.

Принцип устройства погребальных сооружений вплотную друг к другу попарно или по три – характерная черта алды-бельской культуры [Грач, 1980, с. 24]. Между тем, раскопки Вл.А. Семенова на могильнике Сарыг-Булун [Семенов, Килуновская, 1990, с. 36, рис. 1] и комплекс могильника Копто показывают, что скорее всего курганы не примыкали, а перекрывали друг друга. Публикуемые планы «классических» комплексов могильников Хемчик-Бом III и V, Алды-Бель, Куйлуг-Хем не противоречат этому предположению. Кольца-крепиды в этих памятниках, сложенные из валунов, не образуют четкого кромлеха вокруг памятника, а часто совсем не фиксируются. Там, где камни крепиды прослежены уверенно, очертания «сдвоенных» курганов говорят скорее о перекрывании одного сооружения другим. Например, план алды-бельского комплекса могильника Хемчик-Бом V [Грач, 1980, с. 242, рис.104], позволяет предположить, что курган 2 перекрыл сооружение кургана 1 в его юго-западной части. При этом камни крепиды более раннего памятника были сдвинуты с первоначального места или использованы при сооружении кольца следующего кургана.

Курган 2 могильника Копто – наиболее ранний из исследованных – отличается от последующих сооружений наличием в его основании «платформы» из галечника. Последовательность захоронений на его площади стратиграфически зафиксирована в нескольких случаях: могила 1 сооружена позже могилы 2, а могила 4 – позже могилы 5. Особо следует сказать о могиле 3. Здесь не было обнаружено никакого датирующего материала и останков погребенного (за исключением мелких, неопределимых костей). Может быть, эта яма была выкопана до строительства кургана, о чем косвенно свидетельствует выкид из нее, зафиксированный к северу под камнями «платформы». В этом случае, фрагменты орнаментированной керамики, найденные в ряде мест среди камней сооружения, могут быть связаны с ней. Утверждать этого нельзя, так же как и связывать эту керамику с исследованным комплексом. Обломки сосудов с такой орнаментацией известны из раскопок стоянок в Саянском каньоне Енисея, где они отнесены к окуневской культуре Тувы [Семенов, 1992, с. 56, рис.40]. Интересно, что именно такая керамика неоднократно была обнаружена при раскопках курганов раннескифского времени в Туве. Фрагменты с орнаментом, выполненным полой трубчатой костью, найдены под сооружением кургана Аржан-2, на могильниках Усть-Хадынныг I и Малиновка. [Кызласов, 1979, с. 19, рис. 10: 2] Исследователи всегда связывали эти случаи с наличием более раннего культурного слоя под памятником. Отметим, однако, что приостренная форма фрагмента венчика сосуда (Рис. 5: 1), найденного в кургане 2, не характерна для окуневского керамического комплекса и, возможно, свидетельствует о более позднем происхождении найденных фрагментов сосуда. В связи с этим имеет значение предположение об участии окуневского компонента в сложении культуры скифского типа в Туве [Мандельштам, Стамбульник, 1980, с. 53; Чугунов, 1997, с. 239].

Могила 2 содержала набор инвентаря, характерный для женских погребений «классических» памятников алды-бельской культуры – нож, зеркало и гребень (напр. могильник Хемчик-Бом III, мог.3, 9, 13 [Грач, 1980, с. 128]). Нож с выделенной рукоятью и навершием в виде двух птичьих голов, обращенных клювами в противоположные стороны, имеет аналогии в Минусинской котловине. Серия ножей с подобными навершиями, но с ромбовидными или ажурными прорезями в рукояти, опубликованы М.П. Завитухиной. Наиболее близкий нашему – нож из коллекции В.В.Радлова [Завитухина, 1983, с. 86, кат.258]. Костяная накладка гребня по форме полностью совпадает с аналогичным предметом из кургана 1 могильника Сарыг-Булун, также лежавшего в комплекте с зеркалом без бортика, с центральной рукоятью, выполненной в виде фигурки стоящего барана [Семенов, Килуновская, 1990, с. 38, рис.2: 2]. Стиль и техника нанесения геометрического орнамента на обоих гребнях тоже аналогичны. Сходство в орнаментации еще больше усиливается, если рассмотреть боковые планки гребня из Копто. Орнамент в виде заштрихованных полос, переходя с одной грани изделия на другую образует зигзаг – такой же, как на одной из пластин сарыг-булунского гребня (Рис. 14). Авторы публикации этого комплекса называют этот орнамент «карасукским». Точнее было бы назвать его «бегазы-дандыбаевским». Зеркало без бортика с центральной ручкой найденное в этом захоронении, не может указывать на его сравнительно позднюю дату, как считалось ранее. Такие изделия широко известны в комплексах эпохи поздней бронзы Среднего Енисея и продолжают бытовать в раннетагарское время. Материалы кургана Аржан-2 показали, что в алды-бельской культуре они сосуществуют с зеркалами с бортиком [Чугунов, Наглер, Парцингер, 2002]. Архаичность комплекса дополняют обнаруженные кальцитовые трехжелобчатые застежки, аналогичные найденным в кургане Аржан–1.

В могиле 4 кургана 2 с захороненным ребенком найден сопроводительный инвентарь, в числе которого – серия из пяти резных костяных предметов с геометрическим орнаментом. Три из них – колоколовидные подвески с отверстием в уплощенной вершине, отделенной прорезными горизонтальными линиями от расширяющейся нижней половины, орнаментированной заштрихованными треугольниками (Рис. 15). Они имеют аналогии в памятниках более поздней уюкско-саглынской культуры, в том числе – могильнике Саглы-Бажи II, где они найдены рядом с женским костяком. Одна из подвесок там имела в верхней части вместо отверстия изображение человеческого лица с прической, завершающейся ниспадающей косой. А.Д. Грач, проанализировав эти предметы, пришел к выводу, что они являются женскими амулетами, посвященными «Великой богине – матери всего сущего» [Грач 1980, с. 66 – 69]. Вопрос вероятного происхождения этой культовой традиции у населения эпохи бронзы Саяно-Алтая рассмотрен в специальной работе [Мачинский, Чугунов, 1998, с.183-188]. Обращает внимание то, что в большинстве случаев все эти амулеты зафиксированы в погребениях взрослых женщин. В детской могиле, как и в рассматриваемом памятнике, такие предметы найдены в кургане 4 могильника у горы Бош-Даг, причем также в комплексе с копытовидной подвеской. Курган этот относится к алды-бельской культуре и интересен радиальными выкладками из вертикально врытых плит, зафиксированными на его площади [Савинов, 1994, c. 79; 2002, с. 86]. Последняя особенность несомненно восходит к традиции херексуров. Копытовидная подвеска, аналогичная найденным в могиле 4, также ранее найдена в раннем уюкско-саглынском комплексе могильника Урбюн III (курган 1) [Савинов 1980]. Бронзовая пектораль, найденная в могиле, относится к традиционным атрибутам алды-бельских погребений на всем протяжении культуры. Отличия ее от аналогичных предметов из однокультурных комплексов заключается в способе подвески (вместо отверстий сделаны петли из загнутых концов) и материале (бронза вместо золота). Такая же пектораль, но более крупных размеров, найдена в могиле 2 кургана 3 рассматриваемого комплекса. Антропологическое определение скелета из этой могилы показывает, что нагрудные украшения такого типа носились как женщинами (курган 2, мог. 2), так и мужчинами (курган 3, мог.2).

В могиле 5 на помещенной там колоде с младенцем лежала продолговатая галька саблевидной формы с выбитой полосой и подработанными краями (Рис. 6). Выбитый поясок не сомкнут на нижней стороне камня. О том, что галька была положена на колоду специально, говорит ее расположение – строго по оси могилы, забутовка камнями могильной ямы сверху и непотревоженность каменной «платформы» над могилой. Этот атрибут погребального ритуала несомненно восходит к традиции оленных камней, с которой связаны памятники алды-бельской культуры [Савинов, 1994а, c. 66 – 69; 2002, с.87].

Могила 1 в кургане 2 была ограблена и из предметов сопроводительного инвентаря сохранилось немногое. Две костяные шпильки, найденные в погребении, известны во многих памятниках алды-бельской культуры. По-видимому, они являются атрибутом особой прически ранних кочевников, так как в уюкско-саглынских памятниках также распространены булавки, но сделанные из железа (реже – бронзы) с навершиями в виде шариков, часто обтянутых золотом.

Ограда кургана 3 была построена после завершения функционирования предыдущего погребального комплекса. При этом ЮВ часть кольца кургана 2 была разобрана и ограда возведена поверх развала его сооружения. В центральной части насыпи собраны фрагменты керамического горшка. Отсутствие керамической посуды в могилах является специфической чертой алды-бельских памятников, однако, сейчас уже можно сказать, что она присутствовала в культурном комплексе. Обряд установки посуды рядом с могильными ямами известен в курганах алды-бельской культуры. Наиболее ярко он прослежен на расположенном в 24 км ниже по реке могильнике Копту-Аксы, где на площади кургана стояло несколько перевернутых баночных сосудов (раскопки Вл.А. Семенова, 1990 г.). Опубликованный сосуд [Kilunovskaya, Semenov, 1995, p. 34, cat. 287] орнаментирован горизонтальными каннелюрами, что придает ему сходство с керамикой подгорновского этапа тагарской культуры. Фрагменты керамики от сосудов баночной формы с орнаментом из налепных валиков, иногда рассеченных, зафиксированы под камнями развала наземных сооружений могильника Усть-Хадынныг I (раскопки А.В. Виноградова, 1976 – 78 гг.). Таким образом, найденные в насыпях курганов 3 и 4 фрагменты сосудов баночной формы могут быть синхронны погребальным сооружениям.

В отличие от кургана 2 в более поздних сооружениях комплекса не было сплошной каменной «платформы». Вымостки из галечника зафиксированы только к западу от центральных погребений. Эта обрядовая особенность объединяет курганы 3 и 4. В кургане 3 на вымостке горел огонь, следы которого прослежены и в заполнении могилы 1. Возможно, костер первоначально занимал большую площадь и был разожжен на перекрытии погребения. В заполнении ямы найдены остатки сопроводительного инвентаря. Фрагменты пекторали, костяные булавки и бронзовое шило являются характерными для алды-бельской культуры. Интересна фигурная нашивка, не имеющая аналогий в памятниках Тувы раннескифского времени. Ранее считалось, что она вырезана из серебряного листа [Čugunov, 1998; Минасян, 2000], однако анализ металла этого изделия, выполненный С.В. Хавриным показал, что украшение сделано из чистого олова. Вероятно, использование чистого олова для изготовления украшений было характерно для носителей алды-бельской культуры. В кургане Аржан-2 оловянные предметы найдены в двух сопроводительных могилах, а, учитывая нестойкость этого металла, таких изделий могло быть гораздо больше.

Сопроводительный инвентарь, найденный в могиле 2, включал большой бронзовый нож с прямым лезвием и поперечным отверстием на конце рукояти. В одном чехле с ним найдено железное четырехгранное шило с рукоятью из фаланги животного. Изделия такого типа известны в уюкско-саглынских памятниках [Семенов, 1995, c. 164, рис. 1: 4]. Составная биметаллическая булавка – также не типичный для алды-бельской культуры предмет – аналогична по специфической форме железной головки булавке из кургана 5 могильника Ортаа-Хем II (раскопки И.У.Самбу, 1967г.). Коллективная могила в этом кургане содержала как ранние (зеркало с бортиком), так и более поздние (кинжал с бабочковидной гардой) типы вещей.

Могилы 3 и 4, содержащие детские захоронения в колодах, дали однотипный материал - наборы пастового бисера, стеклянные (могила 3) и каменные бусы. А.Д. Грач отмечал обилие бус из сердолика и бирюзы в алды-бельских памятниках. Бирюзовые бусины найдены во всех трех курганах комплекса Копто, причем в могилах курганов 2 и 3 они очень похожи по форме и размерам.

Курган 4 – самый поздний в комплексе – отличается от предыдущих хорошей сохранностью овальной ограды и расположением могил по центральной оси сооружения. В стороне находится только детское погребение, впущенное в уже сформированную насыпь. Погребальный обряд этой могилы и находки, сделанные в ней, не противоречат принадлежности ее к комплексу кургана.

Остальные могилы кургана 4 содержали коллективные погребения, причем размеры некоторых ям не позволяют предположить одноактность захоронения найденных в них останков (могила 1 – 9 человек; могила 5 – 3 человека). Здесь следует отметить, что первоначально одним из основных отличий алды-бельских от саглынских памятников считалось устройство индивидуальных (реже – парных) захоронений в одной культуре и коллективных – в другой [Грач 1971, с. 97, 98]. Однако в последние годы коллективные могилы алды-бельской культуры были исследованы на могильниках Сыпучий Яр и Холаш [Семенов, 1997; 1997а.]. Гораздо более существенным отличием от традиционного погребального канона этой культуры может являться линейное расположение могил на площади кургана. Радиальная планировка внутрикурганного пространства, восходящая еще к начальному (аржанскому) этапу эпохи ранних кочевников [Савинов, 2002, с. 89] – характернейшая черта алды-бельской культуры. Не исключено, правда, что линейная планировка захоронений – локальная особенность памятников таежной зоны. На это указывает аналогичное расположение могил в земляном кургане, исследованном М.А. Дэвлет на левобережье р. Ий в Тоджинском районе Тувы [Дэвлет, 2004, с. 29, рис. 4]. Как бы то ни было, курган 4 могильника Копто при сопоставлении его с более ранними курганами этого комплекса обнаруживает существенные совпадения, как в конструкции наземного сооружения, так и в инвентаре могил. Глубина ям здесь также не превышает 1,5 м, структура наземного сооружения и каменная вымостка к западу от центральной могилы – аналогичны кургану 3. Последняя деталь интересна тем, что имеет соответствия в памятниках раннескифского времени других регионов, в частности, на могильнике Покровский Лог-4 [Шульга и др., 2003, с. 129, рис. 1]. П.И.Шульга соотносит вымостку из камней между оградой и могилой с традицией закладки дромоса в курганах Чиликтинского могильника. В свою очередь, можно предположить связь этой детали обряда с традицией, восходящей к радиальным выкладкам херексуров.

Рассмотрим материальный комплекс кургана 4 и его соответствие алды-бельским традициям. В центральной могиле кургана найдено плоское кольцо, откованное из золота – такое же, как и в могиле 1 кургана 3. Черешковые трехлопастные бронзовые наконечники стрел из кургана 4 – по всем признакам изготовлены в традициях раннескифского времени [Чугунов, 2000]. В частности, длинный клиновидный черешок, которым снабжены наконечники из могилы 1, может рассматриваться как ранний признак. Крупные размеры наконечников стрел из могилы 3 также говорят об их архаичности. Обращает внимание уникальный экземпляр наконечника из колчана, найденного в могиле 1, все три грани которого имели индивидуальный рисунок. Наконечники с криволинейным орнаментом известны в алды-бельском комплексе кургана 2 могильника Сарыг-Булун [Семенов, Килуновская, 1990, рис. 4: 6,8,9] и Аржан-2. Железный нож, найденный в могиле 4, не противоречит отнесении кургана к алды-бельской культуре, так как изделия из железа сейчас уже не редкость в памятниках раннескифского времени Саяно-Алтая [Чугунов, Наглер, Парцингер, 2002; Шульга, 2003, с. 108]. Бронзовая обойма с орнаментом в виде «витого шнура», происходящая из могилы 3, возможно, являлась деталью наборного пояса – характерного атрибута воинских алды-бельских погребений. Подобный орнамент известен на обоймах из могильников Усть-Хадынныг I [Виноградов, 1980, с. 63, рис. 1: 13] Сыпучий Яр [Семенов, 2001, с.169, рис.2: 8-10] и кургана Аржан-2 [Chugunov, Partsinger, Nagler, 2004, p.3, fig.1]. Фигурная бляха из того же погребения не имеет прямых аналогий, но, возможно, это стилизованное изображение лука в горите. Подвески в виде лука были широко распространены в скифское время на широкой территории [Дэвлет, 1966, с. 70 – 74], в том числе и в Туве [Мандельштам, 1992, табл. 75: 43]. Каменные бусы и бисер из погребений кургана 4 аналогичны найденным в более ранних захоронениях комплекса, хотя здесь встречены и отличающиеся по форме экземпляры.

Таким образом, анализ всех материалов позволяет сделать заключение, что комплекс из трех последовательно возведенных курганов, исследованный на р. Копто, развивался в рамках алды-бельской традиции. Погребальный обряд курганов 2 и 3 в целом соответствует традиционному канону. Позднейший курган демонстрирует трансформацию погребального ритуала. Наблюдаемые здесь инновации, возможно, сложились под влиянием уюкско-саглынской культуры, но, может быть, являются локальными особенностями алды-бельской культуры горно-таежной зоны Тувы.

Вопрос абсолютной хронологии могильника Копто, как и в целом всех древностей эпохи ранних кочевников Азиатских степей, осложнен отсутствием твердо датированных импортов. Мы не знаем, когда появились те или иные типы вещей в том или ином регионе и сколь долго они существовали. В отличие от внутренней периодизации каждой археологической культуры, абсолютные даты зачастую основываются на далеких аналогиях некоторым категориям вещевого комплекса в памятниках Европейской Скифии и представлениях исследователя об истоках и направлении развития культур скифского типа. Между тем, традиционные хронологические определения в последние годы все больше вступают в противоречие с новыми материалами. Хрестоматийный пример – датировка кургана Аржан-1, часть материалов которого по западным аналогиям относится к предскифскому времени, а часть имеет соответствия в тагарских памятниках подгорновского этапа. При этом если причерноморские памятники имеют достаточно твердо установленную верхнюю границу существования, обусловленную появлением здесь хорошо датированных амфорной тарой и письменными источниками раннескифских комплексов, то датировка тагарской культуры не имеет исторических реперов. Весьма показательно, что ее начальная дата на протяжении всей истории изучения исследователями определялась от X до VI вв. до н.э. (обзор лит. см.:[Субботин, 1995, с. 136 - 140]). Если же обратиться к отдельным категориям вещей, то сейчас накопилось уже значительное количество противоречий в их датировке на разных территориях. Можно привести один яркий пример – бляхи в виде оленя с подогнутыми ногами, широко распространенные в памятниках сарагашенского этапа (не раньше V в. до н.э. по традиционной хронологии), имеют прямые аналогии в курганах могильников Чиликты (Восточный Казахстан) и Гумарово (Южное Приуралье), где они датируются VIII – VII вв. до н.э. Единственная возможность выхода из этой ситуации – широкое использование для датировки археологических комплексов независимых методов, один из которых – радиоуглеродное датирование образцов.

Применение радиоуглеродного метода для датирования комплекса могильника Копто было осуществлено в лаборатории ИИМК.

Таблица 1 Радиоуглеродные датировки комплексов могильника Копто

Анализировались образцы дерева погребальных срубов и колод и обугленная древесина. Сохранность дерева в памятнике не позволяла применить метод датирования по годичным кольцам, поэтому интервалы календарного возраста образцов достаточно широки. Это обусловлено сложным характером калибровочной кривой – так называемым «гальштадским плато», протяженностью около 400 лет – участком, на который попадают все даты ¹⁴С для раннескифских памятников. Тем не менее, девять датировок, полученных для разных комплексов (Таблица 1) позволяют сделать некоторые выводы. Калиброванный интервал их календарного возраста не моложе 400 г. до н.э. Это соответствует представлениям о времени существования алды-бельской культуры в рамках VII – VI вв. до н.э. и сосуществования наиболее поздних ее памятников в конце VI – начале V вв. до н.э. с ранними уюкско-саглынскими комплексами [Zaitseva et al., 1998, p. 314, fig.2].

В целом, однако, пример радиоуглеродного датирования захоронений могильника Копто показывает, что этот метод не всегда дает однозначное определение абсолютного возраста памятника. Для уточнения хронологии таких «сложных» временных отрезков, связанных с резким изменением содержания радиоуглерода в атмосфере в этот период и, как следствие, широкими датировками единичных образцов, необходима серия последовательных определений одного дендрообразца с известным количеством годичных колец. Тогда путем применения методов математической статистики можно определить календарный возраст последних (внешних) годичных колец с большой степенью достоверности. К сожалению, на могильнике Копто таких образцов дерева не сохранилось и датировалась вся совокупность колец. Однако за последние годы такая работа проделана для целого ряда других памятников скифского времени Саяно-Алтая.

Следовательно, еще один путь уточнения абсолютной хронологии памятника – сопоставление его материалов с комплексами, имеющими надежные серии радиоуглеродных датировок, при калибровке показавшие сравнительно узкий календарный интервал. Большая серия радиоуглеродных дат для кургана Аржан–1 показала, что календарный возраст этого памятника рубеж IX – VIII вв. до н.э [Зайцева и др., 1997, с. 40, 43, табл.1]. Соответственно, независимым методом был подтверждена «предскифская» (по европейским понятиям) линия сопоставлений материалов этого ключевого памятника.

Еще один элитный памятник – Аржан-2, являющийся «царским» захоронением носителей алды-бельской культуры – был продатирован еще более надежно, с использованием перекрестного метода математической обработки дендрошкал образцов и радиоуглеродных дат. Для этого кургана получено несколько последовательных серий взаимосвязанных датировок по годичным кольцам лиственничных бревен погребальной камеры [Chugunov et al, 2004]. Кроме того, выполнены датировки различных образцов (войлок, текстиль, кожа, кость) из сопроводительных захоронений при помощи ускорительной масс-спектрометрии [Van der Plicht, 2004, p. 51, table 1]. Не смотря на то, что даты так же попали на «гальштадское плато» калибровочной кривой, в результате этой работы можно утверждать, что памятник датируется серединой – второй половиной VII в. до н.э.

Многие сарагашенские комплексы, образцы из которых датированы радиоуглеродным методом, также удревняются [Gorsdorf, Parzinger, Nagler, 2004, p. 85, table 1]. Вероятно, хронология этого этапа тагарской культуры должна быть «растянута» по временной шкале за счет удревнения ранних памятников. На это указывают и произведенные демографические расчеты семикратного роста населения на Среднем Енисее в сарагашенское время [Субботин, 1995, с. 140 - 142]. Датировки памятников этого этапа не столь однозначны, так как попадают на тот же сложный участок калибровочной кривой. Однако это само по себе говорит об их раннескифском возрасте. Для синхронизации тувинских материалов с комплексами тагарской культуры это очень важно, так как снимает многие противоречия. Так, нож из могилы 2 кургана 2 могильника Копто, ранее соотносимый с аналогичными тагарскими изделиями мог быть датирован VI – V вв. до н.э. [Завитухина, 1983, с. 86, кат.258], что как минимум на 100 лет позже календарной даты. Некоторые ножи, найденные в сопроводительных погребениях кургана Аржан-2, также имеют аналогии только в сарагашенских комплексах. Дисковидные зеркала с центральной ручкой существуют в Туве и Минусинской котловине одновременно с зеркалами с бортиком. Это наглядно продемонстрировал комплекс Аржана-2. Возможно, когда будет проведена специальная работа по исследованию стеклянных бус из алды-бельских и тагарских курганов, синхронизация памятников двух регионов будет установлена и на основе этой категории вещей. Во всяком случае, асимметрично-биконические бусы характерны именно для комплексов раннескифского времени Тувы и ранних памятников сарагашенского этапа.

С учетом вышеизложенного можно сделать вывод о том, что нет оснований относить весь комплекс курганов могильника Копто к финальному этапу алды-бельской культуры, как это было сделано в предыдущих работах [Čugunov, 1998; Чугунов, 1999]. Курган 2 – наиболее ранний из них – возможно, относится к началу алды-бельской погребальной традиции. На это указывают параллели в обряде и материальном комплексе с наиболее ранними однокультурными памятниками, а также некоторые реминисценции с комплексами эпохи бронзы. Последние выражены в устройстве каменной «платформы» в основании наземного сооружения, встречающейся в курганах монгун-тайгинской культуры [Грач, 1971, с. 95], кроме того – в орнаменте на костяных изделиях из могил 2 и 4. Ломаные заштрихованные полосы и прямоугольники, расположенные в шахматном порядке – наиболее характерный орнамент на керамике бегазы-дандыбаевской культуры. Участие ее традиций в формировании культуры ранних кочевников неоднократно отмечалось [Исмагил, 1998, с. 6; Чугунов, 2002, с. 146 - 149]. Курган 1 могильника Сарыг-Булун, в котором найден аналогичный гребень, должен также датироваться ранним этапом алды-бельской культуры, что было показано на основании типологического анализа наконечников стрел [Чугунов, 2000, с. 223]. Выше упоминались аналогии костяным подвескам из могилы 4 в кургане с радиальными «лучами» могильника Бош-Даг – памятнике, сохранившем традицию херексуров.

Курганы 3 и 4 могильника Копто близки по устройству наземного сооружения, но различаются по внутренней планировке. Между тем, линейная структура расположения могил наиболее позднего кургана аналогична планировке кургана на р. Ий. Поскольку последний памятник содержал достаточно архаичный материальный комплекс, нет оснований относить и курган 4 к завершающему этапу культуры. Материалы кургана 3, занимающего промежуточное положение в стратифицированном комплексе, имеют параллели в инвентаре раннего комплекса. В целом, вопрос о датировке последних двух курганов могильника может быть оставлен открытым – в рамках алды-бельской культуры. Можно предположить, что абсолютная дата их располагается в пределах конца VII – VI вв. до н.э.

В заключении рассмотрим еще одну независимую линию соответствий в материалах соседних регионов. Еще одна возможность синхронизации памятников Центральной Азии и Южной Сибири появилась благодаря работе С.В. Хаврина по анализу химического состава изделий из медных сплавов памятников скифского времени Саяно-Алтая [Хаврин, 2002, с. 70, 71]. Его исследования показали, что основным типом металла кургана Аржан-1 и подгорновских изделий является мышьяковистая медь, а в памятниках раннескифского времени Алтая, алды-бельской культуры Тувы и сарагашенского этапа Хакасии – оловянистая бронза. Вероятно, в VII в. до н.э. – времени появления и формирования в Центральной Азии алды-бельской культуры – в металлургии ранних кочевников возобладали традиции суперстратного населения, подкрепленные тесными контактами с исходной территорией Казахстана, богатого оловом. В конце VI – начале V вв. до н.э. с появлением носителей саглынских и пазырыкских традиций в Туве и на Алтае количество изделий с лигатурой оловом резко сокращается. На территорию тагарской культуры эти инновации, по-видимому, почти не проникают. В позднесарагашенских памятниках продолжается развитие традиций раннескифского времени, что отражается в консервативности материальной культуры и искусства, постепенном развитии погребального обряда, кардинально изменившегося уже только в тесинское время.

Таким образом, на основании сопоставлений археологического материала, данных по химическому составу металла, радиоуглеродных определений, можно заключить, что аржанский этап эпохи ранних кочевников Тувы синхронен подгорновскому этапу тагарской культуры. Алды-бельская культура появилась, вероятно, в конце подгорновского этапа и существовала параллельно с раннесарагашенским населением Среднего Енисея.

Исследование выполнено в рамках проекта INTAS, № 03-51-4445

и проекта РГНФ, № 03-01-00099a.

Литература.

Виноградов А.В. Памятник алды-бельской культуры в Туве. // Новейшие исследования по археологии Тувы и этногенезу тувинцев. Кызыл, 1980. С. 60 – 64.

Грач А.Д. Новые данные о древней истории Тувы. // Ученые записки Тувинского НИИЯЛИ. Вып. ХV. Кызыл, 1971. С. 93 – 106.

Грач А.Д. Древние кочевники в центре Азии. М, 1980.

Грязнов М.П. Аржан: царский курган раннескифского времени. Л., 1980.

Дэвлет М.А. Бронзовые бляшки в форме сложного лука из Хакасии. // Археологические памятники раннего железного века. Краткие сообщения Института археологии. Вып. 107. М, 1966.

Дэвлет М.А. Археологические раскопки в Тодже в 1970 году. // Ученые записки Тувинского НИИЯЛИ. Вып. ХV. Кызыл, 1971. С. 250 – 263.

Дэвлет М.А. Памятники «скифского» времени в северо-восточной Туве. // Первобытная археология Сибири. Л., 1975. С. 119 – 127.

Дэвлет М.А. Об изображении серег на оленных камнях и реальном прототипе из раскопок в Тодже. // Памятники археологии и древнего искусства Евразии. Сборник статей памяти В.В. Волкова. М., 2004. С. 22 – 50.

Завитухина М.П. Древнее искусство на Енисее. Л., 1983.

Зайцева Г.И., Васильев С.С., Марсадолов Л.С., ван дер Плихт Й., Семенцов А.А., Дергачев В.А., Лебедева Л.М. Радиоуглерод и дендрохронология ключевых памятников Саяно-Алтая: статистический анализ. // Радиоуглерод и археология. Вып. 2. СПб, 1997. с. 36 – 44.

Исмагил Р. Бегазы-дандыбаевский феномен и его типологические параллели. // Уфимский археологический вестник. Вып. 1. Уфа, 1998.

Мандельштам А.М., Стамбульник Э.У. О некоторых проблемах истории ранних кочевников Тувы. // Новейшие исследования по археологии Тувы и этногенезу тувинцев. Кызыл, 1980.

Мандельштам А.М. Ранние кочевники скифского периода на территории Тувы. // Степная полоса Азиатской части СССР в скифо-сарматское время. М., 1992.

Мачинский Д.А., Чугунов К.В. Атрибуты женского культа в древних культурах Саяно-Алтая (пути генезиса,археологический и семантический аспекты). // Древние культуры Центральной Азии и Санкт-Петербург. СПб, 1998. С.183 – 188.

Минасян Р.С. Данные о технике изготовления вещей из меди, золота и серебра из могильника Копто. // Мировоззрение. Археология. Ритуал. Культура. Сборник статей к 60-летию М.Л.Подольского. СПб, 2000. С. 65 – 69.

Савинов Д.Г. Тува раннескифского времени "на перекрестке" культурных традиций (алды-бельская культура). // Культурные трансляции и исторический процесс. СПб, 1994.

Савинов Д.Г. Оленные камни в культуре кочевников Евразии. СПб, 1994а.

Савинов Д.Г. Ранние кочевники Верхнего Енисея (археологические культуры и культурогенез). СПб, 2002.

Семенов Вл.А. Неолит и бронзовый век Тувы. СПб, 1992.

Семенов Вл.А. Тува в эпоху переселения народов (начальный этап). // Ученые записки Тувинского НИИЯЛИ. Вып. XVIII. Кызыл, 1995.

Семенов Вл.А., Килуновская М.Е. Новые памятники раннего железного века в Туве. // Информационный бюллетень МАИКЦА. Вып. 17. М, 1990. С. 36 – 47.

Семенов Вл.А. Могильник Сыпучий Яр – новый памятник алды-бельской культуры на правобережье Улуг-Хема. // Новые исследования археологов России и СНГ. СПб, 1997. С. 31 – 33.

Семенов Вл.А. Монгун-Тайга (археологические исследования в Туве в 1994-1995 гг.). СПб, 1997а. 48 с.

Семенов Вл.А. Сыпучий Яр – могильник алды-бельской культуры в Туве. // Евразия сквозь века. Сборник научных трудов, посвященный 60-летию со дня рождения Д.Г. Савинова. СПб, 2001. С.167 – 172.

Субботин А.В. Предварительный анализ периодизаций тагарской культуры. // Южная Сибирь в древности. СПб, 1995. С. 136 – 142.

Хаврин С.В. Металлургия Саяно-Алтая скифского времени. // Ладога и Северная Евразия от Байкала до Ла-Манша. Связующие пути и организующие центры. Шестые чтения памяти Анны Мачинской. СПб, 2002. С. 70, 71.

Членова Н.Л. Центральная Азия и скифы. I. Дата кургана Аржан и его место в системе культур скифского мира. М., 1997.

Чугунов К.В. Периодизация алды-бельской культуры Тувы и ее финальный этап.// Итоги изучения скифской эпохи Алтая и сопредельных территорий. Барнаул, 1999. С.234 – 237.

Чугунов К.В. Бронзовые наконечники стрел скифского времени Тувы. // Мировоззрение. Археология. Ритуал. Культура. Сборник статей к 60-летию М.Л.Подольского. СПб, 2000. С.213 – 238.

Чугунов К.В. Херексуры Центральной Азии (к вопросу об истоках традиции) // Северная Евразия в эпоху бронзы: пространство, время, культура. Сборник научных работ под ред. Ю.Ф.Кирюшина и А.А.Тишкина. Барнаул, 2002 г. С. 142 – 149.

К.В.Чугунов. Серьги раннескифского времени Саяно-Алтая (происхождение традиции и типологическое развитие) // Исторический опыт хозяйственного освоения Западной Сибири. Книга 1. Сборник научных трудов под ред. Ю.Ф.Кирюшина и А.А.Тишкина. Изд. АГУ, Барнаул, 2003. С.386 – 395.

Чугунов К.В., Наглер А., Парцингер Г. Элитное погребение эпохи ранних кочевников в Туве (предварительная публикация полевых исследований российско-германской экспедиции в 2001 году). Археология, этнография и антропология Евразии. 2, 2002. С.115 – 124.

Шульга П.И. Могильник скифского времени Локоть 4-а. Барнаул, 2003.

Шульга П.И., Демин М.А., Гельмель Ю.И., Ситников С.М., Шульга Н.Ф. Работы в долине реки Сентелек. // Сохранение и изучение культурного наследия Алтайского края. Вып.13. Барнаул, 2003. С. 126 – 132.

Čugunov K.V. Der skythenzeitliche Kulturwandel in Tuva. // Eurasia Antiqua. Band 4. Mainz am Rhein, 1998. С.273-308.

Chugunov K.V., Parzinger H., Nagler A. Chronology and cultural affinity of the kurgan Arzhan-2 complex according to archaeological data. // Impact of the Environment on Human Migration in Eurasia. Ed. M.Scott, A.Alekseev and G.Zaitseva. NATO Science Series IV. Earth and Environmental Sciences – Vol. 42. Dordrecht, Boston, London 2004. P. 1-7

Chugunov K.V., Dergachev V.A., Nagler A., Parzinger G., Possnert G., Sementsov A.A., Scott E.M., van Geel B., van der Plicht J., Zaitseva G.I. 2002. First chronological data for the unique tzar burial mound Arzhan-2 in Tuva, Central Asia. // Proceeding of the International Conference "Radiocarbon and Archaeology", Oxford, March, 2002.

Gorsdorf J., Parzinger H., Nagler A. 14C dating of the Siberian Steppe Zone from Bronze Age to Scythian Taim. // Impact of the Environment on Human Migration in Eurasia. Ed. M.Scott, A.Alekseev and G.Zaitseva. NATO Science Series IV. Earth and Environmental Sciences – Vol. 42. Dordrecht, Boston, London 2004. P. 83 – 89.

Van der Plicht J. Radiocarbon, the calibration curve and Scythian chronology. // Impact of the Environment on Human Migration in Eurasia. Ed. M.Scott, A.Alekseev and G.Zaitseva. NATO Science Series IV. Earth and Environmental Sciences – Vol. 42. Dordrecht, Boston, London 2004. P. 45 – 61.

Kilunovskaya M., Semenov V. The land in the heart of Asia. SPb, 1995.

Zaitseva G.I., Bokovenko N.A., Sementsov A.A., Possnert G., Chugunov K.V. Some Questions on the Radiocarbon Chronology of the Scythian Taim Monuments in the Central Asian Steppe Zone of Russia (Southern Siberia and Tuva Republic). // Actes du colloque “14C Archéologie”, Lyon,1998. P.311 – 314.

Иллюстрации

Рис. 1 Местоположение могильника Копто.

Рис. 2 Комплекс курганов могильника Копто. План и разрез. Разрезы могил.

Римская цифра - № кургана / арабская цифра - № могилы

Рис. 2а Комплекс курганов могильника Копто. Фото с северо-востока

Рис. 3 Курган 2, могила 1. План и находки. 1,2 – шпильки (кость); 3,4 – обоймы (бронза); 5 – подвески из зубов марала.

Здесь и далее – цифры на плане соответствуют номерам находок на рисунке.

Рис. 4 Курган 2, могила 2. План и находки. 1 – нож (бронза); 2 – 4 – застежки (кальцит); 5 – бусы (бирюза); 6 – обоймы (бронза); 7 – гребень (кость); 8 – зеркало с фрагментом ремня (бронза и кожа).

Рис. 5 Курган 2, могила 4. План и находки. 2 – 6 – орнаментированные подвески (кость); 7 – подвески из зубов марала; 8 – пектораль (бронза).

1 – фрагмент венчика сосуда с площади кургана между могилами 1 и 3.

Рис. 6 Курган 2, могила 5. План и разрез.

Рис. 7 Курган 3, могила 1. План и находки. 1 – фигурная нашивка (олово); 2 – фрагмент пекторали (бронза); 3 – плоское кольцо (золото); 4 – шило (бронза); 5,6 – шпильки (кость); 7 – бронзовый стержень (игла ?).

Рис. 8 Курган 3, могила 2. План и находки. 1 – пектораль (бронза); 2 – нож (бронза); 3 – шило (железо, кость); 4 – бусина (бирюза); 5 – подвеска из зуба марала; 6 – обоймы (бронза); 7 – фрагменты орнаментированных пластин (кость), 8 – шпилька с навершием (бронза – стержень, железо - навершие).

Рис. 14 Костяные детали гребня из могилы 2 кургана 2

Рис. 15 Подвески из могилы 4 кургана 2

жүктеу/скачать 380.71 Kb.

Достарыңызбен бөлісу: