«сынишка» Комедия в трех актах Русский текст

МИСС ПЕТИКТОН

ПОЛИСМЕН

ЗОЭ. Вы звонили?

ВИЛЬЯМ. Принесите в мою комнату чемодан.

ЗОЭ. Большой или маленький?

ВИЛЬЯМ. Большой… и другой еще больше… Два чемодана. Уложите все мои вещи… Поняли?.. Платье. Белье, ботинки… все, что принадлежит лично мне… Я пришлю посыльного. Ступайте же.

ЗОЭ уходит.

Нет, с меня хватит. (Берет шляпу со стола.) Но прежде чем уйти, я все-таки узнаю всю правду. (Идет к выходной двери в прихожую. Проходя мимо двери направо, кричит в нее.) Лгунья! (Уходит.)

Где мистер Гаррисон?

ЗОЭ. Он только что вышел, миссис.

КЭТТИ. Он не сказал, куда пошел?

ЗОЭ. Нет, миссис. Но так хлопнул дверью, что штукатурка с потолка обвалилась. Очень сердитый. И приказал приготовить чемодан.

КЭТТИ рыдает.

ЗОЭ (растроганно). Миссис!.. Успокойтесь…

КЭТТИ. Я уверена, что во всем Чикаго нет женщины несчастнее меня.

КЭТТИ. У вас тоже какое-нибудь несчастье, Зоэ?

ЗОЭ. Нет, миссис, но когда я вижу слезы, мне самой так хочется плакать…

Обе плачут.

КЭТТИ (прерывая слова всхлипываниями). Вы… отнесли письмо к мистеру Скотт?

ЗОЭ (всхлипывая). Да, миссис… как вы приказали… Но его не было дома… Ему передадут, как только он вернется.

КЭТТИ. Благодарю вас, Зоэ… (Громко всхлипывает.)

ЗОЭ. Я больше не нужна вам, миссис?

КЭТТИ. Джимми, сядь рядом со мной.

КЭТТИ. Успеешь. Касса закрывается в четыре часа. Если я прошу тебя, ты можешь…

КЭТТИ. Что произошло? Ах, Джимми! Ужасное произошло! Самое ужасное, что только можно вообразить.

ДЖИММИ. Поссорились с мужем?

КЭТТИ. Он ушел, хлопнув дверью. Он никогда раньше не хлопал дверью.

КЭТТИ. Нет, Джимми. Это уже со вчерашнего вечера.

ДЖИММИ. По какому поводу?

КЭТТИ. Он узнал, что я ему солгала о завтраке.

ДЖИММИ. О каком завтраке?

КЭТТИ (отчеканивая каждое слово). О нашем с тобой завтраке в ресторане.

ДЖИММИ (удивленно). А зачем же ты солгала ему?

КЭТТИ. Сама не знаю. Сорвалось с языка, а потом уже было поздно отступать. Знаешь, Джимми, это мое несчастье: то и дело совру, сама того не желая. Я училась, как ты знаешь, в церковной школе, и там нас воспитывали во внешнем благочестии, а по существу приучали лгать. Мы должны были изображать рвение к молитве, в то время, как нам хотелось побегать по двору, должны были делать радостное лицо при появлении епископа, в то время, как мы ненавидели этого постного ханжу. Нас наказывали за каждое откровенное слово, и очевидно, так крепко вколотили в меня привычку лгать…

ДЖИММИ. Так почему же теперь не сказать Вильяму всей правды? Объясни ему, что вчера мы с тобой встретились случайно возле ресторана «Савой». Ты сказала мне, что муж уехал надолго к мистеру Спарклеру, известному миллионеру, обсудить с ним проект виллы, которую тот заказывает Вильяму выстроить, и что ты очень скучаешь. А я всегда завтракаю в этом ресторане. Я и пригласил тебя с собой. Мы с тобой друзья детства, и муж твой не увидит в этом ничего предосудительного.

КЭТТИ. Ты его плохо знаешь. Он такой недоверчивый, будет ревновать, особенно после того, как я солгала ему. Теперь, конечно, он меня будет подозревать, если даже я скажу правду.

ДЖИММИ. А если ты знала, что он может так отнестись, зачем же ты пошла со мной в ресторан.

КЭТТИ. Потому что, если с тобой скучно, то дома еще скучнее.

КЭТТИ. А ты думал, такое большое удовольствие сидеть с тобой в ресторане? Подумаешь!

ДЖИММИ. Во всяком случае, мне эта история не доставляет никакой радости. Я считаю себя другом и твоим, и Вильяса, и не хочу быть замешанным в ваши семейные ссоры.

КЭТТИ. Теперь уже поздно. Теперь нужно продолжать лгать дальше. Другого выхода нет.

ДЖИММИ. Позволь! Ты же сказал, что он знает всю правду.

КЭТТИ. Он знает, что я завтракала с кем-то в ресторане «Савой». Но не знает о том, что это был ты.

ДЖИММИ. Черт возьми, как все это глупо.

КЭТТИ. Если бы Вильям, вернувшись домой, просто спросил бы меня, с кем я завтракала в ресторане, я, конечно, сказала бы ему правду. Но он был такой кроткий, такой сладкий, такой нежный, что это даже стало меня раздражать. И когда, ложась спать, он спросил меня с невинным видом, как будто мимоходом: «Кстати, дорогая Кэтти, где ты сегодня завтракала? Я звонил тебе от Спарклера в половине первого, тебя не было дома». То я ответила ему таким же тоном: «У меня было столько дел в городе, дорогой Вильям, что я вообще сегодня не завтракала, только забежала в кондитерскую и съела пирожное…»

ДЖИММИ. Ай-ай-ай!..

КЭТТИ. Джимми, милый, если бы ты видел, если бы ты слышал, что тут началось… Я не знала, как выкрутиться, я заплакала, я уверяла, что метрдотель ошибся, принял за меня какую-то другую женщину… До утра он допрашивал меня, с кем я была… Он говорил, что его не так волнует то, что я с кем-то позавтракала, как то, что я опять лгу, что я будто бы всегда лгу… И знаешь, как он обозвал меня? Ты даже не поверишь.

ДЖИММИ. Как?

КЭТТИ. Так прямо и назвал меня: лгунья!

ДЖИММИ (холодно). Но ведь ты действительно лгала.

КЭТТИ. Ну, если даже я солгала… Но все-таки называть меня в лицо лгуньей… И ведь я солгала без дурного умысла. Нет, вы, мужчины, постоянно создаете целые истории из-за пустяков… У меня положительно пропадает охота говорить Вильяму правду… (Насмешливо.) А ты, конечно, рассказал своей жене о том, что мы с тобой завтракали вместе?

ДЖИММИ. Вчера, когда я пришел с работы, Мэджи уже спала, а сегодня утром я просто забыл… Неужели ты думаешь, что я буду скрывать от нее?..

КЭТТИ. Так она не знает? Отлично.

ДЖИММИ (обеспокоенный, поднимается со стула). Что – отлично? Почему л- отлично? Что ты хочешь этим сказать?

КЭТТИ. Я еще не знаю, что я хочу сказать и что я буду делать, но во всяком случае, Мэджи не должна ничего знать.

ДЖИММИ. Вот это уж извините. Я никогда не врал своей жене и не собираюсь врать. Она все узнает, как только я вернусь домой. И тебе это выгодно: это поможет тебе выйти из глупого положения.

КЭТТИ. А по-моему, это меня еще больше скомпрометирует. Мэджи очень милая женщина, у нее всегда самые лучшие намерения, но она так любит вмешиваться в чужие дела… она будет мирить меня с мужем и совсем запутает наши с ним отношения…

ДЖИММИ. У меня не было секретов от Мэджи и не будет.

КЭТТИ. Думаю, Джимми, что на этот раз ты сделаешь исключение. Мне так нужна твоя поддержка.

ДЖИММИ. Если эта поддержка состоит в том, что я должен солгать Мэджи, то благодарю покорно. Нет, нет и нет. Я и врать-то не умею. Когда я начинаю врать, то сейчас же волнуюсь и все сразу же читают истину на моем лице. Это мне даже в делах мешает.

КЭТТИ (с презрением). Хорошо. Иди к своей жене и скажи ей всю правду.

ДЖИММИ. Так и сделаю.

ДЖИММИ. Почему?

КЭТТИ. Потому что, если уж я начала лгать, то , к сожалению, приходится продолжать.

ДЖИММИ (в отчаянии). Черт побери! Кэтти, дорогая, будь же благоразумна. Ведь все это такой пустяк, такое невинное происшествие. Расскажи Вильяму, пока не поздно, вот и все.

КЭТТИ. Уже поздно, милый Джимми. Уже поздно. Если я теперь признаюсь, что солгала, то Вильям уже никогда не будет верить ни одному моему слову. Он даже вообразит, что мы с тобой давно его обманывали. Понял? Представь себе, как это будет приятно и мне, и тебе, и твоей жене.

Нет, милый Джимми, ты должен поддержать меня. Это в наших общих интересах. Дело сложилось так скверно, что незачем его ухудшать.

ДЖИММИ. Я не согласен! Не согласен! Не согласен!

КЭТТИ. Ах, так? Ну, ладно! Ты мне надоел. Слушай, Джимми! Если ты только скажешь своей жене и Вильяму, что мы завтракали с тобой вместе, то клянусь тебе всем, что у меня есть святого, я заявлю им обоим, что ты уже давно ухаживаешь за мной и заманил в этот ресторан, как в ловушку…

КЭТТИ. Так тебя разрисую, так разрисую. Скажу, что в коридоре ты пытался меня поцеловать, опишу подробно, как ты обнял меня, а я отбивалась…

ДЖИММИ. Совсем с ума сошла.

КЭТТИ. Смотри, я тебя предупредила.

ДЖИММИ. Кэтти!

КЭТТИ. Тебе совсем не жаль меня. А еще называешься другом детства! Я такая несчастная… (Бросается в слезах на диван.) Ах, Джимми, Джимми, зачем только ты появился на свет! Зачем я вчера встретилась с тобой… Ну, если бы я хоть действительно интересовалась тобой, если бы я хоть влюбилась в тебя, тогда было бы еще понятно… Но подумать только, что я могу потерять своего дорогого Вилли, из-за кого? Из-за такого…

ДЖИММИ (обиженно). Спасибо.

КЭТТИ (плачет). Какое несчастье! Какое несчастье!

ДЖИММИ (смотревший на нее с негодованием, постепенно смягчается, проникается жалостью, приближается к ней и берет за руку). Ну, Кэтти, ну, дорогая, ну, не отчаивайся. Все уладится. В конце концов, ведь не первый же раз вы с мужем ссоритесь, и каждый раз тебе кажется что все уже порвано и навсегда…

КЭТТИ (с рыданием прижимается к нему). Джимми, милый Джимми, я так мучаюсь…

В дверь из прихожей входит ВИЛЬЯМ.
4.
ВИЛЬЯМ (видя Кэтти в объятиях Джимми). А! Здравствуй, Джимми…

ДЖИММИ (растерявшись, с преувеличенной сердечностью). Здравствуй, Вильям! Здравствуй, друг мой!

ВИЛЬЯМ (кладя шляпу на камин). Что ты делаешь тут в такую рань?

ДЖИММИ. Я? (Очень смущен.) Гм… Это ты меня спрашиваешь?

КЭТТИ (умоляюще). Вильям… дорогой мой…

ВИЛЬЯМ (сухо). Потрудитесь оставить нас с Джимми наедине.

КЭТТИ (тоном полной невинности). Ты все еще сердишься?

ВИЛЬЯМ. Сержусь, или не сержусь, это не имеет никакого значения. Я прошу вас удалиться…

ВИЛЬЯМ. Она тебе все рассказала?

ДЖИММИ. Да. Я очень огорчился, что между вами опять недоразумение.

ВИЛЬЯМ. Ты называешь это недоразумением? (Опускается в кресло.) Если она настолько не имеет совести и здравого смысла, что идет в «Савой», где нас с ней знает каждый лакей, и завтракает там наедине с каким-то болваном…

ДЖИММИ (протестующе). Ну, почему, обязательно болваном? Может быть, он даже и не болван?

ВИЛЬЯМ. А! Не все ли равно.

ДЖИММИ. И затем, Кэтти говорит, что она не была в ресторане. Она лишь зашла в кондитерскую, съела пирожное…

ВИЛЬЯМ. А метрдотель узнал ее, поклонился, и она ему ответила кивком. Как низко нужно уронить свое достоинство, чтобы на виду у всех завтракать в ресторане с каким-то ослом, а потом скрывать это от своего мужа… от своего мужа…

ВИЛЬЯМ. Пробовал! Да разве от нее добьешься… Разве она понимает, что такое правда? Если ей показать эту правду в телескоп, и то она не узнает ее. Нередко она лжет просто так, без всякой нужды, ради удовольствия солгать.

ДЖИММИ. Ее исковеркали воспитание. Ты ведь знаешь…

ВИЛЬЯМ. Знаю. В церковных школах наши добрые пасторы воспитывают ханжей, лицемеров и лгунов. Она, к счастью, не ханжа и не лицемер. Но мне от этого нелегче. Она лжет иногда по таким поводам, что трудно поверить. Через несколько дней после нашей свадьбы мы как-то сидели вечером, - я спиной к стенным часам, а она лицом к ним. И каждый раз, как я спрашивал ее, который час, она безошибочно врала или на десять минут вперед, или на десять минут назад. А когда я сделал ей замечание, она с таким невинным видом сказала, что я ошибаюсь, что я перестал верить собственным глазам и своему умению разбираться в циферблате. Мне надоело жить в атмосфере постоянной лжи. И если она думает, что я буду по-прежнему работать день и ночь, просиживать сутки без еды за строительными проектами, в то время, как она будет шататься по ресторанам с каким-то идиотом…

ДЖИММИ. Теперь идиотом… Знаешь, у тебя выражения…

ВИЛЬЯМ. Если бы она хоть возмещала чем-нибудь все эти свои недостатки… Если бы хоть у нас дома было уютно, спокойно… Ничего подобного. Постоянно ссоры из-за каждого пустяка. (Вздыхает.) Все это потому, что у нас нет ребенка, Джимми! Ребенок бы все изменил. Ах, Джимми, мне всегда так хотелось иметь маленького сынишку, эдакого толстенького приятного карапузика…

ДЖИММИ. Ну и что же?

ВИЛЬЯМ. Кэтти не хочет. Это может испортить ей фигуру, это оторвет ее на некоторое время от выездов в театры. Говоря попросту, она не любит детей.

ДЖИММИ. Между нами, я тоже терпеть их не могу, этих ревущих и капризничающих маленьких сорванцов.

ВИЛЬЯМ. Мы с тобой, Джимми, тоже были когда-то такими же маленькими сорванцами. Знаешь, Джимми, у себя в конторе, проектируя какой-нибудь дом, я всегда думаю: в нем будут жить люди, которые сами были детьми и у которых будут дети. Для кого мы живем и работаем, - неужели только для себя? Неужели каждый из нас не должен оставить после себя хороших, крепких, честных сыновей и дочерей? Будем говорить серьезно, Джимми: разве плохо было бы нам с тобой иметь сыновей, которые выросли бы и стали бы такими же, как мы, а может быть, даже еще лучше.

ДЖИММИ. Пожалуй, уж пусть будут лучше.

ВИЛЬЯМ. Но у меня нет детей. И у тебя их нет. И это вполне понятно, потому что твоя жена спуталась с…

Пауза. ДЖИММИ с тревогой ждет окончания фразы.

…с моей женой. А моя предпочитает проводить время вне семьи, черт знает с кем. Но я поймаю этого негодяя! Не пройдет и часа, как я узнаю, кто он. (Кладет свою руку на плечо Джимми.)

ВИЛЬЯМ. Мне все расскажет Генри, метрдотель ресторана. Я пригласил его сюда.

ДЖИММИ. Неужели ты будешь компрометировать себя перед служащим ресторана?

ВИЛЬЯМ. Не беспокойся. Я поведу дело тонко. Я незаметно выпытаю у него всю правду.

ВИЛЬЯМ. Мне все равно. А может быть, суд меня оправдает, когда я опишу ему свои страдания.

ДЖИММИ. Но прежде чем убивать человека, нужно выслушать его объяснения.

ВИЛЬЯМ. Все равно ничему не поверю.

ВИЛЬЯМ. Что ужасно?

ДЖИММИ. Что ты перестал верить людям.

ВИЛЬЯМ. Достаточно я уже поплатился за свою доверчивость. (Берет со столика альбом с фотографиями.) В этом альбоме фотографии всех моих друзей и знакомых. Я покажу его Генри, пусть он укажет мне того, кто завтракал с моей женой.

ДЖИММИ (с трудом сдерживая волнение). Какой изящный альбом.

ВИЛЬЯМ. Подарок тети Лизы.

ВИЛЬЯМ. Что ты говоришь?

ДЖИММИ. Я говорю: прелестный подарочек. Там есть и мой портрет?

ВИЛЬЯМ (дружески). Конечно, конечно, старый дружище. На самом видном месте. (Открывает альбом.) Поразительное сходство.

ДЖИММИ (в сторону). Никогда больше не пойду сниматься к этому фотографу. (Вильяму.) Извини, я должен бежать по важному делу.

ВИЛЬЯМ. Уже уходишь?

ДЖИММИ. Нужно внести деньги в кассу, а то я их обязательно истрачу. На эти деньги я собираюсь купить себе новый костюм, пальто и шляпу.

Входит ЗОЭ.

ЗОЭ (Вильяму). Вас там спрашивает кто-то.

ВИЛЬЯМ (быстро). Просите войти.

ЗОЭ уходит. Он и ДЖИММИ.

Это он!

ВИЛЬЯМ. Генри. Метрдотель.

ВИЛЬЯМ. Останься, успеешь в кассу. Интересно послушать.

ВИЛЬЯМ. Очень любезно, что вы пришли сразу же…

ГЕНРИ. Мистер Гаррисон! Как же я мог иначе! Если меня просит зайти такой уважаемый человек…

ВИЛЬЯМ. Видите ли в чем дело… Мой лучший друг (указывая на Джимми), мистер Скотт, держал со мной пари на пятьдесят долларов, что вы низа что не узнаете на фотографии того человека, который вчерат завтракал с миссис Гаррисон… (Идет к столу за альбомом.)

ГЕНРИ (глядя на Джимми и указывая на него рукой, чего Вильям, стоящий к нему спиной, не замечает). Да ведь он…

ДЖИММИ подносит палец к губам, делая ему знак молчать.

Ага. Н-да. Так что вы говорите, мистер Гаррисон?