Системный аспект языка Философские концепции системности как одного из свойств объективного мира

Системная организация охватывает ту сторону речемыслительной деятельности человека, которая соответствует соссюровскому определению ЯЗЫКА, т. е. ту, которая хранится в памяти человека, иначе говоря — знание языка. Благодаря наличию системы языка в памяти человека становятся возможными говорение, слушание, чтение, письмо — все собственно коммуникативные его проявления.

Об упорядоченности языковых образов как формальных, так и содержательных говорили многие лингвисты. Об «организме» языка писал Гумбольдт, попытки описания «организма» языка, хранящегося в «душе» индивидуума, делали младо­грамматики. Но строгое определение ЯЗЫКА как особого аспекта речемыслительной деятельности, имеющего системную организацию, было дано только в книге Соссюра, который утверждал, что ЯЗЫК «есть система, все элементы которой обра­зуют целое, а значимость одного элемента проистекает только от одновременного наличия других» (Ф. де Соссюр. Труды по языкознанию. М., 1977, с.147).

Каждая единица системы языка теперь изучается не только сама по себе, но и в отношении к более крупным единицам, в состав которых она входит, и к более мелким, которые входят в ее собственный состав. Система языка включает в себя подсистемы, то есть выступает как система систем. В языковой деятельности, в процессе функционирования раскрываются внешние связи системы языка, без знания которых ее понимание не может быть полным.

Для изучения и понимания системы языка необходимо выявить элементы самой системы и ее подсистем, а также определить те отношения, которые связывают между собой элементы и превращают отдельные сущности в целостную систему.

Комплекс отношений, связывающих элементы в системы, получил название структуры языка.

Соотношение элементов и структуры имеет разные философские интерпретации.

Идеалистическое толкование состоит в абсолютизации структуры, которой приписывается роль первичного, исходного феномена, созидающего систему. Элементам — в лучшем случае — отводится вторичная роль, а в ряде концепций эле­менты рассматриваются как несущественные, безразличные для структуры составляющие.

Один из создателей субъективно-идеалистического логического позитивизма Р. Карнап считал структуры единственной реальностью, доступной познанию человека. Его позицию полностью разделял создатель глоссематики Ельмслев, который посвятил свои труды исключительно познанию структурных отношений в системе языка при полном безразличии к ее элементам. Излюбленным сравнением для разъяснения своего понимания структуры у Ельмслева и его сторонников было сравнение с игрой в шахматы. Правила этой игры не меняются, а фигуры, в ней участвующие, могут быть сделаны из любого материала и иметь разную форму. Важно только, чтобы не менялось количество фигур и их взаимные соотношения. Структура языка — это те же правила игры, не зависящие от качеств участвующих в игре фигур, т. е. элементов языка.

Диалектическое понимание отношений структуры и элементов состоит в признании того, что структура вторична по отношению к элементам; она без них просто не существует, невозможна; она есть форма организации элементов. Но, однажды возникнув, структура получает некоторую автономность по отношению к своим элементам: она может сохраняться при утрате некоторых элементов, при появлении небольшого числа новых элементов, при частичных перегруппировках в ее подсистемах

Однако при значительном расхождении старой структуры и накопленного в ее рамках нового качества элементов произойдет обязательное разрушение старой и создание новой структуры, соответствующей новому качеству ее элементов. Пластичность, органическая незавершенность структуры служат условием ее постоянного движения вслед за сменой качества и количества элементов.

Для объективного понимания элементов необходимо выяснение их структурных отношений друг с другом. Эмпирическое изучение отдельно взятых элементов обычно ведет к метафизическому разрыву того, что взаимосвязано, и к механическому объединению того, что относится к разным подсистемам изучаемой системы

Например, языки мира в XVIII в. перечислялись в описаниях по алфавиту, потому что понимания их отношений друг с другом не было. Падежные формы русских существительных и до сих пор даются в традиционном порядке: именительный, родительный, дательный, винительный, творительный, предложный, хотя этот порядок не отражает их функционально-семантической близости. Действительно, одну группу падежных форм составляют именительный, винительный и родительный (объектные падежи), а другую — дательный, творительный и предложный (пространственные падежи).

Хотя всякая наука начинается с эмпирического накопления материала и без этого этапа обойтись невозможно, однако с того момента, как мысль ученых поднялась до понимания структурных отношений в своем предмете, простая регистрация фактов без уяснения их структурных связей друг с другом становится вчерашним днем науки.

Практическое выявление системных моментов в языке было всегда присуще работам российских языковедов. Теоретическая разработка проблемы системности языка началась с 1956 г., с дискуссии, организованной журналом «Вопросы языкознания». В течение некоторого времени вырабатывалась терминология, необходимая для обсуждения проблемы. В более поздних дискуссиях по проблеме системности (1962) и проблеме уровней языка (1967) было обнаружено, что лингвисты вкладывают в понятия система и структура весьма разное содержание, расходятся в понимании элемента системы, его соотношения со структурой, в перечислении свойств системы языка как целого и в ряде других вопросов. Обсуждение этих вопросов, поиски ответов на них составили содержание разработки проблемы системности языка в последние десятилетия XX века.

Напомним, что Соссюр пользовался только термином система, а пражские лингвисты — термином структура. Впоследствии лингвисты по-разному пытались разграничить эти термины: система — отношения в парадигме, а структура — отношения в синтагме; система — в лексике, а структура — в синтаксисе и некоторые другие. Наиболее распространенное понимание этих терминов отражено в формулировке Геннадия Прокопьевича Мельникова: система — это любое сложное единство, в котором могут быть выделены составные части — элементы, а схема связей или отношений между элементами — структура.

В целом систему можно определить как сложное целое, состоящее из взаимозависимых и взаимообусловленных частей (элементов), выступающее по отношению к внешним условиям как единое целое и выполняющее единую функцию. Структура характерна для любого сложного объекта, не только для системы. Скажем, у сваленной с самосвала кучи камней струк­тура есть, но систему эта куча не представляет.

Такое толкование совпадает и с современными философскими концепциями системности как свойства объектов. В этом понимании термины система и структура употребляются нами в дальнейшем изложении.

Сложным является вопрос об элементе системы языка. Предметом изучения языковедов является множество разнообразных единиц языка: звуки, слоги, интонемы, фонемы, словоформы, морфемы, слова и фразеологизмы, словосочетания и предложения и другие. Какие из них являются элементами системы и подсистем языка?

Коммуникативная природа языка уже предполагает, что элемент его системы должен быть коммуникативным, т. е. должен нести какой-то самостоятельный отрезок информации. Такой единицей по общему признанию является слово. Из слов как элементов создается вся система языка, но в то же время отдельные слова сами могут быть рассмотрены как системы семантических компонентов и фонем, а соединения слов, их блоки разной структуры могут быть элементами других подсистем языка, например синтаксической.

Слово отвечает и всем требованиям знаковой ситуации, в то время как прочие единицы языка отвечают лишь отдельным ее сторонам. Это также поддерживает понимание слова как элемента системы языка, в то время как другие единицы языка могут претендовать, видимо, на роль элементов ее отдельных подсистем.

Структурные отношения между словами, как и между элементами других подсистем, нельзя считать достаточно изученными. Структурные отношения без «относящихся» элементов не существуют, но в целях изучения они могут быть абстрагированы от элементов подобно тому, как геометрия изучает линии, квадраты, кубы, прямоугольники, параллелепипеды, круги, шары, хотя в объективной действительности существуют лишь материальные вещи, имеющие формы перечисленных структур.

Ельмслев указал наиболее общие структурные отношения элементов: их взаимную зависимость, одностороннюю зависимость одного элемента от другого (детерминацию), равноправные отношения элементов и некоторые другие, более частные. Противопоставление двух элементов, выявляющее их различие, Ельмслев назвал оппозицией.

Каждый элемент может входить в несколько оппозиций. Образуются группы, классы элементов, складывающиеся в конечном счете в систему языка. Выявление и изучение структурных отношений между элементами системы и подсистем языка является актуальной задачей лингвистики.

Некоторые свойства системы языка как целого

Система языка как целое в силу свойств своей структуры обладает некоторой самостоятельностью и может оказывать воздействие на элементы. Это воздействие состоит в том, что под наиболее типичные структурные группировки данной системы подстраиваются изолированные и нерегулярные элементы.

Например, принятые в русском литературном языке формы глагола махать — машу, машешь, машет — под воздействием наиболее распространенного соотношения глагольных форм с основой на — ать (играть — играю, играешь, играет) получают варианты: махаю, махаешь, махает (просторечные).

Особенностью системы языка является неодинаковая разработанность ее звеньев. Например, названия родственников образуют большую и хорошо структурированную группировку.

в лексической системе языка, а названия средств и орудий художественного творчества (кисть, перо, краски) немногочисленны и в тесные структурные связи не вступают.

В системе обнаруживаются так называемые пустые клетки и слабые звенья, которые наиболее подвержены изменениям. Например, в русской системе согласных нет межзубного звука типа английского th — это пустая клетка. В русском языке нет общепринятого обращения к незнакомому человеку, используются ситуативные обращения: девушка, мать, отец, молодой человек, тетя, дядя, сынок и т. п. — это слабое звено системы.

Однако элемент не является порождением системы. Он имеет собственные качества, свою материальную определенность, благодаря которым может входить в систему и выходить из нее, оставаться внесистемной сущностью. Философы отмечают, что отношения не изменяют свои субъекты, а только обусловливают их свойства и функции.

Диалектику элемента и системы хорошо раскрыл российский лингвист-теоретик Вадим Михайлович Солнцев. Он разграничил следующие свойства элементов:

1 ) системообразующие, присущие элементу как таковому независимо от данной системы;

2) системоприобретенные, которые элемент приобретает в

3) системонейтральные, которые в данной системе несущественны, но могут оказаться существенными в другой системе.

Например, принадлежность слова к той или иной части речи — системообразующее свойство при определении системы частей речи в данном языке. Функция подлежащего или дополнения в предложении у конкретного существительного — системоприобретенное свойство, которое определяется положением существительного в структурной схеме предложения. Звукоряд конкретной лексемы может быть системо-нейтральным в обиходной речи и системообразующим в орга­низации звукописи в художественном тексте.

Существенным свойством системы языка является ее вариативность. Каждый элемент системы выступает в конкретных речевых актах как набор вариантов; обобщенную форму элемента, выступающую в описаниях элементов системы языка, принято называть инвариантом. Солнцев толкует инвариант как абстракцию, которая не существует в виде отдельной вещи, а является сокращенным названием класса вариантов. Варианты в языке он уподобляет экземплярам одной и той же книги или листовки, которые существуют «телесно» как разные вещи, но в качественном смысле — это одна и та же вещь, существующая «экземплярно».

Признание глубокой диалектической связи элемента и системы позволяет понять единство диахронии и синхронии в системе языка, в ее статике и динамике.

Модели системы языка в современной лингвистике

Моделирование системы языка и его цели

Система языка заложена в мозгу человека и прямому наблюдению недоступна. Чтобы лучше представить себе ее устройство, ученые строят ее модели в виде схем, чертежей, таблиц, графиков, диаграмм и т. п. Обычно моделируются участки системы языка или ее подсистем, но делаются попытки представить модели и всей системы языка как целого.

Математическая логика и вычислительная математика пользуются математическими моделями — символическими языками, которые создаются для работы электронно-вычислительных машин. Такие формализованные искусственные языки представляют собой логизированные упорядоченные системы символов, связанных значками отношений. Они соотносятся с отдельными моментами в системе естественного языка, но не отражают ее устройства. Моделирование системы естественного языка выполняется с целью приблизиться к пониманию ее устройства в том виде, в каком она хранится в мозге человека.

Хронологически первой была уровневая модель системы языка. Уровневая модель языка построена под влиянием естественных наук, в которых уровнями называются системы, находящиеся в отношениях иерархии, так что элементы более высокого уровня складываются из элементов более низкого уровня. Например, уровень элементарных частиц ниже уровня атомов, уровень атомов ниже уровня молекул, уровень молекул ниже уровня клеток живого организма и т. д.

Одну из первых уровневых моделей языка построил французский ученый Эмиль Бенвенист. Он выделял уровень дифференциальных признаков фонемы (меризматический), фонологический, морфологический, знаковый (лексический) и синтаксический уровни. Единица каждого последующего уровня строится из единиц предыдущего: фонема из меризмов, морфема из фонем, слово из морфем, синтаксема из слов.

Если иметь в виду только план выражения, то модель Бенвениста вполне ему соответствует. Российский лингвист-теоретик Соломон Давидович Кацнельсон выразительно охарактеризовал теорию Бенвениста как процесс развертывания речевого ряда в виде процесса постепенного набора текста из типографских литер. Соотношение единиц выделенных им уровней с планом содержания Бенвенист не рассматривает и при построении модели не учитывает.

В уровневой модели американских лингвистов С. Лэмба, Д. Локвуда, Г. Глисона и других различаются четыре уровня (стратума): фонемный, морфемный, лексемный и семемный. Каждый стратум имеет свою единицу: фонон, морфон, лексон, семон. В описании эти единицы выступают как инварианты, а в речи они реализуются в виде вариантов: фонов, морфов, лек-сов и сем. Все уровни системы языка построены изоморфно, т. е. имеют одинаковое внутреннее строение, например, на каждом уровне есть свои инварианты и варианты. В этой модели один уровень, семемный, полностью помещен в план содержания, один уровень, фонемный, находится в плане выражения, а два — морфемный и лексемный — остаются в этом отношении непроясненными, но, видимо, все же относятся к плану выражения.

В ходе обсуждения уровневого устройства языка предлагались весьма разнообразные изображения этой модели. Ее описывали в виде этажерки, спирали, незамкнутой цепи и т. п. Российские ученые оспаривали идею изоморфизма уровней, предлагали разные решения относительно их состава и количества, обсуждали вопрос, является ли модель уровней только фактом научного описания языка или она отражает устройство системы естественного языка.

Особенностью уровневых моделей, созданных отечест-. венными учеными, было обязательное включение в них плана содержания в том или ином соотношении с планом выражения. Одной из наиболее развернутых и богатых является уровневая модель Игоря Павловича Распопова. Основными уровнями языка в этой модели признаются фонологический (единица: фонема), морфологический (единица: морфема), лексический (единица: слово) и коммуникативно-синтаксический (единица: предложение).

Выделяются промежуточные уровни: морфологический (единица — грамматическая форма), лексико-морфологичес-кий (единица: словообразовательный тип) и конструктивно-синтаксический (единица: синтаксическая конструкция).

Перечисленные уровневые модели не охватывают всех единиц языка. Например, в модели Распопова не отражены ин-тонемы, фразеологизмы, сложные предложения.

Охватить все известные единицы языка стремился в своей уровневой модели известный отечественный лингвист-теоретик Леонид Михайлович Васильев. В языке как системе он выделил три яруса: фонетический, лексико-грамматический (формаль­ный) и семантический. Каждый ярус подразделяется на три уровня. Единицей фонетического уровня является звукотип, лексико-грамматического — словоформа, семантического — семема. Все эти единицы состоят из более мелких компонентов (нулевой уровень), сами единицы образуют второй уровень, а их сочетания — третий уровень. Каждую деталь этой сложной модели Васильев подробно характеризует (Васильев Л. M Современная лингвистическая семантика. М, 1990).

Все ярусы модели Васильева относительно самостоятельны и иерархичны. Семантический ярус находится в плане содержания, фонетический — в плане выражения, а лексико-грамматический мыслится как посредник между двумя другими.

Все уровневые модели выполняют первоначальную разбивку системы языка на отдельные блоки. Но набор этих блоков и отношения между ними создатели моделей определяют по-разному. Внутреннее устройство каждого уровня тоже остается непроясненным.

Вместе с тем уровневая модель языка имеет широкое хождение. Стало общепринятым выражение: рассматривать материал «на уровне фонем» или на «уровне морфем» и т. д. Эта модель находит применение для определения наиболее общих оснований анализа и описания системы языка.
Полевая модель системы языка

Выясняя сильные и слабые стороны уровневой модели языка, Владимир Григорьевич Адмони отмечал, что в языке есть сферы, которые как бы прорезают уровни, т. е. включают средства разных уровней и образуют полевые структуры. На­пример, модальные значения могут быть выражены средствами синтаксиса, предикативными единицами, средствами морфологии (формы наклонений глагола) и средствами лексики-

модальными словами. Если фонетика, морфология и синтаксис могут соотноситься по признаку «ниже — выше», то словообразование, порядок слов, лексика соотносятся с перечисленными сферами гораздо сложнее.

Изучение глубокого взаимодействия средств разных уровней на примере аспектуальности и темпоральности привело известного грамматиста Александра Владимировича Бондарко к построению модели функционально-семантического поля, куда входят и лексические, и грамматические средства языка, имеющие общие семантические функции. Функционально-семантическое поле имеет центр — группу форм, наиболее четко и однозначно выражающих значение данного поля. Вокруг центра, постепенно удаляясь от него, располагаются периферийные формы. Через периферию каждое поле вступает путем пересечений и постепенных переходов в пределы других полей, так что, в конечном счете, все поля образуют одну непрерывную структуру системы языка.

Теоретик полевой модели системы языка Георгий Семенович Щур определил поле как способ существования и группировки лингвистических элементов с общими инвариантными свойствами.

По признанию многих лингвистов, психолингвистов и нейролингвистов, сеть отношений в языковой структуре является отображением сети нервных связей в мозгу человека.

Вид полевой модели хорошо совмещается с изображениями расположения и связей нервных клеток в мозгу. Огромное число, до 14 миллиардов, нервных клеток могут соединяться между собой с помощью нервных отростков-аксонов и денд-ритов, так что количество возможных связей составляет 101 ¹¹¹² степени, что больше, чем число атомов в видимой вселенной.

Основным законом деятельности мозга является замыкание временных нервных связей, в которых объединяются непосредственные впечатления от предметов и явлений внешнего мира. Это целостные динамические структуры, возбуждение одного компонента которых передается всем остальным (иррадиирует на все остальные).

Каждому знакомы наплывы ассоциаций, вызываемые иногда какой-то незначительной деталью. Очень выразительно о них написал Д. Клинджел в книге «Остров в океане» (М., 1963): «Из всех ощущений именно запах с наибольшей легко­стью вызывает у нас ассоциации и воспоминания. Когда я чувствую запах дегтя, то все равно, где бы я ни был, мне уже кажется, что я нахожусь на верфи и рядом деловито стучит скобель, звонко рыдает ленточная пила. Своеобразный едкий запах йодоформа вызывает в моей памяти тревожный вечер в больнице, где лежала моя жена; я стоял в длинном уходящем в перспективу коридоре, по которому непрерывно сновали врачи и сестры, поглощенные своими, казалось, нескончае­мыми делами. А вот запах клена — и перед моими глазами возникают вафли с коричневой корочкой и чашка дымящегося чая...».

Эти наплывы развертывают имеющуюся в мозгу человека динамическую структуру, один из компонентов которой, в данном случае запах, был возбужден. Движение нервных процессов — избирательной иррадиации, концентрации и взаимной индукции — является физиологической основой потока ассоциаций в форме наглядных образов или понятий.

Системность в нервных процессах определяет и системность в материальных формах их выражения, в организации системы языка.

Тело каждой клетки, принятое за ядро, выступает как центр по отношению ко всей сфере распространения ее нервных отростков, которая и составляет периферию. Участки переплетения и пересечения с отростками других нервных клеток, участки вхождения полей друг в друга полностью совмещаются с полевой моделью системы языка. Хорошее совмещение изображения структуры коры мозга с полевой моделью системы языка является для нас существенным аргументом в пользу истинности полевой модели.

Одно семантическое поле моделирует устройство отдельного участка системы языка, на нескольких семантических полях можно показать пересечение и взаимодействие нескольких участков системы языка. Однако так изобразить всю систему языка вряд ли когда-нибудь удастся: слишком большого пространства потребовало бы плоскостное изображение системы языка, компактно и объемно хранимой в коре головного мозга в комплексе с образами объективной дейст­вительности.

Многослойная модель системы языка

Эта модель была получена в ходе изучения языкового поведения человека, испытывающего разные степени измененного состояния сознания. Такое состояние сознания возникает под воздействием стрессов, шока, алкоголя, наркотиков, неко­торых медикаментов, специально подобранных в целях эксперимента. Исследователь Дмитрий Леонидович Спивак выяснил, что по мере углубления измененного состояния сознания уменьшается количество языковых средств, которыми в со­стоянии воспользоваться говорящий. Падает количество существительных, прилагательных, союзов, предлогов, сокращается длина слов и предложений. Дольше всего сохраняются глаголы, местоимения, частицы, стереотипные выражения, эмоциональные компоненты, однословные высказывания.

На основе этих данных моделируется ядро языковой системы — это те ее компоненты, которые дольше всего сохраняются. Компоненты, которые послойно уходят из языковой деятельности человека по мере изменения состояния его сознания, оказываются на периферии языковой системы. Выстраивается многослойная модель системы языка, в которой ядерные слои лежат на самой глубине, а периферийные оказывается менее глубоко заложенными в языковую память и потому легче утра­чиваются (Спивак Д. Л. Язык в условиях измененного состояния сознания // Вопросы языкознания. 1983, № 5, с.43-49).

Модель ассоциативно-вербальной сети Ю. Н. Караулова

Юрий Николаевич Караулов и его ученики провели серию экспериментов для выявления ассоциаций информантов на предъявляемые им разнообразные словесные стимулы. Среди полученных ассоциатов было немало словообразовательных и словоизменительных вариантов слов. Гипотеза Ю. Н. Караулова состоит в том, что вся грамматика языка лексикализована и привязана к отдельным лексемам. Лексика не существует вне грамматики. Она представлена в языковом сознании в виде словоформ, которые типически в образцах отражают всю грамматику (Караулов Ю. Н. Ассоциативная грамматика русского языка. М., 1993).

Действительно, в словарных статьях, полученных а ассоциативных экспериментах, слово-стимул вызывало в качестве слова-реакции обычно те словоформы, которые сочетаются со словом-стимулом в речи. Так, к стимулу бежать получены ас-социаты без оглядки, быстро, бегом, в кусты, в спортзал, вдогонку, вперед, впереди, далеко, из дома, кросс, куда глаза глядят, кругами, от возмездия, по дороге, по кругу, сломя голову и нек. др.

Анализ полученного материала позволил Ю. Н. Караулову предложить модель системы языка в виде ассоциативно-вербальной сети, в которой лексика и грамматика не разделены. Слова в этой модели понимаются как конкретные словоформы, хранящиеся в памяти в составе привычных последовательностей наборов словоформ, каждая из которых одновременно входит во множество таких последовательностей. Ассоциативно-вербальная сеть хранится и работает в пульсирующем режиме, в каждый момент времени изменяется набор актуализованных связей между ее узлами. Как будто бы мигает елочная гирлянда из десятков тысяч лампочек. ABC аналогична любой неравновесной неустойчивой (физической или социальной) системе. Симметрия в ABC — это «мертвая вода», которая ее собирает и скрепляет. Асимметрия — это «живая вода», придающая ей динамичность за счет неравномерности ее концентрации.

Эта модель снимает многие трудности уровневой модели и вполне совмещается с полевой и многослойной моделями, хотя сопоставление ассоциативно-вербальной сети с полями и слоями еще не продумывалось и не осуществлялось.

На основе изучения изложенных и ряда других индивидуально-авторских моделей системы языка мы разработали и принимаем за основу дальнейшего изложения вопроса о системности языка динамическую модель системы языка.

Динамическая модель системы языка выстраивается с учетом последовательности восприятия языка ребенком или иностранцем, знакомящимся с языком баз помощи преподавателя в условиях иноязычной среды.

Иначе говоря, модель строится на предположениях о порядке закладывания элементов системы языка в мозгу человека. Провести эти предположения строго и непротиворечиво не удастся, слишком многое еще не понято и не разъяснено как в учении о восприятии речи, так и в учении об усвоении системы языка.

Следует также учитывать бесспорное для нас положение о том, что система языка неиерархична и имеет разрывы и пустые клетки. Тем не менее, контуры такой системы просматриваются.

Первоначальное знакомство с неизвестным языком начинается с восприятия звучащей речи, с восприятия фраз. Многократное восприятие звучащих фраз позволяет усвоить их мелодические рисунки, научиться расчленять фразы на инто­национные единства от паузы до паузы. Именно по мелодическим рисункам угадываются коммуникативные намерения говорящего (утверждение, приказ, вопрос, урезонивание и т. п.). Наименьшие звуковые отрезки от паузы до паузы, объединен­ные одним ударением, так называемые фонетические слова, как правило, являются словоформами, лежащими в основе системы языка.

Научившись вычленять словоформы из потока звуча-шей речи, обучающийся и сам начинает их воспроизводить, пытаясь вступить в контакт с окружающими. Произнося отдельные словоформы, человек обнаруживает их членение на слоги — самые минимальные отрезки произношения. В рамках слога реализуются и наименьшие компоненты интонации — просодемы. Умение распознавать слоги и их последовательности необходимо для того, чтобы различать и воспроизводить фонетические слова. Позднее, обычно уже в школьном возрасте и чаще всего при обучении письму говорящий, сопоставляя слоги друг с другом, приходит к по­ниманию отдельных звуков, по которым слоги отличаются друг от друга.

Все составляющие фонетического блока имеют звуковую, то есть материально выраженную физическую реализацию и находятся в плане выражения системы языка, хотя их звуковые образы (подобно музыкальным мотивам) хранятся в памяти носителя языка.

Выделение фонетических слов из фраз, несомненно, сопровождается их ассоциированием с некоторыми мыслительными образами (концептами).

Словоформы по мере их накопления вступают друг с другом в разнообразные отношения по звучанию и по значению, в результате чего в мозгу происходит их группировка. Именно такими группировками являются СЛОВА (словоформы с одинаковым лексическим значением), СЛОВООБРАЗОВАТЕЛЬНЫЕ ГНЕЗДА, РЯДЫ и ПОЛЯ (по сходству морфем, составляющих словоформы) и словоизменительные парадигмы (по сходству основ и при различных их окончаниях-флексиях). Слова группируются далее в лексико-семантические поля, а с учетом их грамматических особенностей — в ЧАСТИ РЕЧИ.

Переплетение словоформ по всем этим параметрам образует второй блок системы языка — ЛЕКСИКОН. Каждая единица лексикона (лексема) одновременно входит в несколько объединений — в лексико-семантическое, в словообразовательное, в словоизменительное поля, которые переплетаются и пересекаются друг с другом. Одновременно, как мы полагаем, с формированием лексикона у человека, изучающего естественный язык, происходит и формирование блока структурных схем. Это вытекает, в частности, из модели ABC Караулова, показавшей, что каждая словоформа в памяти человека существует в сочетании с другой или с другими, обычно встречающимися вместе с ней в речи, словоформами. Простейшие высказывания, с восприятия которых начинается и понимание, и воспроизведение речи, обычно оформляют суждение, простейший акт человеческого мышления. Для его выражения должны быть известны как минимум две словоформы — одна для обозначения субъекта суждения (субъектив), а другая для обозначения предиката мысли (предикатив). В развитых языках существует несколько последовательностей словоформ субъективов и предикативов, различающих так называемые структурные схемы простого предложения. Распространение основных словоформ, составляющих структурную схему простого предложения, с помощью разного рода определителей способствует образованию структурных схем непредикативных словосочетаний.

Компоненты структурной схемы и их распространители в конкретных высказываниях обычно обозначают наиболее обобщенные компоненты человеческой мысли, такие как деятель, действие, орудие действия, объект действия, время и место действия, причина и цель действия и некоторые другие. Словоформы, которые регулярно используются для обслуживания одного и того же смысла, соотносятся друг с другом по их функции и образуют ряды так называемых членов предложения.

Умение вычленить структурную схему простого предложения, распознать обслуживающие ее в высказывании прочие члены предложения позволяет разграничить высказывания с одной и двумя структурными схемами простого предложения (так называемые элементарные сложные предложения).

Для обслуживания сложных предложений складываются специальные служебные слова (союзы, союзные слова, частицы разного рода), которые способствуют формированию структурных схем сложных предложений. Это уже довольно поздние по времени формирования структуры. Известно, что схемы сложного предложения нарабатывались «на глазах истории», что прослеживается по письменным текстам, а в речи ребенка становление схем сложных предложений происходит в 12-14 лет.

Наиболее поздними являются схемы осложненных предложений, в которых, наряду с обычной структурной схемой простого предложения, имеются так называемые обороты (причастный, деепричастный и т. п.), которые представляют собой «свернутые» схемы простого предложения.

Многие последовательности словоформ, организованные по структурной схеме простых, элементарных сложных и осложненных предложений, по структурным схемам словосочетаний, благодаря особенностям своего лексического наполнения способны превращаться в устойчивые словосочетания, фразеологизмы, пословицы и поговорки, крылатые слова и афоризмы. По своей знаковой природе они тяготеют к словам, а по своему устройству отражают особенности синтаксических структур данного языка. Через фразеологию языка осуществляется постоянная связь структурного блока и лексикона.

Представленные на схемах три основных блока (подсистемы) системы языка несомненно взаимосвязаны и взаимодействуют во всех процессах языковой деятельности человека (обучении языку, слушании, говорении и др.), но в то же время обладают известной автономией. Фонетический блок может быть воспринят и даже воспроизведен слушателем, не знающим, какие смыслы выражены говорящим.

Лексикон можно изучать как список слов, не зная структурных последовательностей, в которых участвуют изучаемые лексемы (что бывает при неумелом изучении или преподавании языка).

Известно, что можно освоить структурный блок языка и научиться осмыслять устройство высказываний, не зная в достаточной мере лексикона языка.

Динамическая модель показывает, что в каждом блоке системы языка есть свои подсистемы, которые имеют разную степень обязательности для устройства блока. В лексиконе многих языков нет словоизменительной ветви, некоторые языки мира (китайский, например) обходятся без словообразовательных морфем. В синтаксическом блоке не обязательны подсистемы структурных схем словосочетаний, поздно формируется блок структурных схем сложных и осложненных предложений. Обычно в бесписьменных языках этих подсистем нет.

Такой тип системы в современной системологии называется неиерарархическим, то есть таким, у которого нет ни одной только управляющей или только подчиненной подсистемы. Но все подсистемы такой системы взаимосвязаны, так что любое изменение в одной подсистеме обязательно так или иначе (прямо или опосредованно) проявляется во всех других подсистемах.

Динамическая модель системы языка позволяет более четко проводить грань между явлениями, относящимися к системе языка, и явлениями речевой деятельности как процесса.