Теория географического детерминизма и ее крайности

Вопрос о роли географической среды в жизни общества в той или иной форме ставили почти все мыслители. Социально-философская мысль эволюционировала от глобального сопоставления общества и природы к специальному изучению влияния разных факторов среды (климата, рельефа, природных богатств и т.д.) на отдельные социальные процессы и явления (рост населения, производительные силы, политический строй и т.д.).

Размышления о значении географической среды для человеческого общества доходили до двух логических крайностей: механического географического детерминизма, утверждавшего, будто бы вся деятельность человека обусловлена исключительно его естественным окружением, и абсолютного культурного детерминизма, который, подчеркивая, что само восприятие среды и ее значение для человека определяет культура и потому объяснение человеческой деятельности должно быть только культурологическим, недооценивал тот факт, что культурные возможности людей все же различны в разных природных условиях. Доведенное до абсурда отрицание всякого влияния среды вело к своеобразному социокультурному солипсизму. Важно подчеркнуть, что географическое направление в общественной мысли отнюдь не совпадало с узким географическим детерминизмом, который был только частью этого направления. Уже в XIX в. начались попытки «системного» (как бы мы сказали теперь) выхода из затруднений, порожденных дихотомиями типа «человек   природа» и «культура   среда», путем рассмотрения человека, культуры и среды как целого, как единой характеристики географического региона. Для науки человек прочно стал частью природы, а не божественным исключением из нее.

Со второй половины XIX в. прообразом теории однонаправленной эволюции социальных структур в зависимости от географической среды стала дарвиновская теория естественного отбора, непомерно широко истолкованная. В этот период теории географического детерминизма достигли самого широкого признания и казались хорошо обоснованными с естественнонаучной точки зрения. Полезным результатом этого теоретизирования по образцу биологии было внимание к пространственному распределению населения и к экологии человека (в чем можно усмотреть зачатки современной социальной экологии).

В поле зрения социальной географии и географических течений в социологии попали такие естественные факторы, как климат, почвы, рельеф, распределение водных ресурсов и полезных ископаемых, флора и фауна, геофизические и космические процессы, смена времен года и др. В числе основных социальных явлений, зависимых от названных факторов, рассматривались: а) размещение и плотность населения на земном шаре, его здоровье и плодовитость; б) физические и психические расовые различия в телосложении, темпераменте, формах морали, частоте случаев высшей одаренности и т.п.; в) виды занятий и хозяйственной деятельности, ее организация, ритмы и циклы, степень благосостояния населения; г) типы социально-политической организации, социальных институтов и брака; д) возможности культурных контактов и заимствований, темпы экономического и культурного развития; е) религия, мифология, искусство и литература   словом, почти все проявления общественной жизни.

Становлению географической школы в социологии XIX в. способствовали как позитивистские история и философия, так и география. Кредо географического детерминизма, находящегося под обаянием методологии классического естествознания, надолго сформулировал французский философ-эклектик Виктор Кузен (1792-1867): «Дайте мне карту страны, ее очертания, климат, воды, ветры   всю ее физическую географию; дайте мне ее естественные плоды, флору, зоологию,   заявлял он,   и я берусь наперед сказать, каков человек этой страны, какую роль эта страна будет играть в истории, и не случайно, а в силу необходимости, и не в одну эпоху, но во все эпохи».

Выводы о прямой и однозначной зависимости экономических, психических и социальных фактов от физической среды были возможны только при игнорировании ряда промежуточных цепей взаимосвязанных социальных факторов и функциональных отношений между этими факторами и средой, а также при скрытом или явном принятии в качестве общенаучного идеала физического монизма и механистического детерминизма с их представлениями о пассивном копировании внешнего мира психикой человека. Кроме того, здесь недооценивались результаты культурной диффузии и взаимовлияния, ибо воздействие среды часто изображалось так, будто данное общество всегда жило в абсолютной изоляции, как культурно независимая единица.

Роль физических факторов среды в развитии общества пытались раскрыть и географы, разделяя многие ошибки позитивистской историографии.

Выдающимся социогеографом был немецкий ученый Карл Риттер (1779-1859), наряду с Александром Гумбольдтом (1769-1859) считающийся основоположником современной географии. Руководящей для методологии Риттера была идея взаимодействия природы и культуры, взаимосвязанности всех элементов, формирующих исторически конкретную географическую область. Земля   единый «организм», делимый на внутренне связанные, целостные регионы. Для правильного определения границ этих регионов необходимо всестороннее описание ландшафта, климата, растительности (особенно культурной), животного мира, человека в его историческом взаимодействии с прежними элементами среды и др.

В работах Риттера органично слиты темы, которые позднее дифференцировались и стали предметами исследования разных областей географии и социологии. После него ясно обозначилась тенденция подразделять географию на две части: физическую географию и социальную, или антропогеографию, в которой в свою очередь в разное время и в разных странах выделялись экономическая, политическая, историческая, культурная и статистическая география.

В становлении антропогеографии, «в частности политической географии, видную роль сыграл Фридрих Ратцель (1844-1904), немецкий зоолог, журналист-путешественник, социолог, во второй половине своей жизни   профессор географии Лейпцигского университета.

Предмет антропогеографии Ратцель определял в русле общей традиции XIX в. как изучение человеческого рода   в той мере, в какой последний в своих жизненных проявлениях определяется географической средой. В соответствии с идеологией натурализма Ратцель, биолог по образованию, стремился объединить методы и понятия биологии, этнографии и географии. Антропогеография, считал он, должна быть частью общей биогеографии и пользоваться обычными экологическими и эволюционными понятиями при изучении политического и экономического развития.

Научное описание дифференциации культур в зависимости от свойств географической среды сочеталось у Ратцеля с биологизаторскими спекуляциями, особенно при объяснении пространственного расширения или уменьшения государств в его «Политической географии» (1897), и с типичной для географического детерминизма ошибочной тенденцией проводить прямые причинные связи между свойствами естественной среды и человеческой практикой, минуя посредствующие социальные звенья и механизмы.

Все последствия влияния среды он делил на статические (закрепляемые в основном в постоянных биопсихических свойствах индивидов) и динамические (изменяющиеся исторические результаты социально-политической организации). Тысячелетиями длящееся непосредственное воздействие географических факторов, особенно климата и. пространственного расположения,   причина соматических и психических различий между группами людей, проживающими на разных территориях. Горы и пространственная замкнутость, например, вырабатывают у населения традиционализм, довольство малым, узкий .национализм, а равнины и море   такие психические черты, как тоска по пространству, дух экспансии и смелых начинаний. Естественные границы (горы, море) будто бы способствуют появлению изолированных социальных групп со слаборазвитой политической властью, а равнины   централизации и сильной власти для защиты от набегов кочевников, позднее переходящей в крупную социально и культурно интегрированную государственную организацию. Тем же законам подчиняется распространение языка и культуры. Государства функционируют как живые организмы, подверженные естественным процессам роста и упадка и в качестве таковых не могут быть удержаны в строгих границах. Ареал, пространство (Raum) и местоположение (Lage)   необходимые факторы при возникновении государств. Выживание наций или культур связано с их способностью к экспансии и улучшению своего географического положения.

Основным способом критики упрощенного географического детерминизма всегда было раскрытие того, как в одинаковых географических условиях развиваются общества и культуры совершенно разного уровня и типа. Одна и та же среда предоставляет разные экономические возможности людям, знающим и не знающим, как использовать ее ресурсы. Ценность этих ресурсов зависит не столько от их природных свойств, сколько от характера экономики и общественных отношений. Даже, казалось бы, очевидные зависимости между географическими условиями и характером питания в просто организованных обществах, употребляющих много сырых продуктов, в действительности сложны, опосредованы и имеют лишь локальное значение. Добывание пищи   процесс общественный, и социальные аспекты питания, обычаи, верования, эффективное или, наоборот, неумелое использование пищевых ресурсов играют первостепенную роль. Любой природный материал для человека не является просто «естественным благом», а расценивается в зависимости от уровня развития производительных сил и потребностей общества.

Во многом проблематика географического направления в общественных науках не исчерпана до сегодняшнего дня. Именно в наши дни, когда в невиданных размерах возросло воздействие человека на природу, все больше выявляются ее значение для человека и неразрывная связь с его деятельностью. Становится очевидным, что воздействие на окружающую среду может быть успешным лишь тогда, когда оно подчиняется ее законам и учитывает основные связи целого, иначе негативные последствия скажутся на самом человеке как части природы. Наблюдается преемственность между географическим направлением и современной «человеческой экологией», изучающей взаимосвязи человека и его окружающей среды (в широком смысле), в частности пространственные отношения людей и социальных организаций.

«Цивилизованный мир» надеется, что мятежи и войны обойдут его стороной, но думать так – опасное заблуждение. В 1990 году ни один из политологов не сомневался в том, что СССР относится к числу развитых стран и полностью контролирует свою территорию. Через два года никто не мог предположить, как будут развиваться события. Развитые страны тоже ни от чего не застрахованы, и тем менее они могут чувствовать себя в безопасности, чем больше связей соединяет их с окружающим миром. Границы уже ни от чего не защищают, превращаясь лишь в условные линии на карте. Национальные границы мешают самому существованию современной экономики, препятствуя свободному движению капиталов и рабочей силы, освоению рынков сбыта, организации производства. Европа уже ощутила это и смогла переступить через многовековые барьеры – но не решилась идти дальше, ограничив область новой экономики пределами Европейского Союза. Эффект проявился незамедлительно – под боком у процветающей и мирной Европы вырос Балканский кризис. Югославия была связана с Европой многими нитями, но пускать ее туда не захотели. Этнический конфликт, сглаженный во времена Тито идеологическим диктатом и тем, что Югославия считала себя самой несоциалистической из соцстран, полагая, что одно это даст ей билет на Запад, вспыхнул с новой силой. Когда один из ключевых игроков мировой политики, образно говоря, бросил карты и вышел из комнаты, все эти сомнительные козыри, вроде югославского варианта социализма, движения неприсоединения оказались никому не нужны. Югославия утратила роль посредника между Востоком и Западом и между развитыми странами и «Третьим миром», роль, объединявшую ее политическую элиту...

В сходном положении оказались и «зажатые» между Востоком и Западом Греция и Турция, которые от открытого столкновения удерживает лишь их общее членство в НАТО. Некоторые наши политики были бы рады, если бы НАТО несколько отодвинулось от наших границ (да и Европейский Союз тоже периодически выражает сомнение относительно «европейскости» этих двух стран), но, откажись сейчас НАТО от своего юго-восточного фланга, – и мы, скорее всего, получим затяжной конфликт на своих южных рубежах, конфликт, который на долгие годы может закрыть нам выход из Черного моря.

В Европе существуют, хотя и незаметно, и более старые конфликты, связанные с перекройкой границ и старинными спорами. Самыми взрывоопасными в этом отношении являются Балканы и Восточная Европа. Назовем лишь главные: проблема Македонии, которую все соседи считают как бы «своей»; Трансильвания, населенная в основном венграми, которым не слишком нравится жить в Румынии; старые болгаро-сербские счеты; Восточная Пруссия (никто не оспаривает открыто принадлежности Калининградской области, но очень многие говорят о ее особом статусе); Приднестровье; Крым; Судеты...

Вряд ли это позволяет думать, что Европа навсегда застрахована от конфликтов. Добавим к этому еще такие факторы, как резкое увеличение притока иммигрантов и быстрый рост численности «некоренного» населения, грозящий экономический спад – вполне возможно, что через 20-30 лет экономический центр мира переместиться в Азиатско-Тихоокеанский регион, - и станет очевидно, что Западную Европу пока преждевременно вычеркивать из списка горячих точек.

На современной политической карте мира представлено более 200 стран и  территорий, из которых более 190 – суверенные государства. 

Каждая из этих стран, даже самая малая,  заключает в себе неповторимые особенности. 

Среди государств мира есть страны:

Подобная многоликость стран современного мира подсказывает необходимость их типологии.