Василий Аксенов Ах, Артур Шопенгауэр!
жүктеу/скачать 0.62 Mb.
|
| Василий Аксенов
Ах, Артур Шопенгауэр! пьеса в двух актах
Акт первый На сцене обширная веранда приморской виллы. Стеклянная стена, выходящая к морю, раздвинута, что позволяет бризу вздувать легкие ткани и шелестеть ветвями комнатных растений. За порогом – терраса с зонтами, за ними обычный курортный пейзаж: пальмы и море с парусами. Море, очевидно, подступает близко к дому: слышен шум прибоя. В левом верхнем углу ослепительно голубого задника неподвижно висит некое овальное небесное тело, которое можно было бы назвать Неопознанным Летающим Объектом, если бы к тому времени НЛО не были уже опознаны. Присмотревшись к сцене, мы понимаем, что перед нами нечто вроде гимнастического зала вместе с домашней амбулаторией. Непонятные нашему глазу приборы расположены вдоль стен или спускаются на гибких шнурах с потолка. В интерьер, впрочем, вписаны вполне привычный бар, кресла, диваны, книжные полки, большой стол – все в традиционном конструктивистском стиле. Раннее утро. Побережье еще находится в тени холма Аматус, но в небе уже распространяется свечение еще одного безоблачного дня. Слышится дружеский, с юморком, мужской голос: «Слава, вставай!» Поет: «Старый барабанщик, старый барабанщик, старый барабанщик крепко спал. Он проснулся, перевернулся, всем фашистам в морду дал!» Это, собственно говоря, сам Дом таким макаром устраивает побудку хозяину. Из спальни, шаркая шлепанцами, выходит старик. Завязывая пояс халата, бредет к открытой стене веранды. Видно, что каждое движение причиняет ему боль. ДОМ Доброе утро, Слава, сегодня 14 июля 2065 года. Франция празднует День Бастилии. Температура на побережье Кипра, в районе Лимассола, 20 градусов. Днем будет 29. Воздух очищен на 89 процентов. Запах цветов 65 по индексу ЕМС. Движение судов на орбите, в атмосфере и на поверхности проходит по расписанию. Турецкие войска отброшены к болгарской границе. Потерь нет. К 7 часам утра ты прожил 100 лет и 11 дней. Краткая сводка твоих показателей на данный момент: кью, плю, ели, мло, флик (подчеркиваю: флик), клистрадик (подчеркиваю: клистрадик), фэс, уайси, цеммо, тер, роно, оппрос. В целом: одуд. Жить тебе осталось… МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ Молчать! ДОМ Но почему? МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ Чертов Дом! Каждый раз удивляется – почему? Как будто даже обижается! Кто в конечном счете программирует эти дома, хотел бы я знать. (Кашляет, свистит горлом.) Жаждет сообщить дату твоей смерти, да еще таким добродушным тоном, как будто это просто конец беременности. То есть роды, что ли. (Подходит к стене, проводит перед ней ладонью; из стены появляется бутылка шампанского; хлопок, пробка вылетает; вьется легкий дымок.) По мне, хоть пять лет осталось, хоть пять минут, – я не хочу этого знать! Не-хо-чу! Такова природа человека, даже такого дряхлого, как я. Человека, а не биоробота – тебе ясно? Кто платит деньги? ДОМ Деньги – это святое! А вот шампанское до процедур – это зря, Слава. Мстислав Игоревич отмахивается, выпивает один за другим три бокала. Вихрем налетает какой-то музыкальный пассаж. М.И. ахает, заходится в кашле, падает в кресло, будто пришел его последний час. ДОМ Ну, вот видишь! Сначала надо было подключиться к Фьюзу, а потом уж за шампанское. МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ Что же ты Какашу не будишь? Меня он будит, а жену нет, как вам это нравится? ДОМ Наталья Ардальоновна давно уже не спит. Повернись к бару – и увидишь. Только теперь вместе с М.И. мы замечаем, что одно из кресел занято нашей героиней, дряхлой старухой, мадам Горелик. Рядом с креслом на полу стоят шесть пустых бутылок из-под шампанского. МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ Идиотка! Успела надраться до восхода солнца! До подключения к Фьюзу! Какашка гадкая! Облевалась! Описалась! Вся в дерьме! Это все ее виртуальные странствия по ночам! Так она и не заметит, как перекатится из вирту в смерту! Да она жива ли? Гадина, неужели ты свалила? Оставила меня одного?! (Весь трясется.) Дом, она мертва? ДОМ Нет еще. Подключай ее к Фьюзу, пока не поздно. И сам подключайся. Странный прибор размером с королевского пингвина подъезжает к неподвижному телу. Захватывает старческую руку. М.И. садится рядом, отдает прибору и свою руку. Прибор по имени Фьюз начинает пульсировать множеством точечных огоньков. Оба старика стонут. Потом стоны переходят во вздохи. Потом в глубокое дыхание. НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА Доброе утро, Славка-роднульча. МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ Доброе утро, Какашка-роднульча. НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА Как ты себя чувствуешь? МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ Прилично. А ты? НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА Отлично. Прибор освобождает их руки. Они встают, и – о, чудо! – дряхлости нет и в помине. Перед нами хоть и пожилая, но вполне здоровая пара. Заходят за полупрозрачную ширму. Сбрасывают халаты. Мы видим их силуэты в процессе обнажения. МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ Не забудь принять энзим. (Протягивает ей таблетку.) НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА А ты не увиливай от стеро. (Протягивает ему таблетку.) МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ Ну, не сейчас же. После бассейна. НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА (плаксиво). Ты что, меня больше не любишь? МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ Роднульча, как ты можешь так думать? НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА Тогда прими стеро. МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ Ненасытная старуха! НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА Ленивый старикашка! Оба проглатывают свои таблетки. Мы видим их тени за ширмой, они прикасаются друг к другу, целуются и начинают соединяться. Ширма темнеет. ДОМ Вот так и надо начинать свой день. Это полезно. (Исполняет какую-то тягучую страстную музыку.) Пусть в ваших совокупах уже проглядывает что-то лабораторно-технологическое, учитывая недавние пересадки органов, все-таки они по-прежнему впечатляют. Впрочем, мне следует воздерживаться от оценок. В программу таких домов, как я, входит сдержанность по отношению к хозяевам, полное отстранение от оценок. Хозяева платят за такие дома, как я, огромные деньги, а деньги – это святое. Согласно концепции Овала, деньги – это важнейший символ человеческой расы. Важнее денег человечество само ничего не придумало. При всем вырожденческом характере этих странных существ следует признать, что деньги они изобрели сами. Так полагает Овал. Слава Овалу! В процессе монолога Дом иной раз воплощается то в виде огромных Петуха и Попугая, то просто как некий очень приличный джентльмен среднепожилых лет. Эти образы мелькают словно мгновенные призраки, но всякий раз с ритуальными жестами в адрес Овала. ДОМ (продолжает). Следует сохранять невозмутимость и всегда выполнять приказы хозяев. Между тем я нередко злюсь, особенно когда Славка орет на Какашку или когда он не дает мне сообщить дату его смерти. Мне иногда кажется, что даже Овал удивляется человеческим парадоксам. Все они знают, что умрут, но почему-то не хотят знать когда. Странным образом в них вставлена идея бессмертия. Биообъект вроде бы несовместим с этой идеей, но тем не менее она всегда с ними. Именно из-за этой идеи они все время стараются оттягивать, что понятно. Фармакология, всевозможные приборы – я и сам ведь не что иное, как прибор для продления жизни, – постоянные пересадки органов. Теперь вот новое поветрие охватило здешних богачей – заказывают своих клонов. Овал еще не высказался в этом направлении, но у нас в семье появление Второго и Второй внесло какую-то странно угнетающую ноту. Мне, очевидно, нужно осмелиться и запросить Овал по этому вопросу. Из-за ширмы доносится соединенный вопль старческого оргазма. ДОМ Сегодняшний коитус продолжался 12 минут 40 секунд, на 7 секунд дольше, чем вчерашний. Молчание. Дымки двух сигарет. НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА Славка, знаешь, сколько раз ты меня трахал в течение нашей жизни? МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ Недостаточно? НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА Да нет, тут просто статистика. Мы живем с тобой 72 года. Не было дня, чтобы ты меня не трахнул. Значит, по грубым подсчетам, – 26 550 раз. МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ Дом, а что говорит твоя статистика? ДОМ Тут фигурирует цифра 50 540, но почему-то ей предшествует 31. Какая-то странная калькуляция: 31 + 50 540. Что означает эта перевернутая чертова дюжина? Я еще не все о вас знаю, господа. НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА 31 – это наше первое свидание в гребном клубе «Спартака» на Елагином острове. Я тогда считала. МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ (поет). Есть на свете островок Елагин, и гребная база есть на нем. Приходи, мой бешеный стиляга, мы на шатком скифе погребем. НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА Помнишь, роднульча. МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ Еще сто лет пройдет, роднульча, а я буду помнить ту ночь. ДОМ (бормочет). Не все ясно, Слава. Пока еще не все ясно. Но яснее, чем было. Яснее. Тут какая-то романтика, Какашенька, не так ли? (Громко.) Пора завтракать! Мстислав Игоревич и Наталья Ардальоновна выходят из-за ширмы. У них великолепный вневозрастной вид. Завязывая халаты, направляются к уже сервированному столу. МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ Что сегодня на завтрак? ДОМ (не очень учтиво). То, что вам нужно. НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА Гаркаша, витпуди, выжминт. Что ж, все это очень аппетитно, а все-таки я как-нибудь выключу Дом и приготовлю тебе яичницу. ДОМ (ворчливо). Что это значит – выключу? Какую еще яичницу? Что за вздор? МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ Я, признаться, уже и забыл, что такое яичница. НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА Славка, ты так здорово сегодня подтянулся. Тебе сейчас и шестидесяти не дашь. МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ Тебе тоже, роднульча. НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА Да? А по-моему, мне сейчас и пятьдесят пять не дашь. МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ Я хотел сказать, роднульча, что и пятьдесят бы тебе не дал, если бы не легкая дряблость вот тут, под ключицами. НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА Дряблость??? МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ Ну, я не так выразился. Ну просто какая-то неровность кожи. У пятидесятилетних, между прочим, тоже иногда что-то слегка отвисает. НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА А у тебя самого ничего не отвисает? У других под ключицей видишь, а у себя под пузом не замечаешь? Ты думаешь, если тебе пересадили эти дела от тореадора, то у тебя ничего не отвисает? МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ Ну, перестань, перестань, роднульча. НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА Я тебе не роднульча! Ха-ха! В молодости я знала стариков, у которых ничего не отвисало без всяких пересадок от тореадора. Мне даже нравилось тогда заниматься со стариками. Был такой муж, Ильич Гватемала, классик циклопического реализма, мы вместе с ним стреляли из пулемета по федеральным агентам. Был такой дедушка, Павлуша Фамус, я носила ему передачи в тюрьму. Помнишь таких, или тебе память, как всегда, изменяет? МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ Память – это еще не главный предатель в жизни человека. НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА Ах, ах, какая блистательная афоризма! МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ Афоризма! Что за слово? Ты что, забыла, что оно мужского рода? Говорят афоризм. Афоризм. А не афоризма. НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА Нет, оно женского рода! Оно – афоризма! МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ Это ты путаешь с аневризмой. Аневризма – женского рода, а оно – мужского. НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА Вот балда, оно – среднего рода! МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ Оно, то есть слово. Слово – среднего рода, а афоризм – слово мужского рода. НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА Нет, женского! Афоризма, афоризма! МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ Афоризм! Афоризм! НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА Молчи, старый дурак! МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ Это ты дура! Ты! Ты! НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА Какой ты гад! Ведь я понимаю, что ты в это вкладываешь. МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ Ничего я не вкладываю, просто есть аневризма, она женского рода, и есть афоризм – он мужского! НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА Ты вечно меня подкалываешь, ты только и ждешь, чтобы придраться, унизить. Никогда не приласкаешь, не пошутишь. Вечно причиняешь… (Рыдает.) Ты мне не можешь простить моей молодости, ничтожество! МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ Это я ничтожество? Человек, которого чтит весь мир? Воссоздатель Чистого Воздуха? НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА (рыдает и вопит). Чтит?! Воссоздатель?! А сам – ничтожество! МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ (взорвался). Это ты настоящее никчемное ничтожество! Тебя называют Женщиной Двух Столетий, говорят, что ты вела Россию на Запад, а ты просто проститутка! Только секс и застрял в твоей глупой башке! Вскочив с мест, со сжатыми кулаками они подступают друг к другу. Агрессивная сенильность искажает их черты, скрючивает тела. ДОМ Оба, внимание! Встать спиной к спине! Выбрасываю струю животвора! Делайте глотательные движения! Делайте умывательные движения! Протирайте за ушами! Вдох! Вдох! Вдох! ОБА (выполняют команды, глубоко дышат, приходят в себя). Прости меня, роднульча. Это ты прости меня, роднульча. Я люблю тебя, роднульча. И я тебя люблю, роднульча. Ты лучше всех, роднульча. Нет, это ты лучше всех, роднульча. ДОМ Наденьте VR-обручи. Откиньтесь в креслах. Благость посещает вас. Что вы видите? НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА Кота. Дивный кот прыгнул ко мне на колени. Мурлычет. Выгибает спину. Я успокаиваюсь с каждой минутой. Я дам ему имя Ницше. Мой кот, мой Ницше! МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ У моих ног пристроилась немецкая овчарка. Уши торчат, как две елки. Смотрит на меня весело и с любовью. Трогает меня лапой. Мой пес, мой Лучше! НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА Ты хочешь сказать, что твой Лучше лучше, чем мой Ницше? МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ Во всяком случае, мой Лучше не ницше, чем твой Ницше. НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА Как я люблю виртуальную благость! Пожалуй, это единственное, что меня примиряет с миром, в котором опять, несмотря на все мои усилия, накапливается все больше идиотизма. Да ведь, по сути дела, вирту может дать все, в чем есть нужда у современной женщины. МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ Не совсем с тобой согласен, роднульча. НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА Ах, ты со мной не совсем согласен? Почему же? МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ Ну так, в порядке шутки, ведь не может же вирту дать современной женщине мужа. Ведь это ж все-таки не жизнь пока что. НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА Да какого черта мне в этой жизни? Вирту лучше, чем жизнь! Виртуальный кот очарователен, да к тому же не ссыт по углам! Виртуальная собака не гадит и не разбрызгивает слюны! А вот некоторые передовые женщины утверждают, что виртуальный муж лучше настоящего. МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ Ах вот как? Чем же? НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА Говорят, что он делает все, что требуется от мужа, да к тому же еще не пердит. МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ Ты хочешь сказать… что? НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА А ты будто не знаешь – что. МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ Послушай, Наталья Ардальоновна, все-таки отдавай себе отчет в том, что говоришь, борись с маразмом. Твоего мужа знает вся Россия, да что там – весь Китайский Союз, весь мир знает его как борца с пердежом! С тридцати двух лет я открыто воюю с пердунами, с бздежниками, со всеми загрязнителями Эола и Эфира! Ты вместе со мной была на линии огня, моя «Аврора» героически погибла в морском бою с эскадрой пердунов и сквернословов! Всю свою женскую суть она отдала моей борьбе! НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА Она не только твоя, но и моя! Мы с ней, бывало, сливались в экстазах. МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ Хотя бы ради памяти о нашей бронированной подруге ты не посмеешь сейчас намекать, что я сам, Воссоздатель Воздуха, выпускаю газы! НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА Мстислав Игоревич, посмотри правде в глаза, ведь ты же не виноват, что у тебя на сто первом году жизни взбунтовалась перистальтика, что ты круглые сутки пускаешь шептунов или грохочешь, как главный калибр нашей «Авроры». Ты не виноват, что Дому постоянно приходится осаживать прущий из тебя сероводород с каким-то странным яичным оттенком. Дом, что ты молчишь, – подтверди! Дом молчит, только две светящиеся змейки бегают по дальней стене. НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА Тоже мне, какой деликатный. МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ (глухо). Значит, ты замечала. НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА (в отчаянии). Как я могла не заметить? Быть может, уши меня подводят, но обоняние пока не отказало. (Пауза.) Мне горько не меньше, чем тебе. МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ Не ври! Ты замечала и ни разу не сказала об этом ни мне, ни Дому. Ты берегла это для подходящего момента, чтобы сделать мне побольнее. Ты – хамка! НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА Я – хамка? Женщина Двух Столетий – хамка?! Это ты, ты, ты – хам, хоть и Воссоздатель Воздуха! Мстислав Игоревич швыряет в нее миску с гаркашей. Мажет. Наталья Ардальоновна запускает в него горшочком с витпуди. Попадает в цель. Мстислав Игоревич валится на пол. МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ (хрипит и пузырится слюной). Ненавижу, ненавижу, ненавижу! Сдохни, сдохни, сдохни! НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА (в виде гнусной карги). Сдохни сам! Сдохни сам! Сдохни сам! ДОМ Вы слишком далеко зашли в своей любви, дорогие хозяева. По инструкции, мне нужно сейчас применить PhB, Philosophical Blanket. На конвульсирующие тела опадает сверху мягкое «философское покрывало». Судороги прекращаются. Молчание. После молчания. НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА Мой любимый, мой несчастный мальчик. Я чувствую к тебе такое пронзительное сострадание. Твоя боль становится моей болью. МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ А твоя – моей. Девочка моя, любимая, как я мог швырнуть в тебя гаркашей? Это все судороги древнего возраста, когда любовь иной раз превращается в свою противоположность. Так было у Дали и Гала – помнишь, мы читали? Они обожали друг друга всю жизнь, а в старости иной раз швыряли друг в друга предметы. НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА Вцеплялись друг другу в волосы. Кричали: ненавижу, сдохни! А ведь никто в мире не знал такой любви, как они. МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ Пока мы с тобой не встретились в 1988 году в гребном клубе. Слава Богу, что наш незаменимый Дом, а через него и сам Овал, возвращают нас к нашей сути, к любви. НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА Ты странно говоришь, роднульча. Слава Богу, что Овал… Разве Овал – это не Бог? МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ Дом, скажи, Овал – это Бог? ДОМ (сдержанно). Не знаю. НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА Ты просто не хочешь говорить на эту тему, Дом, сохраняешь какой-то неведомый нам этикет. А вот мне иногда кажется, что Овал проникает в такие мои глубины, о которых я и сама не имею понятия. В конце концов, разве не он сотворил все, что нас сейчас окружает, – все эти говорящие дома-психиатры, все эти комбинации жээсов, вирту-брузин, транс-орбиты; разве не он? (Вылезает из-под «филпока».) МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ (вылезает из-под «филпока»). Конечно, Овал все знает о нас, но тот, что выше всего, Бог, не знает о нас ничего. Ничего, кроме любви к нам, ко всем и к каждому в отдельности, и вот это и означает Божье все. Сейчас я почти уверен, роднульча, что те демиурги Хнум и Птах сошли к нам в Лиссабоне – помнишь, в конце века? – с Овала. Да и все твои глюки молодых лет, все эти флюоресцирующие блики – ты еще называла их холозагорами и олеожарами – приходили к тебе с Овала, который неумолимо приближался. Что касается меня, то я просто уверен, что тот неотразимый и весьма весомый фантом, что скатился с лыжного спуска в Нью-Гемпшире и был принят как новый ревизор, как «Настоящий Бенни Менделл», явился с Овала. Не зря он старался организовать хаотическое мельтешение людей в идеальную «немую сцену». Знаешь, мне иногда кажется, что явление Овала – это знак того, что на данном уровне небес подготавливается наш Апокалипсис. Отсюда и весь этот бесконечный сонм новинок, открытий, изобретений последних трех столетий, все эти пересечения границ немыслимого, непознаваемого. Особенно это последнее изобретение супер-вирту, на которое мы подписались за жуткие деньги, эти «Интересные Встречи», от которых крыша может поехать, – контакты с давно усопшими. НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА (весело). Послушай, Славка, давай как-нибудь, ну, конечно, после того как завершится наша нынешняя серия, пригласим Сальвадора Дали и эту Лену Гала Дьяконову. Интересно будет поделиться опытом по части бросания предметов в любимое существо. МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ Ты же знаешь, роднульча, как меня беспокоит твое увлечение этими сеансами. Ты можешь зайти так далеко, что уже не вернешься. А я этого не переживу. НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА А зачем это переживать? Ты последуешь за мной. МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ Ты знаешь, я раньше этого не боялся. В молодые годы, ты помнишь, я совсем ничего не боялся. Впрочем, как и ты. Мы с тобой оба «кесарята» как-никак, а у таких нередко отсутствует чувство страха. Я был до того бесстрашен, что даже иногда беспокоился по этому поводу: не патология ли какая-нибудь. И только вот сейчас, в старости, в дряхлости, стал отчаянно бояться. Прежде всего за тебя, но и за себя не меньше. НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА Спасибо тебе, роднульча, за откровенность. Я всегда радуюсь, когда ты сбрасываешь с себя маску всемирного героя, когда я вижу в тебе обыкновенного человеченыша, каждый пук-пук которого вызывает во мне пронизывающую жалость. Садись, я спою тебе песню. (В руках у нее появляется гитара.) МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ (поражен). Ты берешься за гитару? Как прежде? НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА (поет). Ах, Артур Шопенгауэр! Ах, Артур Шопенгауэр! Ты нам задал урок, Ты нам задал урок. Прямо в рот нам вложил, Словно глупеньким фраерам, Состраданья урюк, Состраданья урюк. Волю к жизни забудь, Говорил Шопенгауэр. В пеликаньем зобу Рыбе хочется жить. Черепахи ползут По яичкам гагарьиным, По следам ягуарьиным. Никуда не зовут, Никуда не зовут. Состраданье одно Наделяет нас качеством Неких высших существ, Человеческих душ. С состраданьем на дно Упадем и проплачемся, Продеремся сквозь шерсть Генетических шуб. Ах, Артур Шопенгауэр, Ах, Артур Шопенгауэр! МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ (плачет). Спасибо тебе, душа моя. Ты действительно Женщина Двух Столетий, вся та же моя любимая Какаша. НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА (счастлива). Тебе понравилось? Не хуже, чем тогда, на Елагином? Помнишь «Ветер принес издалека прежней весны уголек»? МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ Роднульча, как я могу не помнить? Я все твои песни помню, но ты уже двадцать лет не пела. Я даже думал, что ты больше уже мне никогда не споешь. НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА И вот видишь, спела! Потому что я тебя люблю. Это песня для тебя, сколько бы тебе, черту, ни исполнилось лет и как бы дряхла и отвратительна я сама ни стала. Помнишь, перед началом похода на Мурманск, когда нас затерли льды, мы стояли на мостике «Авроры» в мертвом подлунном мире и говорили с ней о Шопенгауэре и об эстетике пессимизма? МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ Ах, «Аврора», при всей ее огневой мощи она была истинной женщиной! И как она понимала нас с тобой, хотя в ней не было ни белков, ни углеводов. НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА Послушайте, Славка, и ты, Дом, а что, если я спою эту песню Вторым? Вообще попою им что-нибудь, в том числе и из старого репертуара? Мстислав Игоревич молчит, лицо его темнеет. ДОМ Лучше не надо. МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ Нам давно нужно посоветоваться насчет Вторых. Вам не кажутся странными наши с ними отношения, вернее, отсутствие отношений? ДОМ А вам вообще-то не кажется странным само наличие ваших Вторых? НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА Что же в этом странного? Это постепенно входит в моду. Конечно, не все сейчас могут это позволить, но почему не позволить этого, если можешь? ДОМ Нет, если не кажется странным, значит, не странно. Все в порядке. МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ Мы потратили на них прорву денег. ДОМ Деньги – это святое! жүктеу/скачать 0.62 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|