Виктор Кудрин

Виктор Кудрин

"Есть целый строй созвучий, неопределённых, но доступных внутреннему слуху ребёнка; есть этот невещественный и неразлагаемый воздух родной земли, который необходимо нужен для первых годов детства. Душа пропитывается им насквозь"

Ю.Ф. Самарин

СОЗВУЧИЯ ГЕНИЕВ МЕСТ
Память – не есть нечто внешнее по отношению к жизни, а само содержание жизни. Вспоминая, душа свободно посещает места происшедших событий. Они продолжают существовать не в каком-то туманном и удаляющемся "прошлом", а здесь и сейчас, в иных измерениях пространства. Лишь в состояниях полусна, слушания классической музыки, созерцания красоты и величия природы, – многомерность реального мiра приоткрывается. И тогда "последние истины", невыразимые на вербальном языке, приспособленном для реалий видимого мiра, становятся само собой разумеющимися. Дедуктивным путём эти истины могли бы быть выведены лишь в том случае, если бы в реальном мiре господствовал логический детерминизм. Но этого детерминизма нет, – и реальны все мiры, в которых обитает и путешествует душа, – и физический мiр "яви", и мiр сновидений (неизмеримо более объёмный), и мiр музыки.

"… необходимо признать, что, кроме мозга должен быть и другой, гораздо более важный и могучий субстрат памяти. И мы считаем таким субстратом дух человеческий, в котором навеки отпечатлеваются все наши психофизические акты. Для проявления духа нет никаких норм времени, не нужна никакая последовательность и причинная связь воспроизведения в памяти пережитого, необходимая для функций мозга. Дух сразу обнимает все и мгновенно воспроизводит все в его целостности" [Святитель Лука Войно-Ясенецкий. "Дух, душа и тело"].

Попробуем обойти Садовое кольцо по часовой стрелке, начав с самой северной его точки. Будем вспоминать впечатления и обстоятельства, связанные с домами и примыкающей к ним местности внутри и вовне Садового кольца, и сопоставлять с ними даты Годового круга, осмысливая их в свете Литургического времени – Церковного календаря.

1 (14) января = Обрезание Господне и память Святителя Василия Великого. Угол Долгоруковской улицы и Оружейного переулка. Здесь, по адресу: Оружейный переулок, 41, было бы уместно возведение храма в память Обрезания Господня и Василия Великого.

2 (15) января = Преставление преподобного Серафима, Саровского Чудотворца. Садовая-Каретная, 2.

Самое дорогое мне место в этом секторе, продолженном за пределы Москвы – Кирилло-Белозерский монастырь, на территории которого мне в детстве довелось прожить четыре месяца – с середины мая до середины сентября 1957 года, и который посещал потом в 1974, 1982, 2002 и 2005 годах. Наиболее почитаемые святые, имена которых ассоциируются с этим направлением от Москвы – преподобные Кирилл Белозерский, Ферапонт Можайский и Нил Сорский, святитель Игнатий Брянчанинов, священномученик Варсонофий Лебедев, епископ Кирилловский, расстрелянный 2 (15) сентября 1918 года у дороги из Кириллова в Горицы (место расстрела получило название "Северная Голгофа"), исповедники Александр Иванович Бриллиантов и его брат Иван Иванович Бриллиантов – их жизненный путь теряется в начале 1930-х годов.

Кирилло-Белозерский монастырь расположен в диаметрально противоположном направлении от Москвы (к северу, и чуть-чуть к востоку), чем Святая Земля (к югу, и чуть-чуть к западу), но есть таинственная связь между монастырём и его окрестностями – и Святой Землёй. Прежде всего, стены Кирилло-Белозерского монастыря в плане почти точно повторяют стены Старого города, хотя по площади монастырь почти в четыре раза меньше.

Хотя я в детстве провёл в Кирилло-Белозерском монастыре всего четыре месяца, он снился мне потом так часто (и продолжает сниться по сей день), как будто я провёл там полжизни. При этом Кириллов в сновидениях у меня всегда ассоциировался с Иерусалимом, хотя наяву я впервые побывал в Иерусалиме лишь в 1995, а до этого – не имел никакого представления об их подобии, которое не передаётся никакими фотографиями и рассказами путешественников, отмечающих обычно лишь отличия природных условий, "флоры и фауны", но не ощущающих нечто Общее. Кириллов – родина людей интересной судьбы – математика Дмитрия Александровича Граве (1863 – 1939 гг.) и посла СССР в Великобритании Ивана Михайловича Майского (1884 – 1975 гг.).

Неподалёку от Кирилло-Белозерского монастыря находится уникальное на Земле место, Волок Славянский, где лишь 4 километра отделяют бассейн Волги, относящийся к безсточной области, от бассейна Северной Двины, относящегося к мiровому океану. В 12-ти километрах к северо-западу от Волока Славянского – единственное естественное озеро, относящееся одновременно и к безсточной области, и к бассейну мiрового океана. Это – Бородаевское озеро, из которого в западном направлении вытекает река Бородава, впадающая в Шексну (в бассейне Волги), а в восточном – ручей Паска, относящийся уже к бассейну Северной Двины). Ручей начинается с небольшого водопада у самых стен Ферапонтова монастыря.

(Лишь в 1719 году было создано Вышневолоцкое водохранилище, ставшее ещё одним водным резервуаром, объединяющим бассейн мiрового океана с бассейном Каспийского моря. Но о нём – в главе "Ноябрьская дуга").

В начале XX столетия, после окончания четырёхклассного Волокославинского училища, ходил по заброшенному следу волока, из села Волокославинского (у истока реки Порозовицы в бассейне Северной Двины) в село Никольский Торжок (у истока реки Славянки в бассейне Волги) мой дедушка Николай Сергеевич Бобров (1892 – 1959), описавший впоследствии своё детство в книге "В сердце Руси Северной", вышедшей в Вологодском книжном издательстве в 1959 году.

Вот выдержка из этой книги:

"Детям иных деревень и сел приходилось совершать ежедневно тяжелые и даже опасные путешествия.

Так было во всей России, так было и в Кирилловском уезде! Автор этих строк помнит, как в сумраке рассвета со стороны озера показывались серые фигурки-школьников. Пряча лицо от студеного ветра, шли они в школу с драгоценными книжками и ломтем хлеба в холщовой сумке. За три, четыре и даже за восемь верст гуськом; чтобы не потеряться, стремились школьники, зачастую рискуя жизнью...

Однажды учитель увидел два пустых; места на парте. На улице выл ветер, и снег залеплял окна. «Не заблудились ли они,— с тревогой думал учитель. — Может быть, замерзают сейчас. Или ещё хуже — волки?

Урок продолжался, но учитель был рассеян и тревожен. На другой день один из учеников пришел, но второе место осталось пустым. Мальчик пропал...

Об этом узнала Надежда Михайловна Гаршина — земский врач села Волокославинского, долго работавшая здесь после трагической смерти мужа.

При помощи дочери помещика Богдановича Надежда Михайловна организует в голодный 1899 год первые в уезде детские ясли. Наконец, узнав о гибели школьника, деятельно вмешивается она в жизнь школы. Преодолев сопротивление почетного блюстителя Волокославинского училища, Надежда Михайловна организует «ночлежку» для детей.

В одном из помещений первого этажа школы устраиваются нары. На этих нарах, положив под голову свои рваные полушубки, спали в зимнюю непогоду ученики из дальних деревень.

При помощи учителей и самого деятельного из них Константина Федосеевича Белова каждый вечер для детей готовился ужин.

По воскресеньям Надежда Михайловна угощала школьников чаем с невиданным деревенскими детьми лакомством, — сладким пирогом. Автор этой книги до сих пор отчетливо помнит жилище Надежды Михайловны, её кабинет, украшенный портретом Всеволода Михайловича Гаршина".

В течение 1957 года дедушка как раз заканчивал работу над этой книгой, живя в одной из келий Кирилло-Белозерского, предоставленной ему тогдашним директором Кирилловского музея-заповедника Николаем Полиевктовичем Янусовым.

В середине мая дедушка вызвал туда жену, дочь и внука, то есть меня. Это был мой первый выезд из Москвы на такой длительный срок (немногим менее четырёх месяцев), первая поездка на поезде дальнего следования (названия конечных пунктов поездов, объявляемых диктором на Ярославском вокзале, звучали завораживающе: "Воркута", "Княж-Погост"), первое плавание на колёсном пароходе из Вологды в Кириллов, вверх по Сухоне, Кубенскому озеру, Порозовице, затем – по каналу герцога Виртембергского с его сложной системой шлюзов. Благодаря четырёхмесячному пребыванию в Кириллове и его окрестностях, эти места стали восприниматься мною (и продолжают восприниматься) как Родина. Впоследствии, начав философски осмыслять жизнь, я заметил, что определённые философские темы навсегда остаются "сплавленными" с теми местами детских прогулок, где впервые задумался об этих темах. При новых посещениях этих мест эти темы оживают. В свою очередь, размышление об определённом философском или математическом вопросе, чтение текстов, посвящённых соответствующей теме, – вызывают яркий зрительный образ этих мест, и отчётливое ощущение пребывания души именно там!

Например, мысль о том, что существует четыре статуса вещей, явлений и событий, а именно: "достоверные", "возможные", "невозможные" и "невозможные, но, тем не менее, осуществившиеся" (которые принято называть чудесными), и что так называемая Теория вероятностей справедлива лишь для второго из этих статусов, но не для трёх остальных, – впервые посетила меня именно во время прогулки по берегу Сиверского озера вдоль стены монастыря, во второй свой приезд туда через 17 лет, в июле – августе 1974 года, когда я вновь посетил эти родные мне места, на этот раз – в качестве рабочего археологической экспедиции, маршрут которой пролегал от горы Мауры к Белозерску, а затем – к Лозскому озеру. И с тех пор размышления об ограниченности области применения Теории вероятности неизменно воскрешают в моём сознании образы Сиверского озера, если смотреть на него со стороны монастыря.

В Белозерск я попал летом 1974 года впервые, но был подготовлен к нему 12 (25) марта того же 1974 года, посетив премьеру фильма Шукшина "Калина красная", съёмки которого проходили в Белозерске.

В 2002 году я побывал в Кириллове в третий раз, уже в сопровождении своих швейцарских друзей, прочтя перед этой поездкой замечательную книгу Андрея Николаевича Муравьёва "Русская Фиваида на Севере", ещё больше породнившую меня с этими местами.

Соответствия мест Кириллова и Кирилловского уезда некоторым географическим пунктам Москвы:

Ферапонтов монастырь Церковь Благовещения в Волокославине Никольский Торжок Казанский собор В Кириллове Успенский собор Кирилло- -Белозерского монастыря

Рождественский монастырь Церковь Архангела Гавриила у Чистых Прудов Никольские Ворота Китай-города Казанский собор в Москве Успенский собор Московского Кремля

На самой границе январского сектора с февральским, – посёлок Ашукино, куда я регулярно приезжал, начиная с лета 1973 года, в гости к Екатерине Александровне Крашенинниковой (1918 – 1997), занимавшей там, вместе со своей сестрой Марией Александровной, четверть избы без удобств. Екатерина Александровна оставила прекрасные воспоминания о Пастернаке и Марии Вениаминовне Юдиной. Уже позже я узнал, что в 1947 году сёстры Крашенинниковы приютили у себя только что вышедшего из лагеря о. Димитрия Дудко, которому негде было тогда жить. (Подробнее об о. Димитрии – далее, в главе "Мартовская дуга"). Их дом в Ашукине постоянно был прибежищем для возвращающихся из лагерей несправедливо гонимых людей. При этом Крашенинниковы никогда не задавали вопроса об вероисповедании опекаемых ими людей, но, соприкасаясь с ними, люди неверующие или принадлежащие к иным конфессиям начинали проникаться мыслью об истинности Христианства. Живя в крайней бедности, Крашенинниковы находили возможность помогать всем, кому, как им представлялось, было ещё труднее. Самым страшным грехом Екатерина Александровна считала уныние, недовольство внешними обстоятельствами жизни. Она верила в промыслительное значение постигшей в XX столетии Россию трагедии. "Не проклинать, а благословлять надо наших гонителей" – говорила она. Запомнилась мне и другая мысль Екатерины Александровны: "Россия верующая держит на своих плечах Россию неверующую". Обе сестры, их брат Сергей (1915 – 1998), а ранее – их мама, Елизавета Александровна Дюшен, обрели свой покой на Ашукинском кладбище. Я убеждён, что Крашенинниковы, несомненно, должны быть причислены к сонму исповедников Христовых. Воздавать добром и за добро, и за зло (что представляется апостасийному мiру безумием) было их естественным поведением. Никто пока не ставил вопроса об их канонизации, но у Бога они уже прославлены!

Февральская дуга:

2 (15) февраля = Сретение Господне.

Хотя название улицы Сретенка происходит вовсе не от праздника Сретения Господня, а от Сретения в 1395 году чудотворной иконы Владимирской Божией Матери, оно удивительным образом промыслительно перекликается с положением именно этого праздника в Годовом круге, спроецированном на Садовое кольцо.

Ближайший храм, престол которого совпадает с этим направлением от центра Москвы – храм мученика Трифона в Напрудном (у метро "Рижская") – память его 1 (14) февраля.

А ближайший храм, посвящённый именно Сретению Господню, – это храм в Новой Деревне. Следующий за ним, по этому направлению, – знаменитый храм Сретения на Набережной в Вологде.

11 (24) февраля = память преподобного Димитрия Прилуцкого, Вологодского. Садовая-Спасская, 11/1.

На самой границе февральского сектора с мартовским – дом, в котором родилась моя бабушка Анна Николаевна Боброва, урождённая Иванова (1891 – 1973), стоявший на том месте, где в 1935 году был воздвигнут наземный вестибюль станции "Красносельская". (Воспоминания бабушки о Великой княгине Елисавете Феодоровне можно "скачать" на сайте радио "Благовещение", в архивной записи от 24.01.2013 года).

Наиболее дорогие места февральского сектора за пределами Москвы: Гребнево, Ярославль, Вологда, Вельск, Великий Устюг, Сольвычегодск, Пинега, Веркола (родина святого праведного Иоанна Кронштадтского и Фёдора Абрамова).

1 (14) марта = с первого весеннего месяца (впоследствии получившего название Нисан) начинал год Древний Израиль, согласно предписанию Торы: "И сказал Господь Моисею и Аарону в земле Египетской, говоря: месяц сей да будет у вас началом месяцев, первым да будет он у вас между месяцами года" (Исход.12: 1 – 2). Впоследствии, уже в Вавилонском плену, этот первый месяц получил название Нисан, а начало года (по неизвестной мне причине) было перенесено на седьмой месяц, то есть первый осенний месяц Тишрей.

Совершенно не сговариваясь с израильтянами, древние римляне также начинали год с первого весеннего месяца, которым для них был март. Хотя потом (уже в Восточном Риме = Константинополе) начало года было перенесено на 1 сентября, названия месяцев, с сентября по декабрь, сохранили следы римских числительных, от "седьмого" до "десятого".

Как мы видим из Книги "Исход", дата начала года связана с Исходом народа Израиля из Египта, поэтому она и должна была бы называться не Эрой от Сотворения мiра, а эрой Исхода – ведь к дате Сотворения мiра она никакого отношения не имеет.

Если причины переноса даты Нового года в Вавилонском плену с 1 Нисана на 1 Тишрея – неизвестны, то по поводу причин переноса этой даты в Византии с 1 марта на 1 сентября – существует, по меньшей мере, две версии.

По одной из них, первый христианский император Константин Великий ввёл в 312 году дату 1 сентября, чтобы максимально дистанцироваться от языческого Рима, в котором началом нового года было 1 марта – дата основания Рима Ромулом и Ремом в 753 году до н. э. (хотя большинство историков датой основания Рима считает не 1 марта, а 21 апреля 753 года). В любом случае, дата основания Рима тоже никак не связана с датой Сотворения мiра. Другая версия, более "приземлённая", объясняет перенос даты хозяйственными соображениями – в этот день, в связи с окончанием основных земледельческих работ, производилась ежегодная оценка имений и определялись размеры налогов.

Хотя Русь приняла христианство именно от Византии, вместе с юлианским календарём, новый год, вплоть до 1492 года, то есть без малого пять столетий, продолжал отмечаться на Руси 1 марта, и этой верности древнему календарю не мешало даже то, что Русская Церковь не была тогда автокефальной, а была частью Константинопольской (Патриаршество было впервые установлено на Руси лишь в 1589 году).

Но в 1492 году Великий князь Иван III решил, по примеру Византии, перенести начало нового года, причём, как и в Византии, Новолетие было совмещено с "праздником сбора урожая и сроком сбора податей и оброка". В этот же день Иван III повелел всем жалобщикам являться в Москву. Новолетие Руси повторило судьбу Новолетий Древнего Израиля и Второго Рима.

1 сентября продолжало оставаться первым днём года чуть более двух столетий. Отмечался новый год благочестивыми делами. После торжественной церковной службы Великий князь (впоследствии – Царь) раздавал милостыню народу, посещал больных и узников в темницах, некоторых из них – освобождал.

В 1699 году Пётр I предписал "считать первое января 7208 года от Сотворения мiра первым января 1700 года от Рождества Христова" и перенести на эту дату начало гражданского нового года. Разумеется, что при этом он руководствовался не идеей замены "ветхозаветного летосчисления новозаветным", а желанием, как бы сказали сегодня, приблизить Россию к "мiровым стандартам сообщества цивилизованных государств", что проявилось и во всех остальных его преобразованиях.

2 (15) марта = память явления Державной иконы Божией Матери. Храм, посвящённый этому событию, был бы очень уместен на углу площади Красных ворот и начинающегося отсюда отрезка Садового кольца. Его предполагаемый адрес – Садовая-Черногрязская, 2.

4 (17) марта = память Герасима, иже на Иордане, а также – Герасима Вологодского. Садовая-Черногрязская, 4.

Родился я в снесённом ныне роддоме № 4, стоявшем на углу Большой Никитской улицы и Леонтьевского переулка, называвшихся тогда улицей Герцена и улицей Станиславского, 1 (14) августа 1948 года (На месте этого роддома теперь – здание ТАСС). Первые два года моей жизни мы жили в доме 9/17 по Тверской улице, пока, в сентябре 1950, наша семья не была вынуждена переехать в "коммуналку" на Николоямской, 52. (Намеренно называю улицы не тогдашними их названиями, а восстановленными в девяностых годах дореволюционными).

У южной границы сектора, в Лыщиковом переулке, 10, храм Покрова на Лыщиковой горе, в котором я был крещён в 1952 году. Он оставался нашим приходским храмом до 1977 года, когда мы уехали с Николоямской улицы. В этом храме – единственный в Москве придел, освящённый во имя преподобного Иоанна Дамаскина.

В мартовском секторе находится и основная территория Китай-города, от Никольской улицы на Севере до Варварки на Юге, а также – удивительный поэтический уголок Москвы, мистический центр которого – Ивановский монастырь, построенный уже в XIX столетии, но повторяющий облик Санта-Мария дель Фьоре, и вызывает поэтому ассоциации с Флоренцией. Он ассоциировался у меня не столько с Италией, сколько с итальянской частью Швейцарии – кантоном Тессин. Мне до сих пор часто снится этот уголок, и в сновидениях он занимает неизмеримо большее пространство, чем в мiре "яви", простираясь на десятки и сотни километров! И горы в нём – не ниже швейцарских! Описаниями происходящих в этом уголке событий, путешествий по его горам, лесам, озёрам и селениям, – можно было бы заполнить несколько томов. Но мы сейчас совершаем путешествие в мiре "яви", и не будем отвлекаться! Позже я узнал, что в этом же секторе находится Тессинский переулок, выводящий на Серебряническую набережную Яузы. Об этом переулке в справочнике П.В. Сытина сказано: "Назван в XIX в. по землевладельцу А.М. Тессину". Больше ничего о "землевладельце А.М. Тессине" мне узнать не удалось.

Но, попав наяву в 1992, впервые в жизни, в Тессин, я был потрясён поразительным сходством его пейзажей с открывшимися мне в моих детских сновидениях. И там, в Швейцарии, сновидением казалось уже существование этого таинственного уголка вокруг Ивановской горки. И до сих пор не верится, что он существует наяву!

В самом начале мартовского сектора, сразу за Китай-городом, расположен Политехнический музей, северную часть которого занимает Центральный лекторий "Общества по распространению политических и научных знаний". В 1963 – 1969 годах я был постоянным посетителем цикла лекций "Философские вопросы современного естествознания", проходивших в этом лектории. Слушанье этого цикла сформировало моё тогдашнее мiровоззрение, в котором естественные науки фактически занимали место религии. Высказывание Эйнштейна: "Если во мне есть что-то, что можно назвать религиозным, то это только безграничное восхищение устройством мира, постигаемого наукой" – казалось мне тогда вполне убедительным, как и его убеждённость в том, что "этическое поведение человека должно основываться на сочувствии, образовании и общественных связях". Вполне осуществимой казалась мне попытка вывести и этику из данных естественных наук.

Событием, совершенно перевернувшим моё "шестидесятническое" мировоззрение, стало знакомство с работой Юлия Анатольевича Шрейдера "Наука – источник знаний и суеверий", опубликованной в десятом номере журнала "Новый мир" за 1969 год, и заставившей меня расстаться с иллюзиями о возможности построения "оптимальной системы этики на научных принципах". Лишь из посвящённого Шрейдеру в журнале "Вопросы философии" некролога стало известно, что он сам "вначале даже был убежден, что наука – это единственный способ понять мир, а наиболее совершенная из наук – математика".

Парадоксальным образом, именно под влиянием чтения статьи Шрейдера, выпускника и преподавателя мехмата, вундеркинда, окончившего школу в 16, а университет в 20-летнем возрасте, автор этих строк передумал поступать на мехмат (на который был нацелен) и получил гуманитарное образование, хотя и прошёл курс математики и теоретической физики с частными преподавателями.

Я ничего не знал тогда о религиозных убеждениях Юлия Анатольевича Шрейдера, но именно чтение его статьи помогло мне осознать приоритет религиозной истины перед истинами, добываемыми наукой. Не этика должна быть подчинена науке, а наука – этике. Даже математика, основанная на этике, должна отличаться от математики, построенной на "отвлечённых началах"! Претензии большинства учёных на то, что именно они, удовлетворяя свою жажду познания (а лучше сказать – любопытство), тем самым реализуют "основное предназначение человека", не имеют основания в самой науке, а представляют собой псевдорелигию – суеверие, которое уже дорого обходится остальному человечеству, а может обойтись ещё дороже.

К концу шестидесятых годов относится и моё увлечение идеями Георга Кантора. Именно он смог математически обосновать совместимость истин разума и истин Откровения, таких как равномощность Святой Троицы и каждой Ея ипостаси – ведь для трансфинитных множеств Целое равно любой Своей части!

Гораздо позже прочёл прекрасное высказывание о Канторе Алексея Фёдоровича Лосева: "… И, когда читаешь Кантора, тоже удивляешься тому, как иная философская идея, вычитанная им у какого-нибудь Фомы Аквинского, чувствуется, именно чувствуется и ощущается, а не просто понимается – чисто математически и арифметически… Вдумчивый наблюдатель обнаружит, что на глубине у этого гениального человека философия и математика слиты до полной неразличимости и являются единой и целостной могучей интуицией, способной оплодотворить и определить собою как чисто философскую, так и чисто математическую систему".

Продолжим наше путешествие.

В мартовском секторе – улица Покровка, переходящая в Старую Басманную, а затем – так же плавно переходящая в Покровскую улицу (но уже в честь другого храма Покрова), направление которой, если мысленно продолжить её за пределы Москвы, приведёт нас и в город Покров Владимирской области, и на Большую Покровскую улицу в Нижнем Новгороде – главную улицу этого города.

В этом же секторе, но уже за пределами Садового кольца, место моей работы – Специальное художественно-конструкторское бюро Минлегпищемаша, располагавшееся тогда в особняке Строгановых на левом берегу Яузы.

Чуть южнее, сразу за линией Курской железной дороги, – Дворец Культуры завода "Серп и Молот". В 1955 – 1970 годах мы совершали еженедельные семейные походы в этот Дворец Культуры, просмотрели там все только что поступившие в советский прокат фильмы: индийские ("Бродяга", "Господин 420" – с Раджем Капуром) и итальянские ("Учитель из Виджевано", "Бум"… – с Альберто Сорди). Это было время, получившее впоследствии название "Золотого века индийского кино", а в Италии – эпоха "неореализма". Несмотря на полную несовместимость эстетических принципов этих направлений, индийское и итальянское кино воспринимались мной как нечто целое, и сами эти страны – как одна страна, рассматриваемая под разным "углом зрения" Благодаря этим фильмам я настолько погрузился в атмосферу Индии и Италии, что она стала мне родной, и у меня осталось яркое впечатление, что в детстве я побывал в этих странах, хотя я знаю, что не выезжал тогда за пределы СССР. В одной из песен, звучавших в фильме "Бродяга", услышал слово "луна", и узнал, что на хинди оно значит то же, что и на русском, лишь ударение на первом слоге, что абсолютно совпадает с его произношением на итальянском (услышанным мной в каком-то итальянском фильме)! Вот ещё одно поразительное созвучие Индии и Италии! (Позже узнал, что так же это слово произносится и в латинском, румынском и испанском языках).

Сразу к западу от ДК "Серпа и Молота", на высоком берегу Яузы, у впадении в неё ручья Золотой Рожок, – священнейшее место мартовского сектора – Спасо-Андроников монастырь. В находившемся тогда на территории монастыря Всесоюзном производственном научно-реставрационном комбинате мне пришлось работать с 1969 по 1971 год. Окно моей рабочей комнаты выходило прямо на древнейший храм Москвы – белокаменный Спасский собор монастыря.

В стенах Спасо-Андроникова монастыря я окончательно определился в качестве православного христианина. Там же мне впервые открылся огромный мiр славянофильства, в дореволюционных изданиях, обильно представленных в библиотеке ВПНРК. Творения Хомякова, Киреевского и Аксаковых, впервые прочитанные тогда, органично связались в моём сознании с образами Спасо-Андроникова монастыря, и панорамой центра Москвы, которой я любовался с обрыва над Яузой. С этого обрыва были отчётливо видны не только высотное здание на Котельнической набережной, но и весь Кремль, с колокольней Ивана Великого – храма преподобного Иоанна Лествичника! Впоследствии, в 1987 – 2008 годах, я жил в непосредственной близости от мест, где создавались эти творения, – дома Хомякова на Собачьей площадке, дома Аксаковых в Сивцевом Вражке. Но в моём сознании их творения по-прежнему ассоциируются с впечатлениями, полученными в Спасо-Андрониковом монастыре и его окрестностях. Летом 1970 года, работая в ВПНРК, я познакомился с отцом Димитрием Дудко (1922 – 2004), служившим тогда в храме святителя Николая на Преображенском кладбище. На этом кладбище (также находящемся в мартовском секторе) был похоронен в 1959 году мой дедушка, а в 1973 году там же упокоился прах и бабушки. Впоследствии отец Димитрий был переведён в село Гребнево под Москвой. Приехав туда весной 1976 года, я познакомился там со своей будущей женой Ириной, с которой отец Димитрий и обвенчал меня 15 июля 1977 года в храме Гребневской иконы Божией Матери села Гребнево. В 1970 году, в день нашего знакомства, о. Димитрий дал мне на прочтение книгу "Столп и утверждение истины" о. Павла Флоренского, сыгравшую большую роль в дальнейшем пересмотре моего "научного мiровоззрения", приучив к мысли о принципиальной антиномичности не каких-то отдельных сторон бытия, а самих его основ. Позже (в 1973 году) я прочёл и "Воспоминания детства" о. Павла, поразившие меня удивительным созвучием его восприятия с моим детским восприятием: "В строении моего восприятия план представляется внутренне далеким, а поперечный разрез — близким; единовременность говорит и склонна распасться на отдельные группы предметов, последовательно обозреваемые, тогда как последовательность — это мой способ мышления, причем она воспринимается как единовременная. Четвертая координата — времени — стала настолько живой, что время утратило свой характер дурной безконечности, сделалось уютным и замкнутым, приблизилось к вечности. Я привык видеть корни вещей. Эта привычка зрения потом проросла все мышление и определила основной характер его — стремление двигаться по вертикали и малую заинтересованность в горизонтали".

Дом 61 по Земляному валу (четвёртый по счёту от границы мартовского сектора) соответствует дате Благовещения Пресвятой Богородицы = 25 марта (7 апреля).

На южной границе мартовского сектора – дом 58 по Земляному валу (у его пересечения с Николоямской улицей). Этот адрес соответствует дате 30 марта (12 апреля), памяти преподобного Иоанна Лествичника.
Апрельская дуга:

1 (14) апреля = память Марии Египетской. Храм этой святой украсит перекрёсток Николоямской улицы и Земляного вала. Его предполагаемый адрес – Николоямская, 30. (В Москве пока нет посвящённого ей храма).

Николоямская улица, переходящая за Андроньевской площадью в улицу Сергия Радонежского, а за Рогожской заставой – в так называемое "шоссе Энтузиастов", – начало дороги, ведущей из Москвы во Владимир и Нижний Новгород. Этот сектор открывается "красной линией" – чётной стороной Николоямской улицы, на которой и располагался дом № 52 – дом моего детства. [Постройка 1831 года, перестроена в 1891 году архитектором Николаем Струковым для фабрики платков торгового дома "Н.М. Баулин с сыновьями" (С.К. Романюк. По землям московских сёл и слобод. М.: 1998. С. 501)].

Нашей комнатой была ближайшая к улице (то есть "самая северная") комната квартиры № 5. Комната, имевшая два окна, выходящие в Николоямской тупик, была разделена фанерной перегородкой на две комнаты: проходную и "запроходную". Я помещался в "запроходной". На северной ее стене висела огромная физическая карта Европы. Моя кровать стояла у северной стены, и голова моя оказывалась на уровне Пиренейского полуострова. Любимым моим занятием было мысленно путешествовать по этой карте. Торец моей комнаты соседствовал с лестничной площадкой, а дверь проходной (южной) комнаты выходила в общий коридор квартиры, в самом его начале. На южной стороне проходной комнаты висело большое зеркало, создававшее иллюзию, что у нашей семьи есть ещё одна комната площадью 21 кв. м. Поверхность зеркала была незримой границей между "обычным мiром" и мiром Зазеркалья. Находясь в южной комнате, я любил воображать себя перешедшим эту границу и совершающим путешествие по этому мiру. Какой предстанет там привычная "посюсторонняя" квартира? А дом, двор, Москва? Поднеся к зеркалу карту из Атласа, распространял это мысленное путешествие и на Европу и на весь мiр. Заметил, что Солнце за зеркалом "ходит" не по часовой стрелке, а против неё. А есть ли такие места на "посюсторонней" Земле? Догадался, что таково – всё Южное полушарие. Но ведь оно не является простым отражением Северного, там совершенно другая конфигурация материков, океанов и островов. Это наблюдение натолкнуло на сопоставление географических пунктов с их антиподами. Сейчас эта задача легко и мгновенно решается через Google.map. А тогда пришлось, раздобыв карты Северного и Южного полушарий, переносить циркулем географические пункты с одного полушария на другое. Самым потрясающим было "открытие", что в Тихом океане имеются по крайней мере два залива (у берегов Южной Америки и берегов Индокитая), антиподы которых также находятся в Тихом океане! Другая географическая забава детства – разрезать карту часовых по 180-му меридиану, а затем наклеить оставшуюся часть карты на нулевой (гринвичский) меридиан так, чтобы осталось одно восточное полушарие, а Чукотка стала нависать над островом Британия, став даже чуть восточнее его, а Пиренейский полуостров переместился в Тихий океан, к югу от Берингова моря. (Это – после того, как я заметил, что и крайняя восточная точка Евразии – мыс Дежнева, и крайняя западная – мыс Рока в Португалии – парадоксальным образом оба находятся в западном полушарии). Такие умозрительные путешествия заменяли для меня, с детства и до 42-летнего возраста, реальные путешествия по мiру.

При этом географические цели этих умозрительных путешествий казались мне находящимися гораздо ближе, чем "наяву", по всем двенадцати направлениям от Москвы, ближе, чем многие места "Ближнего Подмосковья". Например, – Красноярск, Иркутск, Байкал, Чита, Шилка, Нерчинск, Приамурье – представлялись мне расположенными сразу за пересечением Шоссе Энтузиастов с линией Окружной железной дороги, в районе Владимирского посёлка. Ещё чуть подальше к востоку – вся Америка, вплоть до Огненной Земли. Наяву Огненная Земля – как раз антипод Забайкалья, но чилийский город Puerto Natales (антипод Улан-Удэ), со своим знаменитым Mylodon Cave Natural Monument, и Punta Arenas на берегу Магелланова пролива – казались мне находящимися здесь же, неподалёку, в восточном направлении от Москвы, тогда как кратчайший маршрут туда – пролегает именно на запад от Москвы.

Индия начиналась уже сразу за станцией Удельная Рязанской железной дороги, то есть ближе, чем не только сама Рязань, но и Коломна. (Это впечатление усиливалось ещё и тем, что эта дорога – единственная левосторонняя железная дорога Подмосковья, тогда как Индия – самое большое в мiре государство с левосторонним движением, доставшимся ей в наследство от Британской колониальной империи). Гуляя вдоль правого берега реки Пехорки, от Томилина к Быкову, находясь под впечатлением этического учения джайнизма, о котором узнал из прочитанных весной 1964 года книг Джавахарлала Неру "Автобиография" и "Открытие Индии", любовался холмом на горизонте, представлявшимся отрогом Гималайского хребта, за которым – Индия. (Как я узнал уже гораздо позднее, в 1978 – 1985 годах, когда нас возили по Рязанскому шоссе "на картошку" в совхоз "Озёры" и на Коломенскую овощебазу, холм этот возвышается над правобережьем Москвы-реки, у пересечения с ней шоссе).

Кавказ и Закавказье – сразу за станцией Расторгуево Павелецкой дороги. (Хотя и тогда мне было известно, что поезда туда ходят не с Павелецкого, а с Курского вокзала).

В 1961 году была открыта Филёвская линия метро, поездки по которой стали для меня прообразами будущих дальних путешествий по Белорусской железной дороге (наяву я путешествовал тогда по ней лишь в пригородных поездах, не далее станции "Голицыно"). Здесь соответствия были такими:

Сразу за кинотеатром "Брест", у метро "Молодёжная", был пологий спуск к реке Буг, за которой начиналась Заграница.

Рига была сразу за станцией "Тушино" Рижской железной дороги, Санкт-Петербург – сразу за метро "Речной Вокзал", Кириллов – к северу от станции "Водники" Савёловской железной дороги, Вологда – совпадала по местоположению с Тарасовкой на Клязьме, а Великий Устюг – с городом Фрязино Московской области.

Первое "реальное" путешествие за пределы СССР началось у меня лишь в конце ноября 1990 года. О нём будет рассказано ниже, в главе "Сентябрьская дуга".

А пока, размышляя о квартире детства, любил представлять её в виде проекции Святой Земли. Коридор, идущий прямо к югу от входной двери – это река Ярдэн, наша комната – Галилея, комната соседей Запениных – Самария, ещё южнее – комната соседей Фалькнеров – Иудея, напротив, через коридор, комната соседки Воронковой – удел колена Рувимова за Мёртвым морем.

В возрасте 7 – 8 лет любил воображать, как я преодолеваю стеклянную преграду, отделяющую мою комнату от Зазеркалья, рассматриваю книги (отражения тех, что "по эту сторону" зеркала), пытаясь читать их теперь "справа налево", затем любуюсь видом из окна на такой знакомый, но ставший вдруг необычным город, спускаюсь по лестнице во двор, выхожу на улицу и начинаю прогулку по Москве Зазеркальной, двигаясь по направлению к Устьинскому мосту. Путешествие это родит ощущение новых мест, в которых ещё не бывал, но сразу узнаваемых как родные! При этом отражения новых домов, выстроенных по стандартным проектам (их тогда в Москве было мало) рассматривать неинтересно, так как, будучи симметричными, они мало отличаются от своих "посюсторонних оригиналов". Но отражения старых домов, особенно знакомых, очень интересны. Много раз мне снилось, что я совершаю такую прогулку, и что, на этот раз – "это, наконец, наяву".

А каким станет фортепиано, стоящее в соседней комнате? Ведь теперь басы на его клавиатуре – справа, а высокие ноты – слева, при полном сохранении гармонического строя! Теперь, если пианист будет играть по памяти, воспроизводимая им мелодия станет "негативом" по отношению к оригиналу! Соответствующая этой мелодии нотная запись будет не отражённой в вертикально стоящем (или висящем) зеркале, а в горизонтальной глади озера (воображаемого мною в этот момент), как если бы каждая нота по отдельности была перевёрнута "вверх ногами", но при сохранении прямой последовательности записи. Таким образом, из Зазеркалья можно попасть и в "Негативный мiр" (в буквальном смысле, а не в смысле эвфемизма слова "плохой"). "). В "негативном мiре" (если иметь в виду уже не звуки, а цвета радуги) все цвета заменены обратными им (или "дополнительными" к ним). Если мы сопоставим каждой из семи октав, занимающих клавиатуру фортепиано, определённый цвет спектра, от красного до фиолетового, то их "зазеркальные" отражения не будут совпадать с дополнительными цветами, так как "средняя" октава (соответствующая зелёному цвету) так и останется посреди клавиатуры, фиолетовая часть спектра поменяется местами с красной, свет останется светом, а тьма – тьмой, тогда как в "негативном мiре" зелёный цвет будет соответствовать не середине, а краям клавиатуры, а свет поменяется местами с тенью. Таким образом, сосуществуют, по крайней мере, четыре мiра, так "Негативный мiр" тоже имеет своё Зазеркалье.

Цветовой круг оказывается замкнутым, после фиолетового цвета опять идёт красный, а они оба в совокупности оказываются дополнительными к зелёному, что удивительно, – как может один цвет, соответствующий определённой длине волны (в данном случае – зелёный), "расщепляться" при инверсии на два разных, причём находящихся в противоположных краях спектра? Ничего подобного не наблюдается при инверсии музыкальных тонов (именно инверсии тонов, а не зеркальном отражении клавиатуры, о чём сказано выше), то есть замене тонов на "дополнительные", подобно дополнительным цветам – будет совершенно та же мелодия, только в другой октаве!

Если выстроить, руководствуясь воспоминаниями, полное подобие квартиры детства (совершенно независимо от географических координат, в которых эта воссозданная квартира будет находиться), со всеми находившимися в ней предметами, то можно будет предусмотреть, в дополнение к этому, и ещё одну квартиру, представляющую зеркальное отражение первой, и поместить в неё зеркальные подобия предметов, находящихся в первой квартире. Тогда можно будет время от времени переходить (через дверь в разделяющей квартиры стене, стилизованную под настенное зеркало) из обычной квартиры в "зазеркальную", осуществив тем самым мечту детства. Панораму за окном "зазеркальной" квартиры можно будет тоже заменить отображённой в зеркале панорамой, открывающейся из окна "посюсторонней" квартиры.

А "пятый" мiр – мiр сновидений – включает в себя все эти четыре мiра "яви", но ещё нечто неизмеримо большее, не сводящееся к ним!

В состоянии дремоты («полусна») собственное время дремлющего ускоряется по отношению к времени постороннего бодрствующего наблюдателя. В течение одной минуты дремлющий успевает «увидеть» и перечувствовать необычайно много. Совершается противоположное тому, что происходит с физическим телом в поле тяготения, согласно Общей теории относительности. Как известно, поле тяготения искривляет пространство и приводит к замедлению времени. Самой высокой скорость времени была бы у тела, максимально удаленного от любых тяготеющих масс и неподвижного относительно наблюдателя. Масса и движение могут лишь замедлять течение времени, но ничто, казалось бы, не может его ускорить. И вот, оказывается, – его ускоряет дремота! Собственное время дремлющего ведет себя таким образом, как если бы масса его тела или скорость его движения в пространстве стали бы отрицательными.

Казалось бы, при переходе от "обычного" мiра к зазеркальному или "негативному" – не добавляется никакой новой информации, но, будучи увиденным необычным образом, привычный мiр обогащается неожиданно новыми впечатлениями и мыслями.

Созерцание Зазеркалья не ограничивалось воображением и сновидениями, а частично реализовывалось во время плаваний на прогулочном теплоходе (катере) по Москве-реке, от Новоспасского моста к Киевскому вокзалу и обратно. Я садился на скамейку перед большим зеркалом на стене капитанского мостика, и любовался проплывающими в нём отражениями берегов.

Очень интересно было представлять пространство чисел, по аналогии с пространством физическим, как совокупность "посюстороннего" пространства положительных чисел и "зазеркального" пространства отрицательных чисел. Но тут не получается полной аналогии, так как при умножении двух положительных чисел результат – тоже положителен и остаётся по "сю сторону зеркала", а умножение двух отрицательных чисел даёт тоже положительное число! Это равносильно тому, как если бы "обитатели Зазеркалья" решили бы перемножить два числа (с их точки зрения положительных), и оба сомножителя вдруг исчезли бы из их мiра "неизвестно куда", а в нашем "посюстороннем" мiре, "неизвестно откуда", возникло бы произведение этих сомножителей! Но мы знаем, что такое не происходит, и в физическом мiре "посюсторонняя" и "зазеркальная" его части совершенно равноправны. Это наводит на мысль, что представление множества отрицательных чисел в качестве зеркального отражения множества положительных – не вполне корректно. Мiр чисел (без разделения его на положительные, отрицательные, комплексные числа) полностью охватывает не только "посюсторонний" и "зазеркальный", но и все пять физических мiров – законы мiра чисел главенствуют во всех физических мiрах.

Уже позже, в шестидесятые годы, явилась мысль о возможности, создав сначала, на основе воспоминаний, виртуальный образ квартиры детства, со всей обстановкой и панорамой за окнами – создать образ и зеркального отражения этой квартиры, и окружающего её пространства, что дало бы возможность реализации наяву этих путешествий в Зазеркалье, ранее совершаемых лишь в воображении и в сновидениях.

Путешествуя на троллейбусе по Садовому кольцу, любил воображать путешествие во времени в "прошлое" и в "будущее". Движение по внешней его стороне, то есть "против часовой стрелки", можно воспринимать как символ движения в прошлое, возвращения во времени. В масштабах Земного шара ему соответствует движение в восточном направлении. Движение по внутренней стороне – символизирует движение в "будущее" во времени и движение в западном направлении по поверхности Земли – в более "поздние" часовые пояса.

Двигаясь, подобно Магеллану и его спутникам, в западном направлении (в будущее), пересекая на просторах Тихого океана противоположный Гринвичскому 180-й меридиан, мы неожиданно попадаем не только в крайние восточные области Ойкумены, но и буквально в завтрашний день! И именно движение в будущее даст нам реальное воскрешение "прошлого", так как именно в будущем мы сможем реально воссоздавать любой отрезок произошедшего, уже состоявшегося!

В те же годы я заметил, что даже при беглом непредвзятом взгляде на глобус возникает впечатление, что привычные географические объекты распределены по всей поверхности Земли не только неравномерно, но и неслучайно, что они подчиняются какой-то закономерности, природа которой "не лежит на поверхности", и в прямом, и в переносном смыслах этого выражения. Прежде всего, обращает на себя внимание изоморфизм крупных географических "частей суши" (островов и полуостровов), а также – морей и заливов, в Азии и соответствующих им географических объектов в Европе):

Японское море пролив Босфор Восточный Амурский залив о. Новая Гвинея о. Хайнань о. Ява Индокитай полуостров Малакка остров Мальта Цейлон Индостан Часть Тибета, относящаяся к бассейну Бенгальского залива Непал Аравийский полуостров Полуостров Малая Азия (Анатолия), Галисийская гора близ Эфеса

Чёрное море пролив Босфор Мраморное море о. Кипр о. Тасос о. Крит Балканский полуостров полуостров Аттика Мальдивские острова Сицилия Апеннинский полуостров Часть швейцарского кантона Граубюнден, относящаяся к бассейну Адриатического моря Тессин Часть Пиренейского полуострова, относящаяся к бассейну Средиземного моря Северо-западная часть Пиренейского полуострова (Галисия)

Подобия местоположений важнейших исторических

областей и городов:

Азия	Европа
Владивосток Куала-Лумпур Келанг Гоа Ченнай (Мадрас) Коломбо	Константинополь Афины Пирей Лациум Ортона Палермо

Этой закономерности подчиняются и бассейны некоторых крупных рек Старого Света:

Амур c Аргунью Ганг Инд Лена Енисей Обь с Иртышем

Дунай с Инном По Рона Висла Эльба Рейн с Лимматом

Следующей особенностью строения поверхности Земли является подобие бассейнов морей, не имеющих выхода в мiровой океан (так называемых безсточных зон) – Мертвого и Каспийского, а также сакральных городов и гор в этих бассейнах:

А вот – подобия рек Святой Земли и исторической Руси, относящихся к бассейнам Атлантического и Северного Ледовитого океанов, а также местоположений некоторых городов, стоящих у истоков и устий этих рек:

Западная граница сакрального евразийского пространства имеет однозначные соответствия с западным побережьем Европы:

Даже совершенно различная этимология названий Бреста на Атлантическом побережье и Бреста на побережье Буга не мешает им выполнять одну и ту же функцию – быть крайними западными форпостами целых культурно-исторических мiров. Аналогично им, такими восточными форпостами можно считать Константинополь (форпост Европы на берегу пролива Босфор) и Владивосток (форпост Азии на берегу пролива Босфор Восточный). Хотя названия самих этих городов и не идентичны, но их береговые линии настолько повторяют друг друга, что граф Николай Николаевич Муравьев-Амурский совершенно оправданно дал в 1859 году бухте Владивостока название Золотой Рог. Сопка Орлиное Гнездо (высочайшая точка исторической части города) – идеальное место для нового храма Святой Софии. А мыс Клета у "впадения" Золотого Рога в Босфор Восточный – идеальное место для подворья московского Андроникова монастыря, воспроизводящего на берегу Тихого океана архитектуру этого древнейшего монастыря Москвы. Лежащий напротив Владивостока, через Босфор Восточный, остров Русский, в тесном смысле – проекция Халкедона на Азиатском берегу Босфора (напротив Константинополя), в широком смысле – проекция второго порядка Азии в целом, "Гиперазия". Здесь, на острове Русский, уместен храм во имя прославившихся в Халкедоне Евфимии Всехвальной и замученных с ней воинов Виктора и Сосфена – память их 16 (29) сентября.

Анаксимандр Милетский был совершенно прав, разделив единый материк, принадлежащий в то время к единой Средиземноморской культуре и получивший впоследствии название Евразии, – на отдельные части света – Азию и Европу, – между географическими объектами этих частей света имеется парное однозначное соответствие!

К этому можно добавить подобие южного побережья Африки и южного побережья Крыма, а также некоторых их городов:

Северная и Южная Америка не имеют соответствий в Старом Свете, но зато – подобны друг другу:

Все эти примеры наводят на мысль, что реальные географические объекты (гении мест) располагаются в пространстве большего числа измерений, а мы наблюдаем лишь их проекции (или ответвления) на поверхность Земли. Причем этих проекций может быть и больше двух. Рассмотрим подобия некоторых рек и их бассейнов, а также стоящих на них городов:

Гораздо позже узнал о гипотезе, выдвинутой в начале 1970-х годов Н.Ф. Гончаровым, В.А. Макаровым и В.С. Морозовым, согласно которой внутри Земли находится икосаэдро-додекаэдрический кристалл, силовое поле которого ответственно за формирование в его узлах древних культур и цивилизаций. Тогда же заметил, что большим массивам суши противостоят, в качестве антиподов, большие водные пространства, например: Антарктиде – Северный Ледовитый океан. На карте мiра, с нанесёнными на неё антиподами частей суши, видно, как они удобно "укладываются" в противолежащие им океаны: Австралия – в северную часть Атлантического океана, Африка и Европа – в центральную часть Тихого. Два небольших исключения – антиподом Южной Америки служит Юго-Восточная Азия (Огненная Земля "залезает" даже на озеро Байкал), а антиподом Новой Зеландии – Пиренейский полуостров.

Подобно материкам и океанам, месяцы Годового круга таким же образом противостоят своим "антиподам" – почти все длинные месяцы, содержащие 31 день – противостоят коротким (содержащим по 30 дней и 28-29 в феврале). Единственное исключение – и в январе, и в его "антиподе" июле – 31 день. Можно сказать, что длинные месяцы – "океанические", а короткие – "материковые"!

В 2004 году появилась гипотеза Ю.Н. Голубчикова, обширную цитату из статьи которого я привожу здесь:

"Земля как планета подчиняется законам гармонии. Иоганн Кеплер считал гармонию «реальным формообразующим фактором», и многие пытливые мыслители прослеживали эстетические закономерности в шарообразной форме Земли и в ее правильном движении в мировом пространстве. Проявляется гармония и на физической карте мира. Как правило, эстетически организованные структуры на земной поверхности бросаются в глаза не сразу, но становятся хорошо видными после детального анализа глобуса или карты земных полушарий. Английский философ Фрэнсис Бэкон (1561—1626), видимо, первым подметил, что все материки Старого и Нового Света по своей форме напоминают треугольники, обращенные острыми концами на юг. Затем было замечено, что и все сколько-нибудь значительные острова и полуострова тоже обращены своими оконечностями к югу или юго-западу. Таковы Гренландия, Калифорния, Флорида в Америке, Скандинавия, Пиренейский, Апеннинский и Балканский в Европе, Индостан, Индокитай, Корея и Камчатка в Азии. Рейнгольд Форстер (1729—1798), учёный и наблюдательный спутник Джеймса Кука в кругосветном плавании, указал еще три сходные черты в строении материков. Во-первых, южные оконечности всех материков высоки, скалисты и имеют вид горных цепей, обрывисто оканчивающихся у морского берега. Америка заканчивается мысом Горн, Африка — мысом Доброй Надежды со Столовой горой. В Азии, на полуострове Декан, выдвигаются к югу цепи Западных и Восточных Гат, образующие громадные скалы мыса Коморин. Тот же характер имеет и Юго-Восточный мыс Австралии. Даже Европа, которая строго говоря не материк, а часть Евразии, завершается на юге скалистым мысом Гибралтар. Во-вторых, к востоку от южной оконечности каждого материка лежит один большой остров или группа островов. У Америки это Фолклендские острова, у Африки — Мадагаскар и окружающие его малые вулканические острова, у Евразии — Цейлон, у Австралии — два больших острова Новой Зеландии и остров Тасмания. Некоторые материки по своим восточным окраинам обрамлены даже гирляндами островов. При этом островные гирлянды образуют дуги, иногда сильно изогнутые. Выпуклой своей стороной они всегда обращены на восток. С западной стороны материков никаких таких гирлянд нет. Алеутская дуга в этом отношении является частью восточноазиатских островов, хотя ее и относят к Американскому материку. В-третьих, у всех материков есть большие заливы на западе, глубоко вдающиеся в сушу. В Америке это глубокий изгиб западного берега у подошвы Анд в Боливии (залив Арика), в Африке — Гвинейский залив, в Австралии — Большой Австралийский залив. В Азии эта черта менее заметна, но тоже прослеживается в очертаниях Аравийского моря. На востоке у всех материков, наоборот, есть выступы в сторону океана.

В середине ХIХ века географ Стеффенс указал, что материки нашей планеты группируются попарно, образуя три двойные части света: 1) Северную и Южную Америку; 2) Европу с частью Западной Азии и Африку; 3) Азию и Австралию. При этом все южные материки как бы продолжают северные. Они соединены между собой или перешейком, или рядом островов и в то же время отделены друг от друга глубокими средиземными морями. Кроме того, по одну сторону перешейка всегда есть архипелаг, а по другую — полуостров. Южные материки к тому же заметно сдвинуты к востоку от северных. Самый ясный образец такого соединения представляют Северная и Южная Америка, с соединяющим их Панамским перешейком. Архипелаг на востоке — Антильские острова, полуостров на западе — Калифорния. Европа и Африка соединены через Италию и Сицилию. На запад от этого разорванного перешейка лежит Пиренейский полуостров, архипелаг на востоке — греческие острова. Азия и Австралия соединены длинным рядом островов, начинающимся от полуострова Малакка и прослеживающимся через Суматру, Яву и другие острова Зондского архипелага до самой Австралии. Полуостров к западу от этого перешейка — Индостан, а огромный архипелаг на востоке включает острова Индонезии и Филиппин. Цепи гор образуют каркас материков. Америка как бы пристроена к цепи Кордильер и Анд, так же как Австралия — к Большому Водораздельному хребту. Такой же каркас Евразии образует обширный горный пояс между 20 и 45° с. ш., от Гималаев до Альп. Там где горные пояса шире, обычно шире и материки. В океане горные цепи нередко продолжаются островами".

Огромное впечатление произвело на меня в раннем детстве чтение книги В.К. Арсеньева "Дерсу Узала", особенно следующее его замечание, заставившееся задуматься о естественной "тихоокеанской" культуре, как альтернативе культуре новоевропейской: "Раньше я думал, что эгоизм особенно свойствен дикому человеку, а чувство гуманности, человеколюбия и внимания к чужому интересу присуще только европейцам. Не ошибся ли я?"

Прочитав в 1958 году (в год выхода русского перевода) "Путешествие на «Снарке»" Джека Лондона, любил воображать себя (и в сновидениях, и наяву) совершающим такое же путешествие. Помню, как поразили моё воображение следующие его строки: "Когда поднимаешься на гору, испытываешь всегда одну и ту же странную иллюзию. По мере подъема развертываются все большие и большие пространства земли, и кажется, будто горизонт поднимается выше того пункта, на котором стоит наблюдатель. Эта иллюзия особенно остра на Халеакала, так как вулкан поднимается непосредственно из океана. И вот, чем выше взбирались мы по мрачным склонам Халеакала, тем глубже опускались, точно падая в какую-то бездну, сама Халеакала, и мы, и все вокруг. Где-то там, выше нас, лежала линия горизонта. Океан точно скатывался на нас с горизонта. Чем выше мы поднимались, тем ниже, казалось нам, мы опускались. Это было что-то нереальное, противоестественное, фантастическое, и в голове мелькали мысли о кратере вулкана, через который Жюль Верн попал к центру земли".

В отличие от "Снарка", моя яхта обладала и встроенной в ея корпус моделью моей квартиры, в которой были воспроизведены не только все предметы домашней обстановки, но и виды за окнами (посредством голографии). Пунктом отплытия был не Сан-Франциско (как у Джека Лондона), а почему-то Саутгемптон на южном побережье Англии. Оттуда я плыл через Атлантику до устья Амазонки, заходил в порты Рио-де-Жанейро, Монтевидео, Буэнос-Айреса, Вальпараисо, Кальяо (из которого совершал поездку на поезде в столицу Эквадора Кито), посещал Галапагосские острова, затем затем Филиппины (с сухопутной экскурсией в Багио), оттуда яхта направлялась в южную часть Тихого океана, где, вслед за Джеком Лондоном, я высаживался на Маркизских островах, на Гаити, Фиджи и Самоа, но, кроме этого, яхта заходила ещё в порты Новой Зеландии (с заездом на машине к антиподу Мадрида), бросала якорь у Большого Барьерного рифа (где я погружался с аквалангом в волшебный подводный мiр). Оттуда, зайдя в порты Австралии, яхта, пройдя Индийский океан, Красное море, Суэцкий канал и Средиземное море, возвращалась в "порт своей приписки" – Саутгемптон, совершив кругосветное путешествие, которое не довелось совершить Джеку Лондону на своём "Снарке". Из Саутгемптона я еду на поезде в Лондон, где сдаю в одно из издательств записки о своих путевых впечатлениях. (Они могли бы занять несколько увесистых томов – их накопилось ничуть не меньше, чем впоследствии – впечатлений от моих реальных путешествий 1990 – 2012 годов).

Любуясь видами из окна своей комнаты, я любил воображать, что эти виды – "виртуальная реальность" (самого этого термина тогда ещё не было, но он точно передаёт моё тогдашнее ощущение), спроецированная из "параллельного" измерения на экран, располагающийся за моим окном, а сам я нахожусь сейчас на борту своей яхты, чуть покачивающейся на волнах (вместе с "виртуальной картинкой" за окном). Сейчас яхта подойдёт к одному из островов "Южных морей", я выйду из своей необычной каюты (в которой иллюминатор заменён голограммой вида из окна далёкого детства), сойду с корабля на берег, буду знакомиться с его населением, фауной и флорой. Я отчётливо "сознаю", что мне сейчас – не десять лет, сейчас не 1958 год, а уже наступил XXI век, но при этом – я почему-то не знаю названия своей яхты (хотя знаю все "закоулки" судна и всю команду, не только капитана и его помощников, но и штурмана, боцмана, врача и кока). А придумать ей название мне почему-то никогда не приходило в голову. Так она и осталась в моей памяти – без названия.

К 1956 – 1967 годам относится и увлечение астрономией. Особенное впечатление произвело осознание огромности видимой части Вселенной. Тогда в Москве можно было вечерами и ночью наблюдать звёздное небо, особенно – когда не горел уличный фонарь перед окном.

В возрасте около пятнадцати лет, когда я узнал о конечности скорости света, меня потрясла мысль: чем более отдалённые от нас светила мы видим, тем более давнее их состояние мы наблюдаем, и тем более недостоверно наше знание об их нынешнем облике.

Стремясь к границам пространства – мы, в сущности, – погружаемся в глубины Прошедшего. Но какова же истинная геометрия Космоса? Точка начала Времени видима нами не в каком-то определённом направлении трёхмерного Космоса, а в любом направлении, превратившись для нас, в силу конечности скорости света, в сферу космологического горизонта максимально возможного в Космосе радиуса, равного возрасту Космоса, помноженному на скорость света. Мiровое пространство как бы вывернуто наизнанку: точка, в которой возник Космос, представляется нам поверхностью последнего рассеяния реликтового излучения, приходящего к нам со всех сторон. Для того, чтобы восстановить истинную, "невывернутую" картину Космоса, необходимо отразить его в гипотетическом зеркальном шаре!

А что нам надо делать, если мы хотим увидеть Будущее? Если полететь на гипотетической "фотонной ракете" с околосветовой скоростью – мы попадём в Будущее, но не "наше", а Будущее отдалённых от нас пространственно областей Космоса. Если мы хотим увидеть не "чужое", а именно наше будущее – стремление мысли "вдаль" должно смениться стремлением вглубь! Это кажется невозможным. Но невозможность преодолевается Чудом!

Погружаясь в глубины внутреннего пространства, мы погружаемся в глубины Вечности, включающей в себя и ещё не совершившееся. И чем глубже мы погружаемся, тем дальше мы видим! И, при всей огромности мiра Прошедшего, мiр Вечности неизмеримо его превосходит, и по величине, и по ёмкости содержания! Постоянно приращивая собой мiр Прошедшего, мiр Вечности нисколько не убывает!

Лучше всего об этом сказал блаженный Августин: "Совершенно ясно теперь одно – ни будущего, ни прошлого нет, и неправильно говорить о существовании трёх времён: прошедшего, настоящего и будущего. Есть три времени – настоящее прошедшего, настоящее настоящего и настоящее будущего. Некие три времени эти существуют в нашей душе, и нигде в другом месте я их не вижу: настоящее прошедшего – это память; настоящее настоящего – это непосредственное созерцание; настоящее будущего – его ожидание. Все годы Бога одновременны и недвижны: они стоят; приходящие не вытесняют идущих, ибо они не проходят. То, что было произнесено, не исчезает, чтобы произнести всё, не надо говорить одно вслед за другим: всё извечно и одновременно".

Августиновское представление о времени приводит к признанию справедливости латинской формулы "Deus conservat omnia" ("Господь сохраняет все"). Согласно "закону сохранения прошлого", сформулированному Николаем Васильевичем Бугаевым, "прошлое не исчезает, а накопляется". На современном языке этот Закон можно было бы назвать и "законом неуничтожимости информации". ". Информация накапливается не в трёхмерной видимой "оболочке" мiра, а в самой его многомерной толще, и вспомнить её – это значит вновь пережить события, породившие эту информацию, создав динамический фрагмент уже некогда состоявшихся событий.

В книге "Кибернетика" Норберт Винер приводит следующее рассуждение о двух противоположно направленных потоках времени:

"Очень интересный мысленный опыт – вообразить разумное существо, время которого течёт в обратном направлении по отношению к нашему времени. Для такого существа никакая связь с нами не была бы возможна. Сигнал, который оно послало бы нам, дошёл бы к нам в логическом потоке следствий – с его точки зрения, и причин – с нашей точки зрения. Эти причины уже содержались в нашем опыте и служили бы нам естественным объяснением его сигнала без предположения о том, что разумное существо послало сигнал. Если бы оно нарисовало квадрат, остатки квадрата представились бы нам предвестниками последнего и квадрат представился бы нам любопытной кристаллизацией этих остатков, всегда вполне объяснимой. Его значение казалось бы нам столь же случайным, как те лица, которые представляются нам при созерцании гор и утёсов. Рисование квадрата показалось бы нам катастрофической гибелью квадрата – внезапной, но объяснимой естественными законами. У этого существа были бы такие же представления о нас. Мы можем сообщаться только с мирами, имеющими такое же направление". [Н. Винер, Кибернетика, или Управление и связь в животном и машине. Второе издание. М.: Наука, 1983, С. 87 – 88].

Весь мiр можно представить как взаимопроникновение и взаимодействие двух противоположно направленных потоков времени. Будущее мы видим в потоке "встречного времени" – телеологической причинности. В этом смысле лица, "которые представляются нам при созерцании гор и утёсов" (а также облаков, переплетений ветвей деревьев, трещин на старых стенах, прожилок в мраморе), приведенные Винером в качестве примеров случайности – тоже не случайны, а вестники грядущей встречи с их прообразами в будущем. В последнюю весну жизни на Николоямской улице (1977), когда пришлось (после аварии на чердаке) ободрать со стен обои, вместе с наклеенными на них географическими картами, пятна и неровности скрывавшейся под ними штукатурки складывались в картины сельской местности: вот храм с колокольней, справа от него – покрытый соломой сарай, дерево, перед ними – небольшой пруд, на горизонте – полоска леса… Глядя на эти картины, невозможно было поверить, что созданы оне не кистью живописца и не резцом скульптора, а моим воображением. А может быть, и не воображением, а когда-нибудь увижу их "на местности", узнаю их, и окажется, что это – проекция из будущего по законам телеологической причинности? Гораздо позже узнал, что это явление хорошо известно, носит название парейдолии, о нём писал ещё Леонардо да Винчи.

В "Иконостасе" о. Павел Флоренский рассмотрел "обращение времени" в сновидении: "А между тем, время действительно может быть мгновенным и обращенным от будущего к прошедшему, от следствий к причинам, телеологическим, и это бывает именно тогда, когда наша жизнь от видимого переходит в невидимое, от действительного — в мнимое".

Но мiр "обращённого времени" – не тот, что представляется нам при просмотре киноплёнки "задом наперёд", так как это был бы мiр убывающей информации, что противоречило бы закону неуничтожимости совершившегося. Именно взаимодействие "прямого" и "обращённого" времён производит сохранение и наращивание памяти обо всех совершившихся и совершающихся событиях, и это справедливо для обоих направлений времени. В любой системе координат совершившиеся события воспринимаются как "прошлое", подчиняющееся закону неуничтожимости информации, – то есть вечно существующее.

В реальном числовом пространстве течение времени определяется производимыми в нём математическими операциями, причём исходные числа не пропадают, а продолжают сосуществовать с результатом операции. Простейший пример: суммируя единицу со знаком плюс с минус единицей, мы получаем не только ноль (как это предполагалось в конвенциональной арифметике) но вечно пребывающую картину произведённой математической операции, содержащей все участвующие в ней числа, так как операция суммирования не уничтожает слагаемые, а дополняет их суммой, так же, как операция умножения – не уничтожает сомножителей, а дополняет их произведением, – это же справедливо для любых математических операций.

Реальное физическое пространство отличается от "пространства Минковского" (и ещё более ранней модели пространства, предложенной Митрофаном Семеновичем Аксеновым) с их "времениподобными линиями" тем, что в реальном пространстве сохраняется память обо всех совершившихся событиях. В "пространстве Минковского" все события уже совершились, четырёхмерные "сверхтела" сформировались, никаких новых событий не происходит. В пространстве реального мiра завершены лишь физические события, но продолжается деятельность памяти: хранение и воспроизводство информации. Уже происшедшие события никто не отменяет, но их переосмысление (формирование новых духовных событий) непрерывно продолжается. Эта деятельность тоже может быть математизирована, так как в реальном пространстве выполняются все математические операции. Математик не гадает о том, сколько измерений имеет реальное пространство, а строит новые многомерные объекты и, тем самым, – творит новые измерения! Всё совершившееся продолжает существовать в Вечности, в виде структурированных числовых пространств.

Вся история математики свидетельствует о постоянном расширении областей возможных операций, при которых появляются и соответствующие им числовые пространства. Казалось бы, в физическом мiре мы никаким образом не можем вырваться за пределы трёхмерного пространства и одномерного времени. Но возникновение живых существ, появление памяти – есть как раз преодоление времени, открывающее возможность свободного доступа во все области четырёхмерного континуума. Жизнь преодолевает "законы физики", сформулированные в результате наблюдений неживой "природы"!

С точки зрения "законов физики" – наше существование невозможно, как и существование "окружающего мiра". Может быть, его и нет, и он нам лишь снится? Но признание мiра сновидением нисколько не решает проблему, так как должен существовать субъект сновидения, и этот субъект тоже должен находиться в каком-то пространстве!

Полушария небесной сферы также не совсем симметричны. Как теперь установлено, в метагалактическом пространстве есть "выделенные" направления. А что, если небесная сфера подчиняется тем же самым закономерностям, что и поверхность Земли, и на ней существуют подобные звёздные структуры, некие аналоги земных "материков" и "океанов", позволяющие выделить и на небесной сфере, помимо Северной и Южной полусфер звёздного неба, и аналоги материкового и океанического полушарий?

Все эти мысли особенно ярко являлись мне и запоминались в те редкие моменты, когда удавалось созерцать звёздное небо. Впервые это было летом 1965 года в высокогорном селе Псху на Кавказе, затем – осенью 1966 – в деревне Лобановская Вельского района Архангельской области, летом 1974 – у подножия горы Мауры близ Горицкого монастыря (тогда – закрытого и разрушенного). Вид звёздного неба всегда производил на меня впечатление Симфонии, написанной Величайшим Композитором и полной глубокого смысла. Это – не случайно разбросанный "там и сям" набор звёзд, а Целое, несущее огромный массив информации, невыразимой словами и несводимой к привычным математическим формулам. Гораздо позже прочёл об этом в прекрасной книге схимонаха Илариона "На горах Кавказа": "Производимое сим видом чувство есть свойства безграничнаго, как и зримыя Небеса. Смотря в недоступную даль Небес, видит человек, что в необъятных высотах воздушнаго пространства идёт шествие славы Божией – тихо и величественно, но однако же вразумительно и внушительно, и слышатся небесно-дивные гимны в честь и славу Божественной и велелепной славы Всемогущего Бога; но не этим чувственным слухом, а слухом сердца, коему доступен бывает духовный мiр, когда он, освободившись от впечатлений мiра сего, делается способным к восприятию впечатлений горняго мiра.

Воистину можно сказать, что ничего нет подобного во всей видимой природе дивному сему и преестественному зрелищу…

Но вот нам желалось бы узнать: что являют собою сии светящиеся на небе безчисленные мiры?!.... Есть ли там жизнь, или они мертвы в существе своём?!... Но это сокрыто от нас, земнородных. Гадательно судим, что