Волкова И. В. Советский общепит глазами иностранного потребителя

Посещение лучших ресторанов СССР являлось неотъемлемой частью программы пребывания в стране иностранных туристов и деловых визитеров. В немалой степени впечатления о стране формировались под влиянием меню и сервиса, которые предоставляла принимающая сторона. В этом отношении техника гостеприимства была отлажена безукоризненно. Питание в ресторанах, относившихся к системе «Интуриста», а также банкеты, устраивавшиеся в местах посещений иностранных гостей, преднамеренно или нет, подавляли своим изобилием. Вот, как, например, французский писатель Андре Жид описывал гастрономическую часть приема французской делегации в одном из домов отдыха. «Открываю встречу в доме отдыха. В 9.30 приносят овощной суп с большими кусками курицы; объявляют запеченные в тесте креветки, к ним добавляются запеченные грибы, затем рыба, различное жаркое и овощи… Я ухожу, чтобы собрать чемодан, успеть написать несколько строк в «Правду» по поводу событий дня. Возвращаюсь как раз вовремя - чтобы заглотать большую порцию мороженого. Я не только испытываю отвращение к этому обжорству, я его осуждаю… Оно не только абсурдно, оно аморально, антисоциально» (1). Однако на практике сопротивляться этой Демьяновой ухе не было никакой возможности. Систематические лукулловы пиры, в которые часто, помимо своей воли, вовлекались иностранцы, заметно притупляли наблюдательность и повышали критический порог в восприятии окружающей обстановки. Пелена осоловелости мешала разглядеть те стороны социальной действительности, на которые многие, несомненно, обратили бы внимание в более собранном состоянии. Однако действие этой закономерности не носило универсального характера.

* Статья подготовлена при финансовой поддержке ГУ ВШЭ. Индивидуальный исследовательский проект № 07-01-187 «Система общественного питания в России: исторический опыт и современные подходы».

Иностранцы, нацеливавшиеся на получение непредвзятого представления о жизни СССР, тем или иным способом ускользали из-под опеки официальных инстанций и действовали методами включенного наблюдения. Именно таким образом в 1920-1930-е годы советский общепит исследовали: хорватский писатель Мирослав Крлежа, посетивший Москву в 1925 г., венгерский поэт Дюла Ийеш, побывавший в СССР в 1934 г. в качестве гостя Союза писателей, американец Дж. Скотт, работавший на Магнитке в 1932 - 1937 гг. Они явились свидетелями разных периодов экономической политики и соответственно разных организаций обшепита. Хорват Крлежа описал структуру общепита в разгар нэпа. Помимо дорогих и элитных заведений, его внимание привлекла масса дешевых точек, которые за умеренную плату предлагали отменные обеды из трех блюд. (Например, за рубль и сорок копеек можно было получить на первое - суп- пюре, щи или говяжий суп с приличным куском мяса; на второе – рыбу или жаркое с салатом; а на третье – шоколадный крем или мороженое). Были и совсем дешевые забегаловки, торговавшие вполне съедобными и сытными обедами за шестьдесят копеек. Путешествуя по российской глубинке, хорватский литератор обратил внимание на изрядное количество скромно оформленных, а порой и вовсе неказистых, однако, вполне обстоятельно организованных предприятий питания. Особенно его поразило меню вологодского трактира, в котором было указано шестнадцать наименований супов! (2) . Однако, как заметил наблюдательный иностранец, заведений типа западных кафе в России практически не существовало. Рынок общественного питания даже в эпоху наивысшего экономического либерализма власти строился и рос на двух полюсах: дешевого и элитарного предприятия. Середина оставалась почти незанятой. Вместо заведений, которые бы действовали и как место дружеского общения, и как клуб по интересам, процветали злачные распивочные.

В принципе та же структура общепита сохранялась и в последующие десятилетия. С той разницей, что в 1931 г. в стране уже не оставалось ни одного частного предприятия питания, а в 1928-1934 гг. действовало нормированное распределение продуктов питания, которое охватило и общепит.

Интереснейшие зарисовки общепита времен карточной системы оставили венгр Ийеш и американец Дж. Скотт. Любознательный и дотошный венгерский литератор категорически отказался от услуг гида-переводчика и решительно двинулся в народ. Его интересовало буквально все - в каких условиях работает и живет советский человек, чем он дышит и во что верит. Ийеш по собственной инициативе и в индивидуальном порядке обследовал ряд предприятий Москвы, Ленинграда и некоторых других городов. В числе прочих объектов социальной инфраструктуры его живо интересовали рабочие столовые. Везде он стремился выяснить структуру питания производственников и даже попробовать типичный обед рабочего, при том не самого высокооплачиваемого. Например, в столовой ленинградской фабрики резиновых изделий «Красный треугольник» рабочие получали трехразовое питание. Ударникам производства два раза в день выдавались мясные блюда, обычным рабочим - один раз, а второй раз - рыба. Стоимость обеда для чернорабочих, получавших менее ста рублей, составляла семьдесят копеек, для обычных - 1 руб. 20 коп., а для ударников - 1 руб. Ийеш заказал себе обед чернорабочего. На семьдесят копеек ему принесли: мясной суп, котлеты с картошкой, а на десерт, как он писал, «нечто розовое, похожее на подогретый клейстер» (желе, кисель?). Это диковинное блюдо он так и не попробовал, хотя его сотрапезники уверяли, что это - самое вкусное в меню, и уплетали свой десерт за обе щеки. (3)

В Москве он с таким же тщанием обследовал производственные помещения и службы быта 1-го Шарикоподшипникового завода. Как и на ленинградской фабрике, иностранный гость захотел отведать обед для чернорабочих. Однако, директор столовой, движимый гостеприимством, подал ему обед для квалифицированного рабочего: большую тарелку щей со сметаной и куском говядины, котлету с гарниром из картофеля и фасоли, а на сладкое - чай и пирожок с повидлом. Все это удовольствие обошлось бы ему в 1 руб. 20 коп. при условии, что ему бы позволили заплатить, но об этом не могло быть и речи. Однако изучением столовского меню визитер не ограничился Его, безусловно, занимал вопрос, в какой мере нормированное распределение продуктов питания обеспечивало потребности рабочих. Свое любопытство он смог удовлетворить, получив приглашение в жилища нескольких знакомых рабочих. На примере семьи рабочего-ударника с того же Шарикоподшипника Николая Шубина, которая никогда не заглядывала ни в коммерческие магазины, ни тем более в Торгсин, он сделал вывод о достаточности предоставляемого государством снабжения. Самое положительное, если не восторженное, отношение вызвало все увиденное им на Ростмельмаше. Особенно сильное впечатление произвел ночной санаторий, в котором поправляли здоровье ослабленные рабочие. По окончании смены они принимали душ, переодевались и переключались на жизнь курортников. Для них был разработано усиленное питание. Вместо супа каждый из них получал по триста граммов сметаны, яичницу, мясо и еще массу всевозможных питательных продуктов. Ийеш замечал: «Я насытился уже одним перечислением» (4).

Достаточно благоприятным было мнение о заводском общепите американца Дж. Скотта, который с конца 1932 по 1937 г. трудился на Магнитогорском комбинате сварщиком, был своим среди советских работяг и даже женился на русской девушке. Американец отмечал остроту продовольственной проблемы: питание было постоянной темой обсуждения на стихийно возникавших небольших собраниях рабочих - в столовых, жилых бараках. Продуктов, которые были положены по карточкам, катастрофически не хватало. Скажем, по продовольственной карточке монтажника в месяц можно было бы получать: 30 кг хлеба, 3 кг мяса, 1 кг сахара, 15 литров молока, полкило масла, 2 кг крупы и картофеля - по мере доставки. Однако из перечисленного ассортимента зимой 1932-1933 гг. выдавали только хлеб и крупу. В магазине в свободной продаже имелись суррогатный кофе, соль, чай и леденцы. Выручало столовское питание. Пытаясь стимулировать хорошую работу своих подчиненных, мастера выдавали им дополнительные карточки на питание. В результате 800 рабочих Магнитогорского сварочного треста съели за зиму 2000 обедов. Но поскольку в отделе снабжения продуктов отпускали ровно на восемьсот человек, то персонал столовой разбавлял обеды. Еда становилась более жидкой - чтобы действительно насытиться для продолжительного рабочего дня, требовалось съесть два или три обеда. (5) Что касается американца, старавшегося жить по одним и тем же правилам со своими советскими сослуживцами, то он считал, что питался вполне прилично. Эту относительно сытую жизнь ему обеспечивали допуск к магазину Инснаба - особого закрытого распределителя для иностранцев, работавших в городе, - и карточки в столовую для техников, которыми его одаривал русский друг Коля. При этом, удельный вес столовского питания в его жизнеобеспечении, как признавал сам Дж. Скотт, был все- таки выше, чем продуктов из Инснаба - обычно он успевал добраться до спецмагазина только затемно и наталкивался на закрытую дверь. (6) Единственное, что не вмещалось в сознание американского хрониста советской жизни - эта неискоренимая бестолковость в организации столовского обслуживания. По его подсчетам, трапеза у него и его друзей занимала пятнадцать-двадцать минут, однако в общей сложности они проводили в столовой полтора часа. Час с лишним уходил на ожидание свободного места, а потом на ожидание подачи блюд из кухни.

Однако не все иностранные потребители готовы были мириться с неудобствами и дефицитами общепита. Например, немецкие рабочие, трудившиеся по контракту на московском Электрозаводе в годы первой пятилетки, напротив, выражали недовольство и формами обслуживания, и структурой столовской пищи. Для иностранных рабочих в заводской столовой был организован спецстол, хотя пища туда подавалась из общего котла. Несмотря на отдельное обслуживание, иностранцы в столовую не ходили. Кое-кто испытывал неловкость перед русскими товарищами - ведь им, прежде чем получить обед, требовалась отстоять одну очередь за ложкой и вилкой, вторую - к кассе, а третью - за свободное место за грязным столом. Кое-кому из иностранцев не нравилась местная пища. Инциденты, вспыхивавшие на этой почве, стали поводом для тревожной докладной записки заведующего фабрикой - кухни директору завода, в которой сообщалось: «Со стороны немцев были случаи при подаче им вегетарианских блюд - голубцов и компота, которые вернули обратно и говорят: «Отдайте своим мужьям, а мы не свиньи… Прошу дать распоряжение фабрике- кухне установить для немцев время посещения и меню на обед, что изготовлять». (7) Означает ли это, что столовская пища была заведомо отвратительна и годилась, как это говорилось в том же документе, только на корм свиньям или мужьям русских официанток? Пожалуй, не стоит сразу делать такой однозначный вывод. Следует думать, что немцы, привыкшие к изобильному мясному рациону, страдали от недостаточного количества мяса в столовском предложении. Это косвенно вытекает из опубликованного в 1935 г. журналом «За пищевую индустрию» письма- рассказа одной из работающих немок о счастливой и обеспеченной жизни своей семьи в СССР. В нем подробно описывался рацион семьи, в котором доминировали мясные блюда и масло. Историк С.В. Журавлев, который привел текст этого письма, предположил, что сведения о потреблении мяса и масла семьи, которая приводила сама женщина, были сильно завышены (8). Скорее всего - желаемое в рассказе выдавалось за действительное. Однако в чем нельзя усомниться, так это в пищевых предпочтениях автора, которые точно передавало письмо! Большим количеством масла, мяса и мясопродуктов заводская столовая никак не могла побаловать таких потребителей. А овощные первые и вторые блюда, равно как мучные и крупяные, которые, кстати, были в почете у советских рабочих, немцами могли восприниматься под углом зрения отказа им в здоровой пище!

Приведенные примеры позволяют говорить о том, что восприятие столовского общепита было обусловлено как гастрономическими привычками иностранцев, так и целями их приезда в СССР. Иностранцы, которые приезжали в СССР на заработки по выгодному трудовому соглашению, исходили из посылки своей ценности для работодателя. Эта позиция выражалась в требовательности к бытовым условиям, в частности в разборчивости в еде и как следствие - в рекламациях столовского питания. Иностранцы, движимые любознательностью и стремлением приобщиться к социалистическому строительству, значительно более позитивно и даже высоко (как в случае с Ийешем) оценивали качество заводского общепита.

Изначальное предубеждение против советского строя и образа жизни определяло и восприятие элитного общепита. Даже тогда, когда, казалось, придраться было не к чему, ищущий взгляд неумолимого критика всегда находил какой-либо изъян. Именно так повел себя Андре Жида, которого с большим почетом принимали в СССР в 1936 г. По его же словам, места его отдыха - отели в Сочи и Сухуми- были райскими уголками с безукоризненным обслуживанием и превосходной кухней. По всему маршруту следования в ССССР он был окружен самым предупредительным вниманием, а ежедневные обеды из шести блюд, а также немереного количества закусок, ликеров и вина едва ли не подорвали его здоровье. Однако, эти условия не привели в благодушное настроение, а насторожили и навели на размышление о формировании социального неравенства в обществе. По наблюдениям писателя, в СССР в 1936 г. происходило буржуазное перерожденчество привилегированных социальных групп. Их узаконенная роскошь соседствовала со зримой нищетой и приниженностью большинства трудящихся. Сервилизм и угодничество ресторанной прислуги, по наблюдениям Жида, являлись оборотной стороной этого разделения на высшие и низшие классы. (9)

Иностранцы, приезжавшие СССР в послевоенные годы, посещали только элитные рестораны, отличавшиеся отличным сервисом и кухней. Но и в них наблюдательный взгляд отмечал разнонаправленные тенденции. При посещении фешенебельных ресторанов столиц бросались в глаза гигантские залы и монументальная роскошь интерьера, изысканность меню, и даже увлечение ресторанных музыкантов американской джазовой музыкой, пришедшей из кинофильмов. Эти качества его сближали с западными элитными заведениями. В то же время даже в самых дорогих коммерческих ресторанах типа «Метрополя» из-за сложной бухгалтерского оформления заказа на обслуживание клиентов уходило чрезвычайно длительное по западным меркам время (около двух часов). Экзотическим артефактом для иностранцев была книга жалоб и предложений, выставленная на видном месте для контроля проверяющих инстанций работы персонала. Эти детали отразились в «Русском дневнике» Дж. Стейнбека, который путешествовал по СССР в 1947 г. Однако эти диковинные штучки и даже скверное исполнение популярных американских джазовых мелодий не дискредитировали советский элитный общепит в глазах иностранцев. По качеству он не отличался, а по некоторым параметрам даже превосходил заведения аналогичной ценовой категории на Западе. (10).

К счастью для почетных гостей СССР, им был незнаком массовый общепит провинции. Он оставлял неизгладимое воспоминание у людей, видавших заграничные заведения. В этом плане интересна зарисовка, сделанная писательницей-репатрианткой Натальей Ильиной. Приехав в 1947 г. из Шанхая в Казань, она с трудом осваивалась в незнакомом советском захолустье. Однажды, дойдя до крайней точки отчаяния, она попыталась отыскать в городе какое-нибудь заведение общепита, в котором можно было бы хоть ненадолго отвести душу. Пройдя пешком чуть ли не весь город, она обнаружила единственную точку общепита. И та называлась «Чайная». Вместо чая и чайной закуски ей принесли на тарелке два стакана с мутной светлой жидкостью и два куска черного хлеба. Оказавшись за этим убогим угощением, среди махорочного дыма, винных испарений, смрада мокрых валенок и мокрой овчины, она испытала настоящий шок: «Отделенная от народа, который «мой и в горе, и в радости», прозрачной, но непробиваемой стеной, я была погружена в себя… Плакала. Старалась лишь не всхлипывать громко, а могла бы и громко - голоса, смех, скрипение и выстрелы двери. Слезы капали в чай, мочили хлеб. Боже мой, а надо ли мне было ехать сюда? Зачем я здесь? Что я делаю здесь?» (11).

Новые веяния в системе общепита были связаны с хрущевской оттепелью. Во многом инновации этого времени были обусловлены оживлением контактов СССР с внешним миром. Одним из посещаемых иностранными делегациями объектов столицы стали молодежные кафе. Первое открылось в 1961 г. на улице Горького в Москве. Оно работало как молодежный клуб шесть вечеров в неделю с семи до одиннадцати часов вечера. (В эти вечерние часы здесь можно было заказать коктейль, пунш, сухое вино, кофе, пирожные). Однако главным здесь было не угощение, развлекательная программа, к которой привлекались именитые гости - артисты, художники, музыканты, спортсмены. Бывали и гости из сферы большой политики. Например, на начальном этапе работы кафе в октябре 1961 г. в него частенько привозили представителей дружественных компартий, как раз собравшихся в Москве на ХХII съезд КПСС (12) . После выступления почетных гостей шли танцы, незапланированные номера самодеятельных певцов, гитаристов, поэтов. Для представителей западного мира и необычная программа, и раскрепощенный стиль общения посетителей служили подтверждением демократизации общественной жизни в стране. Молодежные кафе вскоре распространились по всей стране. Одно из них - возведенное посреди тайги посреди тайги, в необжитом городке строителей Красноярской ГЭС - Дивногорске - стало предметом восторженного очерка чешского публициста Иржи Плахетки. (13)

С учетом возросших контактов с внешним миром росла и перестраивалась сеть элитных предприятий общепита. В 1964 г. в стране насчитывалось 2 тыс. ресторанов. В столице к концу яркого десятилетия действовали рестораны, представлявшие кухню практически всех стран народной демократии. Оформление новых ресторанов было лишено ампирной вычурности сталинских времен. В нем доминировали синтетические материалы и изящные украшения из кованого железа, дерева. Те же дизайнерские принципы воплотилось в оформлении ресторана аэропорта «Внуково», который, собственно, и открывал собой панораму впечатлений гостей столицы. Нет сомнений, что в сравнении с позолотой, мрамором и бархатом, которые украшали рестораны сталинских времен, такая обстановка все же вызывала более привычные ассоциации с интерьером западных ресторанов. Это сближение по ряду позиций с западным общепитом содействовало тому, что теперь часто приемы высоких правительственных гостей устраивались в ресторанах. В особенности эта традиция прижилась в южных курортных городах. Например, в честь американского журналисту Уолтеру Липпману, направлявшемуся из Адлера в Пицунду для встречи с Н.С. Хрущевым, абхазские власти устроили несколько пышных банкетов в ресторанах Гагр и Сухуми («Гагрипши», «Эшеры», «Амра»). Если бы не чрезмерное хлебосольство хозяев с бесконечной подачей все новых блюд и провозглашением тостов, гость увез бы с собой незабываемые впечатления. (Тем более к этому располагал национальный колорит обстановки: прямо на глазах у посетителей на углях готовилась мамалыга, отрезались куски от подвешенного к потолку копченое мяса молодого барашка, вино «изабелла» наливалось в конусообразные бокалы, которые можно было поставить на стол только после того, как их содержимое было бы выпито). (14) .

Еще большей унификации элитного советского общепита с западными образцами содействовал детант - разрядка международной напряженности - и Олимпиада 1980 г. Маленьким островком европейского ресторанного бизнеса стали рестораны Центра Международной торговли и научно-технических связей с зарубежными странами, построенного в 1974 г. на Краснопресненской набережной.

Передовые технологии обслуживания внедрялись в объединении предприятий питания аэропорта «Внуково», в которое входили два ресторана при залах ожидания, один ресторан - при гостинице для пассажиров, а также три кафе, семь буфетов, цех бортового питания. Настоящей находкой здешних профессионалов стал «Русский стол», организованный в ресторане при зале ожидания №2. Образцом, который навеял оригинальную идею, послужил знаменитый «репинский» стол с вращающиеся серединой, заполненной закусками и напитками. Для ускорения обслуживания в ресторанах и кафе посетителям предлагались «европейские» завтраки. В обед спешащим посетителям предоставлялся «стол-экспресс», помеченный соответствующей табличкой (15). В 1980 г. к Олимпиаде был открыт международный аэропорт «Шереметьево-2». Комфорту, рациональности, суперсовременному дизайну главных воздушных ворот столицы должны были соответствовать масштаб и качество общепита. В его комплекс вошли 16 предприятий на 1600 мест.

Вообще вся столичная сфера услуг и быта подтягивалась, тщательно готовясь к приему посланцев из всех стран мира. Новенькие гостиницы «Спорт», «Салют», «Космос» располагали самыми современными кафе и ресторанами. В Олимпийской деревне для участников и гостей Олимпиады были открыты столовая-ресторан на 4 тыс. мест, кафе «Русский чай», кафе «Молочное», «Московское мороженое». Меню в олимпийских заведениях было воистину интернациональным: в нем значилось 400 наименований блюд разных стран и народов. Так, гость из туманного Альбиона всегда мог рассчитывать на типично английский завтрак из «пориджа» и яичницы с беконом, чех - на шпикачки и т.д. Но, прежде всего, кулинары стремились удивить гостей изысками русской кухни. При этом за все четырнадцать дней игр в Москве не было случая, чтобы состав меню повторялся (16). Отсутствие жалоб и замечаний со стороны иностранных гостей, которые, похоже, не заметили никакой разницы между капиталистическим и социалистическим сервисом, говорило само за себя.

Тем не менее, даже в этот период оставалась грань, которая разделяла самый лучшее советское и среднее западное заведение. Она может быть проиллюстрирована на примере визита премьер- министра Канады Пьер Трюдо, посетившего СССР в 1971 г. Канадский гость выразил желание отдохнуть вдвоем с женой в каком-нибудь ресторане в приватной обстановке и послушать пение цыган. Вместо того в ресторане «Архангельское» для него был подготовлен очередной банкет с официальными речами, нудной лекцией о первом в мире цыганском театре. И только под конец торжества выступили обещанные цыгане. Однако артистам было запрещено подходить к столу ближе чем на три метра и петь величальную песню, предлагая «дорогому Пьеру» выпить до дна. Разумеется, канадский гость воздержался от каких-либо комментариев по поводу устроенного вечера. Однако мрачное выражение его лица в продолжение всего мероприятия было красноречивее всяких слов. Поэтому, когда в Киеве он выразил желание без охраны и сопровождающих посетить дискотеку, советские организаторы решили не повторять печального опыта. На этот раз все было, как того хотел гость. В клубе-дискотеке на Крещатике чету Трюдо подвели к накрытому на двоих столику. Было все, что положено в хорошем ночном клубе: светомузыка, ансамбль музыкантов, элегантные пары танцоров, среди которых веселились Трюдо с женой. Канадским гостям было невдомек, что все это великолепие, включая нарядную публику, было тщательно подготовлено украинским КГБ. Аналогичный вечер отдыха с «массовиками-затейниками» все из того же ведомства прошел в ленинградском ресторане «Кавказ» (17) Случай с Трюдо вскрыл существенные пробелы советской сферы досуга, которые пришлось срочно прикрывать людям с Лубянки. Налет злачности, элемент непредсказуемости в поведении клиентуры и персонала (потенциальная опасность пьяных эксцессов и неуклюжего обслуживания) заставили бдящие органы идти на хитроумные уловки.

Величину отставания советского общепита от западного показали и первые совместные предприятия, которые стали открываться с конца 1980 -х годов. В 1991 г. в столице действовало 16 совместных предприятий питания. В 1990 г. в Москве открылся «Макдональдс». Председатель правления «Макдональдс ресторантс оф канада лимитед» Джордж А. Кохон, приехавший в Москву за тем, чтобы лично проследить за запуском своего московского филиала, выдвинул два главных критерия отбора персонала. Во-первых, правом работать в его фирме будет тот соискатель, который хорошо смотрится в форме за прилавком, во- вторых, тот, кто, глядя в глаза покупателю, сможет естественно произнести сакраментальную фразу: «Мы очень рады, что вы пришли. Спасибо, приходите еще». (18) Самое удивительное, что эти простые требования вежливости и любезности оказались непосильными для многих претендентов, прежде работавших официантами в кафе и ресторанах.

Собственно, западные профессионалы, которые начали приходить на российский рынок с конца 1980-х год, и подвели некий баланс позитивных и негативных сторон советского общепита. Иностранные шеф- повара и топ - менеджеры отелей и ресторанов по большей части были довольны русскими коллегами, которые быстро обучались рыночным методам деятельности. Впечатление портили лишь усвоенные на прежних рабочих местах привычки. Некоторые российские кулинары, получившее рабочее место на кухне капиталистических ресторанов (например, в Рэдиссон-Славянская), никак не могли подстроиться под ежедневный напряженный ритм работы: получив первую зарплату иностранной валютой, шалели от больших денег и уходили в запой. Другие (как это было, например, в ресторанах «Софитель- Ириса» на Коровинском шоссе) не могли угодить капризным иностранным шефам, которые требовали изобретательности и фантазии. Но этих качеств, советское кулинарное производство, загнанное в прокрустово ложе нормативов технологии и рецептуры, не культивировало. Частенько наших людей подводила привычка к воровству - так, например, шефу французского ресторана Потель Шабо» в Центре международной торговли приходилось ежедневно запирать на замок дорогостоящие продукты, напитки, приборы, кухонную утварь, которые вводили в соблазн наших поваров, кондитеров и официантов. Во всем остальном, как отмечали иностранцы, работать с русскими было одно удовольствие!

1. Жид А. Возвращение из СССР.// Собр. соч. в 7 тт. Т.7. Если зерно не умрет. М., 2002. С. 425.

2. Крлежа М. Поездка в Россию. 1925. М., 2005. С. 15- 17.

3. Ийеш Д. Россия. 1934. М., 2005. С. 114.

4. Там же. С. 70-71, 78-79, 114, 152-153.

5.Скотт Дж. За Уралом. Американский рабочий в русском городе стали. М., - Свердловск, 1991. С. 55-56.

6. Там же. С. 98-99.

7 Цит. по соч.: Журавлев С.В. «Маленькие люди» и «большая история». Иностранцы московского Электрозавода в советском обществе 1920-х-1930-х гг. М., 2000. С. 218.

8 Там же. С. 332.

9 Жид А. Указ. соч. С. 371.

10 Стейнбек Дж. Русский дневник. М., 1989. С. 18, 52, 76.

11 Ильина Н. Дороги. Автобиографическая проза. М., 1983. С. 141-142.

12 Козлов А. Козел на саксе - и так всю жизнь. М., 1998. С. 156-163.

13 Плахетка И. Кафе в тайге. // Юность. 1963. №7. С. 106-107.

14 Суходрев В.М. Язык мой - друг мой. От Хрущева до Горбачева. М., 1999. С. 35-37.

15 Соколов Г. «Ваш выигрыш - время».// Общественное питание. 1981. №10. С. 60-62.

16 Ковченков В. Московская кухня. М., 1981. С. 4-7.

17 Суходрев В.М. Указ. соч. С. 222-224.