§ 70. Германское гражданское уложение 1896 г.
После политического объединения Германия оставалась в правовом отношении разобщенной страной. В каждом из государств-автономий действовали свои кодексы уголовных и гражданских законов, многие из которых были приняты еще в XVIII в. Эти кодексы имели большее или меньшее влияние на право остальных, смотря по значимости государства, где они действовали. Среди таких кодексов наибольшее значение имело Прусское земское уложение 1794 г. (см. § 66.2), построенное еще на принципах «просвещенного абсолютизма». Наиболее современным сводом гражданского права было Саксонское гражданское уложение 1863 года. В нем была закреплена всеобщая гражданская правоспособность, детально регламентировалась сфера деятельности и прав юридических лиц. Однако в сфере вещного права система Саксонского уложения обладала значительной спецификой, сохраняла институты, нигде более в Германии не распространенные.
В государствах Прирейнской области сохранил свое действие Французский гражданский кодекс 1804 г., принесенный туда наполеоновскими войнами. Каждое из государств, кроме всего, сохраняло свои системы земского права (Landrecht), которые где были, где даже не были кодифицированы. Городские республики ориентировались на исторические своды городского права. Сверх всего, продолжало применяться германское общее право, под которым понимались старые законы времен Священной Римской империи, и получившее повсеместное распространение через юридическое образование рецепированное римское право – со всеми особенностями его традиции в Германии.
Унификация права германской империи первоначально шла путем отдельных крупных законов, которые охватывали области, непосредственно связанные с торговлей и общим экономическим пространством. В 1869 г. был принят общегерманский Торговый кодекс, вступил в силу Вексельный устав (утвержденный еще в 1850 г.). В 1877 г. появился Устав гражданского судопроизводства. Отдельными законами, кроме всего, были реформированы многие важные институты частного права (о гражданском браке, актах гражданского состояния и т. п.).
Вопрос о принятии общегерманского свода гражданского права стал и вопросом политическим. Консервативная партия под предлогом охраны самостоятельности систем земского права, в особенности Пруссии, высказывалась против такой кодификации. На вооружение, в частности, были взяты старые идеи знаменитого теоретика и историка права, главы исторической школы К. Савиньи о том, что законодательная кодификация противоречит национальному пути развития права и что лучший путь формирования и совершенствования права – это следовать его спонтанному развитию. Препятствием было то, что в принятом в 1871 г. тексте общегерманской Конституции присутствовало лишь полномочие имперских властей регулировать путем общих законов только обязательственное право. (Попытка принять такой общий свод норм обязательственного права потерпела провал еще в 1866 г.). После острой политической борьбы в райхстаге и бундесрате в 1873 г. была принята поправка к Конституции, согласно которой теперь «надзору со стороны империи и ее законодательству подлежит... общее законодательство в гражданском праве» (ст. 4).
Под давлением национал-либералов в июле 1874 г. была назначена первая комиссия по разработке свода гражданских законов. Собственно комиссии предстояло заняться созданием совершенно новых законов, которые в одинаковой степени подошли бы всем германским государствам, а не в собственном смысле систематизацией права. Лидером комиссии и теоретиком кодификации стал известный правовед, профессор римско-германского права Б. Виндшейд. Под его руководством к 1887 году был подготовлен обширных размеров проект, составленный по пандектной системе, а также несколько томов сопроводительных материалов, где излагались мотивы выбора той или другой нормы, а также соответствующие нормы права отдельных автономий.
В ноябре 1887 г. проект был опубликован и вызвал резкую критику как в научных юридических кругах, так и в правительстве. Виндшейда раскритиковали за чрезмерное доктринерство, за изложение на уровне учебника, за пренебрежение чисто германскими правилами в угоду римским. Со стороны правительства, в частности О. Бисмарка, проект подвергся осуждению за то, что был далек от необходимых социальных новаций, в частности, пренебрегал гарантиями для бедных классов, которые предусматривались доктриной «социальной монархии» (см. § 69).
В декабре 1890 г. Союзный совет сформировал вторую комиссию по кодификации права. В состав ее были включены представители не только правовой науки, но и финансово-промышленных кругов, крупных политических партий. Комиссия работала более открыто. Поэтому проект постоянно сверялся с предложениями политических партий и научной общественности. Взяв за основу проект Виндшейда, вторая комиссия его существенно переработала, ввела целые главы и разделы, посвященные новым правовым институтам. Готовый законопроект был особо обсужден на съезде ассоциации германских правоведов, и хотя не вызвал безусловного одобрения, был рекомендован к принятию.
В январе 1896 г. бундесрат передал скорректированный (в части применения международного частного права) проект в райхстаг. Комиссия райхстага внесла значительные поправки. По требованиям национал-либералов был введен более свободный режим деятельности обществ и союзов. По требованию социал-демократов изменены некоторые слишком архаичные нормы брачно-семейного права. В июле 1896 г. райхстаг принял проект уложения в третьем чтении, затем после утверждения бундесратом и императором 18 августа 1896 г. ГГУ стало общегерманским законом. Предусматривалось, однако, что введение в действие нового кодекса откладывается до 1 января 1900 г. Одновременно с ГГУ вошел в силу и новый Торговый кодекс (1897 г.), новые положения о регистрации земельной собственности и др.
Система и общая доктрина уложения
Гражданское уложение было обширным кодексом (2385 ст.). Его юридическая система отличалась от крупнейших сводов частного права рубежа XVIII-XIX вв. и была сходна построению Саксонского гражданского уложения. Такое построение восходило к научной традиции рецепированного в Германии римского права и получило название пандектной системы.
В 1-й книге («Общая часть») были кодифицированы правоположения о статусе лиц как физических, так и юридических, о юридических действиях, волеизъявлении, осуществлении гражданских прав и самозащите. Во 2-й книге («Обязательственное право») излагались порядок ответственности по обязательствам, правила заключения договоров, а также конкретные нормы регулирования отдельных договоров и обязательств. В 3-й книге («Вещное право») были охарактеризованы вещные права, порядок приобретения и утраты собственности и владения, правомочия пользователей и др. 4-я книга посвящалась брачно-семейному праву. 5-я книга – наследственному праву, включая договоры о наследовании.
ГГУ было принято совместно с т. н. Вводным законом (в 218 ст.). Это был своего рода мини-кодекс, где характеризовался порядок применения общеимперского гражданского права. Вводный закон большое внимание уделил взаимоотношению имперского гражданского права с земским законодательством. Это было тем более важно, что большинство предписаний земского права сохранялось нетронутыми. Прямо предусматривалось, что новое гражданское право не связывает своими предписаниями владетельных государей, князей, титулованных владельцев земель особого статуса. Не распространялось оно на разного рода вотчинные права, которые корнями своими уходили в феодальное право земельной собственности: право охоты, использования вод, разного рода регалии, крестьянские права наследственной аренды. Вводный закон стремился снять возможную социальную напряженность из-за неясности новых взаимных прав земельных собственников и крестьянства, поэтому также признавались нетронутыми все узаконения о помещичье-крестьянских отношениях (ст. 113). Такой нарочитый консерватизм в значительной степени обесценивал общую модернизацию германского частного права, к которому стремилось ГГУ. Соответственно, с введением уложения в действие теряли свою силу только совпадающие по содержанию прежние общеимперские законы; своды земского права, земельные уложения (там, где они прямо не противоречили ГГУ) сохранили силу надолго.
ГГУ отличалось очень высокой юридической техникой и точным юридическим языком. В этом смысле оно осталось непревзойденным образцом кодификации. Конечно, оно не было столь детализированным, как Прусское земское уложение, допускало ссылки на т. н. общие оговорки (чем давался значительный простор судейскому усмотрению) , а также на разного рода внеюридические критерии («добрые нравы», «общее благо», «обычаи мест»), но в целом предоставляло хорошие возможности для однозначного правоприменения. Важным было и то, что составители отказались от разного рода определений и описаний понятий (что присуще институционной системе, например Французскому кодексу). Это делало уложение доступным, правда, только правоведам, но и освобождало закон от возможных перемен в смысле отдельных правил.
Отражая правительственный курс «государственного социализма» и в целом иную традицию регулирования гражданских прав, ГГУ не было кодексом безусловной частной свободы. В большей степени его доктрина была социально-направленной. Осуждалось и запрещалось чистое злоупотребление своим правом, «если целью такого... может быть только причинение вреда другому лицу» (§ 226). В вещном и обязательственном праве нередки были конкретные ограничения прав под прямым или подразумеваемым предлогом социальной полезности, в особенности в интересах социально слабых субъектов.
Правоспособность. Статус лиц
ГГУ твердо признало всеобщую гражданскую правоспособность всех граждан. Общая правоспособность лиц отсчитывалась с момента их рождения, а гражданская дееспособность (т. е. возможность совершать юридически значимые действия) – с 21 года. За исключением предписаний, вытекающих из брачно-семейного права, не предполагалось никаких существенных различий между правовым статусом мужчин и женщин. Согласно Вводному закону, узаконение, о возрасте гражданской дееспособности распространялось и на все частноправовые отношения, связанные с земским правом.
Частноправовые ограничения дееспособности могли последовать только вследствие душевной болезни, расточительства либо по при чине пьянства или безрассудного пренебрежения своими семейными или общественными обязанностями. Для того чтобы иметь возможность проявить свою дееспособность, необходимо было обладать точным местожительством (под которым понималось место постоянного проживания или основного обзаведения, дающего возможность существовать).
Важным новшеством, и не только для германского права, было детальное регулирование правоспособности юридических лиц, или обществ.
Возможные юридические лица (общества) подразделялись на два класса: союзы и учреждения. Учреждения были связаны с особыми социальными задачами и предполагали особый порядок образования; для того чтобы учреждение стало правоспособным, оно должно было получить разрешение автономии, где его создавали. Союзы обладали большей свободой возникновения.
Союзы, в свою очередь, подразделялись на учрежденные с хозяйственно-экономическими целями и на созданные без таковых. В отношении обществ, созданных без коммерческой цели, действовал регистрационный порядок образования: достаточно было только заявить о создании общества по местожительству путем внесения в судебный реестр. В отношении коммерческих обществ (торговых, производственных и т. п.) применялся концессионный порядок, или разрешительный: для своей деятельности общество должно было получать всякий раз специальное правительственное разрешение. Правда, в большинстве случаев эти разрешения уже были сделаны существовавшими имперскими законами в общей форме (например, для акционерных обществ и т. п.).
По закону, для того чтобы быть правоспособными, союзы должны отвечать некоторым условиям. Любой союз должен был иметь (1) устав, (2) местожительство, (3) правление. Правление считалось и представителем общества на суде. В тех случаях, когда возникало общество неустановленным порядком и производило юридические действия, они могли иметь силу только в отношении не всего общества, а его представителей, совершивших эти действия. Помимо правления, основным органом управления союзом было общее собрание. Собрание избирало правление и могло во всякое время его сменить, могло вообще ликвидировать союз (для этого требовалось квалифицированное большинство голосов).
Закон предусматривал возможность не только возникновения, но и прекращения правоспособности союзов. Помимо чисто частноправовых причин (несостоятельность, закрытие по собственному решению, исчерпание цели), предусматривалась возможность лишения статуса «вследствие противозаконного решения общего собрания или благодаря противозаконному образу действий правления, угрозы общественным интересам» (§ 43). Подразумевалось, что это постановление закона касается не только коммерческих или общесоциальных союзов, но и политических, профессиональных и т.п.
Вещное право
Система вещных прав по уложению была своеобразной для своего времени и вместе с тем традиционной для германской редакции римского права. Подобно римскому праву классической эпохи и гражданским кодексам XVIII – начала XIX в. особое вещное право составляло владение.
Владение понималось как реализация кем-либо своего господства над вещью. Причем в одинаковой степени владение распространялось на любые вещи, доступные гражданскому обороту. Владение охранялось, и никто не мог самоуправно отобрать его. В этом последнем случае образовывалось порочное владение, которое не давало основания для последующего образования прав собственности на вещь. Ненасильственное, добросовестное владение не запрещалось передавать другому лицу, пользователю, или даже отчуждать. Права лиц, осуществляющих посредственное владение (т. е. на основании соглашения), также охранялись.
Право собственности определялось также традиционно для германского права через противопоставление свободного распоряжения собственника своей вещью и отсутствие вмешательства третьих лиц в это право: «Собственник вещи может, насколько тому не препятствует закон или права третьих лиц, обращаться с вещью по своему усмотрению и устранять других от всякого на нее воздействия» (§ 903). Таким образом правомочия собственника понимались комплексно, имели исключительный характер. За собственником признавались неограниченные права по отчуждению вещи, а также по истребованию ее от всякого владельца. Вместе с тем такое истребование не должно было нарушать прав тех, кому на законных основаниях вещь была передана в аренду, в иное пользование и т. п. Таким образом собственнические права далеко не были абсолютными.
Соответственно потребностям времени в ГГУ нашла признание более ограниченная трактовка режима земельной собственности. Она также следовала уже традиционным для прусского или саксонского права ограничениям в пользу соседского права или общеобщественных интересов. Правомочия собственника земельного участка, следуя праву присоединения (заимствованному из римского), простирались и на пространство над поверхностью, и на недра земли. Однако собственнику запрещалось препятствовать использованию пространства или недр там, где он не имел прямого и непосредственного интереса (чтобы не возникало соблазна запретить, скажем, пролет воздушного шара или проведение линии связи). Соответственно традиции пандектного права собственнику земли вменялось терпеть разного рода иммиссии (газ, копоть, испарения) с других соседних участков, «если такое воздействие не стесняет его или стесняет в незначительной степени» и соответствует традиционному использованию участков. Одновременно запрещалось притеснять и обесценивать права земельных собственников путем вредного использования смежных участков (§§ 906-907). Помимо правовой традиции, в этих правилах проявился отчетливый социальный интерес крупных земельных собственников, настаивавших на приоритете недвижимости.
Право земельной собственности сохранило возможность внедоговорных отношений между собственником земли и ее непосредственным пользователем; за этими институтами отчетливо были видны пережитки вотчинных, полуфеодальных отношений, сохраненных в новом виде. Земельный участок изначально мог быть связан с некоторыми обременениями: вотчинными повинностями в пользу другого лица, которым чаще был номинальный собственник. Такой пользовладелец не мог переделывать вещь по своему усмотрению, существенно изменять ее вид. Повинности могли принять вид и денежного долга, выплачиваемого в виде периодической ренты. Сохранялся такой институт, как право преимущественной купли участка у собственника, основываясь на таком пользовладении.
Обязательственное право
В обязательственном праве было поставлено на первое по значимости место внешнее проявление воли к тем или другим действиям (волеизъявление). Соответственно, в договорном праве значительно увеличилось количество случаев, когда те или другие действия оставались действительными, несмотря на отсутствие подлинной воли или ее оспаривания; этого требовала прочность коммерческого оборота. Например, предложение заключить договор (оферта) считалось полновесным обязательством, если не было специальных оговорок. Обязательство могло подразумевать как исполнение каких-то действий, так и воздержание от них.
Основным видом возникновения обязательств был договор. В случае с недвижимостью его следовало заключать только письменно и только с участием юридически уполномоченных государством лиц. Традиционно считались недействительными договоры (и любые иные соглашения), совершенные в отношении невозможных вещей, противные законам, нарушающие требования общественной нравственности. Особенно своеобразным было требование социальной соответственности сделки (в связи с общей доктриной ГГУ): объявлялась ничтожной сделка, «по которой одно лицо, пользуясь нуждой, легкомыслием или неопытностью другого, взамен каких-либо услуг со своей стороны выговаривает или заставляет предоставить себе имущественную выгоду, размеры которой настолько превосходят ценность услуг, что выгода при данных обстоятельствах дела представляется явно несоразмерной...» (§ 138). В этом правиле речь шла уже не об обычном обмане, а явном злоупотреблении социальным положением.
Согласно этому общему положению, в конкретные правила о договорах были введены существенные новшества, усилившие защищенность одной из сторон. Так, в договоре рабочего найма закон обязывал нанимателя соблюдать минимальные условия безопасности, насколько это было возможно по свойству работ. Если речь шла о домашнем найме, то нанимателя обязывали к тому, чтобы предоставлять рабочим нормальные условия для проживания, отдыха, а также соблюдать требования «здоровья и нравственности служащего и соблюдения требований религии» (§ 618). Запрещалось заключать договор найма на всю жизнь, в любом случае спустя 5 лет можно было прекратить такой договор. Все возможные при несоблюдении этих условий коллизии понимались законом как недозволенные действия и могли стать основанием для взыскания ущерба. Аналогично в случае аренды жилого помещения наниматель освобождался от обязанности следовать договору, если «пользование помещением сопряжено со значительной опасностью для здоровья». В этих и в целом ряде других конкретных договоров предусматривалась возможность при уважительных причинах или оговоренных в законе условиях отказаться от исполнения обязательства без невыгодных последствий. Отказ от принципа незыблемости договора как общего правила был важной чертой обязательственного права по уложению.
Традиционно для германского права причинение ущерба было представлено как недозволенные действия. ГГУ отказалось от безусловного вменения ответственности за причиненный ущерб вне зависимости от причины: кто наносил вред другому в состоянии душевного расстройства или бессознательно, освобождался от ответственности. Это как бы исключало свободу проявления воли. Вместе с тем вменялись в ответственность действия, нарушающие законы о личных правах. В этих случаях только особые обстоятельства могли освободить от возмещения причиненного вреда. Значительно шире, чем было ранее, понимался и самый вред: теперь причинитель вреда обязан был возместить и потери от возможных последствий для имущественного положения или «преуспеяния» потерпевшего (например, испортил вещь, не только ценную саму по себе, но и с которой некто связывал свою дальнейшую жизнь и заработок).
Брачно-семейное право
В семейных отношениях важнейшим положением (неновым для германского права) было признание только гражданского брака. Брак считался не частным договором, а государственно-социальным институтом. Но заключать его полагалось путем согласного личного заявления в присутствии только гражданского чиновника. Не запрещалась и церковная форма брака, и все церковные обязанности признавались сохраняющими силу для придерживающихся этих правил. Закреплялась моногамность брака и невозможность вступить в другой брак, не прекратив предыдущего.
Брачный возраст устанавливался в согласии с требованиями гражданской дееспособности: в 21 год для мужчин, в 16 – для женщин. Подразумевалось, что отец дает согласие на брак для своих законных детей (фактически – только для женщин, поскольку мужчины в 21 год приобретали полную дееспособность). Таким образом проявление отеческой власти было значительно ослаблено.
Отношения супругов в браке регулировались традиционно, с закреплением доминирующей воли мужа. Супруги обязаны были совместно жить, соблюдать верность, поддерживать совместное хозяйство; муж обязан был предоставлять жене соответствующее ее положению содержание. Доминирующая роль мужа по-прежнему выражалась в том, что он вправе был решать по-своему все вопросы совместной жизни, выбирать местожительство. Однако такое главенство уже не было абсолютным. В частности, жена могла не подчиняться решению мужа, если оно ей представлялось злоупотреблением правом.
Женщина в браке не теряла своей дееспособности. Более того, в домашнем хозяйстве она имела преимущественное право на все действия. Сделки и юридические действия в этих пределах подразумевали согласие мужа, которое могло быть ограничено только путем специального установления опеки над женой.
ГГУ признавало режим общности имущества супругов. Другие отношения супругов по поводу имущества допускались, но для этого надо было заключать специальный брачный контракт. В течение брака муж управлял всеми имуществами семьи, включая «внесенные» женой. Однако управлять имуществом жены муж должен был «правильно», а для распоряжения ими – испрашивать ее согласия. В полном ведении жены были ее личные вещи, включая драгоценности, а также полученное в подарок, приобретенное своим трудом или самостоятельным ведением предприятия. Таким образом, система внутрисемейных имущественных отношений ГГУ была более благоприятна для женщины, хотя равенство далеко не устанавливалось.
Развод допускался только в судебном порядке и при наличии узаконенных причин (прелюбодеяние, совершение преступления, злонамеренное оставление, нарушение обязанностей брака, в т. ч. жестоким обращением с супругом). В этой части проявилось влияние протестантизма.
В значительной степени условным стал институт отцовской власти в отношении детей. Мать также обязана и была вправе заботиться о личности детей. Отец мог пользоваться имуществом детей. Сохранялась возможность отца прибегнуть в отношении своего ребенка к исправительным мерам, но они налагались не произвольно, а по решению опекунского суда.
Сохранялось различие прав законных и внебрачных детей. По отношению к матери внебрачные дети считались наравне с ее законными, по отношению к отцу – родство не признавалось. Однако внебрачные дети могли требовать от своего отца алиментов до достижения ими 16 лет. Соответственно различались и наследственные права детей. Правом на обязательную долю в наследстве пользовались только законные дети.
Германское гражданское уложение 1896 г. стало вторым, после Французского гражданского кодекса 1804 г., классическим выражением частного права эпохи Нового времени. Его особенности были особыми чертами германской правовой традиции. А общие принципы – также с классической полнотой выражали стремления к экономической и гражданской свободе на основе гражданского равенства. Вместе с тем открытый индивидуализм, присущий частному праву переходной эпохи, был сглажен стремлениями к социально-полезному праву; это предопределило значительное возрастание проявлений государственного регулирования институтов частного права.
Как еще один классический образец права эпохи, ГГУ оказало значительное влияние на кодификацию и развитие права не только в Европе, но в большей степени в других странах Азии и Латинской Америки. На основе ГГУ сложилась тем самым еще одна традиция западного права, определившая правовое развитие и Новейшего времени.
В Германии, пройдя через многие перипетии последующего законодательного обновления, реформ и деформаций, ГГУ осталось в основном действующим до конца XX в.
Достарыңызбен бөлісу: |