Wislawa Szymborska Вислава шимборска
жүктеу/скачать 139.5 Kb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- ТРИ САМЫХ СТРАННЫХ СЛОВА
Wislawa SzymborskaВислава ШИМБОРСКА,лауреат Нобелевской премии 1996 года МГНОВЕНИЯРусское прочтение польских стихов Людмилой ВинскойШведская Королевская Академия в 1996 году присудила высшую литературную награду мира польской поэтессе Виславе Шимборской. Ранее Нобелевской премии были удостоены польский поэт-эмигрант Чеслав Милош и наш великий соотечественник Иосиф Бродский. Таким образом, как это ни парадоксально, в последнее десятилетие на поэтическом Олимпе воцарилась славяноязычная литература: таков вердикт западноевропейских (шведских) судей. Судят же они, разумеется, по переводам — на английский, шведский, немецкий, французский. Иногда здесь какую-то роль играли политические или, скорее, гуманистические мотивы: поддержать гонимых (И.Бунина, Б.Пастернака, тех же И.Бродского и Ч.Милоша). Хотя уровень их был всемирно признан, все же можно было предъявить судьям претензии в существовании и других соображений, помимо литературных. В случае же с Шимборской все прочие мотивы отпадают. Она никогда не эмигрировала, не выступала активно в политике.
Первые ее стихи публиковались в краковских газетах сразу после Победы, в 1945 году, а первые два сборника стихов — в 1952 и 1954 годах. Стиль Шимборской был тогда традиционно реалистическим, даже отчасти соцреалистическим. Стихи она посвящала войне, армии, родине. И среди них попадались очень неплохие. В одном из них, говоря о судьбе Польши, Шимборска выразилась афористично: «Наш военный трофей — познание мира». Эта фраза стала широко известной. В 1956 году в Польше произошли рабочие волнения в Познани, к власти пришел Владислав Гомулка, начались реформы в партии и государстве. Это годы польской «оттепели». В 1957 году выходит третий, переломный сборник стихов Шимборской — «Призывы к йети» («йети» — снежный человек, на гималайском наречии). Критики уловили в снежном человеке аллюзии, намек на вождя соседней «снежной» страны.
Сама пани Вислава свободно владеет русским и много переводила наших поэтов на польский язык. Как и ее родина, Вислава Шимборска занимает место где-то посередине между культурами Европы Западной и Восточной. Ее собственное воззрение на этот счет высказано в стихотворении, начинающемся словами: «Осмысливаю мир вторым, исправленным изданьем». Возможно, это и девиз ко всем произведениям Шимборской. 1.
МГНОВЕНИЕМолодая трава на пригорке. Цветы – на зелёном. Разноцветье, как будто на детском рисунке. И небо
сквозь туман проступает, прохладой слегка голубея. Тишина. От соседних холмов веет утренним сном. И мне кажется: этой картине сотни тысяч веков. Будто не было здесь никаких тектонических сдвигов, ни пылающих грозных ночей и ни дней, что затянуты тьмою. И не резали пропасти землю. не рождал леденящий испуг.
волновались не здесь, разрывая края горизонта…
Девять тридцать. Всё в полном согласье. Ручеёк по долинке бежит, говорливо-игривый. И тропинка в лесу. И над лесом – летящие птицы… А над всем, что я вижу, господствует только мгновенье. Лишь одно из мгновений земных, о продленье которых и просят. 2.
ВО ТЬМЕЯ – это я. Как непонятный случай. Но впрочем… каждый случай непонятен.
и мне жизнь другие б дали предки. Я вылететь могла бы из гнезда. Могла бы в шкуре выползти, корягу замшелую неслышно отодвинув. В шкафу у пани, что зовут Природой, так много одеяний – просто диво! Костюм для паука, для ласточки и мыши. Всё сшито ладно. Носится – покуда однажды не порвётся. Вот и мне костюм достался. Хоть его сама не выбирала, а ношу. Довольна. И причин для жалоб нет. А ведь могла бы быть я маленькой рыбёшкой, иль муравьём или пчелой, иль веткой, которой, проносясь, играет ветер. Я знаю точно: не была тогда бы вся жизнь моя такой, как есть, – счастливой. Ну, что за счастье, если ты живешь, чтоб стать горжеткой или модной шляпкой! Или украсить стол – какая рыба! А каково быть деревом цветущим, к которому спешит палач пожар! Иль стеблем – растоптать его нетрудно. Он даже не поймет, что уже умер. О Боже! Я могла бы быть – не я! Будила б в людях ужас или жалость, а может, отвращенье. Или так… Могла бы появиться я на свет в несчастном племени отверженных людей, перед которыми закрыты все дороги… О нет! Судьбе спасибо, что она моею жизнью так распорядилась. Спасибо, что она не отняла простую память радостных мгновений, что я могу сравнить и то, и это. И главное – могу я удивляться. А ведь вполне могла б я быть собою, но только – малый штрих – без удивленья. И, значит, я была б уже не я. 3.
ТУЧИНе опоздать бы с описаньем туч, Перенести скорее на бумагу оттенки все и необычность форм…
Точнее, исчезают те, что я хотела просто передать словами. Уже другие тучи в поднебесье. Но через миг и их другие сменят, не повторив ни цвета и ни форм.
Им память не страшна, поскольку нет её у туч летящих. Они – свидетели всего, что есть на свете, но рассказать не могут ни о чём. Увидят нечто – да и разлетятся. Попробуй собери, чтоб расспросить. В сравненье с тучами жизнь кажется мне вечной. В сравненье с ними камень – будто друг. Нет, даже брат. А тучи – так… далёкие кузины, которым дела нет до всех людей, до их забот, волнений, счастья, смерти. Чтоб ни случилось с нами, тучам страсти земные наши слишком далеки. Им всё равно. Плывут да и плывут. Или летят. А видим мы иль нет полёт их лёгкий – им какое дело! Им всё равно. Там – небо. Тут – земля. 4.
НЕГАТИВНа хмуром небе облако темнеет в обводке чёрной – солнечной. А слева
Внизу… Ах нет, конечно, справа я вижу ветку белую черешни, украшенную чёрными цветами. И на твоём лице почти что чёрном играют тени светлые. Сидишь у столика, и руки ты на него устало положил. Мне страшно: руки серые, и ты похож на духа. Этот дух обычно к себе живых столь властно призывает. Поскольку я жива – должна явиться, чтоб пожелать тебе спокойной ночи. Иль вымолвить печальное: “Прощай”. И не жалеть вопросов ни на один ответ. Они – о жизни, и о грозе – пред вечной тишиной. 5.
ТЕЛЕФОННАЯ ТРУБКАВижу сон: будто я просыпаюсь, потому что звонит телефон. Я уверена: это умерший мне звонит. Снится мне, что тянусь я за трубкой. Снится тяжесть в руке – это трубка, вся она как корнями вросла, оплела ими нечто. Что конкретно – не знаю. Но чтобы поднять эту трубку, мне её надо вырвать оттуда со всею Землёю.
но эти боренья напрасны. Снится мне тишина – потому что умолк телефон. Снится мне: будто я засыпаю и вновь через миг просыпаюсь. И так – бесконечно… 6.
Не успеваю сказать – “Будущее”, как первый слог – уже в прошлом. Если я говорю “Тишина”, то разрушаю тишину. А если произношу слово “Нечто”, то сотворяю нечто: в любом небытии его не уместить.
7.
МОЛЧАНИЕ РАСТЕНИЙОдностороннее знакомство между нами мне с каждым днём становится дороже. Я знаю: вот – листок, вот – лепесток. А это колос, шишка. Это – стебель. Я знаю также вашей жизни ход, что с вами происходит в декабре, и что – в апреле. Взаимности не жду, когда склоняюсь над кем-нибудь из вас иль снизу вверх восторженно гляжу. Я вас зову по именам. Ты – Клён, а ты – Лопух… Омела, Незабудка, Можжевельник. Но я для вас без имени, увы… Хотя мы вместе движемся куда-то, но всё молчим – ни реплик, ни вопросов. Ни о погоде, ни о пустяках, которые мелькают за окном. Тем много. Да и общего у нас достаточно. Одна звезда нам светит. И тени мы бросаем – вы и я. Мы пробуем хоть что-нибудь узнать, пусть всяк по-своему. А то, чего не знаем, – тоже сходство.
что значит видеть этот мир глазами и для чего стучит, волнуясь, сердце, и почему у тела нет корней. Но как ответить, если нет вопросов? И более того – ведь я являюсь для вас лишь кем-то, кто для вас – никто. А всё, что вам я говорю сегодня, лишь монолог, но он не слышен вами.
к тому же – срочно, невозможен он.
отложен диалог на никогда. 8.
в своих садах над миром, тихих, сонных, из света выкована и от тьмы отделена.
в плохой компании – с материей – вести? Зачем наследники такие, у которых надежды нет на вечность? Несуразность – их спутница. Удача прочь бежит. А прок от мудрости какой? Она хромает, поскольку я пятке терние у ней.
безбожно и бездумно разрушают, кипя как взбунтовавшийся котёл…
хотя до этого оно без тени было? Должна же быть какая-то причина, хотя бы небольшая. Но её не выдаст даже Правда, что в земном копается неспешно гардеробе. Костюмов столько – не перетрясти.
Платон, и сонм сомнительных идей… Летят осколки из-под монументов, как будто знак великой Тишины… 9.
ДЕВОЧКА И СКАТЕРТЬДевчушке этой чуть побольше года. И многое ещё ей предстоит исследовать и взять под свой контроль.
которые передвигаться сами не могут никуда. Им в этом надо кому-то помогать – переносить, толкать и просто двигать. Они же подчиняться не хотят. Особенно буфет. И шкаф хорош! И стены - неуступчивы на редкость. А стол! Упрям и только! Но, пожалуй, не столь упряма скатерть. Если хорошо схватиться за края и потянуть, она начнёт неспешное движенье.
особенно кувшинчик с молоком, и чашечки, и ложечки дрожат от нетерпения начать движенье. Занятно, что же выберут они, как только очутятся на краю и закачаются перед дорогой?
или полёт вокруг горящей лампы? Законы притяжения не в счёт! А может быть, на подоконник прыгнут, чтобы оттуда сразу же на ветки деревьев у раскрытого окна?
А впрочем, можете смотреть с небес, размахивая в ужасе руками.
И это обязательно случится. 10.
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙБеседа шла довольно оживлённо. И вдруг, как сговорившись, все умолкли. Откуда-то на солнечной террасе возникла девушка… Ну чудо как мила! Красивая! Пожалуй, даже слишком. По крайней мере, весь покой был сразу нарушен, хоть и внешне осталось всё, как было прежде, но… Но Бася посмотрела на супруга испуганно. Да Кшися вдруг ладонью накрыла руку Збышека. И я – подумала: пожалуй, позвоню тебе,
скажу, чтоб ты не приезжал покуда – здесь обещают беспрерывный дождь. Какие же прогулки под дождём?
красавице открыто улыбнулась… 11.
ЛУЖИЭтот детский страх я помню чётко. Я с опаской обходила лужи, и особенно – после дождя. Мне казалось, вдруг одна из них не имеет дна: шагну
и сразу – провалюсь. И быстро полечу вниз – к тем тучам, что отражены, в этой луже. А быть может, дальше! Вдруг она сомкнётся надо мной, если высохнет, и я останусь навсегда захлопнутой. Мой крик на поверхность явно не проникнет.
что не все плохие приключенья в правилах обыденного мира умещаются. И даже если сильно захотеть, то никогда не случатся. Страх, однако, помню. 12.
ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬГоворят, что первая любовь навсегда завладевает сердцем, будто бы и нет её главнее… Может быть. Довольно романтично. Но, признаюсь, то не обо мне.
в дальней дали и не разглядеть, будто ничего и не случилось… Нет, конечно, было. Но ушло. Всё ушло. И руки не дрожат, если я случайно натыкаюсь на твои подарки или письма – пачки перевязаны шнурком. Для чего храню, – сама не знаю. Да и та единственная встреча – через годы – мне напоминает… Вы, наверно, станете смеяться. Но напоминает мне она разговор двух стульев у стола, на который руки положи – вмиг озябнут. Но зато другие… (как назвать – любови иль романы?) до сих пор ещё живут во мне. Более того – живут и дышат! Эта же ни вздоха не издаст. Но зато способна на такое, что другим любовям не под силу. У неё своё предназначенье. Пусть она почти что мной забыта, пусть не снится даже никогда, но она, не ведая сама, каждый день меня готовит к смерти. Если быть точнее – приучает. 13.
НЕМНОГО О ДУШЕДушу ты имеешь не всегда. И другие не всегда имеют. День за днём, порою год за годом можно без души дышать и жить.
что в восторгах чистых или детских страхах вьёт гнёзнышко душа и там проводит много дней, спасаясь от погони? Иногда мелькает в удивленье, в том, что посещает нас, когда мы внезапно ощущаем старость. Жизнь прошла, как будто не была.
где-нибудь далёко, если мы тащим, чертыхаясь, чемоданы или вдруг в квартире затеваем невообразимый тарарам, двигая диваны и шкафы. Будто это жизнь переиначит.
то душа и близко не подходит. Сами понимаете… К чему?
Нет её, когда строчим в анкетах данные,
которые безлики. Или рубим мясо… Тут душа сразу объявляет выходной. В праздных и ненужных разговорах тоже не участвует душа. Разве что на тысячу в одном, но тогда тот разговор непраздный. А вообще душа молчанье любит. И покой. Когда заболевает наше тело, то душа сиделкой вряд ли станет… Незаметно, тихо, но она с дежурства убежит. Кто бы думал, что душа капризна! Неохотно видит нас в толпе. Суетной борьбы за превосходство видеть без брезгливости не может. О делах немолчной трескотни выносить она не в силах также.
для людей, а для души – одно. Лишь когда они у нас в единстве, в нас тогда присутствует душа. На неё спокойно полагаться может каждый, если в чём-то он бывает не совсем уверен. Но о том, увы, не всякий знает. Как не знает, что душа вполне может оценить и те предметы, что привычно окружают нас. Нравятся ей плоскости зеркал… Даже, если в них никто не смотрит, трудятся они, не уставая. И часы… Размеренно и точно маятником вечность отмеряют. Видно, что-то в этих двух предметах близкое увидела душа…
где была, куда исчезнет снова, хоть от нас вопросов этих ждёт. Только мы почти не задаём их. Но одно известно без вопросов, что душе, которая нужна нам, мы нужны зачем-то тоже… Странно…
14. РАННИЙ ЧАСЯ сплю ещё, не ведая во сне, что новые вокруг вершатся факты, хотя мне наяву известно это. Но я же сплю. Проём окна светлеет. Сереет тьма. И комната вплывает в иное измерение. Она
является неспешно из пространства, неясного и тёмного пока. Поочерёдно, без ненужной спешки, как церемония, которой сотни лет, и потолок, и стены переходят из ночи в утро. Формы, отделяясь тихонько друг от друга, обретают привычные простые очертанья. И стороны отходят друг от друга, которые слились в вечерний час. И левая, и правая – отдельно.
то к ручке прикоснутся, то к стакану, себя неяркой вспышкой обозначив. И можно увидать определённо, что было передвинуто вчера, а что упало на пол, или то, что в рамах умещается картинных. Деталей можно, правда, не заметить, но свой черёд всему: и их проявит грядущий день. Пока же возвращенье идёт цветов предметам, что вокруг. У каждого он свой. И даже вещь мельчайшая свой цвет имеет тоже. И даже тени – собственный оттенок.
лишь потому, что я не застаю всей прелести преображенья утра. Я просыпаюсь, будто запоздалый свидетель, не увидевший того, что совершилось: день пришёл, а прежде – сменился ранний час обычным утром. 15.
В ПАРКЕ– Ой! – удивляется мальчик. – А кто эта пани? – Это скульптура Милосердия, или что-то в этом роде, – отвечает мать. – А кто же так побил эту пани? – не унимается мальчик. – Не знаю. Сколько себя помню, она всегда стояла тут обшарпанная. Надо бы её или обновить, или выбросить в конце концов. Ну всё-всё! Идём дальше… 16.
К ВОПРОСУ О СТАТИСТИКЕНа сто человек лишь пятьдесят два, знающих обо всём лучше других.
почти все остальные. Готовых помочь, если это продлится недолго – аж сорок девять. Добрых всегда, потому что не могут иначе, четыре, ну, может быть, пять. Склонных к восхищению без зависти – восемнадцать. Живущих в постоянной тревоге перед кем-то или чем-то – семьдесят семь. Способных быть счастливыми – от силы двадцать. Не опасных в одиночку, но дичающих в толпе, наверняка, более половины.
Этого лучше не знать даже приблизительно. Мудрых после утраты немногим более, чем мудрых перед утратой. Ничего не берущих от жизни, кроме вещей, сорок. Хотя мне хотелось бы ошибиться. Сгорбленных, страдальческих, без фонаря в темноте – рано или поздно – восемьдесят три.
девяносто девять. Смертных – сто из ста. Единственное число, которое до сих пор остаётся в статистических данных неизменным. 17.
НЕИЗВЕСТНЫЕ ЛЮДИНеизвестные люди бегут от людей неизвестных в неизвестном краю. Неизвестное солнце скрывают неизвестные тучи. И словно какая-то небыль обернулась реальностью жуткой. И люди бросают всё своё – только ужас бежит по пятам или рядом. Покидают поля, что засеяны были весною, кур, собак, безделушки… А в зеркальце чьё-то глядится неизвестное пламя. И пляшет, и пляшет, и пляшет. На плечах у бегущих – кувшины, за спиною – котомки. Но странно… Чем пустее они с каждым днем, тем становятся всё тяжелее. В беге этом лишь жизнь прекращается тихо – без шума. Если слышится гам – там кусок вырывают, а может, чьим-то мёртвым ребёнком, как тряпочной куклой, трясут.
Он бежит и бежит по дороге в никуда и не знает, что эта дорога не та. Как и мост через речку – не тот. Но другого-то нет.
Неизвестно откуда стреляют. И над ними танцует свой медленный вальс самолёт. Тихий ужас и страх. Пригодилась невидимость здесь бы – как защита. А лучше всего перейти в состоянье то, которого вроде и нет: когда ты существуешь, но этого нет существа. Ну хотя бы на время, пока прекратится погоня и окончится эта дорога. Хотя неизвестные люди не знают, когда это будет. Да и будет ли лучше? Но что-то всё равно приключиться должно. И к тому же, кто-то выйдет их встретить… И может быть, он не захочет быть врагом неизвестным бегущим, оставит при жизни, хоть какой-то… Пока неизвестно, какой…
И небоскребы, как два смертельных факела, горят. Прыжок.
Ещё один. За ним – другие. Летят. Сейчас одно спасенье – смерть. Но фотография их задержала в жизни и сохранила страшные мгновенья: все над землёй – к земле устремлены.
Ещё видны их лица. И кожей кровь пока защищена.
чтоб ветер в их волосах запутался, и мелочь чтоб из карманов полетела вниз, за ней – ключи… Меж небом и землёй!
Могу лишь сделать две вещи я – для них и для себя. Полёт словами описать – подробно. И в описанье смертного полёта последнего не ставить предложенья. 19.
ВОЗВРАТНЫЙ БАГАЖУчасток кладбища, где холмики вполне определенно говорят, что тут покоятся детишки. Мы, кто долго на этом свете задержался, часто обходим это место стороной. Так богачи предпочитают вовсе не посещать трущобы бедняков. Вот Зося, Яцек, Доминик… От солнца, от зим и вёсен, от осенних туч, от месяца, что долькой апельсина маячил в небе, их оторвала старуха-смерть… Так мало сохранилось в возвратном багаже детишек этих. Клочки пейзажей, да и тех немного. А воздуха – лишь горстка, где неслышно летает бабочка. И ложечка познанья, такого горького, что слезы на глазах. А в ложечке – обычное лекарство, которое от смерти не спасло.
И среди них смертельные, как та погоня утром за мячом, что прыгал мальчишкой непослушным по шоссе. Весёлая была погоня, но… для мамы обернулась страшным горем. А счастье разбежаться и по льду скользить, не понимая, почему тебе запрещено на нем кататься. Лёд хрупок, но зато ты можешь видеть, как волны там теснятся. Боже мой, какая красота!
Двое – рядом. И те – у края… Смерть их забрала поспешно рано. Даже не успели они до ручки дорасти дверной, часы испортить или же разбить оконное стекло, мячом играя.
и два из них лежала без движенья, смотрела в потолок, а жизнь текла. И места не нашлось для жизни Малгожатки в этой жизни. Рафалэку исполнилось бы пять, но не хватило месяца до даты, а Зузе – зимних праздников, когда дыхание рождает на морозе малюсенькое облачко… Ну что
сказать теперь о дне, который прожит, что о минуте, о секунде что? Тьма, лампы свет и снова темень?
Так?Лишь древнегреческий язык невозмутимый способен это всё облечь в слова… Читайте: “Kosmоs”, “Chronоs” и “Makros”, “Paradoksos”… Всего четыре словав себя вместили жизнь и смерть. И вечность. 20.
БАЛИные есть миры. Я это знаю, но неопределенно, как и все. Мне неизвестно, что за жизнь таится за звездной темнотой. И нет сигналов, которые бы донеслись оттуда и подтвердили б тысячи догадок о том, что неизвестные планеты наполнены, как мир земной, дыханьем – особым,
и оно – начало жизни. Пока, увы, ни слуху и ни духу, ни весточки о травах, что ласкает дождливый ветер, если дождь там есть.
что весною неведомая сила коронует. Ни о зверье, которое в краях иных известно, как и наше – здесь. И уж тем более оттуда эхо пока что не доносится, как наше, которое способно человеку слогами вторить… Что ж о новостях мечтать, которые расскажут о Моцартах, Платонах, Эдисонах или о ком-нибудь ином, чей гений в ином пространстве столь же был велик. А уж о том, чтобы сравнить таланты Великих – тех и наших – речи нет! Да что там гении! Преступники, и те пока что не имеют конкурентов, соперничая только меж собой. И доброта открытая землян пока нам не напоминает чувство, которое бы жило где-то тоже в непостижимом месиве галактик. Пока она в своем несовершенстве – одна, и не сравнить её ни с чем. И наши головы, что стиснуты тисками смешных иллюзий, – высший образец. И нету ничего, что было б лучше. По крайней мере, так считают все. Пока лишь мы способны крикнуть в небо, и крик, сорвавшись, к звездам улетит. Ответа тщетно ждать. Его не будет.
похожем на летящий заповедник между миров, и нам дозволил некто на время, будто избранным, зайти сюда, чтобы узнать такое, что неизвестно больше никому. Или почувствовать хотя бы сердцем. Мы словно на балу и в такт капелле танцуем. Это – самый лучший бал! Прекрасней нет. Что может быть прекрасней, нас в том никто не разуверил. Не знаю, как кому, а мне довольно того и этого – для счастья и несчастья.
где звезды всем желают доброй ночи, подмигивая даже тем, кто ввысь не смотрит, кому и дела нет до этих звезд… 21.
обрастать непокорной листвою, на горячем песке знойный воздух привычно вдыхать или в небо взлетать и парить на распахнутых крыльях…
Или гладить собаку по шерсти. Какое тепло! Можно боль отличать от того, что совсем не имеет отношения к ней… Можно вляпаться быстро в беду. Можно быть на примете. В ошибках дотошно копаться, и искать ту, что меньше других… Но найдешь ли её?
всё, о чем говорилось тогда, при погашенной лампе… Неожиданно можно споткнуться о камень… Откуда было взяться ему? Или вымокнуть вмиг под дождем, вдруг полившим, лучи рассекая… Дождинки из солнца. И ключи обронить, чтобы им затеряться в траве. За искрою летящей следить зачарованным взглядом, ощущая при этом, что главного ты не узнал. 22.
СПИСОКЯ составила список вопросов. Но на них не дождаться ответа. Или время для них не пришло, или я их понять не смогу. Список длинный, и может вполне утомить вас. Позвольте только часть из того, что записано, мне прочитать… В этом мире, подзвёздном и звёздном, который зову я ареной, что же было взаправду, а что только правдой казалось? На арену попасть – предъявите входные билеты. Чтоб отсюда уйти – выходной не забудьте билет… Что случится однажды с загадочным миром живущим? Жаль, что я не успею сравнить его с миром другим, с тем, который потом будет жить – после нас…
Прекратятся ли войны? Когда? Что на смену придет им? Не знаю…
с моего безымянного пальца? То кольцо незаметно слетело, а кто-то его подобрал. Как украл, право слово… Конечно, украл, если носит.
быть, как будто не быть? В том и суть вольной воли, пожалуй. Что творится с людьми, неужели взаправду мы действительно знали друг друга? А может, нам только казалось…
несчастная М. в тот момент, когда силы иссякли и она не могла даже вымолвить слова уже?
за добро? И не знаю теперь, что же надо мне исправить в себе, чтоб ошибок таких избежать.
торопливой рукой на листок перед сном так, что утром почерк свой не могла ни за что разобрать. Иногда подозренье тихонько стучится: ведь это может шифром вполне оказаться и новым вопросом. Всё возможно… И этот вопрос будет жить вне меня.
Его надо бы заключать в кавычки. Оно притворяется, будто не пропускает ничего, что сосредотачивает, обнимает, содержит и имеет. Но оно – всего лишь клочок хаоса. И не более того. жүктеу/скачать 139.5 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|