"Зоопарк народов" лорда Пальмерстона разгадка парадокса текущей истории

Перед лицом нового венецианского наступления в Англии Лейбниц сформулировал свое представление о человеческом счастье, исходя из постулата о создании Человека как образа Божьего. В труде "О понятиях правоты и справедливости" Лейбниц в 1693 г. дает определение милосердия как "универсальной добродетели", которую он называет "привычкой любить", то есть "рассматривать счастье другого человека как свое собственное". Первое приближение этого счастья, утверждает он, проявляется, например, при созерцании великолепных полотен Рафаэля тем, кто "переживает это, даже если это не приносит выгоды, таким образом, что испытывает восторг и не может оторвать глаз - как от символа любви".

Когда предмет восхищения "в то же время сам способен переживать счастье, его чувство переходит в настоящую любовь", утверждает Лейбниц. "Но небесная любовь превыше других любовей, поскольку Господа можно любить с наибольшим результатом: нет ничего счастливее Бога, и нет ничего красивее и достойнее счастья". И, поскольку Бог обладает высшей мудростью, "мы лучше всего удовлетворим человеческие представления, если скажем, что мудрость - это наука счастья", пишет Лейбниц.

Как ведущий ученый и философ своего времени, Лейбниц был широко известен во всей Европе и за ее пределами, в том числе и среди республиканских лидеров Новой Англии. Его оценили Уинтропы и Мэдеры, а позднее, что наиболее важно, Бенджамин Франклин. Начиная с 1690-х годов, основным союзником Лейбница в Англии, Шотландии и Ирландии стал блестящий анти-венецианский полемист Джонатан Свифт, который подвергал убийственной критике бестиальную философию Бэкона, Гоббса, Декарта, Ньютона и Локка на протяжении более сорока лет.

Аристотелевский эмпиризм в модификации Декарта-Локка низводит сущность человека на уровень обычного животного, что вполне соответствует тому идеалу империи, которого венецианцы то и дело пытались достичь. Когда Джонатан Свифт стал сторонником Лейбница в борьбе с эмпиризмом, он высмеял своих врагов, изобразив их бесноватыми. "Экскурс в идиотизм" - так и писал он в 1696 году в "Сказке бочки". Древние и современные ему авторы "новейших философский схем", писал он, "толкут в ступе один и тот же бред в академиях нынешнего бедлама".

К 1701 году последнее поколение "венецианской партии" довело до вырождения целый набор олигархических фамилий, которые породнились со Спенсерами, Годольфинами, Черчиллями - вплоть до Джона Черчилля, будущего герцога Мальборо.

Черчилль вырос пажом при дворе Карла II, держась за юбку сестрицы Арабеллы, любовницы Якова II. Тогда за свои услуги Черчилль получил 10 тысяч фунтов от фаворитки Карла II.

Успешно устроив свои дела в Англии, венецианцы нацелились на следующую добычу - Францию. В бытность премьер-министром Жан-батиста Кольбера, покровителя академии наук в Париже, где в начале 1670-х работал и Лейбниц, Франция успешно развивала свою промышленность и инфраструктуру. И вот в 1701 г. Британия объявляет ей войну. Прошло более десятилетия кровопролития и разрушений - для населения обеих стран и их европейских союзниц. Это была еще одна договорная игра, в которой выиграть могла только Венеция. В любом грязном деле остаются свободные "ниточки". Королева Мария умерла в 1694 г., оставив Вильгельма без прямого наследника. Следующей претенденткой на трон была ее сестра Анна, но смерть ее единственного ребенка в 1700 г. привела к новому кризису престолонаследия. В 1701 г. был подписан Закон о престолонаследии. 71-летняя внучка Якова I, София, глава Ганноверского дома в Германии, стала наследницей Анны. Король Вильгельм умер в 1702 г., оставив Анну на троне.

Как и ожидала "венецианская партия", Анна пожаловала все придворные привилегии герцогу и герцогине Мальборо, которые плели сети влияния вокруг нее уже многие годы. Проблемой венецианцев было то обстоятельство, что главным советником Софии был Готфрид Вильгельм фон Лейбниц.

Поскольку Лейбниц был на расстоянии шага от руководства лондонской политикой, борьба с диктатурой венецианской партии в Англии разразилась не на шутку. Это был конфликт между идеалом стремления к счастью и вожделением империи.

Герцоги Мальборо прибегали к обману, убийствам и измене ради разрыва политических и даже личных связей между Королевой Анной и Софией Ганноверской. Свифт открыл шквальный огонь по Мальборо - как своей публистической деятельностью, так и негласными усилиями, пока не освободил двор Анны от господства венецианской банды. В конечном итоге, используя свое личное влияние на все окружение Анны, в 1710-1711 гг. он выставил герцога и всех его дружков из королевского двора.

Лондон отчаянно ринулся на подмогу, отправив против Лейбница сэра Исаака Ньютона, распространяя старую ложь о том, будто бы это он, а не Лейбниц, изобрел дифференциальное исчисление. Лейбниц и Свифт, в свою очередь, договорились поселить в Лондоне великого немецкого композитора Георга Фридриха Генделя, желая развить английскую музыкальную культуру.

В это время двое союзников Свифта стали королевскими губернаторами американских колоний. Назначение Роберта Хантера в Нью-Йорк, а Александра Спотсвуда в Вирджинию в 1710 г. открыло дорогу к будущей республике в Северной Америке. В том же 1710 году в Массачусетсе Коттон Мэдер опубликовал свою книгу о создании республики - "Очерк о добре", которая более чем на век укрепила в Америке лейбницевское понимание науки счастья. Бенджамин Франклин писал, что эта книга оказала влияние на всю его жизнь.

Свифт писал об этом периоде: "Вряд ли будет еще в истории время, настолько таинственное и любопытное для потомков". Венецианцы не любят рассказывать о влиянии Лейбница и Свифта на создание Американской Республики. В Британии, однако, после того как Англия в 1707 г. навязала Шотландии унию, стало ясно, что их война с "венецианской партией" была проиграна.

Покровительница Лейбница, София Ганноверская, объявленная наследницей Королевы Анны, умерла в мае 1714 г. в возрасте 84 лет. Наследником британского трона стал ее сын Георг. Его кумиром был Вильгельм Оранский, и герцоги Мальборо неоднократно оказывали ему знаки внимания. Буквально спустя два месяца после смерти Софии умерла и Анна, в возрасте 49 лет, по-видимому от отравления. Герцог Мальборо, много лет в ссылке строивший козни против нее, в тот же день очутился в Англии, и Георг Ганноверский был провозглашен королем Великобритании Георгом I. Джонатан Свифт был вынужден бежать в Ирландию, а Лейбниц вскоре был удален с ганноверского двора.

Серьезна ли была угроза, которую Лейбниц и Свифт представляли для заговорщиков-венецианцев? Стоит посмотреть хотя бы на их сатанинскую ненависть к умершей Королеве Анне, которая при всех своих грехах научилась искать в жизни кое-что лучшее, им вовсе неизвестное: не было ни публичной панихиды, ни официальных похорон; ее труп разлагался три недели, пока несколько слуг Георга I не захоронили ее тайком, ночью. Она покоится в Вестминстерском аббатстве, рядом со своей прапрабабушкой Марией, королевой Шотландии. По сей день ни камень, ни табличка не обозначает ее могилу.

Лейбниц умер в 1716 году. Джонатан Свифт продолжал борьбу уже в Ирландии. Там, будучинастоятелем Собора Св.Патрика в Дублине, он стал известным политическим деятелем в 1720-е годы, учредив массовое движение на принципах права на свободу, данного Богом, и права на национальный суверенитет, построенный на основе естественного закона. Продолжая дело Лейбница, он оказал неизмеримо большое влияние на республиканскую идею в Америке XVIII века.

Под правлением Георга I британский режим между тем начал деградировать. Ранее секретные колдовские общества, наподобие Хельфайр-клуба (Клуб Адского Пламени) теперь функционировали легально. Их легализации предшествовала публикация "Басни Пчел" Бернарда Мандевиля (1714). Мандевиль утверждал, что интересы государства - не более чем интересы максимального удовлетворения гедонистических потребностей его индивидуумов: больше частных пороков - больше общественного блага. Англия превращалась в венецианское торжище коррупции. В период премьер-министра Роберта Уолпола (начиная с 1721 года) Хельфайр-клубы не только размножились - они стали "внутренним святилищем" дегенерирующей британской элиты. Самый крупный из них, основанный в 1720 Лордом Уортоном, включал в обеденное меню: "Пунш адского пламени", "Пирожок святого духа", "Чертовы чресла" и "Груди Венеры" (украшенные вишенками вместо сосков). В 1760-х годах, когда американские колонии открыто порвали с Британией, большинство придворных короля были членами Хельфайр-клуба. Один из клубов возглавлял сэр Фрэнсис Дэшвуд - официальный начальник Бенджамина Франклина (так как Франклин в то время возглавлял почтовую службу)!

Убийственный груз развращенного режима всей тяжестью лег на английское население. Пока знать услаждала свои похоти, катастрофически падала рождаемость: с 1738 по 1758 было зарегистрировано только 297 тыс. рождений при 486 тыс. смертей. "Мораль" тогдашней Британской империи кратко выразил Роберт Уолпол: "Каждому человеку своя цена".

Дж.Стейнберг

Как появился на свет британский эмпиризм? Он был переписан Ф. Бэконом из трактата Сарпи "Арте дель бен Пенсаре" (в нем утверждается, что человеческое познание происходит исключительно через органы чувств). После Бэкона, ученика Сарпи и Паруты, является Томас Гоббс, описывающий человеческую историю как "войну всех против всех", по необходимости управляемую тираническим режимом Левиафана. За ним следует Джон Локк, для которого человеческий разум - tabula rasa (чистый лист), заполняемый продуктами чувственного восприятия. Гедонизм Локка вел его к умозаключению, что человеческая свобода - абсурдная логическая несообразность. За Локком следует солипсист Джордж Беркли, который вообще отрицает существование основы для чувственных переживаний в окружающем мире: в наших головах будто бы какое-то сверхъестественное агентство прокручивает видеопленку. Он считал, что существует только восприятие.

Для Дэвида Юма, шотландского юриста и дипломата, тоже не существовало человеческой души - только связка меняющихся восприятий. В "Исследовании человеческого познания" и более ранних трудах Юм подвергает критике понятия причины и следствия. Мы, мол, только смутно предполагаем, в силу привычки, что за одним явлением должно следовать другое. Но в тех же ранних работах Юм хотя бы признавал важность заполнения "чистого листа" каждого нового человеческого ума набором полученных эталонов поведения, сваленных в одну кучу под названием "морали или привычки", куда была отнесена и религия.

Когда Шелбурнская "венецианская партия" стала доминировать в британской аристократии, скептицизм Юма стал более дерзким и радикальным. Поздний Юм, особенно в "Диалогах о естественной религии", полностью отрекается от самих понятий традиции и морали в пользу необузданного гедонизма, уходит в омут педерастии и разврата; в такой "концептуальной среде" затем воспитывается Бентам.

Иммануил Кант, преподававший в Кенигсберге, много лет популяризировал идеи Юма. Два либерала, Кант и Юм нашли общую цель в искоренении влияния Лейбница. Но когда Юм отказался от всех понятий о традициях и бытовой морали, даже Кант не смог это переварить. Он ответил "Критикой чистого разума", защищая аристотелевские представления о причине и следствии от юмовского нигилизма. Юм же опустился ниже Аристотеля. На этой основе, Кант умел защищать обывательские понятия о религии и морали - то, что в немецком называется das Sittengesetz.

Расхождение Канта с Юмом объясняет, почему британский либеральный эмпиризм на несколько порядков порочнее своих континентальных аналогов.

Излив этот яд из своего пера, Бентам затем еще больше раскрыл идейную пропасть между собой и американскими республиканцами в пространном трактате, озаглавленном: "Введение в принципы морали и законодательства" (1780). Этот манускрипт не только обозначит основные принципы британского философского радикализма. Он также откроет Бентаму двери в самое сердце возникающей тогда новой Форин Оффис (Министерство иностранных дел) и Форин Интеллидженс Сервис (внешняя разведка), объединенных под руководством Уильяма Петти, Лорда Шелбурнского, человека, бывшего если не де-юре, то де-факто, Дожем Британии.

Бентам категорически отрицает любое отличие человека от низших существ, определяя человека как организм, движимый чисто гедонистическими побуждениями. Он писал: "Природа поместила человечество под власть двух разных хозяев - Боли и Удовольствия. Только они указывают нам, как мы должны поступать, только они предопределяют наши поступки; каждое усилие избежать подчинения только его подчеркивает. Принцип полезности, принцип величайшего удовлетворения или величайшего наслаждения, признает это подчинение и принимает его за первооснову... Любая система, подвергающая сомнению этот принцип, принимает каприз за разум, а тьму - за свет"...

Лорд Шелбурнский был в таком восторге от Бентама, что поселил его в своем Бовудском поместье, точно тот был новым воплощением сэра Фрэнсиса Бэкона или сэра Исаака Ньютона в области моральных наук. Шелбурн предоставил Бентаму английского и швейцарского редакторов, чтобы обеспечить распространение его писаний во всех англо- и франкоговорящих странах. Позже книжки Бентама будут еще активнее распространяться в Латинской Америке, во время его тесного сотрудничества с изменником США Аароном Бэрром и революционерами-авантюристами - генералом Франсиско Мирандой, венесуэльцем и участником (в качестве наемника Британской Ост-Индской компании) якобинского террора во Франции, и Симоном Боливаром. [4]

Когда Бентама взяли на службу в Форин Оффис, лорд Шелбурн как раз разрабатывал одну из самых дерзких политических интрижек.

В июне 1780 г., раздосадованный неуспешным ходом войны в Северной Америке, и убежденный, что министерство лорда Джорджа Норта окончательно разрушит его мечты о вечной империи, лорд Шелбурн через Ост-Индскую компанию и союзный Бэринг-Банк устроил в Лондоне якобинский мятеж, очевидно, в знак протеста против пожалования ирландцам реформы. Так называемая "реформа" заключалась лишь в том, что ирландцев заставляли сражаться в британской армии в Северной Америке - шаг, который, как надеялся Шелбурн, позволил бы также расправиться с проамериканским республиканским движением в Ирландии, которое чуть было не обернулось против самой Британии в 1779 r.

Толпа протестантов по главе с лордом Джорджем Гордоном штурмовала Вестминстер, спуская с лестниц парламентариев и лордов, выкидывая их из окон на улицу. Восемь дней Лондон грабили, особенно после штурма Ньюгейтской тюрьмы, откуда бунтовщики выпустили всех уголовников.

Лорд Шелбурн, глава комитета внутренних дел в Палате Лордов, лично обеспечил разгул террора - тем, что медлил с провозглашением Закона об охране общественного порядка, который призывал бы лейб-гвардию на помощь, пока насилие не распространилось по всем уголкам города. Когда огонь угас, министерство лорда Норта также было сожжено. Норт ушел в отставку с поста премьер-министра, и спустя месяцы Шелбурн сам оказался в новом рокингемском кабинете в должности секретаря по иностранным делам (Северный округ), ответственным за контроль над американскими колониями. На этом посту он будет вести прямые переговоры с Бенджамином Франклином в Париже.

К этому времени король Георг III окажется в полной зависимости от возглавляемой Шелбурном "венецианской партии", владеющей Ост-Индской компанией.

В результате этих событий "теневое правительство" уже формально встало у государственного руля. Разведывательные операции, прежде осуществляемые под эгидой Ост-Индской компании, в дальнейшем стали компетенцией Министерства иностранных дел и Интеллидженс Сервис.

Шелбурновский провокатор лорд Гордон недолго находился в Тауэре. Освобожденный по прямому ходатайству Шелбурна, он нашел себе благодатную почву в Нидерландах, где, к изумлению своих приятелей - шотландских протестантов, обратился в иудаизм, взяв себе имя Израиль бар Авраам. В скором времени он всплыл в Париже, где был оккультным советником Марии Антуанетты, и в этом качестве помогал Шелбурну в его интригах против французских Бурбонов. Якобинское восстание в Париже 1791-1793 гг. было вторым расширенным изданием гордоновского мятежа, вплоть до штурма Бастилии и освобождения заключенных.

Шелбурн против Америки
Лорд Шелбурн, как министр иностранных дел, занялся затем реколонизацией североамериканских поселений, но не посредством вооруженной агрессии или исками о возврате собственности. Боевым кличем Новой Венеции - Нового Рима была "свободная торговля".

Уже в 1763 году, путешествуя в карете из Эдинбурга в Лондон, Шелбурн заказал две работы сотруднику Ост-Индской компании Адаму Смиту. Прежде всего он поручил ему подготовить тезисы исследования, которое позднее будет завершено другим "ост-индским" пропагандистом Эдуардом Гиббоном, об упадке и разрушении Римской империи - исследование, предназначенное для обоснования намерения Шелбурна создать третью Римскую империю с центром в Лондоне. Вторым заказом был чисто пропагандистский опус, апологизирующий свободную торговлю, который Смит осуществил сам ("Богатство народов", 1776).

В 1787 г. ведущий агент шелбурновской разведки Иеремия Бентам перещеголял Смита, опубликовав серию "писем из России", собранных в памфлет под заголовком "В защиту ростовщичества". Последнее письмо, адресованное Смиту, порицало его за то, что он недостаточно далеко ушел в своей пропаганде необузданного монетарного диктата. Бентам требовал положить конец всем ограничениям на ростовщичество, употребляя "либеральный" аргумент: подавление ростовщичества мол есть удушение изобретательности. Смит подобострастно отозвался о памфлете: "Это работа превзошла меня".

Наиболее откровенно ратовал Шелбурн за необузданную свободу торговли и ростовщичество в тот короткий период (1782-1783), когда занимал пост премьер-министра. Хотя поначалу он предпочитал управлять британской политикой из-за кулис, будучи председателем "Секретного комитета" Ост-Индской компании (состоявшего из трех человек), он был вынужден взять в руки и формальные бразды управления, дабы укрепить новый курс Британской империи.

27 января 1783 г. Шелбурн, выступая в Палате Лордов в поддержку ратификации Парижского договора, который положил конец американской революции и конфликту с Францией и Испанией, заявил: "Вы даете Америке, с которой Небо призывает нас сохранять узы братства, долю в торговле, хотя монополию на нее вы раньше подло оставляли для себя... Рано или поздно монополии наказывают себя. Они запрещают соперничество, а это сама суть процветающей торговли. Я утверждаю, что монополия всегда неблагоразумна, но если есть под небом нация, которая должна отвергнуть ее первой, то это Англия... Поскольку мы расположены между старым миром и новым, между Севером и Югом Европы, все, что мы должны сделать - это пожелать, чтобы на всей земле торговля была свободной. У нас самая сильная индустрия, больше всего капитала, больше всего предпринимательства. И поэтому это мы должны сказать: пусть каждый рынок будет открыт".

Шелбурновская политика необузданной свободной торговли между Британией и Соединенными Штатами чуть не уничтожила американскую республику в колыбели. Но некоторые из американских отцов-основателей поняли, какая опасность содержится в шелбурновской свободной торговли. Начался принципиальные дебаты о необходимости введения сильной федеральной конституции. Если бы не дебаты о федерализме и не созданная в 1787 году в их результате Конституция США, Шелбурну, скорее всего, удалось бы осуществить свой замысел - довести Северную Америку до банкротства и поглотить ее вновь в Британскую империю.

Александр Гамильтон писал недвусмысленно ("Федералист", N11, ноябрь 1787): "Непокорный дух Америки уже создал неудобства в некоторых морских державах Европы... Если мы останемся в союзе, мы сможем противостоять разными путями политике, настолько недружественной к нашему благосостоянию... Предположим, у нас в Америке было бы правительство, способное исключить Британию из всех наших портов; какой эффект произведет этот шаг на ее политику? Разве это не обеспечило бы нам возможность добиваться на переговорах, с блистательными перспективами успеха, самых выгодных и широких коммерческих привилегий во всем владении этого королевства?"

Так и не решив еще своих проблем в Северной Америке, Шелбурн и Бентам развернули деятельность на другом фронте - французском. Семилетняя война 1756-1763 гг. лишило Францию ее прежней морской мощи. Теперь Шелбурн намеревался уничтожить ее как экономическую и военную соперницу на континенте. С самого начала якобинский террор был делом рук Ост-Индской компании, аферой, инспирированной Форин Оффис. Кровавое истребление французской научной элиты систематически проводилось французскими руками, на французских гильотинах, но нити к ним шли из Британии.

Жак Неккер, протестант из Женевы, владелец одного из неизменно проанглийских банков, усилиями шелбурновского союзника, Филиппа, герцога Орлеанского, был возведен на пост министра финансов. Дочь Неккера, печально знаменитая мадам де Сталь, позже содержала один из важнейших шелбурновских салонов в Париже.

Неккеру не удалось заблокировать союз Франции с Америкой в период американской революции, однако он преуспел в опустошении французской казны и разрушении кредитной системы.

Экономический кризис во Франции был предпосылкой политического хаоса и вооруженного бунта; дестабилизация была подготовлена Шелбурном через создание клуба радикальных писателей в Бовуде. Кадры для Бовуда готовились Бентамом, Этьеном Дюмоном из Женевы и англичанином Сэмюелом Ромилли. Речи писал Бентам, по дипломатической почте они переправлялись в Париж, где лидеры якобинского террора Марат, Дантон и Робеспьер произнесли свои пламенные призывы. Копии платежных документов Ост-Индской компании, свидетельствующих о выплате денег якобинцам, до сих пор хранятся в запасниках Британского музея.

Бентам был так увлечен событиями в Париже, что 25 ноября 1791 написал письмо члену национальной ассамблеи Дж.П.Гаррану с предложением переехать в Париж и возглавить... тюремную систему. Бентам переслал Гаррану черновик своего проекта "Паноптикон" с предложением: "Позвольте мне создать тюрьму по этой модели: я сам буду тюремщиком. Нация ничего не потеряет: я буду работать бесплатно. Чем больше я об этом думаю, тем определеннее мне кажется, что осуществление проекта должно быть в руках его автора."

Позже, выражая признательность за почетный титул гражданина Франции, Бентам в октябре 1792 писал якобинскому министру внутренних дел: "Я был бы плохим мыслителем и негодным гражданином, если бы, оставаясь роялистом в Лондоне, не стал республиканцем в Париже".

Что же представлял собою проект тюремной системы "Паноптикон", подготовленный Бентамом для кровавых "республиканцев"? Это была схема концентрационного лагеря с рабским трудом. Он разработал ее, когда ездил в гости в Россию к своему брату, также агенту Шелбурна, в 1787 г. Тогда князь Потемкин, премьер-министр при Екатерине Великой, просил его поддержать проект строительства паровой машины для подъема российской индустрии. Бентам заявил, что можно без этой машины обойтись, используя человеческий труд.

Согласно проекту Бентама, преступники, обездоленные и слабоумные помещались в тюремные камеры вместе со своими семьями. Примитивная техника управлялась из центрального источника энергии, который питался... от качелей и каруселей в детском блоке лагеря. В центральной наблюдательной комнате два огромных разнонаправленных зеркала позволяли охраннику обозревать рабский труд сотен несчастных. Над главным входом предполагалось водрузить надпись: "Если бы они трудились на воле, не стали бы здесь рабами". Во время визита в Россию и Османскую империю, разрабатывая свой "Паноптикон" и сочиняя "В защиту ростовщичеcтва", Бентам также записал в своем дневнике: "Моя старая мечта состоит в тот, чтобы проценты были свободны, как и любовь".

В 1785 Бентам написал эссе "О педерастии", в котором призывал отменить любые санкции против гомосексуализма, лесбиянской любви, мастурбации и скотоложства. Бентам отмахнулся от строгих приговоров педерастам, называя их "результатом иррациональных религиозных страхов, порожденных ветхозаветным разрушением Содома", закрепленных благодаря "иррациональной антипатии" общества к наслаждению в любом виде, особенно в сексуальном. Христианская мораль, как и любое иное выражение естественного права, не существовала в "мире наслаждения и боли" Бентама.

Поставив на колени Францию посредством якобинского террора, Бентам финансировал несколько поколений философов-радикалов, от своих ближайших протеже Джеймса Милля и Джона Боуринга до Джона Стюарта Милля (сына Джеймса), Томаса Карлейля и Дэвида Эркарта. Карлейль, под пристальной опекой Дж.С.Милля, сочинил официальный британский вариант истории французской революции, естественно, скрывая роль Шелбурна и Бентама в этой кровавой трагедии. Боуринг, много лет работавший личным секретарем Бентама и руководивший изданием его собрания сочинений в одиннадцати томах, также служил агентом достопамятного Джузеппе Мадзини, и организовал вторую опиумную войну против Китая, используя свой пост посла в Кантоне. Младший из людей Бентама, Эркарт, как известно, опекал Карла Маркса.

После смерти Бентама в 1832 его тело было вскрыто и набальзамировано, голова отлита в бронзе и помещена у ног, а вместо нее укреплена маска. Долгие годы мумия Бентама, восседающая в его любимом кресле в стеклянном шкафу, была постоянным участником кружка радикалов. По сей день мумия забавляет посетителей Лондонского университета.