ДЕРБЕНТ (65 респондентов). Вопрос № 1: оба родителя верующие – 98,5 % и только один – «не знаю». Родители одной веры – 98,5 %, разной – 1,5 %.
№ 2: все верующие студенты – мусульмане – 100 %, но (№ 3) из них – 98,5 % сунниты и один шиит (табасаранец) – 1,5 %.
№ 4: посещают мечеть - 60 %, не посещают - 40 %.
№ 5: один раз в неделю – 13,8 %, раз в месяц – 1,5 %, раз в год - 0 %, раз в неделю и в религиозные праздники – 24,6 %, в дни праздников - 20 %.
№ 6: молятся – 30,8 %, иногда молятся – 4,6 %, не молятся – 64,6 %.
№ 7: читают «свою» религиозную литературу – 63,1 %, из них только некоторые указали Коран в переводе на русский язык, Коран и историю других религий и «не помню, что читал». Не читают «свою» религиозную литературу - 36,9 %.
№ 8: читают религиозную литературу (не исламскую) других конфессий – 1,5 %, не читают – 43,1 %, не ответили – 55,4 %.
№ 9: относятся к христианам положительно – 29,2 % мусульман, нейтрально (безразлично) – 69,2 %, отрицательно – 1,5 %.
№ 10: считают, что можно дружить с христианином (кой) – 96,9 %, нельзя – 3,1 %.
№ 11: готовы жениться на христианках – 15,4 %, «женюсь, если примет мусульманскую веру» - 13,8 %, против браков с инаковерующими – 70,8 %, причем среди этих противников большинство составляют студентки.
№ 12: указали такие черты характера христиан как: «Честные, с нормальным человеческим характером», отзывчивость, порядочность, преданность, «такие как все», равнодушие; сказали «не знаю» - 32,3 %; не ответили – 12,3 % и только один (18-летний), не посещающий мечеть, злобно написал - «нечесть».
№ 13: для 38,5 % респондентов не важно, какую религию исповедуют однокурсники (цы), безразлично – 38,5 %, имеет значение – 12,3 %, не ответили – 10,8 % человек. Свое отношение к инаковерующим студенты объясняют по-разному: это их право, «каждый человек верит или не верит для себя», вера – это дело каждого, «у каждого своя религия и мы должны уважать их», каждый живет по-своему, «потому, что мне это не мешает», «они живут своим завтрашним днем и сами решают как им жить», «потому, что мне это не интересно».
№ 14: свои первые знания о христианстве студенты получили: от бабушки – 3,1 %, от знакомых – 4,6 %, из книг - 43,1 %, кино, TV и школа – 49,2 %.
№ 15: свои знания о христианстве считают неполными – 93,8 %, «средними» - 4,6 %, полными – 1,5 %.
№ 16: ответы дербентских студентов о специфических чертах христианских церквей отличаются от ответов кизлярских и махачкалинских респондентов. Если эти ответы (их мало) немного подправить и свести воедино (сохраняя стилистику), то получим следующее объяснение: различия в правлении, православной церковью правит патриарх и подчиняется императору или главе государства, а католической правит папа римский. Также и протестанты ведут свои порядки. Не ответили – 13,8 %, «таких различий не вижу» - 1,5 %, «если честно, то понятия не имею, и знать бы не хотел» - 1,5 %.
Особого внимания заслуживают следующие объяснения: «Католическая народу не служила, а православная церковь – да», «Католической церковью правит папа римский, православная служит народу». Подобной акцентации на «служении православной церкви народу» нет ни в Кизляре, ни в Махачкале. Мы пока не беремся объяснить, чем это вызвано – этот вопрос требует дополнительного изучения и, к тому же, в исследовании вопроса об отношении населения к православию (как, впрочем, и к исламу) существуют различные научные подходы. Отношения подобного рода прежде всего начали изучать на Западе, где и сформировалась новая наука – эмпирическая социология религии, успехи которой создали видимость возможности «научного подхода» к сфере священного.
Что же касается российской социологии, а точнее, той ее части, которая занимается религией, то положение дел здесь еще более неутешительное. С одной стороны, пока не сошли со сцены религиоведы-атеисты, относящиеся к РПЦ как к личному врагу. С другой – после западных денежных вливаний как грибы стали расти псевдосоциологические службы, «производящие» в массовом масштабе так называемую «социологическую», но недоброкачественную продукцию, наводнившую СМИ. И те, и другие исследователи работают на дискредитацию РПЦ и православия в целом [5, с. 19-20].
Однако уже сейчас можно говорить о том, что одной из причин формирования мнения о «служении православной церкви народу» является стремление Правительства РФ найти идеологическую опору в РПЦ, пропагандистская работа самого православного духовенства и соответствующая массированная идеологическая обработка населения с помощью СМИ.
Переходя к выводам, отметим, что определенная часть опрошенных уже изучала религиоведение, но, как оказалось, у респондентов (и христиан, и мусульман, и агностиков, и атеистов) нет четких представлений о христианстве, отсутствует реальное представление о религиозной жизни христиан. Это говорит о том, что преподавателям данной дисциплины и истории мировой культуры следует больше внимания уделять вопросам специфики христианства и ислама (как, впрочем, и других религий), но в то же время подчеркивать тот факт, что исламско-христианский диалог существовал всегда. Но если раньше общение и обмен духовными ценностями происходил подспудно, то сейчас необходимо ориентироваться на сознательное взаимопонимание, признание права других быть иными. Другими словами, студентам надо прививать плюралистические принципы регулирования человеческих взаимоотношений.
Было бы самонадеянно полагать, что анкета позволила ответить на многочисленные вопросы проблемы взаимоотношения ислама и христианства в Дагестане. Результаты нашего исследования дают возможность лишь приоткрыть завесу, оценить как бы «изнутри» некоторые конфессиональные, эмоциональные и интеллектуальные установки, присущие дагестанской молодежи в отношении христиан и христианства.
Наши материалы и выводы могут быть полезны для выяснения, например, следующих вопросов: как «перешагнуть» через представления молодежи, основанные на традициях своего народа, своей религиозной общины? Что следует предпринять для того, чтобы разрушить сложившиеся ментальные, конфессиональные и иные барьеры взаимного незнания и безразличия между двумя основными религиями Дагестана? и т.д.
Алжирский историк Али Мерад верно заметил, что христианство и ислам в равной степени стоят перед лицом вызова современного мира. Они включены в исторический контекст, где их присутствие и их миссия находятся под постоянным прицелом средств пропаганды, СМИ [6, с. 243] и т.д.
Для того чтобы межрелигиозный диалог в Дагестане стал возможен не на словах, а на деле, необходимо, во-первых, всю систему воспитания и образования в республике строить таким образом, чтобы с детских лет прививать уважение к инаковости христиан и других инаковерующих, их убеждениям, обрядам и праздникам, манере одеваться, к пище и т.д.
Во-вторых, интеграция России в поликультурное и поликонфессиональное общество, в котором православие является доминирующей религией, «не должна сопровождаться религиозным и культурным отчуждением, но должна осуществляться при условии уважения к правовому государству» [7, с. 146].
В третьих, мирное сосуществование должно основываться не на господстве какой-то одной религии, которая якобы может стать и общей идеологией России (как это предлагает РПЦ), но на такой системе воспитания, образования и правления, которая проявляла бы подлинную толерантность к различным конфессиям (это не относится, разумеется, к экстремистским религиозным направлениям) и, тем самым, обеспечивала религиозный плюрализм.
Развитие цивилизованного общества во все времена определялось состоянием образования и воспитания подрастающего поколения. При всех политических и социально-экономических переменах они имеют непреходящую ценность. Воспитание толерантного сознания молодежи должно иметь межконфессиональный характер. В условиях резкого изменения ценностных ориентиров, принятие такой программы, обязательно учитывающей региональную специфику, может иметь большое значение для духовно-нравственного и религиозного воспитания молодежи.
Достарыңызбен бөлісу: |