100 кратких жизнеописаний геев и лесбиянок



бет3/27
Дата08.07.2016
өлшемі1.56 Mb.
#185237
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   27

       3. ОСКАР УАЛЬД    Гомосексуал номер один новейшей истории, Оскар Уайльд, полное имя которого Оскар Фингел О'Флагерти Уиллс Уайльд, родился 16 октября 1854 года в Дублине в Ирландии. Его отец был известным хирургом, в свободное от работы время увлекавшимся археологией. Мать собирала народный фольклор и писала стихи.

          С 1864 по 1871 год Оскар Уайльд посещал Королевскую порторскую школу в Эннискиллене, а после этого продолжил образование сначала в Тринити-колледж, в Дублине, а затем в Колледже Святой Магдалины в Оксфорде, который окончил с отличием в 1878 году. В Оксфорде Уайльд имел репутацию не только эстета и денди, давая повод для обсуждений всему колледжу его причудливо декорированных комнат и колких острот, но и серьезного исследователя классической литературы и талантливого поэта (еще учась на последнем курсе, он выиграл престижную премию Ньюдигейт).

          Перебравшись в Лондон, Уайльд продолжил свою экстравагантную жизнь, прославившись своими карикатурами в сатирическом журнале «Панч» и в качестве прототипа  персонажа (Бэнтборн) комической оперы Гилберта и Салливана «Терпение». Это внимание к собственной персоне было как нельзя кстати Уайльду, который уже опубликовал первую книгу стихов и жаждал литературной славы. С этой целью он в 1882 году отправился с циклом лекций по городам США и Канады, сопровождаемый ироническим иканьем американской прессы, что не мешало ему собирать скептически настроенные, но всегда большие аудитории. Одетый в темно-лиловый бархатный жакет с кружевными манжетами, в коротких штанах, заправленных в черные шелковые гетры, в ботинках с блестящими пряжками, он проповедовал свою доктрину эстетизма, прославляя искусство и все прекрасное. В Кэмдене, Нью-Джерси, состоялась его встреча с Уолтом Уитменом, перед которой он заявил: «Я пришел сюда как поэт, чтобы пообщаться с поэтом». Встреча была сердечной и искренней, и Уитмен позднее вспоминал Уайльда как «милого, очаровательного молодого человека». Уайльд посетил по ходу своего путешествия достопримечательные места Америки, всюду рассыпая Свои неизменные остроты, временами просто блестящие. Назвав Ниагарский водопад «бесконечным падением воды в неправильном направлении», он тут же пояснил: «Ниагара выдержит любой мой критицизм. Однако я должен сказать, что у очень многих проведших здесь свой медовый месяц американцев это место будет навсегда ассоциироваться с первым разочарованием в супружеской жизни».

          Свой собственный медовый месяц он провел в Париже в 1884 году, когда женился на Констанции Ллойд. В 1885 и в 1886 году у них родились сыновья, но семейному счастью не суждено было быть долгим. В 1886 году Уайльд познакомилcя семнадцатилетним студентом Оксфорда Робертом Россом  и был совращен им. Позднее Уайльд восхищался Россом, который был набожным католиком, называя его «Святым Робертом, мучеником за любовь и веру, святым, прославившимся не столько своей исключительной стойкостью, сколько будучи предметом соблазна для других. Таково было его житие в одиночестве больших городов».

          Скоро Уайльду пришлось начать жить двойной жизнью, держа в полной тайне от жены и от своих респектабельных друзей то, что он все больше втягивался в круг молодых геев. 1891 год был необычайно плодотворным годом в его биографии. Именно в этот год увидела свет и сразу же стала пользоваться сногсшибательным успехом его повесть «Портрет Дориана Грея». В этом же году он познакомился лордом Альфредом Дугласом — юношей, который был страстным поклонником его таланта и утверждал, что прочитал «Портрет Дориана Грея» девять раз. Уайльд был вос-хищен красотой двадцатидвухлетнего лорда. Весной следующего года между ними уже возникла любовь, и в од-ном из писем Россу Уайльд в эротически закодированном стиле признавался ему: «Боуси (прозвище Дугласа) настоял на остановке для отдыха. Он подобен цветку нарцисса — такой ослепительно-бело-золотой... когда он возлегает на диване, он словно Гиацинт, и я преклоняюсь перед его красотой». Дуглас и в самом деле был очаровательным, блестящим и обворожительным юношей; при этом он абсолютно пренебрегал всеми условностями света. Как писал пародист Марк Биербом, он «был явно не в своем уме (впрочем, я думаю, как и вся его семья)». Уайльд был без ума от него.

          Характер их связи никогда не подразумевал моногамии, и в какой-то момент Дуглас приобщил Уайльда к сомнительным удовольствиям в кругу молодых людей, которые за несколько фунтов и обед были готовы на все. Эти авантюры Уайльд назвал «обедами в клетке с пантерой». Само собой разумеется, что все это рано или поздно должно было закончиться скандалом. «Первый звонок» прозвучал, когда один из приятелей Дугласа каким-то образом завладел некоторыми письмами Уайльда к Дугласу, начал его шантажировать и Уайльд вынужден был выкупать эти письма. Какое-то время спустя часть писем все-таки попала в руки отца Дугласа, маркиза Квинсберри. Среди них было и знаменитое письмо, где Уайльд восторженно сравнивал Дугласа с Гиацинтом («Твоя сотканная из тонкого золота душа странствует между страстью и поэзией. Я верю в то, что нежно любимый Аполлоном Гиацинт был именно твоим воплощением в те античные дни»). Квинсберри был возмущен и оскорблен таким явным подтверждением своих давних подозрений насчет сексуальных наклонностей сына и направил Уайльду небрежно набросанное оскорбительное письмо, начинавшееся со слов: «Оскару Уайльду — позеру и содомиту». Подстрекаемый Дугласом, который ненавидел своего отца, Уайльд немедленно возбудил против маркиза Квинсберри уголовное дело. Когда в соответствии с английским законом Квинсберри представил суду доказательство в виде списка из двенадцати молодых людей, которые были готовы подтвердить в суде то, что Уайльд приставал к ним с содомитскими предложениями, друзья посоветовали Уайльду отозвать иск из суда и срочно эмигрировать из Англии. Но он стоял на своем и, когда суд начался, сказал в своем первом выступлении: «На этом суде Прокурором буду я». Однако все получилось совсем наоборот, и обвинения обернулись против Уайльда. Адвокат Уайльда был вынужден признать то, что Квинсберри справедливо назвал Уайльда содомитом. Не успел прозвучать оправдательный вердикт суда в отношении Квинсберри, как тут же было возбуждено уголовное дело за принуждение к содомии в отношении Уайльда и был выписан ордер на его арест.

          Суд над ним состоялся в 1895 году. Уайльд защищался остроумно и блистательно, но все это было подобно отчаян-ному воплю среди глухих. Когда прокурор спросил его: «Что подразумевается под «любовью, которая не смеет назвать своего имени» (имеется в виду строфа одной из поэм, опуб-ликованных Дугласом), Уайльд взорвался красноречием: «Любовь, которая не смеет назвать своего имени» в нашем веке означает такую большую страсть старшего к младшему. Как это было между библейским царем Давидом и Ионафаном, такую, без которой Платон не смог бы создать фундамент своей философии, ту, которую вы найдете в сонетах Микеланджело и Шекспира. Это есть то глубокое, одухотво-ренное чувство, которое так же чисто, как и совершенно. Оно порождает и наполняет собой шедевры искусства, и мы опять-таки можем вспомнить Шекспира и Микеланджело... В нашем веке это чувство остается непонятым — настолько непонятым, что о нем можно говорить как о «любви, не смеющей назвать свое имя», и именно как жертва отношения к этой любви я сейчас и нахожусь в этом зале. Это прекрасное и благороднейшее чувство духовного родства. В нем нет ничего противоестественного. Оно наполняется интеллектом и раз за разом возникает между старшим и младшим, когда жизненный опыт и мудрость сливаются с рад остью жизни, счастливыми надеждами и романтическим очарованием. Это чувство не от мира сего. Мир насмехается над ним и норовит пригвоздить его к позорному столбу».

          Когда суд присяжных отказался вынести приговор по этому делу, судья назначил новый процесс, и 25 мая 1895 года Оскар Уайльд был приговорен к двум годам каторжных работ — это было максимально возможное наказание по этой статье обвинения. Судья при вынесении приговора сказал: «На мой взгляд, это наказание слишком мягкое за все содеянное этим человеком». В мае 1897 года Уайльд был выпущен из Редингской тюрьмы. Не имея средств к существованию, с подорванным здоровьем, он уехал из Англии во Францию, где встретился с Дугласом (который вместе с Робертом Россом во время судебного процесса покинул Англию). 30 ноября 1900 года в возрасте 46 лет Оскар Уайльд умер на чужбине, в Париже.

          Почти все прославившие Уайльда работы относятся к искрометным пяти годам в начале последнего десятилетия XIX века. Помимо «Портрета Дориана Грея» он опубликовал выдержанную в духе символизма драму «Саломея» (1893). Оказавшие большое влияние на развитие литературы эссе, в частности «Мерзость лжи» (где прозвучал его знаменитый афоризм: «Природа подражает искусству»), «Душа человека при социализме» и «Критик как художник» («Любая, даже ни-зкопробная поэзия идет от чистого сердца»). Пользовавшиеся огромным успехом комедии «Веер леди Уиндермир» (1892), «Неприметная женщина» (1893), «Идеальный муж» (1895) и «Как важно быть серьезным» (1895), и в каждом случае он подписывался, прибавляя к своему имени титул «уранист», что в XIX веке было эквивалентно слову «гомосексуал». В тюрьме он написал пропитанное болью «De Profundis» — длинное письмо к Дугласу. Его пространная поэма «Баллада Редингской тюрьмы» («Каждый — сам убийца своей любви... Поцелуй — это орудие убийства предателя/ Меч — это орудие убийства храброго воина») стала его единственным литературным произведением, опубликованным после выхода из тюрьмы.

          Хотя Уайльд любил острить насчет того, что его талант ушел в его работу, а гений растворился в его жизни, и его жизнь, и его деятельность оказали огромнейшее влияние на всю культуру XX века. Сам его «артистичный» облик человека, насмешливого, блещущего остроумием, ироничного, заставил всех нас по-новому взглянуть на себя со стороны и лег в основу современного представления о душевной незащищенности и хрупкости. Если бы не было Уайльда, никогда бы не появились писатели, подобные Джеймсу Джойсу. Трагический излом его судьбы — вознесение на вершину успеха и быстрое падение вниз, сопровождаемое громкими скандалами, — существенным образом повлиял на общественное мнение. Суд над Оскаром Уайльдом был очень похож на суд над Сократом. Можно однозначно утверждать, что ни один из знаменитых на весь мир людей не был столь откровенно выраженным гомосексуалом «по форме и по сути», как Оскар Уайльд. Именно поэтому Уайльд по-прежнему актуален и современен и именно поэтому без всякой натяжки можно сказать, что Уайльд является гомосексуалом номер один новейшей истории. Его жизнь пришлась как раз на тот период развития культуры, когда только-только появилась грань, разделяющая гомо- и гетеросексуальное. Уайльд сыграл революционную роль, выразив и обозначив границы, сущности гомосексуального начала. Если в то время прозвучавший над ним приговор суда вызвал озноб страха среди членов уже существовавших подпольных гомосексуальных сообществ, в наши дни суд над ним воспринимается как яркий эпизод, позволивший на весь мир заявить о существовании и природе однополой любви — той реальности, которая утвердилась в современной жизни. Судьбу Оскара Уайльда можно назвать блистательной катастрофой, и после нее ни общественное мнение, ни частные суждения о природе нашего чувства уже никогда не будут такими, какими были до него.




4.   МАГНУС ХИРШФЕЛЬД (1868-1935)         Многие читатели, может быть, никогда в жизни и не слышали фамилии этого человека, однако он был одним из первых мужественных борцов за права сексуальных меньшинств в Германии. Основанное им «Движение за эмансипацию германских геев», хотя и было обречено на полный запрет в период правления в Германии нацистов, явилось тем не менее прототипом аналогичных современных движений, возникших и функционирующих по всему миру.

          Магнус Хиршфельд родился 14 мая 1868 года в городе Колби, в Пруссии. Он изучал филологию и философию в Бреслау и Страсбурге, затем в Мюнхене и Берлине, где увлекся медициной. Пропутешествовав некоторое время по США и Африке, он осел в Берлине, практикуя как врач.

          В 1896 году он опубликовал под псевдонимом Th. Ramiеn эссе под названием «Сафо и Сократ», в котором он доказывал тезис о том, что гомосексуальность есть часть человеческой сексуальности и должна быть предметом не криминалистики, а науки. Он настаивал на том, чтобы были изменены законы, предусматривающие наказания за гомосексуализм.

          Находясь под большим влиянием работ Карла Хайнриха Ульриха, Хиршфельд в 1897 году основал Научный гуманитарный комитет — первую организацию, защищающую права геев. У этого Комитета были следующие задачи:

     -добиваться отмены статьи 175 Уголовного кодекса Пруссии, запрещающего занятие гомосексуализмом между мужчинами;
     -заниматься общественным просвещением, что означало бороться с предрассудками в отношении гомосексуальности и самих гомосексуалов;
     -представлять интересы гомосексуалов в их борьбе за свои права.

          Для достижения первой цели по инициативе созданной Хиршфельдом организации был проведен сбор подписей под петицией протеста против статьи 175. Удалось собрать более шести тысяч подписей — среди них были подписи Альберта Эйнштейна, Льва Толстого, Эмиля Золя, Германа Гессе и Томаса Манна.

          Среди других мероприятий Комитета можно назвать распространение в 1903 году первого печатного издания, предназначенного для геев и лесбиянок: «Ежегодное обозрение для людей неопределенной сексуальной ориентации» (Yearbook for intermidiate sexual types). Это издание выходило до 1922 года, когда экономический крах в Веймарской республике обусловил их закрытие. В «Ежегодном обозрении...» публиковались результаты научных и культурологических исследований в области гомосексуальности.

          В 1907 году, в самый разгар движения в поддержку деятельности Комитета, две тысячи людей были выпущены из тюрьмы, где отбывали наказание по статье 175. В тот же год произошел политический скандал (знаменитое дело Мольтке-Хардена-Эленберга), в который были втянуты высокопоставленные геи из окружения кайзера Вильгельма II. Как и следовало ожидать, в обществе стало насаждаться и распространяться враждебное отношение к набирающему силу движению гомосексуалов за свои права.

          В 1910 году был принят новый закон, сурово карающий лесбиянок и геев. Начавшаяся через четыре года первая мировая война вынудила Хиршфельда прервать свою правозащитную деятельность. В 1919 году, после войны, в которой Германия потерпела сокрушительное поражение, наступило время Веймарской республики с ее либеральным политическим климатом, и Хиршфельд сумел основать в Берлине Институт сексуальных наук. В те годы при его активном участии было одержано много знаменательных побед. Настрой движения на борьбу был ярко выражен в опубликованном в 1921 году призыве Научного гуманитарного комитета. Вот несколько строк из него: «Гомосексуалы! Справедливого отношения к себе вы можете добиться только за счет собственных усилий. Свобода быть гомосексуалистом может быть отвоевана только самими гомосексуалистами». 18 марта 1922 года, двадцать пять лет спустя после первого опубликования петиции Хиршфельда, она наконец попала на рассмотрение в рейхстаг. Однако в атмосфере нарастающего политического хаоса Веймарской республики она так и осталась не рассмотренной.

          В 1919 году Хиршфельд выпустил на экраны, возможно, первый в истории кинофильм о геях: «Anders als die Andem» («He такой как другие»). Режиссером фильма был Ричард Освальд, а в главной роли снялся Конрад Вайндт. В фильме рассказывалась история знаменитого виолончелиста, который стал жертвой клеветнических нападок из-за своей гомосексуальности. На премьере этого фильма 24 мая 1919 года Хиршфельд выступил перед собравшейся публикой со следующими словами: «То, что сегодня предстанет перед вашими глазами и перед вашими душами, относится к исключительно важной и непростой теме. Она трудна потому, что в отношении ее среди людей существует огромное количество предрассудков и невежественных представлений. Важность этой темы заключается в том, что мы не только должны освободить геев от незаслуженного презрения, но должны таким образом повлиять на общественное мнение, чтобы исчез юридический произвол, по своему варварству сравнимый с поиском и сожжением на кострах ведьм, безбожников и еретиков. Кроме того, число людей, которые родились «не такими, как все», гораздо больше, чем это могут представить большинство родителей... Фильм, который вам первыми сейчас предстоит увидеть, позволит приблизить то время, когда будет покончено с темной безграмотностью, наука победит предрассудки, закон одолеет беззаконие, а человеческая любовь одержит победу над человеческой жестокостью и невежеством». В настоящее время сохранились лишь фрагменты этого фильма.

          Хиршфельд и его последователи заплатили большую цену за свою борьбу в защиту прав человека. В 1920 году крайне правые разгромили митинг, организованный Комитетом Хиршфельда, а полиция практически бездействовала. В следующем году на самого Хиршфельда в Мюнхене напали хулиганы, пробили ему голову и бросили умирать на улице. В 1923 году во время собрания гомосексуалов и сочувствующих им людей в Вене нацистские боевики открыли по ним огонь. Многие  были ранены. Хиршфельду повезло, и в этот раз он остался невредимым.

          В 1923 году Всемирная лига сексуальных реформ достигла своей наивысшей численности — около ста тридцати тысяч человек. В 20-е годы Хиршфельд продолжал читать лекции и вести свою кампанию, однако политический климат в Германии становился все тревожнее. В марте 1933 года к власти пришел Адольф Гитлер. 6 мая был отдан приказ очистить библиотеки Германии от «неарийских» книг. Одной из первых была разгромлена Библиотека сексуальных наук. Было сожжено более 10 000 книг из ее фондов, а Хиршфельд был помещен под домашний арест. Позже он был освобожден и бежал во Францию, где принялся восстанавливать свой институт. Но здоровье у него уже было ослаблено, и в 1935 году он ушел из жизни, избежав тех ужасов, которые испытали геи в годы Третьего рейха.

          Хотя заслуги Хиршфельда неоспоримы и велики, были в его жизни и некоторые темные стороны. Имеются некоторые сведения, согласно которым именно он стал виновником самоубийства в 1902 году германского промышленника Альфреда Круппа, поместив в одной из берлинских газет информацию о его гомосексуальных связях. Хиршфельд, по свидетельствам окружавших его людей, для достижения политических целей вполне мог пойти на шантаж, не останавливаясь перед использованием конфиденциальной информации. Различные нарушения им профессиональной этики дали повод определенной части его последователей во главе с Бенедиктом Фридландером отколоться от него и образовать параллельное движение, назвав его Обществом нетривиального.

          Но, несмотря на все это, работа, проделанная Хиршфельдом, впечатляет. Хотя его «научные» взгляды, особенно относящиеся к суждению о геях как людях «третьего пола», сейчас представляются устаревшими, он обладал такими организаторскими способностями в проведении кампаний защиты прав сексуальных меньшинств, несмотря на атмосферу непримиримой вражды, что стал примером для лидеров многочисленных аналогичных движений, возродившихся после катаклизмов второй мировой войны, которым удалось добиться изменения социальных и политических институтов в сторону большей гуманности.




5.ЗАЩИТНИКИ КАФЕ «Стоунуолл Инн»
[28 июня 1969 года]

          Защитники кафе «Стоунуолл Инн» скорее всего и не слышали о докторе Магнусе Хиршфельде, однако можно утверждать, что спустя пятьдесят лет они продвинули его дело еще на одну большую ступень вперед. В этой статье я отдаю дань тому безмерному влиянию, которое геи и лесбиянки, преимущественно выходцы из рабочего класса и представители стран третьего мира, люди, имена которых никогда не будут упомянуты в истории, оказали на отношение общества к сексуальным меньшинствам.

          Ночь, которая вошла в историю как начало освободительного движения геев, имела свою предысторию. Ближе к полуночи в пятницу 27 июня 1969 года полиция из шестого полицейского округа Манхэттена проводила повседневный рейд в «Стоунуолл Инн» — кафе на Кристофер-стрит, где собирались геи и лесбиянки. Это место расположено в самом сердце Гринвич-Виллидж в Нью-Йорке. Такие рейды по подобным кафе были повседневной практикой в 60-е годы. Часто, используя как повод отсутствие лицензии на продажу спиртного, эти кафе закрывали, посетителей грубо разгоняли, а иногда и арестовывали. Их имена с соответствующими комментариями печатались в газетах, их служебные карьеры, а то и жизни рушились. Одним словом, собираться в таких заведениях было для геев рискованным делом, но другого выхода у них просто не было — где же еще они могли чувствовать себя социальной общиной?

          В июне 1969 года в Нью-Йорке вовсю шла предвыборная кампания кандидатов в мэры города. Один из претендентов, Джон Линдсэй, проиграв в первом круге выборов, искал пути укрепления своего имиджа жесткого политика, способного эффективно бороться с «пороками» общества. «Стоунуолл Инн» было третьим на той неделе кафе, подвергнутым проверке. Имея на руках ордер на обыск (кафе не обладало лицензией на отпуск спиртного), полиция ворвалась в кафе, стала допрашивать посетителей и отпускать их по одному. Однако вместо того, чтобы расходиться по домам, около двухсот выпущенных посетителей стали стеной около входа в кафе. Когда полиция вывела из кафе для отправки в участок хозяина, бармена и трех лесбиянок, толпа стала выражать возмущение. Последняя из трех лесбиянок оказала активное сопротивление при попытке усадить ее в полицейский автомобиль. В этот момент ситуация вышла из-под контроля. Толпа стала швырять в полицейских камни, бутылки, мелкие предметы и просто мусор. Полиции пришлось укрыться в кафе, но осаждающие использовали выломанный парковочный столб в качестве тарана. Внутри начался пожар. Прибыло полицейское подкрепление, которому удалось высвободить из осады свой патруль; четверо полисменов были ранены. Взрыв негодования подобно цепной реакции стал распространяться по всей округе в течение всей ночи. Люди собирались большими толпами, атаковали полицию, затем разбегались, чтобы собраться вновь уже в другом месте.

          На следующее утро все стены близлежащих кварталов были исписаны лозунгами —«грэффити». На фасаде кафе «Стоунуолл Инн» было начертано «ПОДДЕРЖИМ БОРЬБУ ГЕЕВ». И вновь вечером продолжались стихийные митинги Протеста, тут и там возникали пожары. Около двух тысяч геев и лесбиянок сражалось с четырьмястами полицейскими из подразделения по борьбе с уличными беспорядками. Как Пишет историк Джон Д'Эмилио, это было «первое в истории восстание геев». Или, как кратко охарактеризовала это событие ориентированная на геев газета «Мэттэчин Сосайети»: «Откликнулось во много раз сильней, чем аукнулось».

          Историк лесбийского движения Лилиан Фэйдерман называет восстание в «Стоунуолл Инн» событием, «ставшим органичным продолжением целого ряда массовых акций протеста, которые в 60-е годы устраивали темнокожие, студенты, безработные и обездоленные. Акция протеста гомосексуальных меньшинств была бы абсолютно невозможной в какое-либо предшествующее этому периоду истории время. Даже если бы она и произошла, то никогда бы не приобрела столь сильный общественный резонанс, как в 1969 году. Именно тогда среди геев созрела идея о начале активной освободительной борьбы. И «восстание в «Стоунуолл Инн» стало звуком колокола, объявившего о всеобщем сплочении. Название этого кафе стало символом силы геев и их сплоченности. Сам факт, что заявить во весь голос о своих правах геи могли, только взяв на вооружение связанные с насилием методы борьбы, говорит о том, что они чувствовали себя не менее угнетенным сообществом, чем использующие в 60-е годы подобные же методы другие социальные группы. Голос сексуальных меньшинств был слышен в общем хоре общественного протеста и требования свободы в бунтарские 60-е».

          Акция протеста в «Стоунуолл Инн» не имеет своих ярких «лидеров». Это было коллективным порывом сообщества индивидуумов, их долго накапливавшейся ответной реакцией на преследования и гонения. Спустя всего месяц после событий в «Стоунуолл Инн» был основан «Фронт освободительной борьбы геев» — группа воинственная и принципиально настроенная, и в этом смысле такая же сильная, как основанная ранее Гарри Хэем [22] «Мэттэчин Сосайети». В течение года по всей Америке сформировались десятки групп борьбы за свободу геев. Революция началась. Судьбы геев и лесбиянок теперь никогда небудут такими, как раньше.

      6. УОЛТ УИТМЕН (1819-1892)     Уолт Уитмен родился 31 мая 1819 года в Уэст Хиллс, Лонг-Айленд. Его отец был плотником, потом он попытался заняться фермерством, но неудачно, и в 1823 году семья переехала в Бруклин. Уитмен окончил лишь начальную школу и уже в 12 лет поступил на работу в типографию, где проработал четыре года. Список профессий, которые он перепробовал в течение последующих двадцати лет, похож на каталог из сборника его поэм: учитель, редактор нескольких газет, типограф, плотник, агент по продаже недвижимости, хозяин станционной лавки. В свободное время он много читал и был страстным поклонником театра и оперы. Еще одним его любимым занятием было коллекционирование людских судеб — он без устали ходил по улицам Манхэттена и Бруклина, знакомясь с молодыми людьми и скрупулезно занося в свой блокнот их имена и истории, рассказанные ими. В этих же блокнотах он фиксировал и другие наблюдения, и все это в итоге слилось в цикл поэм под названием «Листья травы», впервые опубликованный в 1855 году. Всю свою последующую жизнь он шлифовал и дополнял этот материал. Этот цикл выдержал восемь изданий. Последнее и итоговое было опубликовано в 1892 году. В предисловии к первому изданию поэм он изложил свои взгляды следующим образом: «Американцы, независимо от своей расовой принадлежности, во все времена были, по всей вероятности, самыми поэтичными в мире людьми. Что там говорить: сами Соединенные Штаты — это одна величайшая поэма».

          Хотя Ральф Эмерсон назвал первое издание «Листьев травы» «наиболее выдающейся песнью разума и мудрости», которая когда-либо была создана в Америке, Уитмену пришлось дожидаться широкого общественного признания еще много-много лет.

          В первом издании «Листьев травы» Уитмен воспевает красоту человеческого тела и секса; в третьем издании, опубликованном в I860 году, Уитмен объединил произведения откровенно гомосексуального звучания в раздел, названный им «Галамус». Вот строчки оттуда, ярко характеризующие светлый эротизм этих поэм.



Проблеск

Это был проблеск в обыденной жизни.


Тогда в таверне среди суеты рабочего люда в поздний зимний вечер, когда я заметил сидящего в углу
Юношу, который любит меня и я его люблю, когда я молча подошел и сел с ним рядом и он мог взять мою руку,
Не обращая внимания на шум вокруг, на хлопанье дверей, на звон стаканов, на ругань и проклятья.
Мы были там лишь двое и почти не говорили, к чему нам были лишние слова.

В другом месте «Галамуса» мысль Уитмена звучит так:

Здесь растут нежнейшие листья моей души, и здесь же лежит ее прочнейшая твердь,
Здесь я прячусь от своих мыслей, но хоть я и не раскрываю их,
Они раскрывают меня больше всех моих поэм.

          Во время гражданской войны между Севером и Югом Уитмен служил в военных госпиталях медбратом. Глубочайшие эмоции, которые поселила в его душе война, он проникновенно выразил в поэмах «Drumtaps» цикла «Листья травы», а его скорбь по поводу убийства президента Авраама Линкольна легла в основу бессмертной элегии «When Lilacs Last in the Dooryard Bloom'd».

          Достойно проявив себя, работая в госпиталях, Уитмен в 1865 году получил должность в Департаменте по делам индейцев, но уже через полгода был оттуда уволен по приказу министра внутренних дел Джеймса Хэрлана, который, прочитав поэмы Уитмена, счел их непристойными. Вскоре после этого Уитмен познакомился с восемнадцатилетним юношей ирландского происхождения, уроженцем американского Юга Питером Дойлем. После освобождения из плена Дойль работал кондуктором в конном экипаже в Вашингтоне. Спустя годы он так вспоминал первую встречу с Уитменом: «На Уолте был шарф — плед, переброшенный через плечо. Он выглядел очень романтично — словно бывалый морской капитан. Он был единственным пассажиром в вагоне; мне в тот вечер было очень одиноко на душе, и я подумал: почему бы мне не подойти и не поговорить с ним. Что-то влекло меня к нему. Он потом часто мне говорил, что и он в тот момент почувствовал нечто подобное. Я подошел. Мы тут же познакомились. Я положил руку ему на колено — мы поняли друг друга без слов. Он не стал выходить на своей остановке — ехал со мной до конца... С тех пор мы стали ближайшими друзьями».

          Уитмен, со своей стороны, воспринимал их взаимоотношения не в таких розовых тонах: в своих дневниках он упоминает о «непрекращающихся угрызениях совести» в отношении Дойля. Уже тогда в его записях звучит современное определение любви между мужчинами — стремление к неразлучности — и он предостерегает сам себя: «Надо подавить в себе эту прилипчивость... Это ненормально — превращает жизнь в пытку... И во всем виновато это патологическое, болезненно расширяющееся стремление к неразлучности».

         В 1873 году Уитмена поразил удар, после которого он остался частично парализованным. Оставив Дойля, он уехал в город Кэмден, штат Нью-Джерси, чтобы поправить здоровье, живя в доме у своего брата. В книжном магазине в Кэмдене он повстречал восемнадцатилетнего молодого человека, Гарри Стаффорда, который пригласил Уитмена к себе домой, чтобы познакомить его со своими родителями. Вскоре Уитмен частенько стал наведываться в гости к Стаффордам, иногда жил у них неделями и потом стал осознавать, что он обязан Гарри не только своим выздоровлением, но и всей своей жизнью. Он покупал юноше подарки, дал ему денег на будущую женитьбу, и, когда они вместе отправились погостить у натуралиста Джона Барроуса в город Эзопус, Уитмен сделал такую запись в дневнике: «Мой юный друг и я, когда путешествуем, всегда живем в одной комнате и делим одну постель на двоих». Барроус позднее сетовал: «Не могу по утрам добудиться их к завтраку».

          Однако их дружбе приходил конец. Автор биографии Уитмена Филипп Кэллоу пишет: «Гарри никогда не мог понять, кем же все-таки хотел быть для него Уитмен: отцом или матерью, верным другом, или, возможно, женихом, жаждущим его руки и сердца. На самом деле Уитмен был во всех этих качествах и даже более, возродив своим примером утерянные христианские традиции социальных связей; при этом он всячески уходил от прямых ответов на вопросы; закрытый, казалось бы, навсегда ото всех, но и в любой момент рискующий открыться полностью». Во время разлуки с Уитменом Гарри писал ему: «Когда я поднимаюсь наверх в свою комнату, я всегда расстраиваюсь, так как первое, что находят мои глаза, — это твой портрет. Впрочем, такой же портрет есть и внизу и вообще: где бы я ни был, что бы ни делал, повсюду у меня перед глазами стоит твое лицо и ты смотришь на меня».

          Уитмен, всегда избегавший навязчивой неразлучности, вежливо и тактично прекратил отношения с Гарри.

          В 1879 году его здоровье улучшилось настолько, что он мог совершить путешествие на американский Запад. В 1884 году финансовый успех вышедшего в Филадельфии издания «Листья травы» позволил поэту купить собственный дом в Кэмдене. Через четыре года с ним случился повторный удар, но Уитмен продолжал совершенствовать «Листья травы». Как он сам говорил, «у этой работы не может быть конца».

          Он умер 26 марта 1892 года в Кэмдене.
          Являясь одним из величайших американских поэтов, Уитмен своим открытым поэтическим исследованием гомоэротических желаний оказал неизгладимое влияние на таких живших с ним в одно время писателей — пионеров гей-литературы, как Эдвард Карпентер [9] и Дж. А. Саймондс [10] (который написал исследование о творчестве Уитмена спустя год после его смерти). Карпентер в 1877 году встречался с Уитменом, а Саймондс переписывался с ним, однако, когда Саймондс в одном из своих писем прямо спросил Уитмена о гомосексуальных фантазиях в «Галамусе», тот, похоже неискренне, ответил ему, что такие вопросы «вызывают у него недоумение», и отрицал возможность присутствия в своих поэмах того, что он называл «неадекватными толкованиями».

          Не стоит гадать о том, что на самом деле думал о поэтах цикла «Галамус» Уитмен — так или иначе в конце XIX - начале XX века они однозначно воспринимались как страстные гимны крепнущему самосознанию геев. В 1922 году Карпентер мог откровенно заявить:

          «В случае Уитмена, если рассматривать его теснейшие отношения с некоторыми друзьями мужского пола, мы видим уже присутствие нового, органично возникшего вдохновения и новую жизненную силу. Эта сила буквально излучается во всех направлениях его поэмами. Тысячи людей после их прочтения начали для себя отсчет новой эры их жизней ... Мы не можем сейчас предсказать того, насколько далеко может пойти этот процесс, но то, что это является одним из факторов будущей эволюции, вряд ли подлежит сомнению. Я имею в виду то, что любовь между мужчинами — а также любовь между женщинами — может стать фактором будущей человеческой эволюции: таким же необходимым и общепринятым, как обычная любовь, которая обеспечивает... выживание человечества».

          Уитмен был заметнейшей и влиятельнейшей фигурой на заре движения гомосексуалов за свои права. Его поэмы пробудили дремавшую во многих гомосексуальную чувственность. В этом смысле он был первым современным писателем для геев, имеется в виду, что его произведения воспринимаются гомосексуалами как специально адресованные им, что сам процесс их чтения создает у них чувство общности. Уитмен создал язык гомосексуального желания, он дал голос любви, которая не смела назвать своего имени, хотя сам он так и не решился открыто его назвать. То, что его влияние сильно и по сей день, можно оценить по той дани уважения, которую отдают ему такие знаменитые поэты XX века, как Харт Грэйн, Федерико Гарсия Лорка и Аллен Гинсберг, написавший трепетную поэму-меланхолию «Уолт Уитмен в супермаркете» — она наиболее часто встречается в антологиях современной американской поэзии.




Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   27




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет