Вот почему главным остается все же вопрос не о границе, а о доме. В разграниченном мире человек всегда имел небольшой, но свой дом, за пределами которого, как правило, находилось уже нечто чужое; убрав из мира разграничения, романтизм впервые, быть может, поставил вопрос о мире как неделимом целом: является ли мир онтологическим домом или онтологической тюрьмой человека?
Современная наука дает, казалось бы, положительный ответ на этот вопрос в соответствии с ею же сформулированным Антропным Космологическим Принципом: мир устроен так, чтобы сделать возможным появление в нем Наблюдателя; все его универсальные константы настроены таким уникальным образом, что появление человека сделалось возможным; если бы их значения были немного другими, то ни жизнь, ни человек не могли бы возникнуть. Даже невообразимая огромность мира, так пугавшая Паскаля, необходима для развития человека, ибо в меньшем мире жизнь появиться не могла бы. Известная статья Джона Уилера, в которой изложены эти соображения, называется весьма симптоматично: «Вселенная как дом для человека» 232.
Соображения Новалиса на этот счет пронизаны таким же оптимизмом: все дороги, как известно, ведут к дому; «мир обладает изначальным свойством быть оживляемым мною. (...) Я не могу вступить в отношения ни с чем, что не направлялось бы моей волей или не согласовывалось бы с ней»; и дальше Новалис добавляет нечто такое, что могло бы поставить его в ряд прямых предшественников Антропного Космологического Принципа, если бы не чуждый современной физике чисто новалисовский мотив магической абсолютной воли: «Следовательно, мир должен иметь изначальную предрасположенность к тому, чтобы быть направляемым мною — быть в согласии с моей волей» 233. Стало быть — и в этом пункте Новалис и современная физика словно бы сходятся — благодать изначально и неустранимо присутствует в мире, мы — любимцы Космоса, и главное — не нужно никакого подвига для спасения, поскольку мы с самого начала уже спасены? Но почему тогда доктрина границы переживает все новые и новые реставрации, почему фермер ежегодно возобновляет подкосившуюся стену, а безграничный онтологический дом остается все же не более чем видйнием, которое открылось немногим избранным? Романтик следующего поколения — уже не любимец Космоса, но «странник по вечности, чей корабль плывет и плывет и нигде не встанет на якорь» 234; рай воли оборачивается ее же адом (от Новалиса — к Шопенгауэру), а благосклонность мира-Дома — пресловутым отчуждением, наводящим на богословские аналогии: «Кого назовем чужим (alienus), как не ангела-отступника?» 235.
Согласно христианской догматике, падший демон не может быть спасен — слишком велико его преступление, да и искупительный подвиг Христа не распространяется на дьявола. Связанный «узами адского мрака» (2 Петра, 2:4), он в своей темнице ожидает окончательного страшного наказания. Однако, с другой стороны, ни одна созданная Богом тварь не может быть полностью лишена благодати и праздника воскрешения — в противном случае мы признали бы, что Бог мог создать нечто несовершенное; сама природа вещей неминуемо приведет их снова к Богу, утверждали Ориген и Скот Эриугена; следовательно, дьявол все же у себя дома и все же должен быть спасен.
Это противоречие так же неустранимо, как и противоречие двух виvдений мира — как дома и как темницы. И хотя каждый сам для себя может решить, где же он все-таки обитает, это не избавит его от возможного обмана зрения, так что идущий в дом и из дома вновь и вновь ошибается и попадает не туда — может быть, лишь для того, чтобы в конце концов все же увидеть «новое небо и новую землю».
Достарыңызбен бөлісу: |