А. И м усукаев а. И. Першиц

как 
игра 
кабардинских 
джегуако или 
балкарских 
халкжерчи, 
стремилась 
отсечь 
все 
старое 
и 
поменять местами все то, 
что можно было поменять. 
Профессиональной культуры раньше не было или почти 
не было — ее надо было создать. Традиционно-бытовая 
культура пустила глубокие корни — их надо было выр­
вать. Профессиональная культура создавалась на пустом 
или почти пустом месте — ее легко было сделать атеис­
тической. Традиционно-бытовая культура веками скла­
дывалась в тесной связи с религией — эту связь надо 
было разорвать. Выпестованную гуманитарную интелли­
генцию можно было сделать апологетом новой идеоло­
гии, хранителей и ревнителей традиций сделать ее апо­
логетами было нельзя.
Каким же образом проходило разрушение народных 
традиции адыгов и балкарцев? В такой относительно 
замкнутой сфере, как семейно-родственный и даже с о ­
седский быт, мало чего можно достигнуть прямыми пред­
писаниями сверху. Здесь удобнее создавать видимость 
некоего передового общественного мнения, организуя 
«инициативу снизу» и используя средства массовой ин­
формации. Первое чаще всего делалось с помощью пар­
тийных и комсомольских ячеек, второе — руками бое­
витых публицистов главным образом из среды самих 
местных народов. Позднее свой вклад сюда внесли и на­
учные работники — философы, социологи, этнографы, к 
которым было предъявлено требование связать науку с 
жизнью.
Одна из самых глубоких и крепких народных тради­
ций — родственная солидарность. Узы кровного родства 
завязываются уже при 
рождении, 
а 
свойства — при 
вступлении в брак. Исторический опыт зыработал ряд 
механизмов поддержания и укрепления родственной с о ­
лидарности. Один из них — традиционный дарообмен при 
взаимных визитах и различных семейных обрядах, в о со ­
бенности свадебных. В свое время родственная солидар­
ность в какой-то мере помогала крестьянам переносить 
•феодальный гнет, а у некоторых демократических пле­
мен — даже обуздать феодалов. Не утратила своих воз­
можностей эта патриархальная солидарность и в после­
октябрьское время.
Традиции родственной солидарности 
мешали вла­
стям, и уже в 1920-х годах стали делаться шаги к их 
подрыву. В 1907 г. по инициативе партийных ячеек р я ­
231

да населенных пунктов окружные исполксшы вошли в 
Кабардино-Балкарский областной исполком с просьбой 
отменить свадебное одаривание как «пережиток старого 
времени», и руководитель области Б. Э. Калмыков при­
ветствовал это. Поначалу подобного рода выступления 
прикрывались заботой о том, чтобы родственники не 
ссорились из-за ценности подарков, но на подходах к 
коллективизации флёр был отброшен. В 1929 г. в поста­
новлении ЦК ВК П «О работе парторганизаций нацобла- 
стей Северного Кавказа» было обращено внимание на 
связь между «влиянием кулачества» и «родовыми свя­
зями и традициями». Появились в этом деле и свои 
идеологи. И. Бутаев на странницах журнала «Револю­
ция и горец» высказал мысль о несовместимости ф а ­
мильно-родственных и партийно-государственных инте­
ресов. Один из принципов тайповства — «обязательность 
и 
беспрекословность 
решений и наставлений 
главы 
тайпы или нескольких почетных лиц — «совета» тайпы. 
для каждого тайповца». Глава же тайпы, как правило,, 
кулак или мулла».
Однако наиболее развернуто рассмотрел этот вопрос 
И. А.-К Хубиев, писавший главным образом под псев­
донимом Ислама Карачайлы. К чему ведут фамильно­
родовые связи? — спрашивает Карачайлы. И отвечает: 
к тому, что 
бедняк и «кулак», комсомолец и мулла„ 
партиец и белый офицер, принадлежащие к одной ф а ­
милии, считают себя братьями, выручают друг друга,, 
не дают в 
обиду. Эта своего рода 
круговая порука,, 
связанность на фамильной почве была желательна перед 
лицом такого врага, как царизм и буржуазно-помещичий 
строй, но в условиях Советской власти превратилась в 
свою прямую противоположность, стала выгодна только 
«кулаку, мулле и 
другим антисоветским 
элементам 
аула». Здесь примечательны и откровенность, с которой 
говорится о нежелании партии терпеть рядом с собой 
неподконтрольные ей объединения, и наивно циничный 
субъективизм в оценки народных традиций.
Несколько позднее тот же социальный заказ выпол­
няли, например, М. А. Мамакаев в Чечено-Ингушетии и
С. Д. Кулов в Северной Осетии. Д а и в дальнейшем 
вплоть до 1980-х годов в научной и пропагандистской 
литературе были нередки нападки на родственную соли­
дарность у тех или иных народов Северного Кавказа.
С родственной солидарностью связана родственная
232

взаимопомощь, хотя к рассматриваемому времени она 
по большой части уже выступала не в чистом виде, а 
соседско-общинной взаимопомощью. Многие родствен­
ники и соседи объединяли свои усилия при трудоемких 
земледельческих и скотоводческих работах, облегчали 
друг другу расходы при вступлении в брак, рождении 
детей, похоронах и поминках, строительстве нового до­
ма, 
помогали 
нуждавшимся или пострадавшим 
от 
стихийных бедствий.
В какой-то мере традиции взаимопомощи были ож ив­
лены после — революционной разрухой. Новые власти со 
своей стороны поначалу их поощряли и пропагандирова­
ли. Создавались К К О В ы — комитеты крестьянских об­
ществ взаимопомощи, содействовавшие организации р а з ­
личных .товариществ: по совместной обработке земли, по 
выпасу скота и т. д. Однако уже в конце 1920-х — на­
чале 1930-х годов официальное отношение к взаимопо­
мощи стало меняться: на нее начали смотреть как на 
один из механизмов солидаризации крестьян, их кру­
говой поруки.
Тогда же возникло и вошло в идеологический оборот 
положение о том, что в классовом обществе традиции 
взаимопомощи подверглись коренному превращению: они 
стали служить феодалам для эксплуатации крепостных, 
а богатым крестьянам — родственников и соседей. П о ­
надобилось время, чтобы в дело была внесена ясность. 
Еще одна 
идущая 
из глубины веков традиция — 
уважение 
к 
старшим, 
в 
особенности к 
старикам, 
граничившая с их 
почитанием — геронтотимией. 
Уже 
на пороге цивилизации геронтократия отошла в область 
преданий, но в докапиталистических обществах нередко 
сохранялись ее значительные остатки: главенство стар­
ших мужчин 
в семейных и родственных 
структурах, 
их преимущественная роль в судопроизводстве (особенно 
медиаторском), отправлении 
религиозных культов и 
т. п. Сохранялась обычно и геронтотимия, хотя некото­
рым ее нормам 
и пришлось уступить место 
другим, 
связанным с социальной иерархией. Именно такая к ар­
тина наблюдалась у адыгов и балкарцев: у них по боль­
шей части именно старики были главами больших се­
мей и родственных объединений, а также выбирались 
посредниками при тяжбах. В этом своем качестве ста­
рики были хранителями и ревнителями традиций и 
поэтому нельзя было покончить с прошлым, не разрушив
233

тот престиж, которым обладали старики.
Уже в 1920-х годах началось продуманное наступле­
ние на 
позиции старшего поколения. 
В 
середине 
десятилетия стало запрещаться и упраздняться медиа- 
торское судопроизводство. Вскоре так называемые по­
четные старики — главы родственных объединений, чле­
ны советов старейшин, известные медиаторы и т. п.—
были лишены права голоса, многие из них высланы. Тер­
рор 1930-х годов принес с собой еще более крутые меры 
против того, что стало называться новоявленным словом 
«стариковство». П ресса и периодика тех лет пестрели 
нападками на стариков, обвиняя их в приверженности к 
старине и дурном влиянии на односельчан.
Гонениям подверглось и гостеприимство. Основанием 
для недовольства властей этой традицией явилось так 
называемое преступное скрывание гостей, т. е. оказание 
гостеприимства людям, преступившим закон. С этой чер­
той горского гостеприимства, вытекавшей из его безус­
ловного характера, посильно 
боролась 
уже царская 
администрация. Н о тогда тотальной слежки государства 
за частной жизнью граждан еще не было, не получило 
широкого распространения и доносительство, и поэтому 
традиционное гостеприимство, по крайней мере вдали 
от городов, оставалось мало поколебленным. Другое де­
ло — в советское время. Уже в годы гражданской войны 
стало сурово караться укрывательство гостей, являвших­
ся политическими противниками новой власти. Эта прак­
тика продолжалась и в дальнейшем, когда велась самая 
решительная борьба с теми, кто давал приют не только 
грабителям или убийцам, но и людям, в свое время уча- 
ствовашим в белом движении.
У адыгов и балкарцев, еще не утративших остатков 
патриархального семейного уклада, не было своих пав­
линов Морозовых, но других доносчиков в новых усло­
виях плодилось все больше. Понятно, что в обстановке 
государственного террора и начавшейся нравственной 
деградации гуманная народная традиция, по которой 
гостеприимство оказывали любому путнику, даже не 
спрашивая его имени, быстро утратила свой прежний 
облик.
Традиции родственной солидарности, взаимопомощи, 
почитания старших, гостеприимства были 
подорваны 
главным образом уже в довоенные десятилетия. Н ам но­
го дольше — до самого последнего времени — делались
234

попытки разрушить старинную народную обрядность. 
Они преследовали, хотя в разные времена в разной про­
порции, две цели. Вначале первостепенное значение при­
давалось изживанию религиозного мировоззрения, в той 
или иной степени отраженному в традиционных обрядах. 
Позднее к этому добавились унификаторские тенденции, 
стремление обезличить самобытные обряды, насадить не 
только безрелигиозный, но и некий «общесоветский» об ­
рядовый стандарт.
Н а 
протяжении 
всего 
довоенного 
времени 
массовая 
печать 
резко 
критиковала 
традиционную 
и пропагандировала новую семейную обрядность. П ри ­
мером могут служить статьи адыгейского журналиста 
Д . Цея, неоднократно призывавшего устраивать Октяб­
рины, гражданские 
свадьбы и похороны. 
И в самом 
деле, уже в 1924 г. в Нальчике, в Ленинском учебном 
городке, были организованы одни из первых на Север­
ное Кавказе 
гражданские октябрины. 
Тогда 
же 
в 
противовес 
традиционным свадьбам 
стали справ­
ляться первые так называемые 
свободные или новые 
свадьбы, а в противовес похоронам по религиозному об­
ряду устраиваться гражданские панихиды. Н о все это 
как в городах, так и особенно в сельской местности дол­
гое время ограничивалось главным образом партийно­
комсомольской средой, да и там показательные меро­
приятия по большей части дублировались традиционной 
обрядностью.
Вторая, более сильная волна внедрения взамен ста­
рой новой гражданской обрядности поднялась в 1950-х 
годах. К этому времени родины уже не были многолюд­
ным праздником, а на традиции, связанные с похорона­
ми, посягать перестали. Поэтому в центре внимания ок а­
залась свадьба. Кроме того, не без некоторых оснований 
предполагалось, что действовать продуктивнее там, где 
народ жил не крупным этническим массивом, а мозаич­
но, чересполосно с другими народами. Вот почему пер­
вые шаги теперь были сделаны в среде причерномор­
ских адыгейцев — шапсугов и в самой Адыгее. 
С 
конца 
1950-х — начала 1960-х годов различные черты тради­
ционной адыгейской свадьбы (скрывание жениха и не­
весты, свадебное покрывание, обрядовые выкупы, даро- 
обмен) стали делаться предметом обсуждения и осу ж ­
дения в местной прессе, радиопередачах, на собраниях 
женщин, стариков и т. д. Это подготовило почву для ре­
235

шений исполкомов усилить «воспитательную работу сре­
ди населения». В середине 1960-х годов наступала оче­
редь Карачаево-Черкесии. Здесь (кажется, впервые на 
Северном Кавказе) были созданы комиссии по р а з р а ­
ботке новых обрядов и внедрению их в быт, предложены 
примерно свадебные сценарии. Дольше всех продер­
жалась Кабардино-Балкария, одна«о и она не могла не 
оказаться вовлеченной в процесс, 
дирижируемый 
из 
центра и захвативший всю страну. В 1984 г. Министер­
ство культуры К Б А С С Р опубликовало методические ре­
комендации и в их числе — примерный сценарий ритуа­
ла бракосочетания и свадьбы.
Другое дело, что вся эта обрядотворческая деятель­
ность не имела заметных результатов. Семейную обряд­
ность нельзя было трансформировать административным 
путем, и то, что в ней менялось, как правило, менялось 
спонтанно, под воздействием новых 
условий 
жизни. 
Уязвима в этом отношении более открытая вмешатель­
ству извне традиционная общинная, в частности кален­
дарная, обрядность.
Некоторые старинные общинные обряды, явственно 
связанные с религиозными верованиями и культами, бы­
ли прямо запрещены местными властями. Таков, напри­
мер, едва ли не общекавказский ритуал вызывания д ож ­
дя, известный у адыгов как Ханцегуаше. Другие общин­
ные обряды, в которых элементы религиозных верований 
только присутствовали, могли и не подвергаться прямому 
запрету, но они не одобрялись. К примеру, такой адыг­
ский народный обряд, как обряд «первой борозды», на­
чинался молением, а по этому поводу настойчиво вдалб­
ливалось, что молитвами урожайности не добьешься. В 
обстановке тех лет благоразумнее всего было держать­
ся от обрядов подальше. Поэтому уже к концу 1930-х 
годов почти повсеместно перестали справляться все ка­
лендарные праздники. Не стало обрядов «первой бороз­
ды», «возвращения пахарей», «первого выхода на сено­
кос» и т. д.
Об этих народных праздниках стали понемногу вспо­
минать как о незаслуженно за(бытых только с начала 
1970-х годов. Однако и тогда призывы возродить их со­
провождались всевозможными оговорками: отбросить 
вплетенные в обрядность религиозные элементы, освобо­
дить ее от черт, не соответствующих идеалам и образу
236

жизни советских людей, не допускать «вольностей» в по­
ведении таких праздничных персонажей, как ажыгъафэ,. 
не делать непомерно больших трат. Бессмысленность» 
или утопичность таких рекомендаций очевидна.
Итак, немало народных традиций в одних случаях 
было преднамеренно разрушено, в других — безвремен­
но погибло в непригодной для них атмосфере. Разум е­
ется, многие традиции умирали не только 
поэтому — 
большую роль сыграли общие для всей планеты процес­
сы урбанизации. Н о и подрыв 
традиционно-бытового- 
слоя культуры сделал свое дело. Не исключено, что на 
определенном этапе он стал одной из причин частичной' 
деэтнизации (вспомним о незнании или слабом знании' 
родного языка, нередких в младшем поколении), а тем? 
самым и снижения темпов развития также и професси­
ональной культуры.

А Б К И Е А — Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях евро- 
яейских авторов X I I I — X I X вв. Нальчик, 1974.
А К Д —■
А втореферат кандидатской диссертации 
А Э С — Археолого-этнографический сборник 
А Э С К Б Н И И — Археолого-этнографический сборник (Кабардино- 
-Балкарский Н И И , Нальчик)
БдЧ — Библиотека для чтения (Спб.)
B E —-Вестник Европы (М осква)
В И —-Вопросы истории
В К Б Н И И — -Вестник Кабардино-Балкарского Н И И
(Нальчик) 
И В — Исторический вестник
И С О Н И И — Известия Северо-Осетинского научно-исследователь­
ского института
И Ч И Н И И — Известия Чечено-Ингушского научно-исследозатель- 
•екого института истории, языка, литературы и экономики
И Э — Институт этнографии имени Н. Н . Миклухо-Маклая 
А Н
С С С Р
К — К авказ (Тифлис)
КБА — Культура и быт адыгов (Этнографические исследования) 
;(Майкоп)
К В — Кавказский вестник (Тифлис)
КД — Кандидатская диссертация 
КС — Кавказский сборник
К С И Э — Краткие сообщ ения Института этнографии А Н С С С Р
«(Москва)
К ЭС — Кавказский этнографический сборник 
К ЭС (Т ) — Кавказский этнографический сборник 
М Э Г — Материалы по этнографии Грузии 
НА А — Н ароды Азии и Африки (М осква)
Р В — Русский вестник
Р Г — Революция и горец (Ростов-на-Дону)
С С К Г — С борник сведений о кавказских горцах (Тифлис) 
С М О М П К — -Сборник материалов для описания местностей 
«и племени К авказа
С М Э Д Э М — Сборник материалов по этнографии, 
издаваемый 
Д аш ковск и м этнографическим музеем в М оскве 
СС К — Сборник сведений о К авказе (Тифлис)
С С оК Г — С борник сведений о кавказских горцах
С С Э А — С борник статей по этнографии Адыгеи (Майкоп)
С Э —■
Советская этнография 
С Э М — С борник этнографических материалов 
ТАд. Н И И — Труды Адыгейского научно-исследовательского ин­
ститута
ТиВ — Тифлисские ведомости
ТВ — Терские ведомости
ТК — Терский календарь (Владикавказ)
Т К Ч И И И — -Труды 
К арачаево-Черкесского 
научно-исследова­
тельского института экономики, истории, языка и литературы 
Т С — Терский сборник (Владикавказ)
У З А Н И И — Ученые записки Адыгейокого Н И И (Майкоп)
У З Д Н И И — Ученые записки Дагестанского Н И И (М ахачкала) 
У З И И Я Л Д Ф А Н С С С Р — Ученые записки Института 
истории, 
’языка и литературы Дагестанского филиала А Н С С С Р (М ахачкал а)
С П И С О К П Р И Н Я Т Ы Х С О К Р А Щ Е Н И И
238

тута
У З Ч И Г П И — Ученые записки Чечено-Ингушского государствен­
ного педагогического института (Грозный)
Ч И И И С Ф — Чечено-Ингушский институт 
истории, социологи® 
и филологии
Э — Этнография (Л .)
Э О — Этнографическое обозрение 
Ю В — Юридический вестник (М осква)
У З СО Г П И — Ученые записки Северо-Осетинского госпединсти-
А Р Х И В Ы
Д.ИЗ — Архив института этнографии (М осква)
К А Б Н И И — Архив Кабардино-Балкарского Н И И (Нальчик) 
А К Ч Н И И — Архив Карачаево-Черкесского Н И И (Черкесск) 
ГАКК — Государственный архив К раснод арского к рая (К ра с­
нодар)
ГА К Ч А О — Государственный архив Карачаево-Черкесской ав­
тономной области (Черкесск)
Ц Г А К Б Р — Центральный государственный архив Кабардино- 
Балкарской Р (Нальчик).
Ц ГА О Р — Центральный государственный архив 
Октябрьской- 
революции (М оск ва)
Ц Г А С О С С Р — Центральный государственный 
архив 
Северо- 
Осетинской С С Р (Орджоникидзе)
ЦГА Ч И С С Р — Центральный государственный архив Чечено-Ин­
гушской С С Р (Грозный)
Ц Г В И А — Центральный 
государственный 
военно-исторически® 
архив
Ц Г И А Г — Центральный государственный архив Грузинской С С Р

Л. И. М У С У К А Е В

жүктеу/скачать 6.52 Mb.