А. Н. Леонтьев Избранные психологические произведения

Мне осталось изложить наши последние опыты.

Их замысел состоял в том, чтобы создать в лаборатории такие воспринимающие функциональные системы, которые в обычных условиях не формируются.

Мы считали, что только на этом пути наши гипотезы смогут получить решающее экспериментальное доказательство.

Мы поставили перед собой две задачи.

Одна из них заключалась в том, чтобы в механизме тонального слуха заменить слуховой орган другим органом-рецептором. При этом эффекторный аппарат, производящий выделение частоты (т. е. аппарат интонирования), должен был сохранить свою функцию.

88

Какой же рецептор мог заменить собой орган слуха? Очевидно, только такой, который отвечает на раздражители, обладающие параметром частоты.

Восприятие механических вибраций имеет очень важную для нас особенность: на восприятие частоты вибрации влияет изменение другого ее параметра — интенсивности (амплитуды). Чем больше амплитуда, тем меньшей кажется частота, и наоборот¹⁶. Поэтому при сравнении вибрационных раздражителей по частоте испытуемые обычно ориентируются собственно не на их частоту, а на различия в их интегральном, «общем» качестве. Таким образом, мы могли применить для измерения порогов вибрационной чувствительности «сопоставительный» метод. Условия опытов были следующие: колебания стержня бесшумного вибратора подавались на кончик указательного пальца: площадь контакта имела диаметр около 1,5 мм. Измерения велись в зоне частот 100— 160 Гц; соотношение амплитуд при измерении порогов выделения было 1 : 2. Частота и амплитуда раздражителей контролировались аппаратурой непрерывно.

Сначала мы измеряли дифференциальные пороги на раздражителях с одинаковой амплитудой. Затем с помощью сопоставления частоты раздражителей, имеющих'разную амплитуду, измеряли пороги выделения. Как и следовало ожидать, последние всегда были в 2—4 раза больше дифференциальных порогов.

Задача последующих опытов состояла в том, чтобы включить у испытуемых в процессе восприятия частоты механической вибрации деятельность их вокального аппарата по уже описанной схеме «компарирования».

Все испытуемые, участвовавшие в этих опытах, обладали достаточно хорошим тональным, слухом.

Опыты проходили в той же последовательности, как и опыты со слухом. Вместе с тем процесс формирования этой новой воспринимающей функциональной системы отличался рядом особенностей. Главная из них заключалась в том, что наиболее трудным этапом был этап «налаживания» вокализации (пропевания) частоты воздействующей вибрации. Задача эта вначале казалась испытуемым неожиданной, «противоестественной», а некоторым — даже невозможной. Более трудным, требующим значительного числа опытов, был процесс включения вокализации в задачу сравнения вибрационных раздражителей.

Применяя некоторые дополнительные приемы, эти трудности удалось преодолеть. В результате пороги выделения частоты механических колебаний резко упали ¹⁷.

^lfi В е k e s у G. Similarities between Hearing and Skin Sensations. — Psychological Review, 1959, v. 66, N 1.

¹⁷Чумак А. Я. Опыт формирования различительной вибрационной чувствительности. — Доклады Акад. пед. наук РСФСР, 1962, № 3.

89

Блок-схема экспериментальной установки

Вот цифры.

У испытуемых, чей исходный порог выделения (в центах) — 700, после опытов — 246, т. е. почти в 3 раза меньше.

У испытуемого, чей исходный порог — 992, после опытов — 240, т. е. в 4 раза меньше.

У испытуемого, чей исходный порог — 1180, после опытов — 246, т. е. почти в 5 раз меньше.

Итак, новая функциональная система сложилась и стала «работать»!

Параллельно с описанными опытами, которые были проведены в нашей лаборатории А. Я. Чумак, проходила еще одна серия опытов. Их задача состояла в том, чтобы, не меняя рецептора, ввести в воспринимающую функциональную систему другой «компаратор», т. е. другой эффекторный аппарат, а именно тоническое усилие мышц руки.

Эта задача оказалась более сложной.

Она потребовала специальной аппаратуры и, главное, очень длительной работы с каждым испытуемым.

Опыты велись с лицами, обладающими ясно выраженной тональной глухотой.

В установку был введен прибор оригинальной конструкции. Нажимание на пластинку этого прибора, которая оставалась практически неподвижной, вызывало плавное изменение генерируемой частоты, передающейся на измеритель частоты, осциллограф и телефоны (см. рис.).

Сила давления на пластину и генерируемая прибором частота были связаны между собой (в заданных пределах) прямой линейной зависимостью, что позволяло условно выражать силу давле-

90

ния (нажимания) на пластину числом генерируемых колебаний в секундах, т. е. в герцах.

Испытуемому давался чистый тон (100—500 Гц), на который он должен был реагировать нажиманием руки. Экспериментатор давал оценку каждой ответной реакции, подкрепляя случаи, когда сила нажима совпадала с условно связанной с ней частотой звука. Сам испытуемый звука, генерируемого прибором, не слышал.

В результате этих опытов, продолжавшихся 25—33 сеанса по 40 мин, условная связь «высота звука — степень мышечного усилия» образовалась у всех испытуемых.

Сравнение средней ошибки мышечной реакции после первого сеанса и в конце опытов дает следующие цифры (в условных единицах): у испытуемого К. — 65 и 1, у испытуемого Б. — 65 и 5, у испытуемого Л. — 25 и 10.

Мы установили далее, что при переходе к звукам других тембров (у, и, а) выработанная слухо-проприоцептивная связь полностью сохраняется.

Это важное явление свидетельствовало о том, что мышечная реакция с ее проприоцептивной сигнализацией связывалась именно с основной частотой звука. Но приобрели ли у наших испытуемых мышечные напряжения функцию выделения высоты?

Чтобы ответить на этот вопрос, мы провели измерения порога выделения. В результате получили следующие цифры.

Испытуемый К.: порог выделения до опытов—1994 цента, после — 700.

Испытуемый Б.: до опытов— 1615 центов, после — 248.

Испытуемый Л.: до опытов — 828 центов, ..после — 422.

Итак, после опытов порог выделения уменьшился, хотя в ходе этих опытов испытуемые в различении высоты не упражнялись. Поэтому мы были склонны объяснять полученное понижение порогов тем, что в механизм восприятия испытуемых включилась связь между высотой звука и степенью мышечного усилия.

Вместе с тем мы обратили внимание на то, что при высокой точности условных мышечных реакций, достигнутой испытуемыми, понижение порогов выделения у двух из них (К. и Л.) оказалось недостаточно большим — всего в два раза.

Чем можно было объяснить это явление?

У нас сложилось впечатление, что у этих двух испытуемых при переходе к более сложной задаче сравнения разнотембровых звуков функционирование сформировавшейся связи разлаживалось. Поэтому мы продолжили с ними опыты. В результате оказалось, Что, хотя точность мышечного усилия у них существенно не изменилась, пороги различения тем не менее сильно упали.

Так, у испытуемого К. порог выделения уменьшился в 6 раз, а у испытуемого Л. — почти в 9 раз.

91

Я придаю этому факту большое значение.

Мне осталось коснуться последнего вопроса: можем ли мы настаивать на том, что у наших испытуемый действительно сформировался такой искусственный механизм тонального слуха, в котором роль вокального аппарата выполняют мышцы руки?

Я отвечу на этот вопрос данными контрольного эксперимента.

Во время измерения у наших последних испытуемых порогов выделения мы загружали в одном случае мышечный аппарат руки, а в другом случае — вокальный аппарат. Оказалось, что первое бесспорно расстраивало у них выделение высоты, в то время как второе никаких заметных изменений в процессе не вызывало.

Таким образом, можно считать, что и эту вторую функциональную рецепирующую систему нам удалось сформировать¹⁸.

Конечно, эта функциональная система, так же как и описанная выше, является только лабораторным продуктом. По-видимому, она способна функционировать лишь в условиях относительно простых задач. Эта ограниченность искусственных систем объясняется тем, что они сформированы на основе неадекватных морфологических элементов. Но наши опыты и не преследовали задачи показать возможность создания способностей, обычно не свойственных человеку. Их целью было лишь экспериментально проверить механизм формирования воспринимающих функциональных систем.

Я не буду резюмировать результатов изложенного исследования и перехожу прямо к выводам.

Старые научные взгляды неизменно связывали те или иные психические способности и функции с существованием соответствующих специализированных, биологически наследуемых мозговых структур. Это положение распространялось также и на такие способности, которые возникли в процессе общественно-исторического развития человека.

Конечно, научная точка зрения необходимо требует признать, что всякая психическая функция есть результат работы определенного органа или органов.

С другой стороны, как я уже говорил, способности и функции, отвечающие специфически человеческим приобретениям, не могут закрепляться морфологически.

¹⁸ Овчинникова О. В. Опыт замещения моторного звена в системе звукового слуха. — Доклады -Акад. пед. наук РСФСР, 1960, № 3.

92

Эта контраверза заставила нас выдвинуть мысль, что специфически человеческие способности и функции складываются в процессе овладения индивидом миром человеческих предметов и явлений и что их материальный субстрат составляют прижизненно формирующиеся устойчивые системы рефлексов.

Изложенное здесь исследование касается формирования функциональных органов только одного, относительно элементарного типа. Конечно, процесс формирования таких мозговых систем, которые реализуют, например, акты «усмотрения», инсайта, логических или математических отношений, протекает иначе. Все же, как показывают материалы исследований, которыми мы располагаем, можно выделить некоторые особенности, общие для всех онтогенетически складывающихся функциональных органов.

Их первая особенность состоит в том, что, сформировавшись, они далее функционируют как единый орган. Поэтому процессы, которые они реализуют, с субъективно-феноменологической точки зрения кажутся проявлением элементарных врожденных способностей. Таковы, например, процессы непосредственного схватывания пространственных, количественных или логических структур («гештальтов»).

Вторая особенность — это их устойчивость. Хотя они формируются в результате замыкания мозговых связей, однако эти связи не угасают, как обычные условные рефлексы. Достаточно сказать, что, например, способность визуализации осязательно воспринимаемых форм, которая формируется, как известно, онтогенетически, не угасает после потери зрения десятки лет, хотя никакое подкрепление соответствующих связей в условиях слепоты, разумеется, невозможно. Этот факт был показан как клинически, так и посредством электрофизиологического метода M. И. Земцовой и Л. А. Новиковой¹⁹

Третья особенность функциональных органов, о которых идет речь, состоит в том, что они формируются иначе, чем простые цепи рефлексов или так называемые динамические стереотипы. Конституирующие их связи не просто калькируют порядок внешних раздражителей, но объединяют самостоятельные рефлекторные процессы с их двигательными эффектами в единый сложнорефлекторный акт. Такие «составные» акты вначале всегда имеют развернутые внешне-двигательные компоненты, которые затем затормаживаются, а акт в целом, меняя свою первоначальную структуру, все более сокращается и автоматизируется. В результате таких последовательных трансформаций и возникает устойчивая констелля-

¹⁹ Земцова M. И. Пути компенсации слепоты в процессе познавательной и трудовой деятельности. M.. 1966.

93

ция, которая функционирует как целостный орган, как якобы врожденная способность.

Я думаю, что введение понятия функциональных органов в вышеуказанном смысле позволяет перенести проблему биологического и социального в психических процессах человека на почву точных лабораторных фактов. Я думаю, далее, что начавшееся систематическое исследование формирования этих органов и соответствующих им способностей уже сейчас позволяет сделать некоторые важные общие выводы.

Главный из них состоит в том, что у человека биологически унаследованные свойства не определяют его психических способностей. Способности человека не содержатся виртуально в его мозгу. Виртуально мозг заключает в себе не те или иные специфически человеческие способности, а лишь способность к формированию этих способностей.

Иначе говоря, биологически унаследованные свойства составляют у человека лишь одно из условий формирования его психических функций и способностей, условие, которое, конечно, играет важную роль. Таким образом, хотя эти системы и не определяются биологическими свойствами, они все же зависят от последних.

Другое условие — это окружающий человека мир предметов и явлений, созданный предшествующими поколениями людей. Этот мир и несет человеку истинно человеческое. Итак, если в высших психических процессах человека различать, с одной стороны, их форму, т. е. зависящие от морфологической «фактуры» чисто динамические особенности, а с другой стороны, их содержание, т. е. осуществляемую ими функцию и их структуру, то можно сказать, что первое определяется биологически, второе — социально. Нет надобности напоминать, что решающим является содержание.

Процесс овладения миром предметов и явлений, созданных людьми в ходе исторического развития общества, и есть тот процесс, в которЪм происходит формирование у -индивида специфически человеческих способностей и функций. Было бы, однако, громадной ошибкой представлять себе этот процесс как результат активности сознания или действия «интенциональности» в смысле Э. Гуссерля и других.

Процесс овладения осуществляется в ходе развития реальных отношений субъекта к миру. Отношения же эти зависят не от субъекта, не от его сознания, а определяются конкретно-историческими, социальными условиями, в которых он живет, и тем, как складывается в этих условиях его жизнь.

Вот почему проблема перспектив психического развития человека и человечества есть прежде всего проблема справедливого и разумного устроения жизни человеческого общества — проблема

94

такого ее устроения, которое дает каждому человеку практическую возможность овладевать достижениями исторического прогресса и творчески участвовать в умножении этих достижений.

95

Об историческом подходе в изучении психики человека

Едва ли можно указать сейчас психологическое исследование, которое так или иначе не считалось бы с тем фактом, что поведение и сознание человека испытывают на себе воздействие общественно-исторических условий, и изменяются вместе с изменением последних.

Даже исследования, посвященные узким психофизиологическим вопросам, вынуждены учитывать влияние социальных воздействий — словесной инструкции, оценки экспериментатором достижений испытуемого и т. п. В некоторых же областях психологии изучение детерминированности психики социальными условиями составляет главную задачу. Такова область исследований, посвященных историческому развитию психики человека и развитию психики детей; тс же относится к педагогической психологии, к психологии речи и человеческих взаимоотношений, к психологии личности.

Общетеоретическое значение проблемы социальной обусловленности психики также совершенно очевидно. Другой вопрос, как именно решается эта проблема, какое принципиальное место отводится ей в том или другом научном психологическом направлении. Различие взгля дов здесь очень велико, и оно сказывается

96

в столкновении уже исходных теоретических позиций.

Чаще всего среди факторов, «очеловечивающих» поведение, решающее значение придается речи. Именно прибавление на этапе человека речи (и соответственно систем речевого — внешнего и внутреннего — поведения) принимается как удовлетворительно

97

объясняющее специфически человеческие способности; способность выделения целей, планирования действия и управления движениями. Правда, как об этом справедливо напомнил Ж. Нюттин ⁶, еще на заре развития идей бихевиоризма Э. Торндайк предупреждал против того, чтобы механически прибавлять речь к поведению животных для объяснения особенностей, присущих человеку. Человек, отмечал он в своей ранней монографии, так же мало является животным, к которому прибавлена речь, как слон — коровой, к которой прибавлен хобот. Впрочем, это не помешало Э. Торндайку настаивать на том, что человека характеризует только дальнейший рост тех же самых психических способностей, которые свойственны и животным, что развитие любого поведения состоит лишь «в количественном усложнении того же самого процесса связи между ситуацией и ответной реакцией, присущей всем позвоночным и даже низшим животным, начиная хотя бы осьминога и кончая самим человеком» ⁷.

Подход, о котором идет речь и который заключается в том, что взаимоотношения человека и общества рассматриваются натуралистически, т. е. по аналогии со взаимоотношениями животного и среды, является одним из тех, которые в теоретико-познавательном плане обосновывают прагматическую точку зрения.

Если, действительно, жизнь человека сводить к осуществлению актов, единственная цель которых — выживание, то в качестве высшего основания человеческого поведения и познания нужно признать полезность его для субъекта. Успех, положительный эффект (ср. «закон эффекта»), становится с этой точки зрения единственным критерием адекватности, правильности: правильно, истинно то, что ведет к успеху. А это и есть главный тезис всякого прагматизма.

Утилитаризм, прагматизм представляют собой необходимое следствие механического переноса на уровень человека биологических взаимоотношений; ведь животные действительно являются

98

как бы «практическими прагматиками» в том смысле, что для регуляции их поведения нет иных оснований, кроме биологической полезности. Но ведь для них не существует и тех проблем, которые стоят перед человеком и человечеством.