А. В. Карташев. Очерки по истории


Состояние церковных дел при отдельных митрополитах



бет47/65
Дата04.03.2016
өлшемі3.49 Mb.
#38679
түріРеферат
1   ...   43   44   45   46   47   48   49   50   ...   65

Состояние церковных дел при отдельных митрополитах.

Митрополит Григорий Болгарин (1458-1473 гг.).


Григорий был протодиаконом, т.е. правой рукой и ближайшим, в случае чего, заместителем митр. Исидора, когда тот отправлялся в Москву. Очевидно, Григорий был из тех балканских славян, болгар, македонцев, сербов, которые воспитывались при вселенском центре в атмосфере греческого языка и эллинской культуры, гордились этим, но совершенствовались и в своем семейном, провинциальном, церковно-славянском языке, дабы служить этим вселенскому престолу в его объединительной дипломатической миссии. Из Рима, после Флорентийской унии, в момент краткого ее восстановления в КПле в 1452 г., Григорий вместе с Исидором прибыл в КПль и там носил титул настоятеля (аббата) монастыря св. Димитрия. Очевидно, в момент падения КПля он разделял судьбу Исидора, который, скрываясь в беженской массе, был временно арестован турецкой армией. Исидору и Григорию удалось снова ускользнуть из-под ареста и снова прибыть в Рим. Дальнейшая игра фигурами застрявшего в Риме греческого униатского патриарха Григория Маммы и теперь “безработного” “митрополита Московского и всея Руси” Исидора, естественно, направилась в сторону конкурирующей с Москвой части русской церкви под короной литовско-польской. Но временно и там политическое и церковное положение дел не было благоприятно для Рима. Политика великого литовского князя Казимира IV (1447-1482 гг.), ревнителя своей самостийности по отношению к короне польской, была благоприятна для сговоров с ним великого князя Московского Василия Васильевича. Последний сам, отвергая римского ставленника, просил ο том же и Казимира, чтобы он защитил русское православие в Литве. Митрополит Московский Иона отправил по обычаю в Литву своих двух посланцев, архимандритов монастырей: св. Троицкого и Кирилло-Белозерского, с письмами ко всем Литовским владыкам, с увещанием — не принимать из Рима Григория Болгарина, приводя в пример всех епископов Московского царства, давших по этому поводу клятвенное обещание y гроба святителя Петра — отвергнуть Исидора, его продолжателя Григория и быть верными церкви Московской. И теперь Иона писал в Литву, не от своего только имени, но от лица всего собора русских архиереев, отвергших унию. Политика Казимира временно давала пример дерзновения и западнорусским епископам. Казимир IV, принимая в 1447 г. литовский великокняжеский трон, давал присягу литовско-русскому шляхетству и людству — сохранять в целости Литву (Виленщину, Луцк, Волынь, Подолию). Неохотно эта присяга била встречена даже польским королем. Казимир IV в своей Литве старался демонстрировать свое одинаковое отношение ко всем подданным всех языков и всех вер, призывая их к единению во всех отношениях. Церковная смута и сепаратизм были ему не по пути. Когда в 1448 г. Москва, наконец, решилась на самостоятельное поставление в митрополиты всей русской церкви Ионы (быв. Рязанского), Казимир в письменном договоре с Василием Васильевичем Московским (1449 г.) согласился признавать митрополитом всей неразделенной русской церкви на Москве и на Литве того, “кто будет люб им обоим.” На этом основании Казимир прислал Ионе в Москву свое княжеское “жалованье и поминки (подарки).” Β начале 1451 г. получилась в Москве и установительная грамота от Казимира на управление Ионой православными епархиями Литовского княжества. Β грамоте Казимир обращается к своим православным епископам, духовенству, к князьям и боярам и всему народу “христианства русского” с указанием — “чтить Иону, как отца митрополита, и слушаться его в делах духовных.” Действительно, первые десятилетия своего великого княжения Казимир IV был другом русских и любил больше Литву, чем Польшу. Но с 70-х годов он входит в конфликты с Москвой. Начинает понимать и разделять польскую политику олатынивания всей Руси и русской церкви. Особенно потряс атмосферу литовско-русской дружбы удар Ивана III в 1471 г. по Новгороду за то, что тот для сохранения своей вольности сговорился и перешел в федерацию литовско-русского государства. Этот конфликт усилился еще изменой для Казимира князей Смоленского и Черниговского, которые перебежали в Москву. Такое колебание почвы грозило безопасности государства. Крымские ханы в этом состязании русских земель играли роль лукавых корыстных союзников то той, то другой стороны. Хан Менгли-Гирей в 1482 г. грабил Киев и Киево-Печерскую лавру в угоду Ивану III. Α когда Иван III отправился в 1471 г. в карательный поход на Новгород, то хан, как друг Казимира, ударил в тыл Ивану на московские пределы.

Казимир, изменивший свою первоначальную политику, начинает усиленно строить на русских землях латинские костелы. Β 1483 г. издает указ, воспрещающий русским строить новые церкви и починять старые в духе полузабытого Городельского постановления 1413 г. Но такой запретительный указ мог быть беспрепятственно проводим только на землях лично королевских, княжеских и панов латинских. Паны русские в своих владениях оставались еще полноправными “патронами” своих церквей и строили новые и починяли старые пока еще свободно.



Поворот Казимира, в церковной политике к отожествлению ее с польской, вызвал великую радость в Риме. И папа Пий II в своем письме к Казимиру величает его “наимилейшим ο Христе сыном.” Теперь, когда почва для проведения унии в Литве подготовилась, Рим, по сговору с Казимиром, направляет сюда поставленного с титулом “Киевского и всея Руси” Григория. Казимир, в противоречии с прежней линией своего поведения, отдает теперь Григорию все 9 православных епархий (+ 10-ая Киевская митрополия). Β пределах Литвы это были: Полоцкая, Смоленская, Черниговская, Луцкая, Туровская, Владимирская. Β пределах Польши: Галицкая, Перемышльская, Холмская. Казимир посылает и к Василию Васильевичу Московскому известие ο водворении Григория, приглашая к признанию его со стороны Москвы. Очевидно, не в каноническом, a только в светском дипломатическом смысле. Несмотря на отказ в. кн. Василия Васильевича, и его сыну и преемнику, Ивану III, Казимир неоднократно и безрезультатно делает то же предложение.

Как пережил эту религиозно-чувствительную перемену православный епископат в Литве? Сначала русские епископы известили Иону ο прибытии Григория, характеризовали подлинность представленных им документов ο его хиротонии и назначении на Русь, но сами утверждали свою верность православию. Иона в свою очередь хвалил своих собратий за твердость в вере и призывал их не покоряться униату. Но массовый героизм вообще несвойственен никаким коллективам, за исключением лишь редких моментов психологического вскипания. Давление закона и власти, фактическое богослужение Григория и объезды церквей и епархий, причем везде демонстративно поминалось и имя вселенского архиерея, т.е. папы римского, создало атмосферу и мучительную, и в то же время компромиссную. Иона по этому поводу пишет второе письмо к собратьям епископам и указывает в нем личный выход из этого испытания совести. Β своем циркулярном обращении к владыкам Иона пишет: “А если кому из вас, сыны мои, будет от кого-либо истома за то и нужда, тот по своему к нам исповеданию, не принимая пришедшего от Римской церкви и не приобщаясь к нему, ехал бы ко мне. A который не поедет, забыв к нам свое исповедание пред Богом и обещание в свое ставленье” (а все наличные епископы в эту пору были действительно ставленниками Московской митрополии) “и пожелает вступить в общение с отступником Григорием, тот сам на себя положит великую и неизмолимую пред Богом тяжесть церковную.” Все это, конечно, по совести так и осознавалось епископами, попавшими в это трагическое положение, но героизм мирному обывателю не свойственен. Отозвался на призыв Ионы только один епископ Евфимий Брянский и Черниговский. Он писал Ионе, что Григорий “воздвиг бурю и развращение на церковь Божию, что великая от него налога православному христианству.” Сам Евфимий “стоял за свв. Божии церкви и за православную св. Христову веру.” Он просил ходатайствовать пред великим князем Московским, чтобы “успокоил его в своей державе от такового злого гонения.” Митр. Иона отписал Евфимию, что великий князь готов пожаловать его, успокоить в своей державе и “издоволить всем” и чтобы он поспешил “в дом Пречистыя Богородицы и чудотворца св. Петра митрополита,” B конце 1464 г. Евфимий действительно “прибеже на Москву, покиня свою епископию.” Евфимий вскоре назначен был на освободившуюся епархию Суздальскую. Остальные епископы, как это повторяется всегда и везде в подобных случаях, может быть не без воздыханий, остались на местах. Это облегчило положение приходского духовенства, до известной степени сдержало от волнений и мирян. Но, как показал опыт, под официальным пеплом унии таился широко разлитый православный огонь. Десять лет спустя после этого сам Казимир в рапорте к папе не скрывает, что в его Литве и союзной Польше живет “великое множество еретиков и схизматиков и число их со дня на день возрастает.” Что подразумевает в этой печальной фразе Казимир? Пишется это письмо в минуту катастрофической самоликвидации проведенной через Григория Болгарина унии. Уния кое-как продержалась около 10 лет и растаяла совершенно. Β 1469 г. Григорий вернулся в православие к полному удовлетворению и успокоению своей митрополии. Вот ο чем воздыхает Казимир. Вот что значит “возрастание числа православных и появление великого множества еретиков и схизматиков.” Литовская Русь стала опять монопольно православной. Opignоn publiquе — скрытая воля народа была такова. Мы не знаем в точности форм сопротивления народа единственной, бросающейся в глаза подробности — диаконским возглашениям и молитвам ο “вселенском архиерее, папе римском,” но они несомненно портили настроение Григорию и вызывали много интимных переговоров с местными архиереями и понижали всякий пыл Григория, если только он y него был для проведения унии. Народ ее саботировал. И разговоры ο ней, ο падении Царьграда, как Божьем наказании за унию, и ο неприятии унии простым византийским народом — все это укрепляло сопротивление унии в православной народной массе. Оно очень симптоматично засвидетельствовано в данные критические десятилетия стихийным соборным творчеством православной народной массы здесь в юго-западной Руси в форме знаменитых западнорусских братств.

Β самый год падения КПля, в 1453 г. во Львове прихожане всех 8-ми русских приходских церквей образовали общее православное русское братство с центром при Успенской церкви. Под 1463 г. узнаем, что в том же Львове существует еще русское городское братство. Львовский зажиточный русский человек Стефан Дрошан вложил свои средства на восстановление древнего Онуфриевского монастыря. И после реставрации отдал его под патронат этого Львовского городского братства. Β Вильне около 1458 г. виленские кушнеры (шорники, производители конских сбруй и вообще кожаных изделий) образуют кушнерское братство. Это профессиональное братство вполне понятное, как промышленная кооперация, в силу единства быта и религии организует и некоторые формы своей коллективной церковной жизни. Внешне как будто дело начинается с экономических мелочей. Братство организовало общее празднование трех календарных дней в году: на Духов день, на Николин день и на Рождество. Братчики в складчину “сытили мед,” т.е., приобретая мед, приготовляли из него медовый напиток, a из воска производили церковные свечи и раздавали их по другим небогатым церквам. Подобное же братство в Вильне соорудило целый братский дом, как центр своей корпоративной жизни. Нам известен и уставный строй этого братства (об этих братствах см. книгу проф. К. В. Харламповича, 1904). Выборным главой его был староста. Казначеем и бухгалтером ключник, лица подотчетные. С помощью группы своих помощников, эти уполномоченные лица наблюдали за порядком общих трапез в праздничные дни, a соединенный с праздниками ярмарочный торг вызывал необходимость и братского разбора всякого рода конфликтов среди братчиков и гостей, которые только “вкупались” в праздничные трапезы. Гостеприимство было широкое. По землячеству и соседству допускались на братские пиры и друзья-соседи римской веры, и не только шляхтичи, но и ксендзы. Но братский суд тогда уже всех брал под свой надзор без всякого гонора и местничества.

Сами по себе эти братства, как бытовая корпоративная форма, были прямым заимствованием из быта германских ремесленников на основе так называемого Магдебургского права. Но они вовремя пришли на Русь для консолидации коллективного сознания православной народной массы и стали ее подручной естественной опорой в сопротивлении униональным компромиссам и интригам своей высшей иерархии. Они стали органом той православной соборности, для которой не существует никакого заранее предписанного канонического шаблона. Они “в долготу дний” восточного церковно-исторического опыта явились формой, адекватной духу православного строя, и продолжают существовать в русской практике и до наших дней, переживая периоды то своего оживления и расцвета, то угасания и бледного, почти только формального, вырождающегося в бюрократизм существования.

Вот эта подпочвенная стойкость народного православия и одновременное исчезновение унии в Византии и привели Григория, несомненно под влиянием тайных братских воздыханий всех других западнорусских архиереев, к ясному решению — ликвидировать дутый опыт возрождения Флорентийской унии. Признание в этом повороте пред верховной властью в Литве было, конечно, актом некоего мужества, при котором надо было великому князю Литовскому, в виде реванша, указать и на некоторую политическую выгоду. Литовская церковь, как униатская, бесплодно и фальшиво носила титул митрополии “Киевской и всея Руси.” Тогда как в православном виде и в каноническом союзе с КПльским главой православная церковь на Литве оправдывала свою претензию на власть и над Московской церковью. Преемник Геннадия Схолария в КПле, патриарх Дионисий, ученик знаменитого Марка (Евгеника) Эфесского, был резким противником московской автокефалии, считая ее самочинной и незаконной. Дионисий был очень рад этому обороту дел, вдохновлял и Литовского великого князя на это церковное наступление на Москву. Он с радостью дал амнистию Григорию, всем русским архиереям и от себя направил призыв на всю Русь не только в Литву, но и в Москву и в Новгород, чтобы все теперь признали Григория митрополитом всея Руси, a Ионы Московского отчуждались бы, так как Цареградская церковь не признавала и не признает его за подлинного митрополита. B этом церковном ультиматуме КПль-ского патриарха и была для Литовского правительства позолота горькой пилюли лопнувшей унии. Как известно, Ивану III Московскому пришлось реагировать государственной силой. Приказом: — просто не впускать в пределы московские посланников и Григория и патриарха и заявить, что церковная Москва в ответ на такие уничижительные претензии и самого патриарха считает “чюжа себе и отреченна.” Новгород, рискнувший заявить ο своем переходе в юрисдикцию Григория, Иван III в 1471 г. просто раздавил военной силой и упразднил федеративные новгородские вольности навсегда. Григорий Болгарин вскоре в 1473 г. скончался в Новогрудке и занесен в православные диптихи. Так униатская церковь исчезла. Ее собственно и не было. Это был грех епископата. Народное отчуждение от нее одержало победу. Надо прибавить — “на этот раз и пока.” Идеал латино-римского государства не мог помириться с таким сосуществованием с православием. Униатская интрига возобновилась.





Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   43   44   45   46   47   48   49   50   ...   65




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет