Александр Дюма. Три мушкетера

- Разумеется, сударь. Он заупрямился и не желает выходить. Мы ежедневно

просовываем ему через отдушину хлеб на вилах, а когда он требует, то и мясо,

но - увы! - не хлеб и не мясо составляют его главную пищу. Однажды я с двумя

молодцами сделал попытку спуститься вниз, но он пришел в страшную ярость. Я

услышал, как он взводит курки у пистолетов, а его слуга - у мушкета. Когда

же мы спросили у них, что они собираются делать, ваш приятель ответил, что у

него и у его слуги имеется сорок зарядов и что они разрядят все до

последнего, прежде чем позволят хотя бы одному из нас сойти в погреб. Тогда,

сударь, я пошел было жаловаться к губернатору, ио тот ответил, что я получил

по заслугам и что это научит меня, как оскорблять благородных господ,

заезжающих в мой трактир.

- Так что с тех самых пор... - начал д'Артаньян, но к силах удержаться

от смеха при виде жалобной физиономии трактирщика.

- Так что с тех самых пор, - продолжал последний, - нам, сударь,

приходится очень плохо, потому что все наши съестные припасы хранятся в

погребе. Вино в бутылках и вино в бочках, пиво, растительное масло и

пряности, свиное сало и колбасы - все находится там. Так как спускаться вниз

нам запрещено, то приходится отказывать в пище и питье всем

путешественникам, которые к нам заезжают, и наш постоялый двор приходит в

упадок с каждым днем. Если ваш друг просидит в погребе еще неделю, мы

окончательно разоримся.

- И поделом тебе, мошенник! Разве по нашему виду нельзя было

сообразить, что мы порядочные люди, а не фальшивомонетчики?

- Да, сударь, да, вы правы... - ответил хозяин. - Но послушайте, вон он

опять разбушевался.

- Очевидно, его потревожили! - вскричал д'Артаньян.

- Да как же нам быть? - возразил хозяин. - Ведь к нам приехали два

знатных англичанина.

- Так что ж из этого?

- Как - что? Вы сами знаете, сударь, что англичане любят хорошее вино,

а эти спросили самого лучшего. Жена моя, должно быть, попросила у господина

Атоса позволения войти, чтобы подать этим господам то, что им требовалось, а

он, по обыкновению, отказал... Боже милостивый, опять начался этот содом!

В самом деле, со стороны погреба донесся сильный шум. Д'Артаньян встал

и, предшествуемый хозяином, в отчаянии ломавшим руки, приблизился к месту

действия в сопровождении Планше, державшего наготове свой мушкет.

Англичане были крайне раздражены: они проделали длинный путь и умирали

от голода и жажды.

- Да это же насилие! - кричали они на отличном французском языке, но с

иностранным акцентом. - Этот сумасшедший не позволяет добрым людям

распоряжаться их собственным вином! Мы выломаем дверь, а если он совсем

лишился рассудка, - что ж, тогда мы убьем его, и все тут!

- Потише, господа! - сказал д'Артаньян, вынимая из-за пояса пистолет. -

Прошу извинить, но вы никого не убьете.

- Ничего, ничего, - раздался за дверями спокойный голос Атоса. -

Впустите-ка этих хвастунов, и тогда посмотрим.

Англичане, видимо довольно храбрые люди, все же нерешительно

переглянулись. Казалось, что в погребе засел какой-то голодный людоед,

какой-то исполинский сказочный герой, и никто не может безнаказанно войти в

его пещеру.

На минуту все затихли, но под конец англичанам стало стыдно отступать,

и наиболее раздраженный из них, спустившись по лестнице, в которой было пять

или шесть ступенек, так сильно ударил в дверь ногой, что, казалось, мог бы

пробить и каменную стену.

- Планше, - сказал д'Артаньян, взводя курки у пистолетов, - я беру на

себя того, что наверху, а ты займись нижним... Так вы, господа, желаете

драться? Отлично, давайте драться!

- Боже праведный! - гулко прозвучал снизу голос Атоса. - Мне кажется, я

слышу голос д'Артаньяна...

- Ты не ошибся, - ответил д'Артаньян, тоже стараясь говорить громче, -

это я собственной персоной, друг мой!

- Превосходно! - сказал Атос. - В таком случае мы славно отделаем этих

храбрецов.

Англичане схватились за шпаги, но они оказались между двух огней. Еще

секунду они колебались, однако, как и в первый раз, самолюбие одержало верх,

и под вторичным ударом дверь погреба треснула во всю длину.

- Посторонись, д'Артаньян, посторонись! - крикнул Атос. - Сейчас я буду

стрелять.

- Господа! - сказал д'Артаньян, никогда не терявший способности

рассуждать. - Подумайте о своем положении... Минуту терпения, Атос...

Господа, вы ввязываетесь в скверную историю и будете изрешечены пулями. Я и

мой слуга угостим вас тремя выстрелами, столько же вы получите из подвала.

Кроме того, у нас имеются шпаги, которыми мы - я и мой друг - недурно

владеем, могу вас уверить. Не мешайте мне, и я улажу и ваши дела и свои...

Сейчас вам дадут пить, даю вам слово!

- Если еще осталось вино, - раздался насмешливый голос Атоса.

Трактирщик почувствовал, что спина его покрылась холодным потом.

- То есть как - если осталось вино? - прошептал он.

- Останется, черт возьми! - сказал д'Артаньян. - Успокойтесь... не

могли же они вдвоем выпить весь погреб!.. Господа, вложите шпаги в ножны.

- Хорошо! Но и вы заткните пистолеты за пояс.

- Охотно.

И д'Артаньян подал пример. Затем, обернувшись к Планше, он знаком

приказал разрядить мушкет.

Убежденные этим обстоятельством, англичане поворчали, но вложили шпаги

в ножны. Д'Артаньян рассказал им историю заключения Атоса, и так как они

были настоящие джентльмены, то во всем обвинили трактирщика.

- А теперь, господа, - сказал д'Артаньян, - поднимитесь к себе, и

ручаюсь, что через десять минут вам принесут все, что вам будет угодно.

Англичане поклонились и ушли.

- Теперь я один, милый Атос, - сказал д'Артаньян. - Отворите мне дверь,

прошу вас!

- Сию минуту, - ответил Атос.

Послышался шум падающих вязанок хвороста и скрип бревен: то были

контрэскарпы и бастионы Атоса, уничтожаемые самим осажденным.

Через секунду дверь подалась, и в отверстии показалось бледное лицо

Атоса; беглым взглядом он осмотрел местность.

Д'Артаньян бросился к другу и с нежностью обнял его; затем он повел его

из этого сурового убежища и тут только заметил, что Атос шатается.

- Вы ранены? - спросил он.

- Я? Ничуть не бывало. Я мертвецки пьян, вот и все. И никогда еще

человек не трудился так усердно, чтобы этого достигнуть... Клянусь богом,

хозяин, должно быть, на мою долю досталось не меньше чем полтораста бутылок!

- Помилосердствуйте! - вскричал хозяин. - Если слуга выпил хотя бы

половину того, что выпил его господин, я разорен.

- Гримо хорошо вымуштрован и не позволил бы себе пить то же вино, что

я. Он пил только из бочки. Кстати, он, кажется, забыл вставить пробку.

Слышите, что-то течет?

Д'Артаньян разразился хохотом, от которого хозяина из озноба бросило в

жар.

В эту минуту за спиной Атоса появился Гримо с мушкетом на плече; голова

облит какой-то жирной жидкостью, в которой хозяин признал свое лучшее

оливковое масло.

Процессия прошла через большой зал и водворилась в лучшей комнате

гостиницы, которую Д'Артаньян занял самовольно.

Между тем хозяин и его жена ринулись с лампой в погреб, вход в который

был так долго им воспрещен; там их ждало страшное зрелище.

За укреплениями, в которых Атос, выходя, пробил брешь и которые

состояли из вязанок хвороста, досок и пустых бочонков, сложенных по всем

правилам стратегического искусства, там и сям виднелись плавающие в лужах

масла и вина кости съеденных окороков, а весь левый угол погреба был завален

грудой битых бутылок; бочка, кран которой остался открытым, истекала

последними каплями "крови". Выражаясь словами древнего поэта, смерть и

запустение царили здесь, словно на поле брани.

Из пятидесяти колбас, подвешенных к балкам потолка, оставалось не

больше десяти.

Вопли хозяина и хозяйки проникли сквозь своды погреба, и сам Д'Артаньян

был тронут ими. Атос даже не повернул головы.

Однако вскоре скорбь сменилась яростью. Не помня себя от отчаяния,

хозяин вооружился вертелом и ворвался в комнату, куда удалились два друга.

- Вина! - потребовал Атос, увидев его.

- Вина?! - вскричал пораженный хозяин. - Вина! Да ведь вы выпили больше

чем на сто пистолей! Да ведь я разорен, погиб, уничтожен!

- Полно! - сказал Атос. - Мы даже не утолили жажду как следует.

- Если бы еще вы только пили, тогда полбеды, но вы перебили все

бутылки!

- Все мое масло пропало!

- Масло - отличное лекарство для ран. Надо же было бедняге Гримо

залечить раны, которые вы ему нанесли.

- Все мои колбасы обглоданы!

- В этом погребе уйма крыс.

- Вы заплатите мне за все! - вскричал хозяин, выведенный из себя.

- Трижды негодяй! - ответил Атос, приподнимаясь с места, но тут же

снова упал на стул: силы его были исчерпаны.

Д'Артаньян пришел к нему на помощь и поднял хлыст.

Хозяин отступил на шаг и залился слезами.

- Это научит вас, - сказал Д'Артаньян, - вежливее обращаться с

приезжими, которых вам посылает бог.

- Бог! Лучше скажите - дьявол!

- Вот что, любезный, - пригрозил ему Д'Артаньян, - если ты не

прекратишь терзать наш слух, мы запремся у тебя в погребе вчетвером и

посмотрим, действительно ли ущерб так велик, как ты говоришь.

- Согласен, господа, согласен! - испугался хозяин. - Признаюсь, я

виноват, но ведь нет такой вины, которую нельзя простить. Вы знатные

господа, а я бедный трактирщик, и вы должны меня пожалеть.

- А, вот это другой разговор! - сказал Атос. - Этак ты, пожалуй,

размягчишь мое сердце, и из глаз у меня польются слезы, как вино из твоих

бочек. Мы не так страшны, как кажется. Подойди поближе, и потолкуем.

Хозяин с опаской подошел ближе.

- Говорю тебе, подойди, не бойся, - продолжал Атос. - В ту минуту,

когда я хотел расплатиться с тобой, я положил на стол кошелек.

- Совершенно верно, ваша светлость.

- В этом кошельке было шестьдесят пистолей. Где он?

- Сдан в канцелярию суда, ваша светлость: ведь мне сказали, что это

фальшивые деньги.

- Так вот, потребуй кошелек обратно и оставь эти шестьдесят пистолей

себе.

не возвращают того, что попало к ним в руки. Будь это фальшивая монета - ну,

тогда бы еще можно было надеяться, но, к несчастью, деньги были настоящие.

- Договаривайся с судом как знаешь, приятель, это меня не касается, тем

более что у меня не осталось ни единого ливра.

- Вот что, - вмешался д'Артаньян, - где сейчас лошадь Атоса?

- В конюшне.

- Что она стоит?

- Пятьдесят пистолей, не больше.

- Положим, она стоит все восемьдесят. Возьми ее, и кончим дело.

- Как! Ты продаешь мою лошадь? Моего Баязета? - удивился Атос. - А на

чем я отправлюсь в поход - на Гримо?

- Я привел тебе другую, - ответил д'Артаньян.

- Другую?

- И великолепную! - вскричал хозяин.

- Ну, если есть другая, лучше и моложе, бери себе старую и принеси

вина.

- Какого? - спросил хозяин, совершенно успокоившись.

пять бутылок, остальные разбились при моем падении. Принеси шесть.

- Да это просто бездонная бочка, а не человек! - пробормотал хозяин. -

Если он пробудет здесь еще две недели и заплатит за все, что выпьет, я

поправлю свои дела.

- И не забудь подать четыре бутылки того же вина господам англичанам, -

прибавил д'Артаньян.

- А теперь, - продолжал Атос, - пока мы ждем вина, расскажите-ка мне,

д'Артаньян, что сталось с остальными.

Д'Артаньян рассказал ему, как он нашел Портоса в постели с вывихом,

Арамиса же - за столом в обществе двух богословов. Когда он заканчивал свой

рассказ, вошел хозяин с заказанными бутылками и окороком, который, к

счастью, оставался вне погреба.

- Отлично, - сказал Атос, наливая себе и д'Артаньяну, - это о Портосе и

Арамисе. Ну, а вы, мой друг, как ваши дела и что произошло с вами? По-моему,

у вас очень мрачный вид.

- К сожалению, это так, - ответил д'Артаньян, - и причина в том, что я

самый несчастный из всех нас.

- Ты несчастен, д'Артаньян! - вскричал Атос. - Что случилось? Расскажи

мне.

- После! А почему не сейчас? Ты думаешь, что я пьян? Запомни

хорошенько, друг мой: у меня никогда не бывает такой ясной головы, как за

бутылкой вина. Рассказывай же, я весь превратился в слух.

Д'Артаньян рассказал ему случай, происшедший с г-жой Бонасье.

Атос спокойно выслушал его.

- Все это пустяки, - сказал он, когда д'Артаньян кончил, - сущие

пустяки.

- Вы все называете пустяками, любезный Атос, - возразил д'Артаньян, -

это не убедительно со стороны человека, который никогда не любил.

Угасший взгляд Атоса внезапно загорелся, но то была лишь минутная

вспышка, и его глаза снова сделались такими же тусклыми и туманными, как

прежде.

- В таком случае вы сами видите, жестокосердный, что не правы, обвиняя

нас, людей с чувствительным сердцем.

- Чувствительное сердце - разбитое сердце, - сказал Атос.

- Что вы хотите этим сказать?

- Я хочу сказать, что любовь - это лотерея, в которой выигравшему

достается смерть! Поверьте мне, любезный д'Артаньян, вам очень повезло, что

вы проиграли! Проигрывайте всегда - таков мой совет.

- Мне казалось, что она так любит меня!

- Это вам только казалось.

- О нет, она действительно любила меня!

- Дитя! Нет такого мужчины, который не верил бы, подобно вам, что его

возлюбленная любит его, и нет такого мужчины, который бы не был обманут

своей возлюбленной.

- За исключением вас, Атос: ведь у вас никогда не было возлюбленной.

- Это правда, - сказал Атос после минутной паузы, - у меня никогда не

было возлюбленной. Выпьем!

- Но если так, философ, научите меня, поддержите меня - я ищу совета и

утешения.

- Утешения? В чем?

- В своем несчастье.

- Ваше несчастье просто смешно, - сказал Атос, пожимая плечами. - Хотел

бы я знать, что бы вы сказали, если б я рассказал вам одну любовную историю.

- Случившуюся с вами?

- Или с одним из моих друзей, не все ли равно?

- Расскажите, Атос, расскажите.

- Выпьем, это будет лучше.

- Пейте и рассказывайте.

- Это действительно вполне совместимо, - сказал Атос, выпив свой стакан

и снова налив его.

- Я слушаю, - сказал д'Артаньян.

Атос задумался, и, по мере того как его задумчивость углублялась, он

бледнел на глазах у д'Артаньяна. Атос был в той стадии опьянения, когда

обыкновенный пьяный человек падает и засыпает. Он же словно грезил наяву. В

этом сомнамбулизме опьянения было что-то пугающее.

- Вы непременно этого хотите? - спросил он.

- Я очень прошу вас, - ответил д'Артаньян.

- Хорошо, пусть будет по-вашему... Один из моих друзей... один из моих

друзей, а не я, запомните хорошенько, - сказал Атос с мрачной улыбкой, -

некий граф, родом из той же провинции, что и я, то есть из Берри, знатный,

как Дандоло или Монморанси (*52), влюбился, когда ему было двадцать пять

лет, в шестнадцатилетнюю девушку, прелестную, как сама любовь. Сквозь

свойственную ее возрасту наивность просвечивал кипучий ум, неженский ум, ум

поэта. Она не просто нравилась - она опьяняла. Жила она в маленьком местечке

вместе с братом, священником. Оба были пришельцами в этих краях; никто не

знал, откуда они явились, но благодаря ее красоте и благочестию ее брата

никому и в голову не приходило расспрашивать их об этом. Впрочем, по слухам,

они были хорошего происхождения. Мой друг, владетель тех мест, мог бы легко

соблазнить ее или взять силой - он был полным хозяином, да и кто стал бы

вступаться за чужих, никому не известных людей! К несчастью, он был честный

человек и женился на ней. Глупец, болван, осел!

- Но почему же, если он любил ее? - спросил д'Артаньян.

- Подождите, - сказал Атос. - Он увез ее в свой замок и сделал из нее

первую даму во всей провинции. И надо отдать ей справедливость - она отлично

справлялась со своей ролью...

- И что же? - спросил д'Артаньян.

- Что же! Однажды во время охоты, на которой графиня была вместе с

мужем, - продолжал Атос тихим голосом, но очень быстро, - она упала с лошади

и лишилась чувств. Граф бросился к ней на помощь, и так как платье стесняло

ее, он разрезал его кинжалом и нечаянно обнажил плечо. Угадайте, д'Артаньян,

что было у нее на плече! - сказал Атос, разражаясь громким смехом.

- Откуда же я могу это знать? - возразил д'Артаньян.

- Цветок лилии, - сказал Атос. - Она была заклеймена!

И Атос залпом проглотил стакан вина, который держал в руке.

- Какой ужас! - вскричал д'Артаньян. - Этого не может быть!

- Это правда, дорогой мой. Ангел оказался демоном. Бедная девушка была

воровкой.

- Что же сделал граф?

- Граф был полновластным господином на своей земле и имел право казнить

и миловать своих подданных. Он совершенно разорвал платье на графине, связал

ей руки за спиной и повесил ее на дереве.

- О, боже, Атос! Да ведь это убийство! - вскричал д'Артаньян.

- Да, всего лишь убийство... - сказал Атос, бледный как смерть. - Но

что это? Кажется, у меня кончилось вино...

И, схватив последнюю бутылку, Атос поднес горлышко к губам и выпил ее

залпом, словно это был обыкновенный стакан. Потом он опустил голову на руки.

Д'Артаньян в ужасе стоял перед ним.

- Это навсегда отвратило меня от красивых, поэтических и влюбленных

женщин, - сказал Атос, выпрямившись и, видимо, не собираясь заканчивать

притчу о графе. - Желаю я вам того же. Выпьем!

- Так она умерла? - пробормотал д'Артаньян.

- Еще бы! - сказал Атос. - Давайте же ваш стакан... Ветчины,

бездельник! - крикнул он. - Мы не в состоянии больше пить!

- А ее брат? - робко спросил д'Артаньян.

- Брат? - повторил Атос.

- Да, священник.

- Ах, священник! Я хотел распорядиться, чтобы и его повесили, но он

предупредил меня и успел покинуть свой приход.

- И вы так и не узнали, кто был этот негодяй?

- Очевидно, первый возлюбленный красотки и ее соучастник, достойный

человек, который и священником прикинулся, должно быть, только для того,

чтобы выдать замуж свою любовницу и обеспечить ее судьбу. Надеюсь, что его

четвертовали.

- О, боже мой, боже! - произнес д'Артаньян, потрясенный страшным

рассказом.

- Что же вы не едите ветчины, д'Артаньян? Она восхитительна, - сказал

Атос, отрезая кусок и кладя его на тарелку молодого человека. - Какая

жалость, что в погребе не было хотя бы четырех таких окороков! Я бы выпил на

пятьдесят бутылок больше.

Д'Артаньян не в силах был продолжать этот разговор, он чувствовал, что

сходит с ума. Он уронил голову на руки и притворился, будто спит.

- Разучилась пить молодежь, - сказал Атос, глядя на него с сожалением,

- а ведь этот еще из лучших!

XXVIII. ВОЗВРАЩЕНИЕ

Д'Артаньян был потрясен страшным рассказом Атоса, однако многое было

еще неясно ему в этом полупризнании. Прежде всего, оно было сделано

человеком совершенно пьяным человеку пьяному наполовину; и тем не менее,

несмотря на тот туман, который плавает в голове после двух-трех бутылок

бургундского, д'Артаньян, проснувшись на следующее утро, помнил каждое слово

вчерашней исповеди так отчетливо, словно эти слова, одно за другим,

отпечатались в его мозгу. Неясность вселила в него лишь еще более горячее

желание приобрести полную уверенность, и он отправился к своему другу с

твердым намерением возобновить вчерашний разговор, но Атос уже совершенно

пришел в себя, то есть был самым проницательным и самым непроницаемым в мире

человеком. Впрочем, обменявшись с ним рукопожатием, мушкетер сам предупредил

его мысль.

- Я был вчера сильно пьян, дорогой друг, - начал он. - Я обнаружил это

сегодня утром, почувствовав, что язык еле ворочается у меня во рту и пульс

все еще учащен. Готов биться об заклад, что я наговорил вам тысячу

невероятных вещей!

Сказав это, он посмотрел на приятеля так пристально, что тот смутился.

- Вовсе нет, - возразил д'Артаньян. - Насколько мне помнится, вы не

говорили ничего особенного.

- Вот как? Это странно. А мне казалось, что я рассказал вам одну весьма

печальную историю.

И он взглянул на молодого человека так, словно хотел проникнуть в самую

глубь его сердца.

- Право, - сказал д'Артаньян, - я, должно быть, был еще более пьян, чем

вы: я ничего не помню.

Эти слова, однако ж, ничуть не удовлетворили Атоса, и он продолжал:

- Вы, конечно, заметили, любезный друг, что каждый бывает пьян

по-своему: одни грустят, другие веселятся. Я, например, когда выпью, делаюсь

печален и люблю рассказывать страшные истории, которые когда-то вбила мне в

голову моя глупая кормилица. Это мой недостаток, и, признаюсь, важный

недостаток. Но, если отбросить его, я умею пить.

Атос говорил это таким естественным тоном, что уверенность д'Артаньяна

поколебалась.

- Ах да, и в самом деле! - сказал молодой человек, пытаясь поймать

снова ускользавшую от него истину. - То-то мне вспоминается, как сквозь сон,

будто мы говорили о повешенных!

- Ага! Вот видите! - сказал Атос, бледнея, но силясь улыбнуться. - Так

я и знал: повешенные - это мой постоянный кошмар.

- Да, да, - продолжал д'Артаньян, - теперь я начинаю припоминать... Да,

речь шла... погодите минутку... речь шла о женщине.

- Так и есть, - отвечал Атос, становясь уже смертельно бледным. - Это

моя излюбленная история о белокурой женщине, и, если я рассказываю ее,

значит, я мертвецки пьян.

- Верно, - подтвердил д'Артаньян, - история о белокурой женщине,

высокого роста, красивой, с голубыми глазами.

- Да, и притом повешенной...

- ...своим мужем, знатным господином из числа ваших знакомых, - добавил

д'Артаньян, пристально глядя на Атоса.

- Ну вот видите, как легко можно набросить тень на человека, когда сам

не знаешь, что говоришь! - сказал Атос, пожимая плечами и как бы сожалея о

самом себе. - Решено, д'Артаньян: больше я не буду напиваться, это слишком

скверная привычка.

Д'Артаньян ничего не ответил.

- Да, кстати, - сказал Атос, внезапно меняя тему разговора, - благодарю

вас за лошадь, которую вы привели мне.

- Понравилась она вам? - спросил д'Артаньян.

- Да, но она не очень вынослива.

- Ошибаетесь. Я проделал на ней десять лье меньше чем за полтора часа,