Александр Сергеевич Пушкин Полное собрание стихотворений Стихотворения 1809–1811 гг

Вода и вино

Люблю я в полдень воспаленный

Прохладу черпать из ручья

И в роще тихой, отдаленной

Смотреть, как плещет в брег струя.

Когда ж вино в края поскачет,

Напенясь в чаше круговой,

Друзья, скажите, – кто не плачет,

Заране радуясь душой?

Да будет проклят дерзновенный,

Кто первый грешною рукой,

Нечестьем буйным ослепленный,

О страх!.. смесил вино с водой!

Да будет проклят род злодея!

Пускай не в силах будет пить,

Или, стаканами владея,

Лафит с Цымлянским различить!

Измены

"Всё миновалось!

Мимо промчалось

Время любви.

Страсти мученья!

В мраке забвенья

Скрылися вы.

Так я премены

Сладость вкусил:

Гордой Елены

Цепи забыл.

Сердце, ты в воле!

Всё позабудь;

В новой сей доле

Счастливо будь.

Только весною

Зефир младою

Розой пленен;

В юности страстной

Был я прекрасной

В сеть увлечен.

Нет, я не буду

Впредь воздыхать,

Страсть позабуду;

Полно страдать!

Скоро печали

Встречу конец.

Ах! для тебя ли,

Юный певец,

Прелесть Елены

Розой цветет?..

Пусть весь народ,

Ею прельщенный,

Вслед за мечтой

Мчится толпой;

В мирном жилище,

На пепелище,

В чаше простой

Стану в смиреньи

Черпать забвенье

И – для друзей

Резвой рукою

Двигать струною

Арфы моей".

В скучной разлуке

Так я мечтал,

В горести, в муке

Себя услаждал;

В сердце возженный

Образ Елены

Мнил истребить.

Прошлой весною

Юную Хлою

Вздумал любить.

Как ветерочек

Ранней порой

Гонит листочек

С резвой волной,

Так непрестанно

Непостоянный

Страстью играл,

Лилу, Темиру,

Всех обожал,

Сердце и лиру

Всем посвящал. —

Что же? – напрасно

С груди прекрасной

Шаль я срывал.

Тщетны измены!

Образ Елены

В сердце пылал!

Ах! возвратися,

Радость очей,

Хладна, тронися

Грустью моей. —

Тщетно взывает

Бедный певец!

Нет! не встречает

Мукам конец…

Так! до могилы

Грустен, унылый,

Крова ищи!

Всеми забытый,

Терном увитый

Цепи влачи………

К Лицинию

(с латинского)

Лициний, зришь ли ты? на быстрой колеснице,

Увенчан лаврами, в блестящей багрянице,

Спесиво развалясь, Ветулий молодой

В толпу народную летит по мостовой.

Смотри, как все пред ним усердно спину клонят,

Как ликторов полки народ несчастный гонят.

Льстецов, сенаторов, прелестниц длинный ряд

С покорностью ему умильный мещут взгляд,

Ждут в тайном трепете улыбку, глаз движенья,

Как будто дивного богов благословенья:

И дети малые, и старцы с сединой

Стремятся все за ним и взором и душой,

И даже след колес, в грязи напечатленный,

Как некий памятник им кажется священный.

О Ромулов народ! пред кем ты пал во прах?

Пред кем восчувствовал в душе столь низкой страх?

Квириты гордые под иго преклонились!..

Кому ж, о небеса! кому поработились?…

Скажу ль – Ветулию! – Отчизне стыд моей,

Развратный юноша воссел в совет мужей,

Любимец деспота Сенатом слабым правит,

На Рим простер ярем, отечество бесславит.

Ветулий, римлян царь!.. О срам! о времена!

Или вселенная на гибель предана?

Но кто под портиком, с руками за спиною,

В изорванном плаще и с нищенской клюкою,

Поникнув головой, нахмурившись идет?

Не ошибаюсь я, философ то Дамет.

"Дамет! куда, скажи, в одежде столь убогой

Средь Рима пышного бредешь своей дорогой?"

"Куда? не знаю сам. Пустыни я ищу.

Среди разврата жить уж боле не хочу;

Япетовых детей пороки, злобу вижу,

Навек оставлю Рим: я людства ненавижу".

Лициний, добрый друг! не лучше ли и нам,

Отдав поклон мечте, Фортуне, суетам,

Седого стоика примером научиться?

Не лучше ль поскорей со градом распроститься,

Где всё на откупе: законы, правота,

И жены, и мужья, и честь, и красота?

Пускай Глицерия, красавица младая,

Равно всем общая, как чаша круговая,

Других неопытных в любовну ловит сеть;

Нам стыдно слабости с морщинами иметь.

Летит от старика любовь в толпе веселий.

Пускай бесстыдный Клит, вельможей раб Корнелий,

Оставя ложе сна с запевшим петухом,

От знатных к богачам бегут из дома в дом;

Я сердцем римлянин, кипит в груди свобода,

Во мне не дремлет дух великого народа.

Лициний, поспешим далеко от забот,

Безумных гордецов, обманчивых красот,

Докучных риторов, Парнасских Геростратов;

В деревню пренесем отеческих пенатов;

В тенистой рощице, на берегу морском

Найти нетрудно нам красивый, светлый дом,

Где. больше не страшась народного волненья,

Под старость отдохнем в тиши уединенья,

И там, расположась в уютном уголке,

При дубе пламенном, возженном в камельке,

Воспомнив старину за дедовским фиялом,

Свой дух воспламеню Петроном, Ювеналом,

В гремящей сатире порок изображу

И нравы сих веков потомству обнажу.

О Рим! о гордый край разврата, злодеянья,

Придет ужасный день – день мщенья, наказанья;

Предвижу грозного величия конец,

Падет, падет во прах вселенныя венец!

Народы дикие, сыны свирепой брани.

Войны ужасной меч прияв в кровавы длани,

И горы, и моря оставят за собой

И хлынут на тебя кипящею рекой.

Исчезнет Рим: его покроет мрак глубокой;

И путник, обратив на груды камней око,

Речет задумавшись, в мечтаньях углублен:

«Свободой Рим возрос – а рабством погублен».