Алексей Баталов Судьба и ремесло
жүктеу/скачать 1.37 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- Зайчонок и Муха
К НОВОМУ ФИЛЬМУВместо заявкиВ классической режиссуре замысел постановки должен рождаться конкретно, естественно вытекая из того, что продиктовано материалом. Хорошо поставленный спектакль, даже предста вление, рассчитанное на мюзик холл, — это прежде всего композиция, размещение, ритмическое и пространственное построение сцен или номеров, заранее существующих. Однако, как и во всяком деле, здесь нетрудно найти сотни прекрасных и теперь уже вполне законных отступле ний, благодаря которым на сцену в форму традиционного спектакля вторглась импровизация, а массовые зрелища, да и просто уличные шествия обрели строгие режиссерские рамки. Седая история сохранила в назидание русским режиссерам свидетельство о зимнем праздни ке, дирижером которого был основатель нашего театра, первый из первых, великий Волков. И уже тогда, во времена становления актерского дела на Руси, режиссура органически переплелась с учением, вернее, с воспитанием актера, где ремесленные навыки и приемы были только основой, только элементарной грамотой для будущей многотрудной сценической жизни. А уже в недавние времена актерские школы исповедовали свои принципы, начисто отвергающие все существующие рядом направления. Станиславский, Вахтангов, Мейерхольд, Таиров — это уже не только ярчайшие спектакли, но и целые эстетические школы с преданными, как паломники, актерами. Точно так же пришли в режиссуру и те дополнения, сперва в виде просцениумов, массовых сцен и пантомим, которые, постепенно вторгаясь в ткань пьесы, стали демонстрировать публике не столько то, что хотел сказать автор, сколько то, что думает по поводу пьесы сам режиссер. Теперешние вольные композиции и всяческие извлечения из романов, по существу, не что иное, как продолжение этого, давно начавшегося вторжения режиссуры в суть всего происходящего на сцене. Кино и вовсе родилось сперва как зрелище, совсем не зависимое от чернил, и только потом, более с корыстными, чем просветительскими целями обратилось к литературе. Правда, научив шись разговаривать, оно надолго завязло в тех же пьесах и диалогах из книг, и потребовалось немало усилий и всяческих постановочных ухищрений, чтобы уже в новых одеждах оно получи ло звание режиссерского кинематографа, то есть как раз того, который впервые завоевал мир фильмами Чаплина, Эйзенштейна. Сегодня поводом для создания фильма может служить любое событие или биография, книга и архивные документы, научное открытие — да всё, что может быть выстроено в экранное повествование. Вот почему очень трудно хоть сколько нибудь связно рассказать о том, откуда, почему и как берутся режиссерские замыслы кинематографистов, особенно когда это не постановка нормального сценария или не традиционная экранизация классики. Чтобы не быть совсем голословным и не прибегать к пересказу того, что еще не получило никакого воплощения, я предлагаю тебе, мой любезный читатель, одну из обычных заготовок, которые, как я думаю, во множестве имеются у каждого, кто занимается сочинением и постанов кой всяческих фильмов. Я надеюсь, что мой рассказ, снабженный конкретной иллюстрацией, будет убедительнее, чем рассуждения о том, как вообще когда то и где то отыскивается матери ал, который постепенно обретает форму замысла, потом заявки на фильм и, наконец, сценария с действующими лицами и событиями, пригодными для съемки. Речь пойдет о детском сеансе, о детском кинематографе, о восприятии мира и кинематографа современными ребятами, наконец, о том, как проверить все эти соображения и ощущения на полотне экрана в живой ребячьей аудитории. Я всегда с радостью работал и работаю для детей — будь то радиоозвучание мультфильма, постановка елки к Новому году или экранизация сказки. Сама возможность говорить о простых и вечных вещах, пользуясь формой сказки, или живого наблюдения, или фантастики, всегда казалось мне завидным делом, тем более когда речь обращена к детской, невероятно восприим чивой, экспансивной, во всяком случае, нетерпеливой аудитории. Давно известно, что в детской литературе, как в детском театре и детском кино, есть и не могут не быть всякие ограничения, связанные с тем, как ребята воспринимают произведение, и с их возрастом, и с временем, и еще с множеством разных требований. Конечно, все это постепен но меняется, пересматривается, уточняется, но одно для меня наиважнейшее остается незыбле мо. Я убежден, что всякое действо для ребят должно быть празднично и в конце концов прино сить им радость. Это весьма простое убеждение тем не менее не так то просто укладывается в практическую работу хотя бы уже потому, что невозможно все фильмы или разные сказки насильно заполнять карнавальной мишурой, дабы получить нарядный вид. Но главное, что современное подрастающее поколение еще с соской во рту обречено на просмотр множества маминых или бабушкиных, а то и папиных телепрограмм, где реальность предстает в самом что ни на есть подлинном виде, и таким образом, еще не выходя за пределы своего двора, мальчиш ка или девчонка могут узнать о мире столько, сколько не знал до самой смерти сам Миклухо Маклай. Кроме того, и лирическая история и самые простые события из дворовой жизни не могут быть отторгнуты от детского кино, поскольку именно в таком материале юные граждане впервые как зрители могут посмотреть на себя, а точнее — на своих сверстников. Такого рода соображения и всякие наблюдения за детской аудиторией, вроде того, что дети легко переключаются с восприятия смешного на самые серьезные вещи и даже устают, теряют внимание, если слишком долго эксплуатируют их сосредоточенность, привели меня к мысли, что сегодня надо искать какую то форму кино, кинозрелища, которая могла бы оказаться сразу и подлинной, и серьезной, и смешной, и праздничной. Долгое время занимаясь другими, совершенно недетскими делами и работами, я все таки нет нет да и возвращался к мысли придумать что то в этом направлении или хотя бы наткнуться на подходящий материал. Но всё было напрасно. Сказки, приключения, кинотрюки, животные — всё это само по себе интересно, но там этого не хватает, тут того не достает. А из простого смешения никогда ничего хорошего не выходило. И, как это часто бывает, вдруг самое, разумеется, простое, примитивное решение подсказал случай. На одном из фестивалей я по долгу службы попал во Дворец пионеров, где выступали разные кинематографисты, каждый с каким то отрывком из своих работ, соответственно от актерского цеха был я. Очередь моя оказалась в самом конце, и я, дожидаясь своего выхода, невольно оказался в числе зрителей. На экране шли отрывки из хороших, но очень разных по характеру и стилю картин, мгновенно сменялась тональность экрана и настроение публики. Далее я опускаю всяческие описания этого вечера, успеха выступавших создателей фильмов и хочу только сказать о собственном, заметьте, далеко не детском ощущении. Я сам, правда, не без помощи настроения всего зала ощутил, что праздничность вечера во многом заключалась в разнообразии, в резкой смене кинематографического материала. И хотя рядом стоявшие отрывки сами по себе были не столь уж мажорные и необязательно внешне нарядные, но их близость, их столкновение порождали ощущение разнообразия и полноты впечатления. Хроника, игровая сцена, научное открытие, мультипликация, фокусы комбинированных съемок — все это сменяло одно другое мгновенно, освещая самые разные стороны современной жизни. Почему же не попытаться превратить нормальный утренний детский сеанс в такую встречу ребят с кинематографом и с теми разными явлениями жизни, которые попадают в объектив. Притом, продумав подобную программу заранее, вполне возможно найти и дополнительно действующую, неназойливую связь между совершенно разными частями. Так сам собой сложился план экспериментального фильма, вернее, детского сеанса для показа в любом кинотеатре в самый обычный день. Некоторые организационные сложности, которые связаны с тем, что фильмы должны производиться на разных студиях, не стоит считать неодолимым препятствием, поскольку такие фильмы все равно делаются постоянно, а объединение их в единую ленту только расширяет их дорогу к зрителю, никак притом не исключая при необходимости раздельного традиционного показа. Намереваясь сделать фильм, который непременно обладал бы элементами увлекательного современного зрелища, прежде всего нужно было найти какую то единую точку, предмет или существо, которые притягивали бы ребят своей романтичностью и давали бы возможность связать с ним события реальной жизни, притом события чрезвычайные, яркие, обладающие внутренним героизмом, смелостью и силой. Как известно, добрыми намерениями уже устлана дорога в ад, но все таки, не поставив себе максимально строгое, точное задание, невольно попадаешь в целое море всяких вариантов и комбинаций, где все вроде бы мило и симпатично, но, по существу, необязательно и потому плохо сочетаемо. В результате бесчисленных прикидок главным связующим звеном предполагаемого фильма стал вертолет. Современная, многоликая, прочно связанная с реальностью машина, воплотившая в себе самые увлекательные идеи воздухоплавания, свободная в пространстве и обладающая, если можно так выразиться, несколько особенным птичьим взглядом на мир. Таким образом определился сам собой первый документальный фильм «Современные вертолеты». Перед ребятами на экране должны появиться захватывающие дух подлинные кадры о самых разных возможностях вертолета. Вертолет в снежных неприступных горах. Вертолет над лесными пожарами. Атака боевых машин. Вертолет, поднимающий опору. Спортивные состязания, где вертолет по узкому коридору проносит ведро с водой и ставит его, не пролив, на стол. Морская десантная операция с участием вертолетов авианосца. Ночная пограничная служба воздуха. И так далее. Всё, что сегодня можно увлекательно и впечатляюще рассказать о героических делах вертолета, о его фантастической свободе и многообразии. Встык к этому фильму, через специально сделанные титры и соответствующую музыкаль ную отбивку, идет мультипликация. Детская бесхитростная сказочка, в которой, однако, хотелось как то сохранить пусть в самом забавном преобразованном виде, но все таки что то связанное с воздухоплаванием, с самой этой позицией висящего над миром человека. Только что получив от просмотра первого фильма ясное, эмоционально очень конкретное ощущение полета, зрители станут воспринимать и смешные рисованные кадры несколько иначе, хотя, может быть, никакой логической связи тут и не будет. И, конечно, хорошо было бы хоть на мгновение, пусть между прочим показать в мультипликации рисованный фантастический вертолет… Одна из читанных когда то по радио сказок показалась подходящей для такого дела, и она легла в основу сценария «Зайчонок и Муха». Завершающий программу фильм должен вернуть зрителей к настоящему вертолету, явивше муся в самой благородной, гуманной своей должности в разгар события, подобно тому как в пьесе являются герои. Конечно, событие должно быть вполне реальным и возможным, но притом необходимо, чтобы герои прошли через настоящее испытание, разрешить которое без помощи спасательного вертолета действительно невозможно или почти невозможно. Так появились первые очертания и второго сценария, который в окончательном виде получил название «Пират». Итак, представьте себе, что вместе с последними кадрами документального фильма о вертолетах зазвучала музыка, переходящая в увертюру к следующей части программы, и зрители мгновенно перенеслись в мир мультипликации. Зайчонок и МухаВспыхивает светлый квадрат экранного полотна, и сразу же возникает назойливый звук нервно кружащейся Мухи. Жужжание быстро приближается, нарастая, точно зуд бормашины. О плоскость экрана, с размаху, как об оконное стекло, ударилась взъерошенная зеленовато синяя Муха. Она мечется во все стороны, создавая определенный рваный ритм, из которого возникает синкопированная музыкальная тема. Идут титры фильма. Сквозь стекло в глубине экрана неясно виднеется фигурка идущей Зайчихи. Муха улетает ей навстречу, и, точно следуя за полетом, камера приближается к Зайчихе. Теперь можно разглядеть, что огромные авоськи, которые она несет, доверху набиты всякой снедью. Муха носится вокруг Зайчихи, крутится перед самым ее носом, тычется в сумки, а та даже не может отмахнуться, потому что лапы заняты тяжелой ношей. Наконец, обманом оставив Муху за стеклянной дверью веранды, Зайчиха прошмыгнула в дом. Не поставив сумок и сияя от счастья, она спешит к кроватке, где, сидя верхом на подушке, прыгает Зайчонок. Завидев маму, он прячется под одеяло, и Зайчиха никак не может поцеловать его, потому что то там, то тут вместо головы высовываются лапки. Мама откинула одеяло, и тогда Зайчонок крепко обнял ее за шею. Достав из сумки свежую, еще покрытую утренней росой веточку вишни, Зайчиха опустила в рот сына спелую ягодку и отправилась на кухню. Зайчонок, прицелившись, тут же выплюнул вишню. Ягода попала в окно и красным пятном повисла на стекле. Зайчонок быстро спрятал ветку с вишнями в тапочку, и, захватив носок, полез на подоконник вытирать кляксу. По другую сторону стекла, возле раздавленной вишни, уже жужжит знакомая нам Муха. Зайчонок постучал — она отлетела и тотчас вернулась обратно. Зайчонок стал гонять Муху, но тут послышался голос мамы. — Посмотри ка, посмотри ка, что у нас сегодня тут! — распевает она каким то высоким, не своим голосом. Смахнув вишню, Зайчонок быстро прыгнул в кровать. Зайчиха привезла на маленьком столике молоко с земляникой, румяную ватрушку, кукурузный початок и много сладостей. Повязав сыну салфетку, она стала кормить его кукурузой. Зайчонок отворачивается, ерзает, крутит носом, брезгливо нюхает каждое зернышко. Наконец Зайчихе это надоело. Передав сыну чашку с молоком, она направляется к шкафу. Зайчонок тут же перелил молоко в вазочку с цветами. Потом спрятал недоеденный початок за фотографию, на которой он изображен еще малышом в пеленках, и как ни в чем не бывало уселся на место. Зайчиха с граммофоном в руках. Она повернула ручку, и заиграла музыка. Зайчонок удивленно открыл рот, а Зайчиха тут же сунула ему кусочек ватрушки. Она хотела дать сыну еще половину груши, но Зайчонок отвернул голову, и ей пришлось немного потанце вать, прежде чем он согласился попробовать этот плод. А когда мама взялась за тарелочку с земляникой, Зайчонок и вовсе залез под кровать. Зайчиха с досадой поставила тарелку на место и ушла из комнаты. Тогда, схватив все, что уместилось в лапках, Зайчонок побежал к окну, распахнул створки и выбросил еду на улицу. — А ну ка, где ты там… сейчас посмотрим… — грозно проговорила Зайчиха и появилась с ремнем в руках.
— Давай, давай! Не жадничай! — глядя вверх, весело крикнула Муха. В это время появилась Бабочка и стала легко порхать над хлебом. — Куда лезешь! — мгновенно переменив тон, заорала Муха. — Не тебе бросают!.. — Помилуйте, я и не ем этого… — начала было оправдываться опешившая от такого обращения Бабочка. — Порхай, порхай отсюдова! — не слушая ее, перебила Муха и, вытирая лапы о брюхо, направилась к яйцу.
Зайчиха взвешивает сына на старинных весах. К ее великому удивлению, он такой легонький, что еле еле перетягивает две небольшие гирьки. Зайчиха, чуть не плача от досады, подает сидящему на весах сыну намазанный вишневым вареньем хлеб и снова смотрит на гирьки.
Потеряв терпение, Зайчиха оставила вазочку с мороженым и, завязав уши под подбородком, выскочила из комнаты. Зайчонок сейчас же схватил мороженое и, распахнув окно, отправил размокший пакет на улицу. В то же мгновенье снизу донеслась ругань и в окне появилась страшная, измазанная мороженым морда разъяренной Мухи. Зайчонок окаменел от неожиданности, а Муха вцепилась в салфетку и потянула ее вместе с Зайчонком к себе. — Караул, — пропищала нечаянно зажатая окном Бабочка, но на нее никто не обратил внимания. Зайчонок хотел отнять салфетку и вытолкнуть Муху, но она оказалась сильней. Муха схватила Зайчонка за уши и выволокла его наружу. — Мама! — закричал, отбиваясь от Мухи, Зайчонок, но звук его голоса потонул в страшном жужжании. Засверкали крылья, и Муха потащила Зайчонка к небу. Огромная, пузатая, как военный вертолет, Муха легко несет Зайчонка. Она держит его одной лапой за оба уха, и поэтому издали кажется, что Муха тащит школьный мешочек с калошами.
Зайчиха бросилась к окну и выглянула наружу. — Не ищите его здесь, — произнес слабый плачущий голос, и Зайчиха увидела сидящую неподалеку Бабочку. — Где он? — спросила Зайчиха. Ковыляя в воздухе на дрожащих крыльях, Бабочка перелетела к окну. — Я сама видела… это ужасно, — пропищала она. — Муха унесла его, как пушинку… Зайчиха беззвучно заплакала. Она подошла к фотографии Зайчонка и хотела снять ее со стены, но, как только коснулась рамки, на пол свалился кукурузный початок. И тут, загородив все окно, появилась Муха. — Эй, ты, косая, — сказала она, переводя дух, — твой дурацкий Зайчонок никогда в жизни не слезет с сучка, куда я его посадила… — Ах! — роняя фотографию, воскликнула Зайчиха. — Дерево сухое, — бесцеремонно влезая в комнату, продолжала Муха. — Там нет ни одного листочка. Он и так слаб, а без еды совсем умрет с голоду… — Он ничего, ничего не ел, — поднимая выпавшую из за фотографии кукурузу, грустно проговорила Зайчиха. — Так вот, я обещаю тебе, — сказала Муха, забирая у Зайчихи початок, — что буду носить ему кое что из еды, если ты станешь кормить меня так же вкусно, как кормила его… Из глаз Зайчихи покатились слезы. Ожидая ответа, Муха уселась за стол, принюхалась и, выбросив цветок, стала запивать кукурузу холодным молоком из вазочки.
Но вот издали послышалось жужжание, и вскоре, сильно качнув ветку, рядом с Зайчонком села Муха. — На, подкрепись, — весело сказала она, протягивая Зайчонку огрызок вареной морковки. Зайчонок сразу же запихнул его в рот. — Вот видишь, я кормлю тебя лучше, чем мама. Мою еду ты не бросаешь на землю, — басом прогудела Муха, засмеялась и улетела. Зайчонок облизал лапки и, дернувшись, попытался дотянуться до сучка, но у него ничего не получилось. Снова наступила тишина. Далеко внизу, бесшумно лавируя между стволами, прошла Лиса. Зайчонок на всякий случай зажмурился и поджал лапки. Вдруг раздался короткий сухой удар. Зайчонок вздрогнул так, словно по нему пробежал электрический ток. Не успел он опомниться, как удары посыпались один за другим и звук их далеко разлетелся по лесу. Зайчонок сколько мог наклонил голову и увидел птицу, которая изо всех сил стучала клювом по дереву. Зайчонок запищал. Птица тревожно оглянулась и, увидев над головой живого Зайчонка, камнем упала с дерева. Оправившись от удара, она посмотрела вверх, протерла глаза и только потом крикнула: — Эй, что ты там делаешь? — Я вишу. Меня привязала Муха… Птица взлетела на ветку, с которой она могла хорошенько разглядеть зайца. Зайчонок как мог приветливо улыбнулся. — Я вообще то Зайчонок. А Муха отъелась, стала здоровенная и украла меня у мамы, — чуть не плача, пробормотал он. — Ты что то перепутал. Муха не может быть такой сильной. Она же ест всякую гадость… — Нет, может, она ела всё моё… — Как? — Птица перелетела совсем близко к Зайчонку. — Как же ты не прогнал ее? — Мама прогоняла, а я все выбрасывал за окно… — Так, так, так. — Птица сразу помрачнела и прошлась по ветке. — А как вас зовут? — робко спросил Зайчонок. — Меня зовут Дятел! Вот ты выбрасываешь еду, а мне приходится целый день долбить кору ради какого то червячка… — Простите, я не знал… Я бы с удовольствием отдавал вам ватрушки… или сливки… Зайчонок проглотил слюну, на глазах у него показались слезы… — Сливки с земляникой, — повторил он тихо. Ничего не сказав, Дятел вдруг улетел. Зайчонок разревелся так, что намок от собственных слез. Дятел вернулся и принес дикое румяное яблочко. — Ты еще многого не знаешь, — сказал Дятел, когда Зайчонок принялся есть. — Ты даже не знаешь, как твоя мама целые дни бегает в этом лесу, чтобы найти для тебя хоть что нибудь вкусное. Тебя надо бы хорошенько проучить за капризы, но мне жаль твою бедную маму. С этими словами Дятел стал помогать Зайчонку взобраться на сучок. — Тебе надо хорошенько окрепнуть. Будешь тренироваться и вовремя есть!
Повязав жестко накрахмаленную салфетку, Муха восседает за столом на месте Зайчонка. Зайчиха подталкивает тарелку с едой, хотя на столе и так много всяких блюд. Не успела Зайчиха переставить тарелки, как Муха схватилась за пачку с мороженым. — Ой, что ты даешь? Это же совсем холодное! — капризно воскликнула она. — Это мороженое на десерт, — кротко улыбаясь, ответила Зайчиха. — Сама знаю, — с досадой пробурчала Муха и съела мороженое вместе с бумажкой. — Вы простудите горло! — ахнула Зайчиха. — Ну дай же мне скорее запить! Что нибудь тепленькое и сладенькое, — жеманно промолвила Муха, а сама переставила иглу граммофона на начало пластинки. Зайчонок на ветке делает приседания. — И раз… И два… — четко считает Дятел. Расхрабрившись, Зайчонок сделал слишком размашистое движение, потерял равновесие, сорвался и, ухватившись передними лапками, повис на ветке. — Держись! — крикнул Дятел, перелетая на другой сучок, поближе к Зайчонку. — Ну что ты повесил уши?! — Я очень боюсь… — Ну и что? Ты же теперь сильный! А если боишься, то посчитай до пяти и пошевели ушами. Ну… смелей! — Раз, два, три… Зайчонок поднял обвисшие уши и перестал дрожать. Уши поднялись еще и еще раз, и наконец он сам вскарабкался на сучок. — Ну! Вот молодец! — ликует Дятел, угощая Зайчонка крепким белым грибом. В этот момент послышался гул и оба замерли, глядя в небо. Муха летит над лесом. В одной из ее лап болтается маленький узелок. Вот она опускается к сухому дереву. Зайчонок, как и прежде одиноко, вытянув по бокам лапки, висит на ветке. Муха села рядом. — Да ты совсем ослабел от страха. — Она развязала Зайчонку уши и помогла вскарабкаться на сучок. — Ну, вот тебе… Держи! Муха вытащила из узелка сухарик, подала Зайчонку, и тот принялся есть. — Вот еще какая то записка… — Это от мамы! — крикнул Зайчонок, хватая бумажку. «Дорогой мой сынуля! — читая по складам, шепчет сквозь слезы Зайчонок. — Береги себя, я очень соску…». — Ладно, мне некогда здесь рассиживаться, — зевая сказала Муха и, вырвав у Зайчонка записку, бросила ее вниз. — Полезай под ветку, я привяжу тебе уши. — Гадина! — мгновенно распрямившись, крикнул Зайчонок и схватил Муху сразу за две лапки. — Ты что? Ты что, хулиганишь?!! — заорала от неожиданности Муха. Она взлетела, а Зайчонок вытянулся, как резинка, потому что задними лапками он зацепился за ветку, а передними — держался за Муху. Муха рванулась в сторону, потом вверх и, оторвав Зайчонка от сучка, понеслась вместе с ним в небо. — Держись! — крикнул вынырнувший откуда то снизу Дятел. Он было помчался даже вслед за Мухой, но она вместе с Зайчонком растаяла в облаке.
Зайчонок покрылся блестящими капельками влаги. Муха набирает высоту. Зайчонок начинает дрожать. Его мокрые уши совсем повисли. — Я тебе покажу! — тяжело дыша, злобно приговаривает Муха. — Я тебя проучу, хулиган! И вдруг камнем бросается вниз, потому что прямо над ними над слоем облаков оказался огромный настоящий вертолет. Пикируя, Муха пролетает через колокольню. Зайчонок с размаху стукается о колокол. — Бам!.. — низким голосом отвечает колокол. Муха шарахнулась в сторону. Зайчонок схватился за веревки. Раздался перезвон. Над заводскими трубами клубится разноцветный дым. Муха пролетает сквозь дым. Зайчонок в саже. Он чихает, плюется, а Муха хохочет и летит к другой трубе… Теперь Зайчонок с ног до головы окрашен оранжевой гарью. А Муха уже тащит Зайчонка к пристани. Проносятся флажки на мачтах парохода. Разбрасывая сверкающие брызги, Зайчонок, точно лыжник, скользит по поверхности реки. Потом падает, беспомощно крутится в потоке воды, но по прежнему крепко держится за волосатые лапки разъяренной Мухи. — Если ты сейчас же… не отпустишь меня, я полечу на ту сторону! Слышишь?! Ты никогда не увидишь свою мамашу!.. — Я ни за что не отпущу тебя, проклятая обжора!!! Муха начинает набирать высоту… — Раз… Два… Три… — дрожащим голосом считает Зайчонок. — Раз… Два… Три… — снова начинает он и еле еле поднимает обвисшие от страха уши. — Четыре… Пять… Шесть… — Хи хи хи, — вдруг услышал над своей головой Зайчонок. Муха свободной лапкой отпихивает заячьи уши, которые шекочут ей брюхо. — Раз… Два… Три… — громко считает Зайчонок, и уши снова щекочут Муху. — Ой, ой, перестань щекотать! — крикнула Муха и залилась истерическим смехом. — И раз, и два! — считает на манер Дятла Зайчонок, щекоча кончиками ушей брюхо Мухи. — Ой! Делай со мной, ха ха, что хо хочешь, — вопит Муха, — только перестань, ха ха, щекотать! Перестань, слышишь?! — Неси меня к маме!!!
Распахнув стеклянную дверь веранды, мама выбегает на улицу. Ушибленный дверью, крутит головой Дятел. Тень от Мухи пронеслась по дорожке, и вот уже Зайчонок одной лапкой обнимает плачущую маму, а Муха, тяжело дыша, крутится рядом потому, что другой лапкой он все еще держит ее за ногу. Скрывая слезы счастья, Дятел заводит граммофон. — Во первых, извинись перед мамой за все гадости, которые ты устроила, — строго говорит Зайчонок. — Я сделаю всё, что ты хочешь! Я буду каждый день помогать твоей мамочке, только не убивайте меня!!! — жалобным голосом произнесла как то сразу осунувшаяся и похудевшая Муха. — Теперь я сильный и сам буду помогать маме и Дятлу… — Отпусти ее, — улыбаясь сквозь слезы, проговорила Зайчиха, — сегодня у нас такой счастливый день… Зайчонок разжал лапку. — Всего вам! — подхалимски улыбаясь и низко кланяясь, сказала Муха. — Пока… — И полетела. Услыхав эти слова, Дятел тревожно посмотрел ей вслед, потом в зрительный зал и сел прямо на пластинку. Хрипнув, замерла музыка. В наступившей тишине послышалось легкое жужжание Мухи. Во весь экран — немигающие настороженные глаза Дятла. Еще идут последние кадры мультипликации, а за экраном уже возникает музыка и шумы следующего фильма, который переносит зрителя в современный реальный мир.
ПиратБурля и вздымаясь, стремительно несется мутная весенняя вода. Обломки строений, корни вывернутых деревьев, куски талого льда крутятся, наскакивая друг на друга у каменистого берега. Возле самой кромки воды весело носится молодой, большеголовый, встрепанный пес. Он беспрестанно тявкает, бросаясь то к одному, то к другому мальчишке. Точно участвуя в игре, вместе с ватагой ребят он мчится мимо вытащенных на песок бревен, лодок, мостов. На берегу повсюду копошатся люди, идет обычная для такой поры работа. Постепенно вместе с движением этой группы открывается вся ширь могучей, разбухшей от паводка реки.
В другое время баржа служит причалом, но теперь поднявшаяся вода наполовину затопила сходни, и люди спешат вытянуть эту громадину повыше на берег. Мохнатый щенок с лаем прыгает у самых ног лошади. Лошадь переступает, крутится под седоком, мешая ему следить за работой. — Уйди, черт, — замахнувшись на собаку веревкой, крикнул всадник… Но пес только развеселился. Он отскочил, припал к земле и снова с лаем бросился к морде лошади. — Пират!.. Пират! Ко мне, Пират! — послышалось сразу несколько мальчишеских голосов. Ребята с криком и свистом пронеслись мимо верхового, и Пират, в одно мгновение забыв про лошадь, еще неловко, по щенячьи подпрыгивая, помчался за ними. Из стороны в сторону летает драный резиновый мяч. Мальчишки с остервенением гоняют его вокруг перевернутых лодок. Пират как угорелый мечется среди ребят. В невероятном прыжке, перевернувшись в воздухе, он перехватил мяч и принялся трепать его по земле. Кто то из мальчишек бросился отнимать у него добычу. — Пусти его! — крикнул другой. — Не трогай! Не твоя собака, и не трогай, — сказал он, отталкивая приятеля и стараясь ухватить Пирата за ошейник, — Подумаешь, хозяин нашелся, — обиделся первый и, отряхивая куртку, присел на край лодки. Игра явно захлебнулась в этой размолвке. Другие ребята тоже бросили возиться и подошли поближе. — Если каждый ее будет хватать, потом ничему не научишь! Она и на охоте гавкать будет, — уже для всех собравшихся сказал хозяин щенка. — Видал, охотник какой! — С такими собаками никто и не охотится. — Да. Да. Много вы знаете, да у меня отец всю жизнь с такими собаками только и ходил. — Ладно, заткнись, знаем, как твой отец на охоту ходит, — с презрительной усмешкой проговорил мальчишка в ушанке. Хозяин Пирата подскочил, не дав ему договорить. — Что ты знаешь? Ну что? Говори! Пират, видимо, уловив недобрую интонацию разговора, тявкнул во все горло. — Иди отсюда, дрессируй свою дворняжку, — успел еще сказать мальчишка в ушанке, и тут сразу, точно по команде, вспыхнула драка. Ребята закрутились клубком, и только Пират носился вокруг и беспрестанно лаял сразу на всех. — Колька, дай ему! Дай, пусть не лезет… — А ты не цепляйся! — Пусти, говорю… На разные голоса галдят ребята, катаясь по земле. Эта мальчишеская драка кончилась так же внезапно, как началась. Кто то поднял шапку, кто то вытер нос, а враги разошлись к концам лодки. Все молчали. Один из зачинщиков, сопя, застегивал куртку, другой поправлял ошейник на своей собаке. — Коль, а ты из ружья то умеешь стрелять? — нарушив молчание, спросил самый маленький из всей компании. — Осенью посмотришь, — ответил ему хозяин Пирата. — Идем, — сказал он щенку, и тот неожиданно послушно и серьезно пошел за своим повелителем. — «Осенью», — пробурчал парень в ушанке, — врет он все. Я правда знаю, нет у них никакого ружья, продали… — Да брось ты, Вовка! Что же он, виноват, если отец пропил? — Не виноват, а пусть не врет! Очень я испугался… — А ты сам не нарывайся, ну что ты все время к его собаке пристаешь? Вовка промолчал, потому что это была чистая правда. — А ты найди себе какую нибудь бродячую собаку и приучи ее, — неожиданно посоветовал самый маленький парнишка. — Дураков нет таких собак из дома выгонять, — мрачно отозвался Вовка. И тут ребята услышали истошный лай Пирата, потом какие то крики, ругань и голос своего приятеля… — Пират, Пират! — кричал на всю улицу Колька. Ребята, не сговариваясь, разом побежали вверх по бе регу.
— Пират, ко мне! Ко мне! — истошно кричит Колька, выворачиваясь из рук матери, которая тянет его к дому. — Коля, Коля, уйди ты, ради бога. А то и тебе попадет… — Он пьяный… — Молчи, не твое дело. Говорила же тебе, привяжи. Мать затащила сына во двор. Встревоженные лаем и руганью, из соседних домов стали появляться люди. Переговариваясь и посмеиваясь, они широким кругом обступили то место, где подвыпивший хозяин воюет со своей собакой. Снабженная огромной ржавой пружиной калитка и так то серьезное препятствие для пьяного человека, а когда у него под ногами еще путается лающий пес, попасть во двор совсем трудно. — Ах ты предатель! Предатель! Ты на кого, на своих! А?! Я тебя… К радости всех собравшихся, Пират, несмотря на все угрозы, только пуще бросается на своего хозяина, которому никак не удается справиться сразу и с палкой, и с собакой, и с калиткой. — Так его, давай, давай! Лови его, предателя! — подзадоривают соседи, большинство которых явно на стороне Пирата. От этого мужик только больше распаляется, пыхтит и уж совсем смешно и бестолково вертится между непослушной калиткой и позорящей его собакой. Расталкивая взрослых, к месту происшествия спешат Колькины приятели. — Брось палку! — еще издали кричит Вовка. — Тебя тут не спросили, — строго сказал один из соседей, поймав Вовку за рукав куртки. — Пусти! Он же щенок, он зубы переломает! — Не лезь. Тоже мал еще гавкать, — не выпуская Вовкин рукав, проговорил сосед. — Пусти меня! — крикнул Вовка и ловко, повернувшись на месте, выскользнул из своей широкой куртки. В это время на улице появилась хозяйка дома. Она бросилась к щенку и, схватив его, прижала к земле. — Иди домой, оставь его. Иди… Слышишь? — говорила она мужу, изо всех сил удерживая разъяренную собаку. — Собрались, интересно!.. Цирк устроили! — теперь уже обращаясь к собравшимся, пробурчал хозяин. Кто то из мужчин подошел к нему и, успокаивая, помог пройти в калитку. — Надо же, щенок, а какой злой… — Он пьяных страсть как ненавидит… Он тут на участкового бросился. Вот шуму было! — А чего их любить? Радость то какая. И правильно, горе одно… — рассуждали соседи, пока хозяйка молча, не поднимая глаз, привязывала обрывок веревки к ошейнику пса. Она увела его во двор, и только тогда, нехотя и продолжая обсуждать случившееся, стала расходиться публика. — Эй, возьми свою куртку! — крикнул тот, кто поймал Вовку. Куртка до сих пор была у него в руках. — Сам носи, — огрызнулся Вовка, стоящий поодаль, в окружении друзей. — Смотри какой сердитый! — А ты говоришь, щенок. Тут вмешалась в разговор стоящая рядом женщина: — Вон дети то какие растут — звери. — Да. Хуже еще. Те то хоть мать признают, — подхватила молчавшая до сих пор старуха. — Бери, а то в контору за ней придешь, — улыбнулся сосед. Но Вовка остался на месте, а самый маленький из всей Вовкиной компании молча подошел к взрослому и забрал куртку. — Вот без отца растет, и управы на него нет, — не унималась женщина, но ее уже никто не слушал. Колька изо всех сил трясет запертую снаружи дверь сарайчика. Сквозь щели видно, как подошла мать, отложила засов, и притихший пес с виновато опущенной головой предстал перед своим повелителем. На глазах у матери слезы. Колька, шмыгая носом, принялся гладить собаку. — Ну отдай ты его куда нибудь, Коль, ну ведь каждый раз из за него стыд такой. — А пусть не пьет, — буркнул Колька. — Да ты то что понимаешь? «Не пьет». Он отец твой… Он… — Не надо мне такого отца. — Что? Ты что говоришь?… Да ты сам то какую радость ему сделал? Ведь… — Он и без меня всю улицу собрал. Вон Симка радуется. — Замолчи, говорю. Не дразни ты его, ведь только хуже, Коля. Нет у меня сил… Но вместо того чтобы обрушиться на сына, мать отвернулась, уткнувшись в платок. Колька исподлобья смотрит на нее, крутит поводок и вот вот заплачет, но с места не двигается. — Иди есть, — сказала мать. Она, не оборачиваясь, пересекла двор. Колька усадил собаку в угол сарайчика и, выйдя во двор, аккуратно заложил дверь засовом. Издали, в полуоткрытую калитку, за Колькой молча наблюдали ребята. Он заметил их, но тут же отвернулся и пошел к дому. Ребята двинулись обратно к реке. — Дура это, а не собака, если она на хозяина бросается… — А может, он ее пьяный стукнул, а она запомнила и теперь мстит! — Пират вырастет, больше волка будет, тогда он узнает. Эти собаки никого не боятся, по телевизору показывали, как они в горах там охраняют. Знаешь, какие умные? — Если такая собака ученая, за нее сколько хочешь денег дадут… — с видом знатока сказал Вовка.
Сквозь стекла веранды ему видно, как, размахивая руками, отец что то горячо доказывает матери, а мужик, который уводил отца с улицы, стоит между ними и успокаивает обоих. Колька прошел мимо двери и, подставив самодельную лестницу, залез на чердак. Там, в темном углу, среди пыльного хлама, он отыскал обрывок тяжелой лодочной цепи и принялся отбивать скобу, которая болталась на последнем ее звене. Вдруг послышался лай. Колька замер, насторожился, но больше ничего не было слышно, и он снова принялся за дело.
Скоба уже отбита. Теперь на ее месте — кусок старого ремня, который Колька примеряет на свою собственную шею. Ржавая цепь висит посредине его груди и длинным хвостом вьется по полу чердака… Убедившись, что все в порядке, Колька собрал цепь и спустился на землю. Он сразу увидел открытую дверь сарайчика, но, точно ожидая, что из этой двери сейчас кто то появится, еще несколько секунд стоял совершенно неподвижно. Дальше все произошло в одно мгновенье. Колька сорвался с места и помчался, как гончая, по снежному следу, точно повернув в сторону, куда повели Пирата. Он бежал молча, обгоняя людей, и не обращал внимания на гудки вывернувшегося из за угла газика. Мужик, который вел собаку, почувствовал, что кто то резко дернул веревку. Он обернулся и увидел бледного, дрожащего всем телом парнишку. — Отдай! — Да ты что? — Отдай, он мой, — повторил срывающимся голосом Колька и снова дернул веревку. — Вот глупый. Ты пойми, отец все равно прибьет его не сегодня, так завтра. Жалко же. Пес то правда хороший… Ну… — Я его кормил! Отдай! — Ух ты какой! А я, если хочешь знать, я вам деньги за него заплатил! Так что теперь он мой! Беги отсюда по хорошему, а то сейчас… Но он не успел договорить, что «сейчас», потому что вдруг Колька изо всех сил вцепился зубами в руку, державшую на веревке Пирата. Мужик пискливо вскрикнул, скорчился от боли и отбросил Кольку на дорогу. В эту секунду Пират был уже на свободе и мчался к берегу реки. Колька вскочил на ноги и бросился вслед за собакой. Но он никак не мог схватить веревку. Играя, Пират пробежал по мосткам и теперь прыгал среди прибившихся к берегу бревен. Колька, проваливаясь по колени в воду, отчаянно звал его к себе. Когда мужик подошел к берегу, Колька, отступив от него, тоже влез на затонувшие доски, так что теперь он и Пират очутились на хлипком качающемся островке. — Уйди оттуда! Уходи, слышишь? Унесет. Чтобы достать Кольку, мужик, ругаясь, шагнул на доски, но они сразу пошли под воду, и ему пришлось прыгнуть обратно на берег… — Уходи, говорю тебе. Не нужна мне твоя собака. Слышь, уходи! На шум прибежали ребята. Сразу сообразив, в чем дело, уже на бегу они стали галдеть и базарить, стараясь отгородить своего приятеля. Маленькие, в расстегнутых куртках и пальтишках, сейчас они походили на встревоженную стайку птиц, отчаянно защищающую свое гнездовье. То ли оттого, что качнулись доски мостков, то ли потому, что проплывшая коряга зацепила прибившиеся обломки, но, когда Колька обернулся, он заметил, что горбыли, на которых стоял, виляя хвостом, Пират, медленно поворачивают по течению реки. — Пират, ко мне! Пират! Не помня себя, Колька шагнул к краю и едва не потерял равновесие. Мужик бросился к нему и, провалившись в воду почти по пояс, вытащил брыкающегося Кольку на берег. Ребята стали толкать бревна, пытаясь добраться до собаки. — Дяденька, достаньте его! Достаньте! — уже начиная реветь, просил Колька. — Теперь «дяденька», — выливая воду из сапога, пробурчал мужик. — Вон беги туда, к причалу, там чем нибудь зацепят. Колька вместе с двумя пацанами бросился вдоль берега.
— Иди сюда! Ну! Иди, иди, Пират! Ну! — звал он собаку, изо всех сил стараясь удержать ускользающие по течению бревна. Но пес никак не мог решиться ступить на этот узенький мост. — Погоди, его подтолкнуть надо… Я сейчас! — кричал второй парнишка, вытягивая на камни здоровенную мокрую палку. Но он не успел. Конец Вовкиной доски плюхнулся в воду. Потеряв опору, Вовка едва удержался на берегу, а плот, легонько качнувшись на волне, отошел еще дальше. Пират тыкался в разные стороны на своем маленьком острове, нюхал воду, пробовал ее ногой, а течение медленно уносило его к середине реки. — Все, теперь не достанешь! — крикнул Вовке второй парнишка. Но тот даже не обернулся. Он быстро поднялся на ноги и, к ужасу своего приятеля, спрыгнул в воду. Вовка сразу ушел по грудь, но, видно, достал ногами дно, оттолкнулся и вцепился руками в бревна, которые были ближе всего к Пирату. Потом, дернувшись всем телом вперед, он лег поперек стволов. Теперь по реке совсем рядом, почти с одинаковой скоростью двигалось два живых существа. С берега казалось, что они плывут на одном почти невидимом островке, но на самом деле Пирата отделяла от Вовкиных бревен черная полоса грязной воды и его плотик шел чуть чуть быстрее.
— Лодку! Лодку! Стаскивайте, черт бы вас побрал!.. — Чей мальчишка то там? Господи, да скажите кто, — причитает плачущим голосом какая то баба, толкаясь у самых перил баржи. Сняв с себя ремни, мужики быстро связывают из жердей длинный шест с багром на конце. Вовка никак не может зацепить плотик с собакой. Он подобрал обломок деревяшки и теперь, стоя на коленях, гребет им изо всех сил… Как только бревна приближаются к Пирату, пес подходит к краю досок, а они, не выдержав его веса, погружаются в воду, и Пират шарахается назад. Несколько человек поднимают привязанный к шестам багор. Гигантской удочкой он, раскачиваясь, нависает над водой. Бревна поравнялись с пристанью. Багор действительно почти достает до того места, где должны пройти плоты. Его еще немного выдвигают вперед, и он, качнувшись, с треском ломается посередине прогиба. Вовка на своих бревнах проплывает то место, где плюхнулся обломок багра. С отчаянием он смотрит на берег, на людей, беспомощно стоящих вдоль перил причала.
— Алё!.. Алё!.. Станция! Алё! — надрывается старичок, у которого в руках трубка. — Да они здесь, против поселка. А? Какой катер? Сейчас все на берегу… Лед кругом… Слышишь? Алё!.. — Какой, к черту, катер! Звони воякам или в пожарную, там вертолеты… — кричит, входя, тот, кто приехал на лошади. — И то, с берега теперь не поймать. — Звони. Звони скорей, замерзнет. В толпе у причала мать отыскала Кольку. Крепко обняв сына, она не то плачет, не то смеется. — Колька! Господи, ты. А я же подумала, ты там… Все говорят, парнишку с собакой унесло… Мы с отцом чуть… — Пусти меня! — Куда? Коленька, да брось ты эту собаку. Мокрый то весь! Коля! — Там Вовка, Вовка за Пиратом прыгнул. Пусти! Вырвавшись из рук матери, Колька исчез между людьми.
Подавшись всем телом вперед, Вовка приготовился своим веслом зацепить веревку, но шестерня шлепнулась в воду далеко позади бревен. Парень перебегает на новое место вниз по течению. Люди и Колька помогают ему заново собрать веревку. Съежившись и дрожа всем телом, Вовка со своего плотика жадно следит за тем, что происходит на берегу, и снова готовится ловить канат. И опять гудит в воздухе груз и, извиваясь, летит веревка. На этот раз она легла поперек стволов. Вовка иззябшими руками закрутил ее вокруг конца одного бревна, потом зацепил за сук, и плот послушно повернулся. Постепенно поднимаясь из воды, мокрая сверкающая нитка протянулась в сторону берега. И тут Вовка вдруг услышал жалобный вой Пирата. Он оглянулся и увидел, что островок, на котором стоял пес, заметно ушел вперед. — Стой! Стой! — замахав руками, закричал Вовка, но люди на берегу поняли его сигнал по своему. Плот развернулся строго по нитке. Снова не то завыл, не то залаял Пират, и тогда Вовка, преодолевая натяжение веревки, снял ее с сучка, поднял из воды мокрую, привязанную вместо груза шестеренку и бросил ее позади своих бревен. Люди на берегу растерянно смотрели в сторону реки, все еще держа в руках мокрый конец отпущенной веревки. А Вовка изо всех сил греб обломком доски к Пирату. С вертолета далеко видна сверкающая лента разлившейся реки. — Где то здесь. Вот из этого поселка звонили. Вертолет снижается, теперь все четче видны на воде бревна, обломки, мусор. Вот и Вовкин плотик. С ужасом прижав уши, смотрит на вертолет Пират. Он, как и прежде, на своей доске, но теперь она плотно прижата к Вовкиным бревнам. — Слушай, я ведь собак до смерти боюсь! — кричит в ухо пилоту здоровенный парень спасатель. Пилот хохочет. — Возьми пистолет и маску надень — нос откусит… Открылся люк вертолета. Внизу вода, Вовка и Пират. С вертолета ползет трос, потом лесенка. Грохот мотора. Поток ветра от винта рябит воду. Кажется, что Вовкин плотик вдруг оказался посреди кипящего котла. По веревочной лестнице неторопливо спускается спасатель. Вовка жестами показывает висящему над ним человеку, чтобы тот брал собаку. Пират и Вовка, захваченные широкими ременными петлями, болтаются вместе со спасателем на лестнице под брюхом вертолета, который бережно несет их на берег. Как только Пират оказался на свободе, он отряхнул шерсть и, точно сбросив с себя этим собачьим способом ужас всего случившегося, весело бросился к смущенному Кольке, Пират прыгал ему на плечи, вилял задом, скулил, облизывал его руки. А Вовка, уже накрытый чьим то полушубком, в сопровождении спасателя и всей компании мальчишек, не оглядываясь, уходил домой. — Ну что вы плачете? Всё хорошо. Он жив, здоров. Я растер его спиртом, только и всего. Это говорит, собирая свой чемоданчик, спасатель. Рядом с ним мать Вовки, она изо всех сил старается улыбнуться, но слезы неудержимо катятся по ее щекам, а плечи вздрагивают. — Ну вот, возьмите таблетку. Выпейте, сразу успокоит. — Нет… Нет, это так, я уже… Хорошо. Отец у нас утонул тут на реке. Вот я всего и боюсь, а Вовка то нарочно всё лезет, говорит: «Мама, я спасать всех буду, чтобы больше никто не тонул». И за собакой полез. — Вон как! — Ну мальчишка он еще, глупость одна. Спасатель улыбнулся. — Вот. Потом отдайте ему на память. — И он протянул Вовкиной матери свой обтянутый резиной непромокаемый фонарик. Вокруг вертолета толпа оживленных людей. Среди них и мать Кольки. Видно, она ищет кого то. Мужик, который покупал Пирата, разговаривает с летчиком. Она заметила его, подошла. — Степан Кузьмич, уж вы, пожалуйста, возьмите Пирата то, хватит нам от него горя. — Так это всё из за твоей псины сыр бор, — засмеялся летчик. — Черт меня дернул связаться с этой собакой, вздохнул Степан Кузьмич. — Нет, Кузьмич, забери. Ей богу, нет моих сил. И Колька обещал, что отдаст. Честное слово дал… Подожди, я сейчас их найду… Через двор в сопровождении Вовкиной матери идет спасатель во всем своем облачении. Только он повернул к калитке, как на него из за будки с лаем бросился Пирит. Спасатель шарахнулся и прыгнул в кусты. Хозяйки, ничего не понимая, остановилась посреди дороги, и тут появился Колька, обеими руками вцепившийся в веревку, привязанную к ошейнику собаки. — Пират, куда ты?.. Назад… Назад… — Да что же он на людей то бросается?! — вступилась мать Вовки. — Вот злой, — криво улыбаясь, из за куста пробормотал спасатель. — От вас водкой пахнет, — оттаскивая собаку, сказал Колька. — Да ты что болтаешь?! Ты кому говоришь! — возмутилась мать. — А ведь верно, — засмеялся спасатель. — Только это не водка, а спирт… которым я растирал… Ну и нюх! На шум из окна высунулся закутанный в меховую шубу Вовка. — Ты чего? — спросил он приближающегося к окну Кольку. Колька молча подошел к нему, достал из за пазухи картонную коробочку от сигарет и положил ее на подоконник. — Что это? — спросил Вовка. — Деньги. Я на ружье копил. — А мне зачем? — Мужик за Пирата платил. Если придет, отдай ему… А собака пусть у тебя живет. — У меня? — Я там к будке привязал его. — Колька, постой… Но Колька, ничего не слушая, уже бежал по двору. Он свернул с дорожки и, взявшись за сук, ловко перемахнул через забор так, что Пират и не видел, как он ушел… Сквозь сучья дерева, там, где исчез Колька, было видно, как начал подниматься вертолет. Сперва он повис, точно стрекоза, на одном месте, потом боком поплыл в сторону и, быстро набирая высоту, пропал за рекой. жүктеу/скачать 1.37 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|