Ту НЂмци и Венедици, ту Греци и Морава поютъ славу Святъславлю…

Ту НЂмци и Венедици, ту Греци и Морава поютъ славу Святъславлю…

Перевод Писарева, выполненный в 1743 г., появился в 1772 г.

XVIII – XIX веков и Вольная печать, М., «Мысль», 1984.)

В ходе войны рус. армия под коман­дованием фельдмаршала П. А. Ру­мянцева одержала ряд блестящих по­бед, чем вынудила Порту искать воз­можность заключения мирного догово­ра. 4. VII к Румянцеву прибыли упол­номоченные от визиря с предложением мира. После непро­должительных переговоров, проводив­шихся, по словам Румянцева, «без всяких обрядов министериальных, а единственно скорою ухваткою военною», Д. был подписан.

Согласно Д. объявлялись лишен­ными силы все прежние договоры меж­ду Россией и Турцией, кроме конвен­ции 1700 о границах Азовского уезда. Крымское ханство признавалось независимым от Турции; под власть России переходило Черноморское по­бережье с крепостями Керчь, Еникале и Кинбурн. Молдова и Валахия по­лучали автономию, а Россия приобре­тала право защиты и покровительства христианам в этих княжествах; русские консулы получали возможность вы­ступать в защиту христианского на­селения Османской империи. Порта признавала свободу русской торговли и тех размерах, как ею пользовались Великобритания и Франция, и обеща­ла покровительствовать русским купцам в Триполи, Тунисе и Алжире; русские тор­говые корабли получали право про­хода через Босфор и Дарданеллы. За российскими императорами призна­вался титул, равный «падишаху», чем до этого времени пользовались только французские короли. Д. определял также порядок разбора мелких по­граничных дел, обмена военноплен­ными и беглецами. Согласно секретному приложению к Д. Турция обя­залась уплатить России 7,5 млн. пи­астров (4,5 млн. руб.) контрибу­ции.

Заключение Д. способствовало ус­корению экономического развития юга Рос­сии, активизировало черноморскую торговлю. Д. создал благоприятные условия для борьбы балканских и кавказских народов против турец­кого ига.

«Когда Румянцов имел счастие заключить Кайнарджийский договор, – писал впоследствии граф Монморен графу Сегюру, – то, как теперь известно, у него было с собою только 13000 наличного войска против армии более чем в 100.000 человек. Такая игра судьбы не повторяется два раза в течение века».

Действительно, ей не суждено было больше повториться. Но Екатерина не отказывалась от своих честолюбивых планов, которые, несмотря на удивительный успех русского оружия, осуществились лишь наполовину. Мысль поднять греческих подданных Турции, очистить себе, при их помощи, дорогу в Константинополь и воскресить древнюю монархию Палеологов не переставала неотступно преследовать ее и после заключения мира. Это был ее знаменитый греческий проект. Екатерина и накануне смерти продолжала мечтать о нем. Идея эта, впрочем, сама по себе не была новой. Еще в семнадцатом столетии серб Юрий Крижанич высказывал ее. В 1711 году Петр тоже был воодушевлен ею, когда начал кампанию против Турции. В 1736 году русский посланник в Константинополе Вешняков указывал на необходимость подобной попытки в случае столкновения с Портой. В 1762 г. фельдмаршал Миних писал Екатерине:

«Я могу доказать твердо обоснованными доводами, что с 1695 года, когда Петр Великий впервые осадил Азов, и до часа его смерти в 1725 году, в течение тридцати лет, его главным намерением и желанием было завоевать Константинополь, изгнать неверных, турок и татар, из Европы и восстановить таким образом греческую монархию».

Пугачевский бунт заставил Екатерину в 1774 году остановить на время исполнение этого плана. Но как только грозный самозванец был уничтожен, она опять вернулась к своей любимой мечте. В 1777 году она – уже вместе с Потемкиным – рассматривала проект завоевания Константинополя. Панин находил этот проект безумным. Но этим он вызвал лишь собственную опалу. А после свидания с Иосифом II Екатерина решилась окончательно. Она написала императору 10 сентября 1782 года:

«Я твердо убеждена, имея безграничное доверие к Вашему Императорскому Величеству, что если бы наши удачи в этой войне дали нам возможность освободить Европу от врагов рода христианского, изгнав их из Константинополя, Ваше Императорское Величество не отказали бы мне в содействии для восстановления древней греческой монархии на развалинах варварского правительства, господствующего там теперь, с непременным условием с моей стороны сохранить этой обновленной монархии полную независимость от моей и возвести на ее престол моего младшего внука, великого князя Константина».

…….

Екатерина II успешно продолжила политику Петра Великого, установив господство России на побережье Черного моря. Однако, поспешное присоединение Крыма, по мнению Автора «Слова», могло зачеркнуть успехи в деле освобождения христианских народов от османского ига, достигнутые Россией в ходе первой русско-турецкой войны и создать против нее сильную европейско-турецкую коалицию. Всё это случилось позже, и привело ко второй русско-турецкой и к русско-шведской войнам, разорившим Россию.

Который сам, как страж, тех яблок не вкушал

И никого отнюдь их есть не допускал.
Кстати, вкушать златые яблоки имела право только Царь-Девица, которая их вседневно ела, и от них краснела и добрела. Все эти беззубые намеки Богдановича, не раздражали ни Екатерину II, ни её ближайшее окружение.

Другой, более зловещий и хорошо знакомый зрителям «Кащей», действовал в комедии Сумарокова «Лихоимец» (была создана никак не позднее 1768 года) ростовщиком Кащеем, который «со всех лупит по двенадцати, по пятнадцати процентов, и все молчат» (д. I, явл. 4). А в своем монологе Кащей (д. III, явл. 7, 8), сам признается в том, что берет по двадцать пять – тридцать процентов. Таким образом, выражение седло Кощиево…по мысли Автора, прекрасно знавшего, по роду занятий, истинное положение дел в екатерининской России, символизирует губительную для государства финансовую политику, которую ведут надменные фавориты-временщики.

Это впечатление, независимо от своей исторической верности, от точности, с какою отражалась в нем дейст­вительность, само по себе становится любопытным исто­рическим фактом, характерным признаком общественной психологии. Оно тем любопытнее, что царствование Ека­терины II нельзя причислить к спокойным и легким вре­менам, о которых люди вспоминают с особенным удо­вольствием. Напротив, это была довольно тревожная и тяжелая для народа пора. Сравнительным спокойствием Россия пользовалась в первые пять лет царствования, ес­ли не считать серьезным нарушением спокойствия кресть­янских бунтов, в которых, по счету самой Екатерины, в первый год царствования участвовало до 200 тыс. кре­стьян и против которых снаряжались настоящие военные экспедиции с пушками. Затем семилетний приступ внеш­них и внутренних тревог (1768 – 1774 гг.), начавшийся борьбою с польскими конфедератами, к которой вскоре присоединилась первая турецкая война, а внутри между тем – чума, московский бунт и пугачевщина. Современ­ники, например, князь Щербатов, думали, что первая ту­рецкая война обошлась России дороже какой-либо преж­де бывшей войны. Из официальных источников известно, что только первые два года этой шестилетней войны сто­или до 25 млн. руб., что почти равнялось годовому казен­ному доходу тех лет. Кагульский бой был выигран 17-ты­сячным русским отрядом у 150-тысячной турецкой армии. Но в августе 1773 г. Екатерина говорила в Совете, что с 1767 г. в пять наборов собрано уже со всей империи для пополнения армии до 300 тыс. рекрутов. За миром в Кучук-Кайнарджи в 1774 г. следовало 12-летнее за­тишье во внешней политике: это было время усиленной внутренней деятельности правительства, эпоха законобесия (legislomanie), как выражалась Екатерина, когда вводились новые губернские учреждения; учреждены бы­ли комиссия народных училищ и ссудный банк, обнаро­дованы Устав благочиния, жалованные грамоты дворян­ству и городам, устав народных училищ 1786 г. и другие важные государственные акты. Почти повсеместным го­лодом 1787 г. открылся второй приступ тревог, не прекра­щавшийся до смерти Екатерины: вторая турецкая война, тяжелая не менее первой, и в одно время с нею война шведская, две войны с Польшей перед вторым и третьим ее разделом, персидский поход, финансовый кризис, во­енные приготовления к борьбе с революционной Франци­ей. Из 34 лет царствования 17 лет борьбы внешней или внутренней на 17 лет отдыха? Недаром преемник Екате­рины в циркуляре, разосланном к европейским дворам по вступлении на престол, называл Россию «единственною в свете державой, которая находилась 40 лет в несчастном положении истощать свое народонаселение». Значит, лю­дям, пережившим сорокалетие с 1756 г., с начала Семи­летней войны, оно представлялось временем непрерыв­ного военного напряжения.

Е. Р. Дашковой и Н. И. Новикова.)

Первым ушел Алексей Кутузов; в июне 1773 года он перешел на военную службу с чином капитана. Затем он перевелся в полк, которым командовал его родственник, М. И. Кутузов, прославивший­ся впоследствии как полководец, и уехал на юг, где происходили стыч­ки с крымскими татарами.

Радищев вскоре тоже отказался от должности сенатского протоко­листа. Он прослужил в сенате немного больше полутора лет. За это время Радищев узнал многое, читая поступавшие в сенат донесения и судебные дела. Он познакомился с российскими законами и научил­ся разбираться в указах.

Свои знания он попытался применить на новой работе.

Во второй половине 1773 года Радищев стал обер-аудитором при штабе генерал-аншефа графа Брюса, главнокомандующего в Петер­бурге.

Аудиторы были юристами при военных судах. Членами военного суда состояли строевые офицеры, которые могли не знать законов. Поэтому Петр Великий учредил должность аудиторов и написал:

«...Надлежит оным добрым быть юристом, дабы при кригсрехтах накрепко смотрели и хранили, чтоб процессы порядочно и надлежа­щим образом отправлялись».
(М. Муратов. Жизнь Радищева.)
КОКЦЕИ, САМУИЛ (барон von Cocceji, 1679 – 1755) – немецкий юрист и государственный деятель, сын Генриха К., в 1702 г. профессор во Франкфурте на Одере, в 1704 г. перешел в прусскую службу, с 1723 г. был в Берлине президентом суда, с 1727 г. государственным и военным министром, в 1730 г. министром исповеданий и куратором всех университетов, с 1731 г. президентом верховного апелляционного суда, с 1738 г. первым Chef de Justice, с 1747 г. великим канцлером. К. имеет большие заслуги в деле упорядочения и улучшения правосудия в Пруссии. В своих кодификационных работах К. стремился к тому, чтобы основать все местное земское право единственно на естественном разуме и земском политическом устройстве с устранением всех других источников права.
(Энциклопедия Ф. Брокгауза и И. Ефрона)