ГЛАВА II. О совете, который держал дон Рафаэль со своими

несколько длинным, дон Альфонсо заявил из вежливости, что оно доставило

ему большое развлечение. После этого сеньор Амбросио взял слово и,

обращаясь к своему собрату по плутням, сказал:

- Дон Рафаэль, не забудьте, что солнце уже садится. Не пора ли нам

обсудить, как быть дальше? Что касается меня, - продолжал Ламела, - то я

полагаю за лучшее, чтоб мы, не теряя времени, пустились в путь, добрались

еще сегодня ночью до Рекены, а завтра перемахнули в Валенсийское

королевство, где дадим простор нашим талантам. Предвижу, что мы там

изрядно поживимся.

Дон Рафаэль, веривший в непогрешимость предчувствий Ламелы,

присоединился к этому предложению. Что касается дона Альфонсо и меня, то,

подчинившись руководству этих двух честных молодцов, мы молча дождались

результата их совещания.

Таким образом было постановлено двинуться по рекенской дороге, и мы

приготовились к этому переходу. Усладив себя такой же трапезой, как и

утром, мы навьючили на лошадь бурдюк и остатки нашей провизии. Затем,

пользуясь наступившей ночной темнотой, обеспечивавшей нам безопасное

продвижение вперед, мы вознамерились выйти из лесу. Но не успели мы

сделать и ста шагов, как обнаружили между деревьями свет, заставивший нас

серьезно призадуматься.

- Что б это могло означать? - сказал дон Рафаэль. - Не ищейки ли это

куэнсского правосудия? Может быть, их пустили по нашим следам и они, учуяв

нас в этом лесу, рыщут за добычей?

- Не думаю, - возразил Амбросио, - скорее всего, это - путешественники.

Наверное, их застигла ночь, и они забрались в лес, чтоб дождаться зари.

Возможно, однако, что я ошибаюсь, - добавил он, - пойду проверить.

Побудьте все трое здесь, я моментально вернусь.

С этими словами он идет по направлению к свету, который мерцает

неподалеку, медленно раздвигает листья и ветки, мешающие ему продвигаться,

и всматривается со всей тщательностью, которой, по его мнению, заслуживает

дело.

доедавших пирог и приканчивавших довольно изрядный бурдюк, к которому они

прикладывались вкруговую. Он заметил также в нескольких шагах от них даму

и кавалера, привязанных к деревьям, а немного поодаль дорожную карету,

запряженную двумя мулами в богатых попонах. Ему тотчас же пришло на ум,

что закусывавшие люди были грабителями, а подслушав их беседу, он убедился

в правильности своего предположения. Четверо разбойников обнаруживали

равное желание обладать дамой, попавшейся им в руки, и собирались тянуть

жребий по поводу того, кому она достанется. Получив эти сведения, Ламела

вернулся к нам и подробно передал все, что видел и слышал.

- Господа, - сказал тогда дон Альфонсо, - возможно, что дама и кавалер,

которых грабители привязали к деревьям, особы высокого звания. Допустим ли

мы, чтоб они стали жертвой жестокости и насилия со стороны этих

разбойников? Послушайтесь меня: нападем на них и пусть они погибнут под

нашими ударами.

- Согласен, - сказал дои Рафаэль. - Меня одинаково легко подбить как на

хороший, так и на дурной поступок.

Амбросио, с своей стороны, также заявил, что охотно окажет содействие в

столь похвальном предприятии, за которое, как он думает, нас отлично

вознаградят. Должен сказать, что в данном случае опасность меня нисколько

не пугала и что никогда еще ни один странствующий рыцарь не проявлял

большего рвения служить прекрасным дамам. Но, не желая скрывать истину,

замечу, что риск был, действительно, невелик, так как согласно донесению

Ламелы оружие разбойников, сложенное в кучу, валялось в десяти -

двенадцати шагах от них, а это позволяло нам легко осуществить свое

намерение. Мы привязали нашего коня к дереву и тихонько подкрались к

месту, где сидели разбойники. Они беседовали с большим жаром и сильно

шумели, что позволило нам застать их врасплох. Мы завладели их оружием,

прежде чем они успели нас заметить, а затем, выстрелив по ним в упор,

уложили всех четверых.

Во время этой пальбы свеча потухла, так что мы очутились в темноте. Это

не помешало нам отвязать мужчину и женщину, которые так перепугались, что

были не в силах поблагодарить нас за оказанную помощь. Правда, они еще не

знали, смотреть ли на нас как на избавителей, или как на новых бандитов,

отбивших их у других вовсе не для того, чтоб обращаться с ними лучше. Но

мы успокоили пленников, сказав, что проводим их до постоялого двора,

находившегося, по уверениям Амбросио, в полумиле от леса, - где они смогут

принять все нужные меры предосторожности, чтоб безопасно доехать туда,

куда они направлялись. После этого заверения, которым они, казалось,

остались очень довольны, мы усадили их в карету и вывели ее из леса, держа

мулов под уздцы. Наши анахореты обшарили карманы побежденных, после чего

мы отправились за конем дона Альфонсо и прихватили также лошадей

разбойников, которые оказались привязанными к деревьям неподалеку от места

битвы. Уведя таким образом всех лошадей, мы последовали за Амбросио,

который сел верхом на мула, чтоб вести карету на постоялый двор, куда мы

прибыли, однако, не раньше, чем через два часа, хотя он уверял, что это

недалеко.

Мы громко постучали в ворота. Все в доме уже спали. Хозяин и хозяйка

поднялись впопыхах, но нисколько не сетовали на нарушение ночного покоя

при виде кареты, сулившей им гораздо больше барыша, чем оказалось на деле.

Вмиг весь постоялый двор засверкал Огнями. Дон Альфонсо и прославленный

сын Лусинды подали руку кавалеру и даме, чтоб помочь им выйти из кареты, и

даже сопутствовали им до самой комнаты, куда проводил их хозяин. Затем

последовали взаимные комплименты, и мы были немало поражены, услыхав, что

освободили самого графа Полана и дочь его Серафину. Трудно описать, сколь

велико было изумление дамы, а равно и дона Альфонсо, когда они узнали друг

друга. Граф, отвлекшись разговором с нами, не обратил на это никакого

внимания. Он принялся рассказывать, каким образом напали на него

разбойники и как, убив форейтора, пажа и камердинера, они захватили его

вместе с дочерью. В заключение он заявил, что питает к нам величайшую

признательность и что если мы захотим навестить его в Толедо, где он будет

через месяц, то сумеем убедиться, благодарный ли он человек или

неблагодарный.

Дочь этого сеньора также не забыла поблагодарить нас за благополучное

освобождение, после чего я и дон Рафаэль рассудили, что доставим

удовольствие дону Альфонсо, если дадим ему возможность втихомолку

поговорить с юной вдовой, а потому принялись всячески занимать графа

Полана.

не сетую на судьбу, которая принуждает меня вести жизнь человека,

изгнанного из общества, коль скоро я имел счастье содействовать оказанной

вам услуге.

- Как? - отвечала она ему со вздохом, - так это вы спасли мне жизнь и

честь? Значит, вам отец мой и я обязаны столь многим! Ах, дон Альфонсо,

зачем убили вы моего брата?

Тут она умолкла, но он понял по ее словам и по тону, которым они были

сказаны, что если он сам был безумно влюблен в Серафину, то и она любила

его не меньше.