Год 445 78.Гуннский дайылган в память усопшего анта Дерябы

Год 445

78.Гуннский дайылган в память усопшего анта Дерябы

Неделю назад пришло известие из славянского города Сингидуна-Белограда о том, что минбаши Онегизий, сын покойного знаменитого коназа Гостуна, и тысячник Светозар, сын покойного прославленного коназа Радомира, перевезут прах недавно скончавшегося тамгастанабаши Дерябы в верховья Данастера, где находится старая славянская родина. Процессия должна была прибыть в ханскую орду на Олте в дни зарождения второй новой зимней луны. Первое хабари⁴⁹⁵ о кончине престарелого анта гуннский соправитель Аттила получил еще в начале зимы. Как выяснилось из разговора с гонцом-славянином, начальник гуннских таможен славный вой Деряба еще при жизни наказал выставить свой прах в горшке на высоком дереве на пересечении трех дорог около бывшего главного антско-венедского города Чернограда в Карпатах, где до сих пор проживает немалая часть славянского народа.

Хан левого крыла Аттила высоко почитал славянского агу Дерябу, который был очень рассудительным тамгастанабаши и давал сенгиру-соправителю всегда разумные советы в деле общения с иными народами и государствами. Но самое главное, этот антский тархан был близким другом и великого гуннского кагана Ругилы, отца теперешнего главного правителя Беледы, и гуннского хана Мундзука, отца сегодняшнего соправителя Аттилы. А как гласит степная поговорка, почитай друга отца превыше самого отца. И потому второй правитель каганата замыслил провести обряд поклонения духу умершего воя Дерябы – дайылган на священной Карпатской горе с приглашением всех важных сановников своего крыла.

Тихо и спокойно перебирают ногами рыжие кони обоих знатных седоков, которые ведут между собой неспешную беседу.

– Мой аба, – спрашивает сенгир, – правомочны ли мы, последователи небесных наших прародителей аты Тенгири и аны Умай, проводить святой дайылган в честь умершего земного сына славянского лесного бога Перуна?

– Мой хан, – отвечает шаман, – наш всевластный бог Тенгири и наша всесильная богиня Умай находятся на самых высоких синих небесах и потому мы взбираемся на высокие горы, чтобы они смогли услышать наши молитвы. А славянский бог Перун находится в густых чащах и рощах. И потому они не встречаются друг с другом там, в ином поднебесном мире. А кто из них главнее, этого нам, простым смертным, не дано знать. Мы не можем судить деяния богов, в противном случае они не будут являться богами. Думается мне иногда, хотя такая мысль грешна, что есть только один бог – Вечные небеса, Твердая земля и Необъятная вода и что этот бог имеет у разных народов различные имена собственные – наамы.

– Ты прав, аба, и потому я должен и далее почитать всех богов без исключения всех союзных и подвластных мне народов и племен: западнорумийского латинского Меркурия, восточнорумийского эллинского Зевса, палестинского богочеловека Иссу, закавказского бога солнца Митру, славянского Перуна, германского Водана и других. Ну, а поскольку мы почитаем их богов, постольку мы также обязаны почитать и их адаты, традиции и обряды. Вот, к примеру, местные даки, они являются приверженцами бога высоких небес – румийского латинского Меркурия. Мы, гунны, никак не вмешиваемся в их жизненные обычаи, они живут по своим законам рядом с нами, как в степи соседствуют дикие кони – большие тарпаны и дикие лошади – маленькие куланы. Правда, даки платят в нашу казну небольшую дань зерном и рыбой, но за это мы оберегаем их от разбойных нападений других племен и позволяем им торговать на наших придунайских рынках. К ним постоянно заезжают иноземные и наши купцы. Да и среди самих даков имеются храбрые купцы и караванбаши.

– Но ты, мой хан, не забывай, что еще со времен кагана Ругилы дакам запрещено носить боевое оружие и иметь свои воинские тысячи. Хотя, как поют их дакийские оленерчи, даки были очень храбрым народом, они долгое время сдерживали железные румийские легионы. И они бы не покорились Руму, если бы сзади не ударили неожиданно вестготы, ставшие, таким образом, невольными румийскими союзниками.

К полудни небольшая группа конных достигла священной горы – сый тао, всадники сошли у ее подошвы с лошадей, стреножили их и далее пошли пешком. Оставили внизу лишь одного нукера на случай нападения хищников, чтобы он смог быстро, одним рывком, распутать перевязанные передние конские ноги.

С раннего детства каждый гунн знает правила посещения сый тао. Отправляться на поклонение к ней следует спозаранку, в этот день нельзя мыться, купаться и даже обмывать лицо и руки водой, иначе священная гора отвергнет твои просьбы и молитвы. Но следует обязательно снять грязные одежды и одеть чистые. На сый тао надо взбираться медленно, не торопясь. Из головы надо удалить все плохие помыслы, а думать только о хорошем: о скоте, о юрте, о детях, о женах, о родителях, о родичах, об оружии и о конях. На этом святом месте нельзя удовлетворять естественные надобности, разводить костер, шуметь, смеяться и даже громко разговаривать. С собой надо захватить какое-либо подношение владетельному горному духу – тао ээ. Подарки могут быть самыми различными: кусочки мяса, лепешка, тряпочки, конские волосы, баранья шерсть, вырезанные из дерева фигурки, монетки, бусинки. Они кладутся на естественный каменный алтарь, могущий иметь различные формы: круга, низкого прямоугольника или закругленного квадрата. При обращении к тао ээ, который является прямым посредником между человеком и небесами, следует в первую очередь просить благ для всего народа, племени или рода, затем для других людей и только в последнюю очередь для своих близких, родных и для себя. Иначе дух горы не будет воспринимать твоего обращения, он не жалует людей, любящих и заботящихся только о себе. Также здесь следует не только выпрашивать благополучия, но и молить о прощении за вольно или невольно допущенные грехи.

При обращении с тао ээ следует склонить немного голову, показывая этим, что уважаешь и почитаешь его. Без особого желания на священную гору лучше не ходить, так как дух горы и синие небеса видят это и не захотят общаться с тобой.

Около этой высокой Карпатской сый тао хан восточного гуннского крыла планировал провести дайылган в честь духа-арваха славянского тархана, благословенной памяти Дерябы, с забиванием семи черных баранов. Осмотром сый тао сенгир остался доволен.

В условленный зимний вечер по накатанной придунайской дороге к Олту приближался верховой славянский отряд из ста нукеров, сопровождающих крытый возок на железных полозьях, в котором хранился в глиняном двуручном кувшине прах покойного гуннского тамгастанабаши и антского воя Дерябы. Все всадники, тепло одетые, на добрых, по-зимнему поджарых лошадях выглядели подтянуто и дисциплинированно; они шли верхом, соблюдая четкий конный строй по пять седоков в ряду. Впереди колоны гарцевали два высокородных славянина: коназ западных антов и хорватов, проживающих на срединном Дунае, бывший румийский центурион и дерзкий минбаши Онегизий и коназ восточных антов и венедов, обитающих в припонтийских степях и по обоим берегам Данапера, Данастера и Гипаниса, жасаул тумена, стремительный тысяцкий Светозар. Оба славянских вождя, примерно одного возраста и похожие лицом друг на друга, различались лишь цветом глаз – минбаши Онегизий был черноглазым, а тысячник Светозар – имел более светлые глаза.

Хан Аттила и старший шаман восточного крыла Айбарс спустились от орду на Олте до непосредственного места его впадения в промерзший поверху Дунай на один конский переход намерено, чтобы встретить там траурную процессию с прахом известного во всем гуннском государстве покойного антского вельможи. Славянских воинов разместили в специально поставленных для такого случая юртах. А в ночь всё продолжали прибывать важные гости из левого крыла гуннов для участия в поминальном дайылгане, каждый в сопровождении малочисленной группы – не более десятка нукеров. Гунны ведь сами хорошо знали, как нелегко принимать зимой конаков, когда требуется ставить новое переносное жилище, утеплять его вторым слоем войлока и заготавливать очень много кизяка, дров, валежника и сухостоя для очага в юрте. Да и к тому же начался зимний окот скота, когда в кочевье очень необходимы мужские руки для обтирания народившихся верблюжат, жеребят, буйволят, ячат, телят, ягнят и козлят. Еще слабых, не очень уверенно стоящих на ножнах детенышей надо обогревать в специально поставленных юртах и на первых порах поить надоенным парным коровьим молоком.

В ханское орду прибыли: бек кутургуров тридцатидевятилетний благодушный толстяк минбаши Берики, этельбер кангаров сорокалетний сумрачный и тощий тысячник Парлас, бек утургуров сорокапятилетний безбородый и тучный минбаши Борула, хан акациров тридцатидевятилетний крепкогрудый и бодрый командир тысячи Манат, хан роксоланов тридцативосьмилетний стройный и решительный тысячник Каракончар и еще с десяток других ханов, беков и этельберов. Не было только никого от германских остготов и аламанов, имеющих местожительство на северном Дунае и в Крыму, поскольку их конунг Лаударих, вместе с этельбером жасаулом Таймасом и галлороманским тарханом и гуннским каринжи Эскамом, находился с посольской миссией в далекой стране франков на нижнем Рейне.

На другое утро спозаранку уже представительная колонна двинулась из орду хана Аттилы к виднеющейся вдали Карпатской священной горе. Перед сый тао процессия остановилась. Наверх на вершину поднялись лишь трое: сенгир Аттила, шаман Айбарс и коназ Онегизий. Последний нес в руках сосуд с прахом покойного. Знахарь-провидец прочитал молитву для умиротворения духа-арваха тамгастанабаши Дерябы, пока еще не нашедшего вечного успокоения в потустороннем мире. По гуннскому адату после молитвы хан вопросил славянского вождя:

– Коназ-багатур Онегизий, являешься ли ты близким родичем покойного человека?

– Да, мой хан.

– Коназ-багатур, согласен ли ты получить все имущество и весь скот покойного человека?

– Да, мой хан.

– Коназ-багатур, согласен ли ты отдавать все долги покойного человека?

– Да, мой хан.

– Коназ-багатур, согласен ли ты быть мужем жене покойного – гуннке Тохтанах, содержать ее, обходиться и спать с ней, как с женой?

– Да, мой хан.

И заключил этот степной ритуал посещения сый тао главный шаман восточного крыла гуннов сенгир Айбарс:

– Да буду я свидетелем всего сказанного перед лицом Коко Тенгири и тао ээ! Да сбудется воля небес, да исполнится все сказанное здесь, на этой священной сый тао!

Внизу у подножия горы молодые воины-сабиры из охранного тумена хана Аттилы занимались подготовкой к поминовению души умершего – дайылгану. Каждого черного упитанного валуха забивали двое мужчин по-сабирски. Опрокидывали животное на снег. Один садился на брюхо и. взяв в левую руку передние ноги барана, правой рукой вонзал острый охотничий нож под сердце и далее расширял порез на грудной полости, откладывал в сторону нож, вводил в отверстие руку и разрывал артерию рядом с сердцем жертвенного барана. Другой воин держал при этом голову животного, крепко схватив его за морду и одно ухо. С забитого валуха снимали шкуру и выкидывали прочь внутренности, но свежевали таким образом, чтобы на баране оставались голова и копыта. Здесь же неподалеку в семи местах наложили грудой привезенные с собой сухие дрова и кизяк на собранные вокруг из-под снега поваленные стебли засохшего камыша. На самом верху будущего большого костра разложили ровные ветки в виде настила, на который была водружена свежеосвежеванная жертвенная туша. При огромном пылающем жаром костре умелые сабиры умудрялись так переворачивать забитого барана, что он становился равномерно обжаренным со всех сторон. Когда мясо было готово, его делили между всеми присутствующими. Каждая баранья туша предназначалась для тридцати-сорока человек. А число участников дайылгана не превышало двухсот пятидесяти гуннов и славян. При раздаче жертвенных ритуальных кусков обслуживающие сабиры резали только мясо, не затрагивая кости и хрящи. Съев мясо, снова оживляли костер и сжигали оставшийся скелет вместе с головой и ногами целиком в огне. Считалось, что такой жертвенный баран будет служить пропитанием на первых порах славянскому вою Дерябе там на небесах.

Когда же возвращались назад, конные тысячник Онегизий и минбаши Светозар переговаривались между собой о том, какой великий правитель этот хан Аттила, коли отдает такие почести славянину-вою Дерябе. Они сокрушались, что всемилостивые небесные боги не наградили такими добродетелями почитания кагана Беледу, сенгира Атакама и шамана Маму, самых главных начальников западного крыла гуннов, да и всего гуннского государства, которые не прибыли в Сингидун отдать дань уважения памяти и праху общегуннского тамгастанабаши Дерябы. Но справедливости ради надо отметить, что оттуда, с правого крыла гуннов, прибыли главный жаувизирь степной державы туменбаши Усур, близкий друг покойного, и трое других родовитых сановников: конунг остготов Валамир, конунг гепидов Ардарих и этельбер хуннагуров Барсих.