Анатолий Александрович Вассерман Нурали Нурисламович Латыпов Реакция Вассермана и Латыпова на мифы, легенды и другие шутки истории

Две рельсовые войны

Тактика должна подчиняться стратегии

Несколько слов о стратегам, диктующей тактику. Ещё из школьного курса истории я узнал об операции «Рельсовая война». В июне 1944 года белорусские партизаны за считанные дни подорвали многие десятки тысяч рельсов, а потом до самого подхода наших войск поддерживали дороги на оккупированной немцами территории в изувеченном состоянии. Но была и Первая рельсовая война. С 3 августа по 15 сентября 1943 года на оккупированных территориях сразу трёх союзных республик — Белоруссии, России, Украины. Подорвано свыше 200 тысяч рельсов, тысячи эшелонов. Ни на одном участке железнодорожной сети суммарная задержка не была меньше трёх суток, а некоторые магистрали не работали весь август.

Центральный штаб партизанского движения делился по республиканскому принципу. В украинском штабе в 1943-м трудился один из лучших в мире специалистов по минным диверсиям Илья Григорьевич Старинов. Соответственно партизаны этой республики действовали изощрённее и эффективнее прочих, прицельно выводили из строя не просто рельсы, а именно составы. А вот партизаны Белоруссии в 1944-м взрывали почти исключительно пути, не охотясь за тем, что по ним движется. В лекциях, мемуарах, интервью Старинов неустанно подчёркивал расточительность такой тактики.

Партизаны многое выискивают на местах былых боёв или отступлений регулярной армии. Взрывчатку в основном выплавляют из неразорвавшихся снарядов. Кое-что можно добыть у противника — в бою или захватом складов. Некоторые трофеи даже приспосабливают к использованию в собственном оружии.

А вот средства взрывания — детонаторы, огнепроводные и детонирующие шнуры, электропровода — остаются неизбывным дефицитом. На трофеи надеяться нечего: сапёрные склады в тылу редки. На местах сражений ничего не найти: отступающие войска используют всё подобное имущество для подрыва неисправной техники и важных сооружений вроде мостов. С Большой Земли по воздуху много не доставят: по вражьим тылам летать куда сложнее и рискованнее, чем ходить. Жаль тратить столь редкие материалы на подрыв рельсов, заменяемых за считанные часы.

Отчего же в сорок четвёртом в Белоруссии не применили опыт охоты за эшелонами, накопленный успехами сорок третьего?

В 1943-м уже весной определилось место летних сражений. Только на флангах Курской дуги немцы могли надеяться на радикальный успех с окружением значительной советской группировки. Соответственно там же возникла мощнейшая за всю советскую историю система оборонительных сооружений. Контрнаступление же мы должны были нацелить прежде всего на Киев: условия дорожных сетей и всей местности не позволяли на других участках фронта ни развить сходную скорость продвижения, ни добиться сравнимых политических и хозяйственных результатов.

Войска обеих сторон заблаговременно сосредоточились в районе предстоящих боевых действий. Непосредственно в ходе боёв перевозились в основном боеприпасы. Правда, сравнительно немногочисленные эшелоны хорошо охранялись. Зато и охотились за каждым поездом сразу несколько отрядов, и его взрыв основательно разрушал пути.

В 1944-м немцы ждали удара по флангам белорусского «балкона». Ведь за его центром простирались Припятские болота. В сорок первом сами немцы даже не пытались их пройти: группа армий «Центр» двинулась южнее, «Север» — естественно, севернее. Вот и теперь они укрепили фланги, сосредоточили там все доступные резервы.

Наши же решили прорваться мимо немцев — сквозь болота. Нашли старожилов, знающих тропки. Сапёры несколько месяцев учились наводить бревенчатые гати, танкисты — ездить по невидимым брёвнам, ориентируясь на сапёрные вешки. Пехота освоила плетёные из веток болотоступы: значительная площадь опоры замедляет провал в трясину и позволяет шагать уверенно.

Пропускная способность каждой тропы и даже гати мала. Пришлось рассредоточиться по всем приемлемым проходам. Немцы же славились умением перебрасывать резервы и бить противника по частям. Подтянув к одному проходу заметно превосходящие силы, они разгромили бы идущие там советские войска почти без собственных потерь и перешли бы к следующему.

Партизанам заведомо не удалось бы уничтожить достаточно много эшелонов немецких войск. Немцы тоже учли опыт сорок третьего, усовершенствовали охрану поездов, даже успевали перед их проходом осматривать пути.

Но для охраны всей железнодорожной сети немецких сил не могло хватить. Интервала между патрулями подрывникам достаточно. Пусть немцы чинят — полчаса-час провозятся. Даже если вместо замены рельса кинут поверх разрыва швеллер и на малом ходу перетянут состав — всё равно время выиграно.

Рельсовая война просто парализовала немецкие передвижения на несколько дней. Наши войска успели пройти болотные коридоры, сгруппироваться и обрушиться на немцев с тыла. Немецкие безвозвратные потери превысили наши раза в полтора. Только по улицам Москвы провели — чтобы наглядно показать успех — несколько десятков тысяч немецких пленных.

Многие тактические приёмы сами по себе кажутся нелепыми. Но в рамках общего стратегического замысла бывают уместны и необходимы.

Коммуникационная ловушка

Ржевские сражения были жизненно необходимы

Несколько слов о вынужденных ходах.

На поле боя Великой Отечественной войны наша армия мало уступала противнику. Безвозвратные потери — убитые, раненые так тяжко, что вовсе выбыли из армии, умершие в плену — одиннадцать с половиной миллионов человек у нас, восемь и шесть десятых миллиона у немцев и их союзников. Четыре к трём — достойное соотношение.

Демографические потери — включая погибших мирных граждан и спад рождаемости — двадцать шесть и шесть десятых миллиона у нас, одиннадцать и восемь десятых миллиона у противника: пять к двум. Но это — следствие старательного исполнения предначертаний правившей в ту пору национальной социалистической немецкой рабочей партии: освобождение жизненного пространства для высших народов и рас путём истребления низших.

Впрочем, многие считают: немцы истребили столько штатских потому, что военные их не защитили. Может быть, советское командование могло действовать эффективнее?

Серьёзной нашей неудачей в той войне принято считать бои под Ржевом. Задачу занять город поставили 8 января 1942 года, а решили её — 31 марта 1943-го. За 15 месяцев прошли всего две сотни километров. Безвозвратные потери — 433 тысячи человек. Санитарные — раненые, после лечения вернувшиеся в строй — около 892 тысяч.

Наступали мы четырежды — в сумме около полугола. Каждый раз — на подготовленную долговременную многослойную оборону. Прогрызается она ценой тяжких жертв — ради глубокого прорыва, дабы разгромить тылы врага и затем легко разбить его войска, лишённые снабжения. Немцы же держали под Ржевом мощные подвижные — танковые и мотопехотные — соединения. Они успевали заткнуть дыры в обороне, выстроить новые системы огня. Поэтому общие немецкие потери под Ржевом чуть ли не вчетверо ниже наших, а в целом по Западному направлению в 1942 году — в 2,7 раза (хотя в том страшном году соотношение на других направлениях было для нас ещё хуже). Правда, после каждого нашего удара немцам приходилось пополнять подвижный резерв, снимая силы с других участков фронта. Но и наши силы под Ржевом восстанавливались по нескольку месяцев. Не зря зачастую говорят о Ржевской мясорубке.

Стоил ли Ржев столь страшной цены?

Увы, стоил. Ибо характер того сражения всецело обусловлен не местными обстоятельствами, а стратегическими — проявляющимися иной раз за многие сотни километров от Ржева — соображениями.

Ржевская группировка контролировала магистрали, связывающие Москву и Смоленск — крупнейшие центры коммуникаций. Причём не только дорог от тыла к фронту, но и рокадных — вдоль фронта. Поэтому под Ржев проще всего было доставлять подкрепления и боеприпасы, а главное — оттуда войска легко перебрасывались на другие участки.

Мы не могли отказаться от атак укреплённой линии по мере накопления свежих сил и боеприпасов. Если бы немцы почуяли нашу пассивность на ржевском фронте, сразу отвели бы войска под Смоленск, а оттуда по рокадам перебросили к Ленинграду или Сталинграду. Нарушение неустойчивого равновесия на любом из этих ключевых участков привело бы не только к захвату самого города, но и к обвалу громадной части фронта. Жертвы многократно превзошли бы все кошмары Ржева.

Удержала немцев от такого манёвра лишь угроза разгрома отступающих нашим ударом вдогонку. Но не только ради такого удара мы не могли перебросить из-под Ржева — ни к Ленинграду, ни к Сталинграду — свои силы. Немцы умели нащупать малейшую слабину в чужих боевых порядках, вклинить в неё подвижные части (а под Ржевом их хватало) и развить наступление. Ржев недалёк от Москвы. Немцы могли повторить ход, сорванный в ноябре — декабре 1941-го. С учётом достигнутого в 1942-м уровня военного искусства и подвижности обеих сторон нам надо было держать под Ржевом силы, в разы превосходящие возможное немецкое наступление — иначе мы не успели бы заткнуть брешь.

Поэтому же нам под Ржевом нельзя было пассивно обороняться. Атакуя, мы вынуждали немцев концентрировать свои силы на угрожаемом направлении, не позволяли им искать места, удобные для прорыва наших позиций.

Обе стороны сознавали: бои под Ржевом не решают никаких задач, важных именно для этого региона. Немцы ещё в Первой мировой войне намаялись в позиционном тупике Западного фронта. Теперь они вовсе не желали, как в ту пору, сжигать ресурсы в пассивной обороне. Наши военачальники благодаря манёвренному характеру Восточного фронта и Гражданской войны не накопили столь печального опыта, но теоретически знали бессмысленную кровопролитность атаки подготовленных укреплений, за которыми — подвижные резервы. Увы, структура коммуникаций не оставляла в центральной части фронта иного выбора ни нам, ни немцам.

На ясном стратегическом фоне было немало тактических ошибок. Мы — из-за меньшего боевого опыта — ошибались чаще. Только к концу 1942-го — под Сталинградом — мы впервые разгромили окружённого противника. Весной 1943-го немцы очистили Ржев под угрозой такого же окружения. Но само по себе стремление драться под Ржевом в сорок втором совершенно неизбежно и поэтому оправдано как «деяние, совершённое в состоянии крайней необходимости».