17
Формальной датой открытия Клуба стало 25 брюмера (16 ноября), фактически же он начал работать лишь месяц спустя.
Хотя подлинными его руководителями были такие принципиальные сторонники равенства, как Буонарроти и Дарте, крайняя осторожность многих членов (её разделял и сам Гракх Бабёф, находившийся в подполье) привела к тому, что Общество поначалу отказалось от зафиксированного устава, постоянных обязанностей председателя и секретаря, а также от ведения протокола и списка присутствующих, не желая ни в чем напоминать Якобинский клуб, разогнанный термидорианцами. Единственным условием приёма в Клуб была рекомендация двух его членов, что создавало текучесть, открывая доступ случайным людям, появляющимся на одном-двух заседаниях и затем исчезавшим. Но из этого недостатка друзья Равенства всё же сумели извлечь и некоторую пользу: ведя устную и письменную агитацию в рабочих предместьях, они привлекали к участию в заседаниях Клуба новые сотни людей труда, и если к концу брюмера Клуб насчитывал до ста пятидесяти членов, то месяц спустя это число увеличилось в десять раз.
18
Быстрый рост количества пантеонистов заставил их из верхних этажей монастыря спуститься в обширное подземелье.
Новичка, впервые пришедшего в Клуб, поражала внушительная и строгая картина.
В огромном подвальном зале царил полумрак.
Факелы, распространявшие едкий запах смолы, освещали лишь трибуну, отбрасывая мерцающие блики на лицо оратора и передние ряды слушателей.
Поскольку мебель отсутствовала, члены Клуба устраивались кто как сумеет – сидели на ящиках, на корточках и прямо на полу или же стояли, прислонясь к колоннам и стенам.
А голоса выступавших звучали глухо и глухо басы органа…
19
К этому времени вполне отчетливо выявились те два направления, которые наметились ещё во время встречи патриотов в начале брюмера.
Одно из них объединяло «людей 89-го года», которых интересовала преимущественно политическая сторона дела, и в первую очередь возможность влиять на нынешнее правительство, чтобы найти себе лучшее место под солнцем. Многие лидеры этой группы даже не пытались скрыть своей солидарности с Директорией; на подобную позицию, к большому огорчению своих прежних соратников, стал и Марк Антуан Жюльен. Другое направление возглавленное Буонарроти, уделяло основное внимание пропаганде догматов Равенства среди широких масс народа. Попеременное влияние каждого из этих направлений приводило к изменчивости общих настроений.
В целом же громоздкость и многолюдность Клуба – при неоднородности его состава и отсутствий чётких организационных принципов – превращали его в арену для разглагольствований и лишали дееспособности; на заседаниях только и занимались, что читали вслух статьи да собирали пожертвования в пользу гонимых патриотов. Для того чтобы новый Клуб превратился в подлинную революционную организацию, ему нужен был руководящий центр, своего рода генеральный комитет, способный выработать и удержать единую линию теории и практики.
Попытка создания подобного комитета была осуществлена в те же дни.
20
Среди бывших функционеров Революционного правительства II года, уцелевших от белого террора и репрессий термидорианцев, выделялся своей энергией и жадным интересом к проблемам современности Андре Амар. Адвокат по профессии, якобинец, прежний член Конвента и Комитета общей безопасности, участник антиробеспьеровского переворота, вскоре же раскаявшийся в этом, он проживал на улице Клери и поддерживал добрые отношения с организаторами Клуба Пантеона. Вскоре стали собираться на квартире Амара, и собрания мало-помалу приняли регулярный характер.
Так сформировался «комитет Амара» – подобие конспиративного центра, в состав которого вместе с хозяином дома вошли многие революционеры, в том числе Буонарроти, Дарте, Жермен, Массар, Дебон, Лепелетье.
Полемика, которая велась на улице Клери, была затяжной и страстной.
Все её участники были единодушны в ненависти к Директории и конституции III года, все признавали, что устранение этого двойного зла возможно лишь с помощью народного восстания. Почти все соглашались также, что главной причиной бедствий современного общества является частная собственность, без ликвидации которой нечего и думать об установлении подлинного Равенства.
Однако дальше начинались разногласия.
Амар полагал, что социальное зло может быть сначала уменьшено, а затем и уничтожено в результате возвращения к законодательным нормам II года, восстановления максимума, системы реквизиций и управляемой экономики.
Кое-кто возлагал основные надежды на законы против роскоши и обложение налогами богачей.
Кое-кто восхвалял «аграрный закон» и призывал к «черному переделу».
Но сторонники истинного Равенства считали все подобные меры паллиативными.
На одном из заседаний Буонарроти выступил с обстоятельным их анализом и выдвинул предложения, рождённые во время его прежних частых и долгих бесед с Бабёфом.
21
– История многократно удостоверяла, – сказал он, – что любой передел земли давал лишь кратковременный эффект; при сохранении права собственности алчные и жестокие всегда находили средства и способы свести на нет все начинания добродетели и опрокинуть преграды на пути к обогащению…
– Это же с ещё большим правом можно сказать и в отношении законов против роскоши, – вставил Дебон.
– Совершенно верно, – подтвердил Буонарроти. – Что же касается реквизиций, твёрдых цен на продовольствие, революционных обложений, то всё это явилось необходимостью и благом для большинства в острый период революции, когда нужно было спасать родину, расстраивая злые козни интервентов и богачей. Но подобные меры не могут стать нормой обычного времени, не подрывая производства; кроме того, они не ведут непосредственно к социальному равенству, ибо не устраняют тайного накопления денег жадными предпринимателями и торговцами…
– А прогрессивный налог? – воскликнул Амар. – Разве он не явился бы действенным способом дробления земельной собственности и препятствием для скопления богатств в одних руках?
– Это было бы так, если бы существовали точные способы определения величины состояний; но их, к сожалению, нет и быть не может. Действительно, как установишь размер частного капитала, скрываемого владельцем от глаз постороннего? Нет, прогрессивный налог – и прошлое доказало нам это – лишь несколько сгладил бы зло, но не искоренил его.
– Что же ты тогда предлагаешь?
– Предложение уже сделал Бабёф в последних номерах «Трибуна народа». Мне остается лишь сгруппировать его выводы.
Согласно социальному закону, устанавливающему зависимость производства от труда, труд, очевидно, является для каждого гражданина существенным условием общественного договора; и так как каждый, вступая в общество, вносит в него вклад, выражающийся в совокупности всех своих сил и средств, то отсюда следует, что повинности, предметы производства и выгоды должны распределяться поровну. Таким образом, подлинная цель и совершенствование общественного строя ведут к общности имуществ и труда – вот непреложная истина, к которой мы приходим в результате анализа прошлого, наблюдения настоящего и раздумий над будущим…
…Буонарроти говорил ещё долго. Его дружно поддержали в своих выступлениях Дебон и Лепелетье. Затем воцарилось молчание.
Вдруг Амар, сидевший опустив голову на руки, резко поднялся. Лицо его просветлело.
– Друзья, – сказал он, – меня словно осенил луч света. Только теперь я понял всё величие системы истинного Равенства. Клянусь, отныне буду её восторженным защитником и все свои силы отдам, доказывая её справедливость и распространяя её принципы…
Это была победа. Отныне по главному из спорных вопросов в «комитете Амара» установилось полное единство.
Достарыңызбен бөлісу: |