Мания (Compubsion)
Непреодолимое влечение, почти всегда – патология.
Маньеризм (Maniérisme)
Чрезмерное увлечение тонкостью стиля, обычно ведущее к барокко. Хрупкость и вытянутость форм, вычурность, а то и витиеватость композиции, трудно уловимые, почти неопределимые чувства, порой болезненные, складываются в изощренное противостояние между изяществом и преувеличением, поэзией и аффектацией, жеманностью и выразительностью. Маньеризм есть стремление подражать манере мастеров, в то же время желая их превзойти (зайти дальше, подняться выше). Это, конечно, лучше, чем академизм, отказывающийся превосходить кого бы то ни было, но хуже, чем классицизм, объектом подражания избирающий только природу или античность.
Эпоха маньеризма в собственном значении этого слова пришлась на XVI век. Вначале он появился в Италии (Понтормо, Джулио Романо, Джамболонья, Пармиджанино, Тинторетто), затем распространился по остальной территории Европы (в Испании его представителем был Эль Греко; кроме него можно назвать некоторое число художников итальянского происхождения, принадлежавших к школе Фонтенбло – Россо, Приматиччо, Жан Кузен и другие). Иногда следы маньеризма прослеживаются и у других художников того времени (в какой-то мере это относится к Боттичелли или Дюреру) и других эпох (IV в. до н. э. в Древней Греции или ХХ в. в Европе несут на себе печать маньеризма). Маньеризм – это искушение тех, кто родился слишком поздно и вынужден соперничать с более сильным мастером, скажем с Фидием или Микеланджело. Они пытаются решить эту проблему по-своему, прилагая все больше сил, оттачивая виртуозность исполнения, усложняя свое произведение в угоду «художественному» или мирскому чувству. Маньеризм есть предпочтение изящества красоте, стиля – истине, искусства – природе. Эстетика маньеризма пышна и именно манерна. Это своего рода особо изысканный декаданс.
Марксизм (Marxisme)
Учение Маркса и Энгельса, впоследствии – достаточно разнородное течение философской мысли, признающее авторитет его основателей. Марксизм – это диалектический материализм, в частности приложимый к истории. Согласно марксизму, история подчинена действию прежде всего материальных сил (главным образом экономических, но также и социальных, политических и идеологических) и приводится в движение определенным числом противоречий (между производительными силами и производственными отношениями, между классами, между индивидуумами и т. д.). Двигателем истории является борьба классов, с необходимостью ведущая (здесь явственно прослеживается влияние введенного Гегелем понятия aufhebung ) к бесклассовому обществу и отмиранию государства, т. е. к коммунизму, от которого нас отделяет лишь самая последняя революция и самая последняя диктатура (диктатура пролетариата). Так что же все-таки такое марксизм – историческое или философское учение? И то и другое, и иногда обе его составляющие выделяют под названием исторического материализма и диалектического материализма. Их сочетание и есть марксизм в собственном смысле термина. На базе марксизма были написаны десятки тысяч трудов, большинство из которых к сегодняшнему дню утратили всякий читательский интерес, однако они по-прежнему составляют как минимум впечатляющий теоретический массив. Что касается самого учения, то Маркс собственноручно изложил его суть в ставшей знаменитой работе, и это изложение заслуживает пространной цитаты:
«Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще. Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание. На известной ступени своего развития материальные производительные силы общества приходят в противоречие с существующими производственными отношениями, или – что является только юридическим выражением последних – с отношениями собственности, внутри которых они до сих пор развивались. Из форм развития производительных сил эти отношения превращаются в их оковы. Тогда наступает эпоха социальной революции. […] В общих чертах азиатский, античный, феодальный и современный, буржуазный, способы производства можно обозначить как прогрессивные эпохи экономической общественной формации. Буржуазные производственные отношения являются последней антагонистической формой общественного процесса производства […]. Развивающиеся в недрах буржуазного общества производительные силы создают вместе с тем материальные условия для разрешения этого антагонизма. Поэтому буржуазной общественной формацией завершается предыстория человеческого общества» («Критика политической экономии», Предисловие).
Лично я испытываю в отношении Маркса искреннее восхищение и симпатию, однако при чтении последнего предложения по спине у меня начинает пробегать холодок. В его готовности перечеркнуть все прошлое, объявив его предысторией во имя будущего, во имя некоей подлинной истории, которая, собственно, еще и не начиналась, мне слишком явственно видится убийственная структура утопии, стремление объявить ошибкой реальную действительность, лишить ее значения, отбросить как что-то ненужное (я понимаю утопию как вытеснение реальной действительности, т. е. как нечто вроде исторического психоза) и поставить к стенке наше печальное и полное страданий сегодня во имя радужного завтра. Мне скажут, что каждый человек имеет право мечтать, мало того, мечтать необходимо. Кто спорит? Но разве для этого следует объявить, что все, случившееся прежде, было всего лишь долгим, очень долгим и насквозь лживым сном? И с какой стати возводить эту мечту в ранг твердо доказанной уверенности? Да, Маркс мечтал о другой политике, он всей душой желал ее, стремился к ней и подготавливал ее, и если кто и станет упрекать его за это, то только не я. Его ошибка заключалась в том, что он придал этой мечте видимость науки, в то же самое время не отказываясь предписать ей собственную добродетель. Марксизм претендует на изложение истины о том, что есть (капитализм), и о том, что должно быть (коммунизм). Отсюда его врожденная склонность к догматизму и прогнозируемая склонность к тоталитаризму. Сталин использовал эти склонности марксизма, положив их в основание своего трона. Но истина не принимается большинством голосов, а подлинный спор об истине возможен только между компетентными умами. Если существует научная политика (марксизм, в частности в разновидности ленинизма, претендовал именно на звание научного), то зачем тогда демократия? Это все равно что проводить голосование по поводу того, какая завтра будет погода… И какой ученый как представитель той или иной конкретной науки станет прислушиваться к мнению, даже самому искреннему, людей, которые в этой науке ничего не смыслят? Все мы имеем право на ошибку, но ошибки должны быть исправлены, а это требует труда – объяснения или исцеления, чем и занимаются педагогика и терапия. Всякое расхождение во взглядах становится признаком столкновения интересов или непонимания; позиции оппонентов идеологически подозрительны (очередная «служанка буржуазии») и научно несостоятельны (такой-то – идеалист; такой-то – невежда). Никто не бывает реакционером по собственной воле, исключая богатых. Устраним богачей, воспитаем или перевоспитаем всех остальных, и человечество сметет последний барьер на пути к справедливости и счастью. Именно таким образом привлекательная внешне утопия, подкрепленная сильным философским учением, с самого начала своего возникновения обнаружила дрейф в сторону бюрократической концепции политики (коммунистическая партия как научный и революционный авангард пролетариата), чтобы, воплотившись в реальную власть, обернуться всем известными трагедиями тоталитаризма. Можно ли было этого избежать? Мы этого никогда не узнаем, если только не пожелаем повторить опыт, что представляется не самым разумным. Но это не освобождает нас от необходимости читать Маркса и Энгельса, размышлять над прочитанным и иногда использовать то ценное, что в нем содержится, – критический подход к объяснению некоторых явлений. Правда, прочитанное должно охладить наш пыл именовать себя марксистами. Учение Маркса, потерпевшее неудачу всюду, где его последователи сумели прийти к власти, почти всегда незаконным путем (во всяком случае, в его революционной версии), причинило немало зла, чтобы мы принимали его целиком. Это лженаука, способная привести к настоящим диктатурам. Надо сказать, что, читая Маркса, трудно не испытывать своего рода ностальгии, смешанной с ужасом, однако она не способна заменить анализ. Тот факт, что столь могучий ум смог, хоть и косвенно, стать причиной кошмарных событий, служит лишним доводом не слишком доверять уму – но, конечно, не для того, чтобы попытаться обходиться без него.
Достарыңызбен бөлісу: |