Андреас Эшбах Выжжено Предуведомление

Переговоры с «Peak Performans Pool» складывались труднее, чем ожидал Маркус.

Первая встреча состоялась в адвокатской конторе «Campbell & Simmons», в библиотеке с бесконечными рядами красных и зелёных кожаных корешков, которыми до потолка были забиты стеллажи. В просветы стеллажей за окнами виднелся лишь поблёскивающий тёмной зеленью фронт стёкол соседнего небоскрёба.

Прежде всего они потребовали, чтобы Блок раскрыл свой метод, как только «PPP» войдёт в предприятие.

Не успел один из адвокатов что-то возразить на это, как Блок встал и поднял вверх нечто, в чём Маркус через секунду с ужасом узнал билет на самолёт.

– Если таково ваше условие, скажите это сразу, – резко воскликнул Блок. – Тогда я уже сегодня улечу домой. Никаких проблем.

Спикер от «PPP» недовольно нахмурился.

– Поймите же и вы нас, – спокойно произнёс он. – Вы требуете от нас вложений в бизнес, который зависит от одного-единственного человека. Который к тому же, если мне будет позволено такое замечание, уже не так молод. Мы не можем это сделать.

– Тогда оставим это. Есть и другие инвестиционные компании.

– Они скажут вам то же самое.

– И я им скажу то же самое: берите что дают, или оставим это. – Блок мгновенно распалился. – Как вы совершенно справедливо заметили, я старый человек. У меня не будет никаких проблем с тем, чтобы унести свою тайну в могилу, если вы настолько глупы, что не понимаете, сколько теряете вы.

Возникла мучительная пауза. Маркус взял Блока за локоть и потянул его вниз, на стул. Затем один из адвокатов откашлялся и предложил отложить этот пункт на некоторое время.

– Вы что, намереваетесь продать этот метод? – спросил другой представитель «PPP», молодой человек с лишёнными выражения глазами ярко-синего цвета.

Блок издал рычащий звук:

– Да. За пятьсот миллиардов долларов.

Мужчина расплылся в улыбке.

– А вам самому эта цена не кажется слегка преувеличенной?

Блок бросил в его сторону взгляд, которым мог бы прожечь стальную плиту.

– Мой метод стоит гораздо больше, и вы это знаете. Вся мировая экономика зависит от нефти, а традиционными методами вы её через пару лет уже не найдёте. Вот так всё просто. И верно обратное тому, что вы сказали: во всём мире не хватит денег, чтобы заплатить столько, сколько стоит мой метод.

Люди из «PPP» тревожно переглянулись. Лица, до сих пор хранившие невозмутимость, слегка исказились. Затем спикер сказал:

– Хорошо, мы согласны отложить этот пункт на некоторое время.

Маркус порадовался, что сидит. Он чувствовал, что кишки его завязались в гордиев узел. Кроме того, нельзя было сказать, что он сегодня выспался: последние ночи он проводил с Эми-Ли и установил личный сексуальный рекорд.

Люди из «PPP» листали свои бумажки и изучали экраны своих ноутбуков.

– Итак, мы представляем это себе следующим образом, – продолжил затем спикер. – Поскольку речь идёт о начальном финансировании, мы с нашими инвестициями приобретаем восемьдесят процентов учреждаемого предприятия…

Блок чуть было опять не взвился, но Маркус успел схватить и удержать его на месте.

– Да это же псы! – тихо прошипел ему Блок по-немецки. – Я в этом не участвую!

– Только спокойно, – ответил Маркус тоже по-немецки. – Они пробуют, это нормально. Остальное – дело переговоров…

Один из адвокатов наклонился в их сторону.

– Давайте ненадолго выйдем.

Они вышли в соседнее помещение, тоже библиотечный зал, разве только книги здесь были с красными и чёрными корешками.

– Наша позиция будет такова – и мы своего добьёмся, вы не беспокойтесь, – зачастил адвокат, не успев даже закрыть за собой дверь, – что мы имеем дело не с начальным финансированием, а по меньшей мере с предприятием в начальной стадии развития, как только будет доказано, что метод функционирует. А начальная стадия развития означает, что речь идёт лишь о непосредственном учреждении предприятия и внедрении на рынок. Учреждение – это чистая рутина, а внедрение на рынок метода разведки новых месторождений нефти – это не такой уж риск.

Маркус кивнул. В расчёте на свои планы он ещё во время учёбы основательно занимался теорией финансирования «Private-Equity», то есть финансированием предприятия частным венчурным капиталом. То, что говорил адвокат, соответствовало тому, что он знал. В фазе начального развития предприятия риски инвестора лежат преимущественно в возможности дефицита продукции или в том, что продукция пробьётся на рынок не в той мере, как ожидалось. Оба риска, на его взгляд, были в их случае минимальны: риск дефицита продукции – если метод Блока не даст желаемых результатов – можно будет оценить уже на первой фазе; коротко говоря, как только Блок найдёт на американской земле новое нефтяное поле, будет доказано, что его метод функционирует. Второй риск, напротив, был чистой теорией: что такой метод не встретит на рынке заинтересованности, было просто непредставимо.

– Мы даже можем аргументировать тем, – продолжал адвокат, – что очень быстро вступим в фазу раннего развития и очень быстро пройдём и её. В нашем случае практически сразу начнётся экспансия; я даже вижу основную проблему в овладении ситуацией. Однако с этим мы можем, я думаю, добиться выхода на биржу уже в будущем году, так что «PPP» реализует свою инвестиционную прибыль в чрезвычайно короткое время. Это для нас хорошая ситуация, и вам не надо беспокоиться.

Блок слушал его, широко раскрыв глаза – без сомнения, мало что понимая.

– Но они не могут требовать восьмидесяти процентов участия, – воскликнул он наконец. – Тогда ведь я в собственной фирме практически буду лишён права голоса.

Адвокат, приземистый, с бычьим загривком человек с нездорово красным лицом, покачал головой.

– Ну, некоторое участие в предприятии – это, естественно, основа бизнеса компании «Private-Equity», это ясно. Но восемьдесят процентов, тут вы правы, это не подлежит обсуждению. Пробный шар, если хотите, или игра во власть. Не принимайте этого всерьёз. Мы в настоящий момент на базаре, и никто не ждёт, что первое же предложение будет принято. – Он помедлил, жестикулируя так, будто месил невидимое тесто. – Я… пожалуйста, поймите меня правильно… хотел бы предложить вам, чтобы вы оба больше не участвовали в переговорах лично, а подождали бы здесь.

Голова Блока взметнулась вверх.

– Это почему?

– Это укрепит нашу позицию, – заявил адвокат. – Это не так легко понять, но я могу вести переговоры из лучшей позиции, если в любой момент смогу сказать: стоп, я должен вначале спросить. Таким образом, мы не только выиграем время для размышлений, но и психологически будем сильнее, поскольку сможем придержать динамику, которая часто развивается в таких переговорах.

Маркус кивнул Блоку.

– Он прав. Я это знаю по своей работе в отделе продаж, – он вынужденно улыбнулся, – правда, с другой стороны.

Блок оглядел его, потом адвоката. Его нижняя челюсть ходила ходуном.

– О'кей, – сказал он наконец. – Так и поступим.

Это означало ждать. Бездеятельно сидеть, чувствуя, как минуты растягиваются в часы. Уставившись на обитую кожей дверь и спрашивая себя, что происходит там, за ней. А ваш адвокат, который имеет возможность в любой момент прервать переговоры, не прибегает к этой возможности.

Блок принялся беспокойно ходить взад-вперёд.

– Не знаю, – забурчал он себе под нос. – Они меня парят. Я это чую. Все меня всегда парят. Они даже думают, что у них есть на это право, поскольку они учились, а я нет.

Маркус смотрел в окно, запутавшись в стеклянных фасадах небоскрёбов, в которых отражались стеклянные фасады других небоскрёбов. Но когда Блок в третий раз завёл всё ту же пластинку, он повернулся к нему и сказал:

– Карл, вы зря беспокоитесь. Метод знаете только вы. Без вас ничего не сдвинется с места. Это неуязвимая позиция.

Блок остановился и упёрся взглядом в пол, покачивая головой.

– Маркус, – медленно произнёс он после паузы. – Что касается метода… Я должен вам кое-что объяснить.

Маркус ощутил, как во рту у него пересохло. И судорожное чувство гордиева узла в животе опять вернулось.

– А именно?

– Метод… он еще не проработан до конца. Не вполне. Понимаете, я в принципе не имею ничего против того, чтобы раскрыть его; только вначале мне нужна возможность доработать его до конца.

О, ч-чёрт. Да быть того не может!

– Что значит «не проработан»? – Маркус старался не закричать, хотя ему очень хотелось.

Блок сделал отметающее движение рукой.

– Нефть я найти могу, это не вопрос. Это я доказал. Я найду нефть там, где больше никто её не найдёт, это я тоже доказал. И я докажу это снова. Но в этом пока что слишком много интуиции, понимаете? Научные принципы ещё не вполне ясны. Формулы, которые я нашёл, слишком приблизительны, чтобы в них можно было ткнуть носом кого угодно. Предстоит сделать ещё много работы. – Он встал перед Маркусом, заглянул ему в глаза, и опять в его взгляде было что-то покоряющее, что появлялось в нём только перед публикой, что-то пророческое. – Маркус, я посвящу вас в тайну, когда мы наконец приступим к работе, но вы должны пообещать, что поможете мне до конца разработать метод.

Маркус смотрел на старика, силясь справиться с паникой, которая поднималась в нём. Только не идти на поводу у фантазии. Он ведь уже принял решение не беспокоиться, а? Беспокойство – оно ведь ничего не даёт. Надо действовать. Это же Америка, здесь можно только так, а не иначе. Мужество, вот что. Мужество и уверенность – и тогда мир принадлежит тебе.

Страхи исчезли. Он вдруг снова взглянул на вещи трезво. Это был его великий шанс, и он им воспользуется.

– Обещаю, – сказал Маркус.

Скоро скрипнула дверь, и вышел адвокат с предложением, на котором, в случае их согласия, все сойдутся: сорок девять процентов для «PPP» и пятьдесят один для них.

– Два следующих условия связаны с этим, – продолжал адвокат. – Во-первых, метод должен быть раскрыт в течение трёх следующих лет, а пока он не раскрыт, «PPP» хочет иметь закреплённое договором особое право в любой момент ликвидировать предприятие без объяснения причин. Во-вторых, «PPP» выставляет третьего директора, который будет отвечать за организацию и построение предприятия. С нашей точки зрения это не представляет проблемы; в таких вещах у фирмы «PPP» большой опыт, от этого мы только выиграем.

– Что это значит точно – пятьдесят один процент для нас? – спросил Блок.

Адвокат излучал уверенность в победе.

– Это значит, что вы вдвоём будете иметь в будущей фирме большую долю участия и таким образом будете обладать решающими полномочиями. Причём этот пятьдесят один процент вы должны разделить между собой. Мистер Уэстман сказал мне, что вы заключили между собой предварительное соглашение?

Маркус кивнул.

– Да. По этому соглашению мистеру Блоку причитаются три четверти нашей доли, а мне одна четверть.

– Нет, мы сделаем не так, – вмешался Блок, отрицательно качая головой. Он по-отечески обнял Маркуса за плечо и заявил адвокату: – Мы поделим пополам. Или, чтобы цифры были целые, двадцать шесть процентов мне и двадцать пять процентов этому молодому человеку. – Повернувшись к Маркусу, он сказал по-немецки: – Для меня дело не в деньгах. Мы заработаем миллиарды – на что они старому человеку? Я хочу завещать миру метод Блока. Для меня важно это.

Адвокат озадаченно поморгал, затем кивнул и удостоверился:

– Значит, вы согласны с достигнутыми договорённостями?

– Да, – сказал Блок.

Маркус был не в состоянии вымолвить ни слова. Он лишь оглушённо кивнул.
Так договоры были подготовлены и в ходе следующей встречи подписаны. То были целые горы бумаг; даже запястья болели от множества подписей, которые пришлось поставить на этих бумагах.

Именно тогда возникло предложение назвать вновь учреждаемую фирму «Block & Westman».

– Звучит как-то лучше, – сказал один из представителей «PPP». – Динамично. Выразительно. Как «Хьюлетт-Паккард». Или «Даймлер-Бенц».

Маркус сразу отказался. Единственным человеком, дающим фирме имя, аргументировал он, должен быть изобретатель метода, ибо без него не было бы и повода учреждать фирму.

– Итак, остаёмся при начальном названии «Block Explorations», – резюмировал адвокат и пошутил: – Это хотя бы избавит нас от необходимости всё заново распечатывать и ещё раз скреплять подписями.

Блок лишь молча слушал и, после того как в дискуссии была поставлена точка, довольно улыбнулся Маркусу.

Маркус же, переворачивая листы и проставляя в нужном месте свою подпись, прислушивался к себе. Он был доволен своим решением, но если совсем уж честно, он принял его не ради Блока. Нет, была другая причина, которая сыграла в этом роль: чувство, что эта фирма для него ещё не конечная станция. В нём всё ещё жил образ стеклянной башни. Башни, на которой будет красоваться: «Westman Tower». Не «Block & Westman», а только Уэстман. Внутренний голос нашёптывал ему, что «Block Explorations», какой бы большой ни была эта фирма, станет всего лишь этапом на его пути.

И что он правильно сделал, приберегая своё имя на потом.

Одним из договоров, подписанных на этой встрече, был договор о зачислении Маркуса в штат. В нём оговаривалось жалованье в 100 тысяч долларов год, а также условие, что жалованье будет пересмотрено, как только будет найдена первая нефть. Разумеется, в сторону повышения. Значительного повышения.

Это было начало. Маркус отказался от квартиры в Райской Долине и снял маленькие апартаменты в Бруклине, в принципе состоявшие лишь из одной неприглядной комнаты с душем, туалетом и кухонной нишей. Однако, несмотря на это, стоили они зверски дорого. Но ничего, это было лишь временное пристанище; он, естественно, обзаведётся чем-нибудь по-настоящему приличным, как только потекут по-настоящему большие деньги. Кроме того, он и так почти все ночи проводил у Эми-Ли, навёрстывая более чем полугодовое воздержание и накапливая огромный дефицит сна. Но чему быть, того не миновать, и для чего же существует кофе и тому подобное? Рано утром он выпивал несколько чашек крепкого кофе в великолепной трехкомнатной квартире Эми-Ли в Верхнем Ист-Сайде, откуда можно было видеть, как над Атлантикой встаёт солнце и Квинс погружается в расплавленное золото.

Блок же, напротив, предпочитал и дальше жить в отеле. Адвокаты были этим премного довольны, поскольку это, как они объясняли, уменьшает опасность возникновения проблем со Службой иммиграции и натурализации относительно их недостаточного визового статуса. То, что Блок живёт в отеле, документально подтверждало его «намерение вернуться», и это якобы многое облегчало.

Маркусу же было всё равно. Он отказался демонстрировать «намерение вернуться», даже для видимости. Он не имел намерения возвращаться – и баста.

Теперь одно шло за другим. Был арендован офис, наняты первые служащие – секретарши и бухгалтер, которые тотчас начали формировать фирму, набирать геологов и буровых техников, хотя те приступят к работе лишь какое-то время спустя. Организатором этого водоворота был третий директор, назначенец «PPP», рослый, пухлощёкий человек лет сорока, носивший полнозвучное имя Джеймс Уитни Турбер-мл. III. У него были длинные волнистые волосы, делающие его похожим на мужеподобную женщину, однако он был женат, причём даже на известной актрисе, от которой имел троих детей. И дело он знал, это было бесспорно. Джеймс Уитни Турбер и т. д. и т. п. понимал толк в том, как выстроить фирму на пустом месте. Он знал, какие заполнить формуляры, на что обратить внимание, а что лучше не трогать, он знал, где взять людей и как отобрать из них нужных. Пускай он не был симпатичным – холод, исходивший от него, временами был просто пугающим, – но он был даром небес.

У Маркуса первое время работы было не много, разве что обжить свой кабинет. Даже его новые визитные карточки уже лежали на письменном столе: Марк С. Уэстман, вице-президент. Он не мог на них наглядеться.

Однако когда он гордо показал такую карточку Эми-Ли, она лишь рассмеялась и проворковала:

– Знаешь, что меня в тебе привлекло?

– Ну, ты знала, что мне светит крутая карьера!

Она закусила мочку его уха и стала трепать её, мотая головой, а отпустила только после бурных протестов. Больно же!

– Я из тех женщин, которые иногда думают только тем, что ниже пояса, – шепнула она ему в истерзанное ухо. – Я тебя увидела и захотела. Вот и всё. Так просто.

– Я шокирован, – ответил Маркус, в высшей степени польщённый.

Только право на пребывание в США оставалось нерешённой проблемой. Green Card, на которую была вся надежда, маячила, как растолковал ему адвокат, лишь где-то в далёкой дали.

– Вы попадаете в категорию ЕВ-5 как Permanent Resident Investor. Для этого вы должны инвестировать собственные деньги, по меньшей мере миллион долларов, но и то пройдёт три года, прежде чем вы получите Green Card.

Итак, он снова получил лишь временную визу – с разрешением на работу, связанную только с деятельностью его собственной фирмы!

– Да здравствует бюрократия! – прокомментировал он.

Блоку эта бумажная война давалась ещё труднее, поскольку для такого рода визы – что привело австрийца в ярость, – играло роль, есть ли у него свидетельство об окончании признанного высшего учебного заведения или нет. В конце концов, была найдена лазейка, закрывающая вопрос хотя бы на первое время.

Маркус подробнее изучил соответствующие предписания и обнаружил, что человек, желающий получить Green Card путём инвестиций, должен не просто инвестировать деньги, но действительно учредить новое предприятие.

Другими словами: если он хочет обосноваться в США, «Block Explorations» действительно может быть лишь этапом на его пути.
В одном из разговоров, которые они вели ночами, голые, среди измятых простыней, Эми-Ли спросила:

– И что, ты совсем не знаешь, как твой партнёр находит нефть?

Маркус помотал головой.

– Он странный. Пообещал, что объяснит. Но, честно говоря, я должен увидеть это своими глазами, чтобы поверить.

– Тебя это не тревожит? – она положила голову ему на грудь и рассеянно водила пальцами по его соску.

– Меня? – Он слушал шум уличного движения, которое ночью хоть и затихало, но не смолкало ни на миг. – Нет. Я с самого начала намеревался открыть предприятие, с OPI или OPM. Именно это я и сделал. Это говорит о том, что я на верном пути.

– Что это значит – OPI, OPM?

– «Other people's ideas» и «other people's money».

С ума сойти, если вдуматься. Метод – от Блока, капитал – от «PPP», а ему, несмотря на это, принадлежит четверть фирмы! О, чудеса капитализма!

– Только вот иммиграционные органы, – посетовал Маркус, – не срабатывают так, как мы рассчитывали. Но ничего. Это только вопрос времени, пока я соберу миллион, и тогда я с этим миллионом открою своё предприятие. Слушай, а что это ты там делаешь?

Она не переставала обрабатывать его сосок.

– Разве ты не на самой верхушке «Block Explorations»? – спросила она, делая вид, что не замечает, как возбуждающе это сказывается на других частях его тела.

Ну, так он ей это показал.

И лишь потом, во время следующей паузы, ответил:

– Я вице-президент. Другими словами, есть ещё одна ступенька. Так что я ещё не наверху, не так ли?
Настоящее

Придя домой, Доротея прослушала на автоответчике сообщение Вернера о том, что он придёт позже и чтоб ужинали без него. Голос у мужа был напряжённый. Она поужинала с Юлианом, который без умолку говорил о каком-то футбольном матче штутгартского «VfB»,^[26] который будут вечером показывать по телевизору.

– Папа разрешил мне его смотреть! – то и дело заявлял он, хоть она и говорила, что не имеет ничего против. Он огласил ей также тонкости состава команды и вслух прикидывал, какие шансы из этого следуют, но она при всем желании не могла следить за ходом его мысли. Зато пожертвовала ему целый пакет чипсов, с которым довольный Юлиан удалился в гостиную.

Она накрывала стол для Вернера, а думала при этом о Маркусе и о его странной просьбе. Ей придётся подождать, когда Вернер будет в настроении помочь ей.

Он вернулся уже после девяти, словно окутанный мрачной тучей. Казалось, мыслями он был где-то далеко, когда целовал её, снимал пальто, шёл за ней на кухню и потом, чего он никогда не делал, взял из шкафа стакан, наполнил его из-под крана и залпом осушил.

– Ты была сегодня у брата?

– Да, – сказала Доротея.

– И что? Как он?

– Хорошо. У него ещё этот шрам, но они его в ближайшие дни прооперируют.

– Хорошо, – сказал Вернер, но казалось, что он не понял ни слова.

Она взяла его за локоть.

– Вернер? Что с тобой?

Он посмотрел на неё – глазами, в которых мерцал ужас, осторожно отставил стакан и тихо, почти шёпотом сообщил:

– Зигмунд умер.

– Что?

– Инфаркт. Сегодня днём, в Дубаи. Объявили его рейс, все встали, а он остался сидеть. С ним вместе летел Унтермейер, сидел рядом с ним. Не заметил, как тот был готов. – Вернер медленно мотал головой из стороны в сторону, будто это происходило помимо его воли. – Умер в один момент. А был на год моложе меня.

И она вспомнила еще кое-что:

– Он тогда постоянно мотал коленями. Ты не заметил? Его словно током дёргало.

Вернер начал беспокойно метаться по кухне.

– Конечно, заметил. Это он ещё являл собой само спокойствие. Видела бы ты его в столовой.

– Но это ведь ненормально. Ему надо было послушаться жену.

– Ох, что делать, такая работа, – выдавил Вернер. Он остановился, тяжело дыша. – Мне тоже грозит командировочная жизнь, когда начнётся внедрение разработки в Бразилии. А может, и того хуже. Знаешь, сколько длится полёт в Южную Америку? Ужас.

Доротея сглотнула. Наконец и до него дошли тревоги, которые мучили её с тех пор, как начались разговоры об этом проекте.

– Да сядь же, – сказала она. – Поешь сперва.

– Я не могу ничего есть.

– А с Бразилией уже определилось?

– Нет, но… – Он смолк, посмотрел на неё. Она обняла его, и так они стояли.

Пока не притащился Юлиан, взял из холодильника колу и невозмутимо – лишь скользнув по ним взглядом без всякого интереса – налил себе полный стакан. Казалось, ему некуда было спешить; хотя обычно в футбольные вечера его можно было сравнить с реактивным истребителем на бреющем полёте.

Доротея кашлянула.

– Ты что, не боишься пропустить гол?

– Не-е, – скривился он. – Там сейчас эти чертовы новости.

– Но они сейчас же и закончатся.

– Они сказали, что все передачи сдвигаются на полчаса. – Юлиан поглядел на свой стакан и пришёл к выводу, что тот нетранспортабелен, если не отпить из него глоток. – А на других каналах то же самое.

Доротея, всё ещё обнимавшая Вернера, почувствовала, как он опять напрягся. Она встревожилась:

– Что там за новости?

– С Аравией что-то.

Они с мужем переглянулись, и оба поспешили в гостиную. На экране, озаряемый фотовспышками, перед лесом микрофонов говорил старик в арабском одеянии.

– …положение под контролем, – с запаздыванием переводил закадровый голос. – Пожарники потушили несколько очагов… кроме одного, который, однако… вскоре тоже будет погашен и… больше не представляет собой опасности; ситуацию держат под контролем… Военные охраняют, эм-м, другие возможные цели атак… И нынче же ночью, – саудовский министр внутренних дел подчеркнул это, – начнутся восстановительные работы.

Переключили на студию, как это обычно бывает во время таких специальных репортажей. За пультом шелестел своими бумажками ведущий. Гость студии оцепенело ждал. На мониторе мерцала надпись: «Взрыв в саудовском нефтеналивном порту». Тема разговора.

– Итак, вот что сказал саудовский министр внутренних дел, – произнёс ведущий и повернулся к своему гостю. – Профессор Шульц, вы являетесь экспертом по вопросам обеспечения нефтью. Что означает потеря такого порта? Грозит ли нам нефтяной кризис?

Тот снисходительно улыбнулся.

– Нет. Саудовская Аравия хоть и крупный, но не единственный поставщик нефти. Европа покрывает из Саудовской Аравии лишь около двадцати процентов своей потребности, а США – вообще всего восемь процентов. И нефть-то ведь есть, как уже сказано, речь идёт лишь о том, что в настоящий момент её нельзя загрузить в танкеры. Но я могу себе представить, что рынки всё же среагируют на это. Саудовская Аравия до сих пор играла роль так называемого swing producer,^[27] которую теперь страна не сможет сохранять за собой, пока не восстановят порт. Это означает…

– Что это значит – swing producer?

– Это означает просто, что Саудовская Аравия то повышает, то понижает своё производство в зависимости от потребности в нефти. Другие нефтедобывающие страны производят столько, сколько могут, а саудовцы, в отличие от них, всегда лишь столько, сколько необходимо сверх того. Это значит, в принципе, что цены на нефть определяли они.

Ведущий сделал большие глаза; он явно впервые об этом слышал.

– Э-эм… но это же очень удобная позиция, дающая власть, не так ли?

Гость студии поправил очки.

– Да, причём необходимо сказать, что в принципе они никогда этим не пользовались. Они всегда старались держать цены на нефть на уровне, терпимом для мировой экономики.

– А нефтяной кризис в начале семидесятых? Я вспоминаю о запрете на поездки в воскресенье, пустые бензоколонки и так далее, и все тогда кляли нефтяных шейхов. Ведь тогда тоже были саудовцы… Или нет?

Профессор кивнул.

– Ответственность за это тогда легла на Саудовскую Аравию под руководством короля Файзала; ОПЕК решила пойти на пятипроцентное снижение производства нефтепродуктов. Это имело, конечно, политические причины, и с сегодняшней точки зрения надо сказать, что реакция западных стран была, ну, несколько преувеличенной.

Ведущий схватился за белую кнопку в ухе.

– Мне только что сообщили, что у нас есть новые кадры из Рас-Тануры. Режиссёр, прошу вас.

Из громкоговорителя раздался грохот, заставивший вздрогнуть, а на экране задрожала зыбкая, неясная картинка. Съёмки, видимо, велись с вертолёта, и лишь постепенно можно было распознать гигантские цилиндры, огромное их количество – казалось, они тянутся до горизонта.

– Это нефтяные резервуары, как я полагаю? – спросил голос ведущего.

– Да, верно, – ответил профессор. – Это нефтеналивные сооружения Рас-Тануры. Здесь складируется больше сырой нефти, чем где-либо ещё в мире.

В кадр попало тревожное красно-жёлтое мерцание.

– А это, должно быть, огонь, который ещё не удалось потушить. Это значит, резервуары вне опасности; так ли это, по вашему мнению?

– Да, расстояние от пирса до резервуаров составляет несколько километров. Им никогда ничего не угрожало.

Запись оборвалась застывшим кадром, и на экране снова возникла студия.

– Саудовский министр внутренних дел сказал, что восстановительные работы начнутся немедленно; ещё этой ночью, как он подчеркнул. Как долго, по вашей оценке, они продлятся, пока нефть снова не потечёт в танкеры?

Мужчина в сером костюме покачал головой.

– Отсюда мне трудно судить. Но не меньше нескольких недель, а то и месяцев. Всё зависит от рода повреждений.

Ведущий помедлил, перед тем как задать вопрос, зная, что он может смутить собеседника.

– А когда нефть потечёт снова – как долго она ещё будет течь? Когда запасы подойдут к концу?

Профессор улыбнулся, как человек, которому задали ожидаемый вопрос, ответ на который он уже приготовил.

– В 2004 году государственная саудовская компания «ARAMCO» оценивала свои резервы в 259,4 миллиарда баррелей. Добывается ежедневно в среднем 8–9 миллионов баррелей. Вы легко можете подсчитать, что при такой добыче запасов хватит ещё самое меньшее на восемьдесят лет.

– Значит, нет причин для беспокойства? – с видимым облегчением резюмировал ведущий.

– Сейчас, я думаю, цены поднимутся, но вскоре опять нормализуются.

– Большое спасибо, профессор Шульц, – сказал ведущий и продолжил, повернувшись к камере: – В настоящий момент это всё, что можно сказать о подоплёке нападения на саудовские порты. Мы будем держать вас в курсе дальнейшего развития событий. А теперь далее к программе. Для фанатов футбола: трансляция уже идущего второго периода матча на кубок УЕФА между «VfB» Штутгарт и «United» Манчестер будет лишь сдвинута по времени. Так что вы ничего не потеряете.

На экране возникло зеленое поле, залитое светом, из громкоговорителя вырвались крики тысяч болельщиков, начался второй период.

Юлиан сказал:

– Ну наконец-то! – и уселся на софу.

Вернер сокрушённо покачал головой.

– Вот чёрт! А я как раз собрался заказать котельное топливо. Зря намылился.

– А сколько у нас ещё осталось? – спросила Доротея.

– Ну, на пару недель хватит. Но никак не на месяцы. Тем более что зима на носу.

– А не могли бы вы переместиться с разговорами на кухню? – попросил Юлиан тем резонёрским тоном, который Доротея не переносила. – Матч в самом деле очень серьёзный.