Анна Борисова Креативщик



бет8/12
Дата23.07.2016
өлшемі0.89 Mb.
#216987
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   12

13:40

«Первую часть беседы я не фиксировал. Поэтому начало тут немного сумбурное, запись идет с середины фразы.

– …третий день ничего! Вообще ничего. Просто засыпаю, и всё. Такое странное чувство! Словно идешь по весеннему льду. Каждый шаг может стать последним. Страшно и весело. Вроде крах всей жизни, да? Не знаю, что теперь со мной будет, а внутри всё поет. Будто мне шестнадцать лет и всё впереди: выбор профессии, выбор спутницы жизни… Вообще-то так оно и есть. Со спутницей, похоже, финал. Профессию тоже придется менять. Это уж точно».

Ретурнист оторвался от блокнота.

«Тут надо объяснить.

Екклесиаст – юрист, судья горсуда. Ну, вы знаете, в каком состоянии у нас сейчас суды. Там полно взяточников, даже вымогателей, но мой клиент, можно сказать, был из лучших. Не борец с системой, не преобразователь (иначе давно вылетел бы со службы), но человек порядочный, компетентный. Старается не пачкаться. Ведь каждому нужен базис для самоуважения. Один уважает себя за то, что совершает какие-то поступки; другой – за то, что каких-то поступков не совершает. Я знавал одного инспектора ДПС, который гордился тем, что всегда дает сдачу, если водитель с перепугу сунул ему больше нужного.

Мой пациент уважал себя за то, что никогда не берет на лапу и, если есть такая возможность, судит в меру своего понимания справедливости. В горсуде он был на особом положении. Ему давали только всякие «невыгодные» дела, на которых не наживешься и не выслужишься. Это отлично устраивало и его, и начальство. В нормально функционирующей судебной системе Екклесиаст был бы идеальным служителем правосудия, ну а при нашей – так, ни рыба, ни мясо. Классический адепт «теории малых дел». Когда можно сделать что-то хорошее, не портя себе жизнь, делает. Когда нельзя, скрипит зубами, но выполняет волю руководства. Иногда ему все-таки приходилось участвовать в разных, как он говорит, «несимпатичных» делах. Правда, не в качестве председателя, а в составе коллегии. Видел, что всё проплачено, что вердикт вынесен заранее, но помалкивал. Если уж совсем неприличное что-то, пробовал спорить. Не в зале, конечно, а в судейской комнате, кулуарно. Его вежливо выслушивали, вежливо возражали, и он всякий раз затыкался. На принцип не шел. Потому что все равно один человек системы не изменит, плетью обуха не перешибешь, так уж устроен мир – и так далее, и так далее.

Но это всё были дела экономические, когда речь идет о собственности, о деньгах. А тут вдруг Екклесиаста назначили заседателем на процесс по делу, где на карту была поставлена жизнь. Дело крупное, шумное. И в газетах о нем писали, и по радио говорили. Даже по телевизору пару раз мелькнуло. Вы наверняка тоже хоть краем уха да слышали».

«Я не слежу за новостями. Мой интерес теперь, как говорится, подыскивать участок посуше», – печально пошутил инвалид.

«Ну неважно. Если коротко, там сильные люди затеяли отбирать компанию у одного предпринимателя. То ли он кому-то дорогу перебежал, то ли просто компания очень уж аппетитная. В общем, взяли мужика за уклонение от налогов – как это всегда делают в таких случаях. Он сидит в следственном изоляторе, но улик против него маловато. Прокуратура тогда начинает цеплять его сотрудников, чтоб дали показания. Некоторых для острастки тоже привлекли, содержат под стражей. Но ребята оказались крепкие. Не идут на контакт. Или, может, у них там на самом деле все чисто. Хотя это, сами понимаете, большого значения не имеет. И вдруг повезло следователям. У одного из ближайших помощников предпринимателя обнаруживается рак, в предпоследней стадии. Ему надо срочно лечиться, жизнь спасать. А он в камере. Ему предлагают сделку: даешь показания – и свободен. Лечись хоть за границей, спасай свою молодую жизнь, мы же не звери.

И что вы думаете? Больной этот отказывается. Зачем, говорит, мне такая жизнь, если я себя буду сволочью чувствовать. Такой, представьте себе, болван.

Защита, естественно, собирает медицинские справки, подает в суд ходатайство на изменение меры пресечения. Адвокаты понимают, что ни черта из этого не выйдет, но такая у них работа.

И вот мой Екклесиаст попадает, как кур в ощип, на рассмотрение этого несчастного ходатайства. То есть, кажется, рассматривали уже апелляцию в горсуд на отказ в удовлетворении. Короче говоря, заболел там один из членов судейской коллегии, а больше назначить было некого.

Пустая, бессмысленная процедура. Екклесиаст сидел на своем месте, в мантии. Старался не слушать адвокатов, чтоб больше нужного не расстраиваться. Заключение врачей, справки всякие, то-сё. На скамье – задержанный. Бледный, под глазами круги. На него никто не смотрит.

Прокурор тоже зачитывает бумагу, у него свои медики. Выпускать гражданина такого-то из-под стражи нельзя – скроется от следствия.

Тот с места кричит:

– Куда? На кладбище?

Судья призывает к порядку. Бодяга продолжается.

Что произошло дальше, я объяснить затрудняюсь. Лучше прочту, как это излагает сам Екклесиаст».

Терапевт снова стал смотреть на экранчик.

«– …На улице солнце яркое. В зале духота. Председательствующий показал приставу на окно. Тот подошел, створку открыл. Дверь тоже слегка. Чтоб сквозняк. Стало немножко посвежей. Но окно поскрипывает, створка туда-сюда ходит. И солнечные зайчики от стекла. Один ерзает по лицу подследственного. Он жмурится, но лица не закрывает и не отодвигается. Я думаю: „Совсем у парня сил нет, даже руку поднять трудно“. Кольнуло меня слегка, но я поскорей отвернулся. Когда, думаю, эта тоска кончится. Ведь всем все ясно, только зря беднягу мучаем. Ехал бы уже в камеру, хоть прилег, что ли.

Наконец стороны высказались. Удаляемся на совещание. Сели в комнате, председатель говорит: «Кофейку попьем и назад. Чего тут обсуждать. Пятый час уже, сегодня пятница, погода такая классная. Сейчас пошабашим, и можно на дачу».

Сволочь – пробы ставить негде. Дача у него в Репино, был я там один раз. Пятьсот лет судье надо зарплату копить, чтоб такие хоромы построить.

Сидим, пьем кофе. Второй заседатель анекдот рассказал. Смешной. Или грустный, не знаю. Может, еще и в анекдоте этом дурацком дело, не знаю. Совпало: анекдот и зайчик. Сейчас расскажу анекдот, сами поймете. Про солонку, не слыхали?

Как помирает один никчемный мужичонка, всю жизнь попусту небо коптил. Попадает на тот свет и спрашивает у Бога: «Господи, скажи, ну чего ради я на свет родился? Неужто был в моем существовании хоть какой-то смысл?» Бог ему: «Конечно, сын мой. У меня иначе не бывает. Помнишь, в шестьдесят девятом ты в Гурзуфе отдыхал?» «Помню, Господи». «А как вечером 27 июля познакомился с блондинкой из Кременчуга и с ней в ресторане „Якорь“ сидел, ужинал, помнишь?» «Что-то припоминаю, смутно». «А как за соседним столиком сидела женщина с бледным лицом, всё курила сигарету за сигаретой, а потом попросила тебя солонку передать?» «Нет, Господи, не помню». «Зря. Для этого ты на свет и появился».

Посмеялись они, а мне не смешно. Тошно как-то, дышать нечем. В солнечном луче пылинки пляшут. Подношу ко рту чашку, во второй держу блюдце. Зайчик от ложечки прыг – мне в глаз. Я прищурился, и вдруг – не поверите – само собой с губ сорвалось.

А давайте, говорю, его выпустим.

Они сначала не поняли. Я и сам, честно, обалдел. Но слово не воробей. Начинаю аргументировать: так-то и так-то, адвокат совершенно прав, на основании статьи такой-то, даже гуманные соображения приплел.

Председатель мне мягко:

«Принято решение. На высоком уровне. Не нам его менять».

А я уже удила закусил. Про независимость судебной власти ему гоню, про совесть. По полной программе.

Он начал злиться, но пока сдерживается.

– Не мне вам объяснять, что нет у нас никакого независимого суда. Эти игрушки созданы для более развитого уровня демократии. У нас же пока период государственного контроля, по всей вертикали, сверху донизу. Мы все одна команда, государственные служащие: что прокуроры, что судьи. Нужно сначала приучить нашу разгильдяйскую страну к дисциплине и ответственности, а потом уже вожжи ослаблять.

Ах ты, думаю, государственник херов. Хапуга! Ездишь на «мерседесе», дача на заливе, дочка в Англии учится в частной школе, сам метишь в председатели горсуда. Но вслух ничего такого, конечно, не говорю. Продолжаю блеять про милосердие. С таким диагнозом даже осужденных из мест заключения комиссуют, а этот ведь только еще подследственный, и обвинительная база очень слабая.

Надоело председателю со мной препираться. Говорит, вкрадчиво так:

– Хотите особое мнение? Ваше право.

И уверен, гнида, на сто процентов, что я спасую. По нынешним временам особое мнение в таком деле – это скандал неслыханный, конец всему.

У меня внутри все сжалось. Вдруг слышу собственный голос, очень отчетливо: «Особое мнение заявлять не буду, но все-таки это как-то не по-человечески». А сам еще ни слова не произнес, зубы сжаты. Было это уже, было! Дежа вю. То бишь, дежа векю!

Затрясло меня. И я сказал – медленно, громко:

– Вот именно. Мое право. Я напишу особое мнение.

И будто звон какой-то в ушах… Даже не знаю, как описать. В детстве, бывало, нырнешь с вышки – я любил, хорошо прыгал – уйдешь глубоко под воду, потом вверх, вверх, воздуха не хватает, выскочил на поверхность – и первый вдох…»

Ретурнист оторвал взгляд от блокнота.

«Дальше он тут пытается передать свои ощущения от преодоления „точки возврата“, но рассказчик из Екклесиаста, как вы могли заметить, так себе. Искусством словесной метафоры он, во всяком случае, не владеет. Поэтому я своими словами.

В судейской комнате он пережил классический катарсис. Ощущение, которое испытывает душа, вырываясь из колеи, наезженной за предыдущие жизни, многократно описано в специальной литературе. Это вроде второго рождения на свет. Не буду тратить время.

Совещание продолжалось долго. Председательствующий попросил другого заседателя выйти и накинулся на Екклесиаста. На «ты», да с матом, да с угрозами. А Екклесиасту было все равно. Он прислушивался к тому, что у него внутри происходило.

Никакого особого мнения ему в результате написать не дали. Просто перенесли заседание, а на следующее назначили другой состав судей. Так что больному Екклесиаст все равно не помог. Зато себе навредил по полной.

С работы ему надо уходить, это без вариантов. А куда? В адвокатуру? Но у него ни опыта, ни сноровки, да и возраст уже не тот, с нуля начинать. И потом, хороший адвокат сегодня – это кто? Тот, кто знает, кому и сколько заносить. Это уж точно не по части моего пациента. Опять же, среди судей, с которыми адвокату надо договариваться, у него теперь понятно какая репутация.

С молодой женой тоже раздрай. Она вообще довольно скоро стала похожа на предыдущую супругу: тот же доминирующий тип. Ну, это естественно с точки зрения типологии межличностных отношений. А после этого конфузного происшествия стало – хоть домой не приходи. Женщина ведь работает там же, секретарем. Дитя системы. С ее точки зрения, Екклесиаст с ума сошел. «Ты псих! Ты лузер! Тебя лечить надо!», и все такое.

По всем параметрам жизнь моего пациента превратилась в ад. А он, представьте себе, счастлив. Никогда не испытывал такой полноты жизни, такой свежести бытия. Оказывается, «иголка» его судьбы бог знает сколько инкарнаций спотыкалась на солнечном зайчике, а тут вдруг взяла – и проскочила. Представляете?

Это, конечно, не гарантия того, что у него «мелодия» до конца чисто доиграет. Наверняка будут и другие засады, где он может споткнуться. Придется жить заново. Но одно могу гарантировать: на той же самой «точке возврата» он больше не сорвется. Это сто процентов».


С этими словами гештальтист-ретурнист горделиво захлопнул свой электронный блокнот и спрятал его в карман.

«Ну как вам? Заставляет задуматься, не правда ли?»

Можно было не спрашивать. К концу истории старик от нетерпения и возбуждения весь изъерзался – насколько способен изъерзаться парализованный: дергал головой и чуть раскачивался в кресле.

«Доктор, вы должны меня выслушать! У меня в семьдесят третьем тоже был один случай… Я думаю, это по вашей части! У вас есть еще пять минут?»

«У меня-то есть, а за вами уже пришли. – Терапевт показал на аллею, по которой быстро шла школьница в клетчатой юбке. – Это ведь ваша внучка?»

«Ничего, я скажу, чтоб еще немножко погуляла. И вообще, она умная девочка. Я вас с ней познакомлю».

«Нет, хватит с меня на сегодня девочек», – непонятно ответил собеседник. Он внезапно потерял всякий интерес к разговору. Очевидно, относился к разряду людей, которые обожают говорить сами, а слушать других им скучно.

«Что?»


«Извините, мне пора».

Альбинос слегка поклонился и хотел ретироваться обратно в кусты.

«Где находится ваша клиника? – крикнул инвалид. – Я достану деньги! Хочу записаться к вам на прием!»

«Зачем вам зря у.е. тратить? – донеслось из кустов. – Методика вам теперь понятна. Попробуйте сами. Может, получится?»





Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   12




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет