ОЛЕГ. Я пойду. Зови, если что.
БАБА БАЯ. Иди, сыночек, иди. Олю посмотри. Похоже, она на сносях…
Олег целует Бабу Баю в лоб, натягивает валенки, выходит через заднюю дверь.
29. Землянка. Ночь.
Олег входит в землянку, видит Олю на кровати, тихо снимает валенки, подходит к Оле, трогает её лоб, рассматривает её лицо, поправляет одеяло.
Олег идёт к столу, замечает, что листки бумаги лежат стопкой. Кладёт на бумаги руку, перебирает край стопки, смотрит на фотографии, смотрит на Олю.
Олег садится за стол, берёт чистый лист, что–то пишет.
Оля открывает глаза, смотрит на Олега, чуть улыбается, потом что-то вспоминает, приподнимается на кровати.
Олег оборачивается.
ОЛЯ. Как там?
ОЛЕГ. Всё хорошо. Он спит. И ты спи... Не холодно?
ОЛЯ. Тепло.
Оля ложится, смотрит на Олега с улыбкой, закрывает глаза.
Олег рассматривает спящую Олю, выключает керосиновую лампу.
30. Землянка. Утро.
Олег стоит у окна, намыливает над тазиком свою бороду и сбривает её скальпелем, заглядывая в маленькое зеркало на стене. В зеркало видно и Олю. Олег в другой одежде, «городской».
Оля открывает и протирает глаза, нащупывает игрушечного котёнка, достаёт его из–под одеяла, садится в кровати, смотрит на Олега.
Олег оборачивается, улыбается. Оля улыбается в ответ.
Олег продолжает сбривать бороду. Оля с удивлением наблюдает, за изменениями во внешности Олега. Олег вытирает лицо полотенцем, оборачивается к Оле.
ОЛЕГ. Вот теперь – доброе утро.
ОЛЯ (смотрит на Олега, переводит взгляд на фотографии на столе, понимает, что это один человек). Доброе утро.
ОЛЕГ. Как спалось?
ОЛЯ. Хорошо. Тепло.
ОЛЕГ. В землянке теплее, чем в доме. И дров меньше идёт. Наши предки так и жили – в землянках…
ОЛЯ. Как Веня?
ОЛЕГ. Спит. Я под утро проведывал. Температура у него, но это норма. После операции. Он ваш муж?
ОЛЯ. Да… (Кивает на стол.) Я там читала…
ОЛЕГ (подсаживается к Оле на кровать). Интересно?
ОЛЯ. Да… Такая жизнь!..
ОЛЕГ. Теперь вы всё обо мне знаете. А я о вас – ничего.
ОЛЯ. У меня всё просто. Училась, влюбилась…
ОЛЕГ. Мужа любите?
ОЛЯ. Он хороший, он добрый. И выдумщик такой! Придумывает всё время что–то. Вот как сейчас…
ОЛЕГ. Да, не соскучишься…
ОЛЯ. Он, правда, правда хороший… Отец его был против. Генерал. И мать. А он всё–таки женился на мне. Я из такой семьи, понимаете… Только с бабушкой жила. И eё схоронила в том году.
ОЛЕГ. Кого ждёте? Месяцев семь уже?
ОЛЯ. Да, семь. И три дня. Говорят – девочка.
ОЛЕГ. Похоже на девочку. (Оля удивлённо смотрит на Олега.) По форме живота.
ОЛЯ. А… Только… Что–то тянет вниз и тянет… Вы хирург?
ОЛЕГ. Вы же всё читали.
ОЛЯ. Я боюсь.
ОЛЕГ. Чего?
ОЛЯ. Мне всё сон снится, что я рожу… и умру сразу.
ОЛЕГ. Что вы! Я у стольких роды принимал – все живы. Все женщины боятся смерти в родах. Но это – такая редкость на самом деле. На дорогах столько людей гибнет, а в родах – единицы. И всё больше – именно из–за страха.
ОЛЯ. А вдруг я – единица?
ОЛЕГ. Вы не бойтесь, Олюшка. Тут главное – не бояться.
ОЛЯ. Всё равно страшно. Вот с вами… (Кладёт голову на плечо Олегу.) С вами как–то… спокойно… Тепло… И не страшно. (Олег гладит Олю по волосам.) Вам хорошо, у вас хоть мама есть. Вот она… Ой, простите.
ОЛЕГ. Ничего–ничего.
ОЛЯ (кивает на фотографии). Часто вспоминаете, да?
ОЛЕГ. Так что мама?
ОЛЯ. Она такую песню пела… Никогда раньше не слышала… (Поёт.) Как изгибы у речки Ольховки у малышки моей будут бровки… (Гладит свой живот.) Я слушала… и девочку мою представляла. И так спокойно… А мне – никто песен не пел. И не споёт…
ОЛЕГ. Маму мою – соседка из–под обломков вытащила. Ещё ребёнком грудным. В войну. Родители её погибли, а она выжила. Младенцы вообще живучие… Маме ноги передавило, но соседка её выходила, вырастила. Вот соседка та – эту песню маме и пела. У мамы – маленькой – ножки всё болели и болели, а соседка её на ручках качала и пела эту песню. Про Ольховку. И боль отходила… Теперь мама всё время про Ольховку поёт, когда больно. И ещё… Представляешь, Олюшка. Когда у нас всё случилось… Тогда, десять лет назад… Уехал я из города, куда глаза глядят. И мама за мною. Вот мы тут недалеко проезжали, спрашиваем у людей – нет ли дома свободного. А они и говорят: вон, у Ольховки дом пустой. Живите. Представляешь, у Ольховки. Ты прости, что я тебя Олюшкой зову. Так жену мою звали… (В глазах Олега слёзы. Оля ближе прижимается к Олегу, гладит его по руке.) Хочешь, я спою тебе про Ольховку? Всю песню.
ОЛЯ. Конечно!
ОЛЕГ (достаёт гитару, поёт).
Как изгибы у речки у Ольховки
у малышки моей будут бровки.
Будут глазки сиять, как луна,
что на небе морозном одна
лишь видна.
Расцветёшь ты однажды весною.
Но от солнца держись стороною.
Ты послушай, что шепчет луна,
что на небе морозном одна
лишь видна.
В свете солнца легко обознаться.
В свете солнца легко потеряться.
Ты иди, куда манит луна,
что на небе морозном одна
лишь видна.
Среди льдин и пушистого снега.
Встретишь снежного ты человека.
Будет нежность его, как луна,
среди тьмы непроглядной одна
лишь видна.
Оля плачет. Олег её обнимает, гладит по волосам.
ОЛЕГ. Что ты, Олюшка? Ну–ну…
ОЛЯ. Это же… Это же… про меня песня. (Прижимается к Олегу, плачет.)
В окне появляется лицо Коли. Коля всматривается, стучит.
КОЛЯ (сквозь окно). Доктор Олег! Вас зовут! Вы здесь?
Олег встаёт, идёт к двери, открывает, впускает Колю, сам одевается.
КОЛЯ (Олегу). Ой! А это вы? Доктор?
ОЛЕГ. Выбритый я!
КОЛЯ. И не узнал бы… (Стоит, прижимает к груди котёнка.)
ОЛЕГ. Живой?
КОЛЯ (показывая котёнка) Да!
ОЛЕГ. Я про Веню.
КОЛЯ. А, этот. Ещё какой живой! Орёт на всех. Где жена, говорит, сука! (Оле.) Это вы ведь жена? Вам лучше вернуться.
Оля встаёт, оправляется, вытирает слёзы, кладёт игрушечного котёнка на стол, пытается натянуть сапоги.
КОЛЯ. И ещё кричит: Зачем яд мне подсыпала, ведьма? Это бабе Бае, представляете? Там – всем достаётся. Может, усыпить его, доктор? Снотворное какое? Он так и вторую ногу сломает.
Олег помогает Оле надеть сапоги. Олег и Оля смотрят друг другу в глаза. Олег берёт свой чемоданчик.
ОЛЕГ. Пошли.
Все трое выходят из землянки.
31. Кафе «ГР…БЫ». Утро.
Все столы, кроме того, в котором лежит Веня, стоят уже на ножках.
Веня лежит в столе, кричит, ругается, иногда орёт от боли, ударяет руками и ногами по ножкам стола, даже больной ногою.
ВЕНЯ. Все моей смерти хотят, суки! Всех поубиваю! В гроб уложили, да? Больно мне, понимаете? Больно! Да где этот доктор гребанный?
Все остальные – Сёмыч, Галя, Баба Бая – стоят вокруг и уже не знают, что и делать, молчат, просто смотрят на Веню.
В заднюю дверь входят Олег, Коля и Оля.
Коля остаётся на кухне, достаёт из котла кусочки рыбы, кормит котёнка с руки.
Олег быстро раздевается, моет руки, подходит к Вене.
ВЕНЯ. А ты кто такой? (Всматривается.) Где–то я тебя видел? Но где, где, где?! (Стучит ногами по ножкам стола.) Больно! Как же больно! Суки! Падлы! Где этот доктор?
Галя и Сёмыч тоже с удивлением смотрят на Олега.
БАБА БАЯ. Так это же он – сынок мой, Олежек. Только побрившись.
ВЕНЯ. Молчи, ведьма! Тебя я первую убью! Отравить меня хотела, да? Что я тебе сделал, что?! Больно! Как же больно!
ГАЛЯ (Олегу). Ну, вколите ему уже что–нибудь! Скорее!
Олег набирает в шприц лекарство.
ВЕНЯ. Усыпить меня хочешь? Да?! И ты моей смерти ждёшь? Трахал мою жену, да? Признавайся – трахал или нет? Почему она с тобой спала, а не со мной? (Оле.) Ты! Ты должна была – у моих ног сидеть, сука! Всю ночь! Была блядью, такой и осталась! Рассказывала ему, как я тебя из плечевых вытащил? Рассказывала? Школу ещё не кончила, а мужикам в машинах давала!.. Больно! Как больно!.. Подойди сюда! Подойди, сука! Быстро! Или я сам сейчас встану. Думаете не встану, да? (Пытается встать.) Да всех вас поубиваю, гады! Быстро иди сюда!
Оля подходит к Вене.
ВЕНЯ (Оле). Так ты трахалась с ним, да? На печи небось? Да? И как? Хорошо? Тепло? Нежно? Тебе же этого всегда не хватало? Тепла и нежности, да? И как он, сука? (Хватает Олю за волосы и бьёт её головой об ножку стола.) Нежный, да? Тёплый, да?
Олег кладёт шприц, пытается освободить Олю, но Веня вцепился мёртвой хваткой. Олег ударяет Веню кулаком по голове. Веня вырубается, падает головой вбок, на пол.
Оля сидит на полу, держится за живот, плачет. На её щеке ссадина. Олег протягивает Оле вату с перекисью. Оля прижимает её к щеке.
Олег укладывает Веню в постель–стол. Поднимает шприц, делает Вене укол в руку. Потом приступает к перевязке Вениной ноги.
ГАЛЯ. Ну, наконец–то… Заглох. (Оле.) Зачем ты так, Олька? Он болен, а ты с этим… Тьфу.
ОЛЯ. Не было ничего. Я спала. Потом мы говорили… Не было ничего, не было!
ГАЛЯ. Ты на себя хоть посмотри. И на него. Не было… Видно же всё… Тьфу!
СЁМЫЧ. Да ладно… Трахались–не трахались – какая разница. Меня вот другой вопросик интересует. Похоже, что эта баба, которая Бая – и правда его траванула. Помнишь, Галка, как она перечницу поменяла?
ГАЛЯ. Ну.
СЁМЫЧ. А потом… А потом наш крепыш Веня, которого и ящик водки с ног не свалит – вдруг он раз – и на руль свалился, и к обрыву поехал…
ГАЛЯ. Ну.
СЁМЫЧ. И что он тогда сказал, на льду, когда блевал, помнишь?
ГАЛЯ. Вроде – «грибы».
СЁМЫЧ. Вот именно! Грибы. И блевал ещё – пеной какой–то…
ГАЛЯ. Точно.
Галя и Сёмыч обступают Бабу Баю с двух сторон.
БАБА БАЯ. Что вы, ребятки! Что вы! Да просто – другой перчик я принесла. Для маринованных – другой перчик вкуснее будет.
СЁМЫЧ. Да?
Олег бросает перевязку, встаёт перед Бабой Баей. В руках – скальпель.
Коля оставляет котёнка на печи и тоже встаёт, загораживая Бабу Баю.
СЁМЫЧ. Ладно. Потом поговорим. (Сёмыч и Галя садятся за стол.) Жрать охота.
БАБА БАЯ. Меню дать?
СЁМЫЧ. (указывая на Веню). Что–то не хочется мне – на его место.
ГАЛЯ. И я не буду.
СЁМЫЧ. Во–во.
БАБА БАЯ (бубнит, моет посуду). Ещё и за ужин не расплатились. И за постой. И не довольны они… Ишь…
Олег продолжает перевязку, Коля берёт котёнка, подходит с ним к окну, смотрит на метель. Оля продолжает сидеть на полу около Вени, смотрит на Олега.
Сёмыч подходит к окну.
СЁМЫЧ. Всё метёт зараза?
КОЛЯ. Метёт.
Сёмыч замечает пряничные фигурки–колядки на окне. Берёт, нюхает, надкусывает фигурку медведя.
ГАЛЯ. Ну как?
СЁМЫЧ. Вполне. Твёрдые только. (Загребает все фигурки, несёт к столу, высыпает.).
ГАЛЯ (берёт фигурку, откусывает. Кривится, но жуёт). Запить бы.
Сёмыч достаёт из ящика две бутылки со спиртным. Открывает, одну даёт Гале, из другой пьёт сам. Вид у обоих жутковатый. Сёмыч грязный и заросший щетиной, в грязной одежде. Галя всё ещё с размазанной косметикой, лохматая, кое–как одетая, всё наперекосяк. Расставляют фигурки людей и зверей на столе, откусывают от них разные части, играют с ними, как дети играют в солдатиков и в животных – «бодаются», «стреляют».
Олег завершает перевязку, слушает Венин пульс, пробует лоб.
ОЛЕГ. Надо бы в больницу. Без рентгена не понять, что там у него. Внутри… Сильный жар, и, видимо, воспаление. В воде ледяной столько… Думаю, нужна ещё операция.
СЁМЫЧ. Что ты за врач? Нет, ну что ты за врач? Ковырялся, ковырялся тут… И что? Чё ты его из реки тащил? Чтобы самому потом убить? Да?
ГАЛЯ. Вот именно. Семейка убийц. И фамилия ихняя – «ГРОБЫ». Валить отсюда надо, Сёмыч, пока все не подохли.
Коля стоит у окна, смотрит на метель. Сёмыч и Галя грызут фигурки, пьют.
СЁМЫЧ (Коле). Что, Портянкин, может, вывезешь нас?
КОЛЯ. Не знаю… Вечером, может. Вроде – поменьше метёт.
СЁМЫЧ. Вечером, вечером… До вечера ещё дожить надо… Портянкин.
ОЛЯ (падает на пол и корчится от боли). Олег! Олежек…
Олег и Баба Бая бросаются к Оле. Оля стонет, тяжело дышит, кричит.
БАБА БАЯ. Схватки что ль?
ГАЛЯ. (Сёмычу). О, слышал: (передразнивает) Олег, Олежек! А говорит, не трахались. Сука. (Галя и Сёмыч смеются.)
Олег поднимает Олю, переносит на кровать Бабы Баи, в её уголок за занавеской.
32. Комната Бабы Баи. Утро.
Оля кричит, мечется по кровати. Олег щупает Олин живот.
ОЛЕГ. (Бабе Бае). Рожает. Готовь воду. (Оле.) Ты только не бойся, Олюшка. Помнишь, мы говорили? Главное – не боятся. Всё будет хорошо. Я рядом. Вот и воды уже отошли. Всё хорошо. Я посмотрю, Олюшка. Я помогу тебе. (Начинает раздевать Олю.) Вот умница. Дыши глубоко, глубоко. Вот так, хорошо. Всё хорошо.
33. Кафе «ГР…БЫ».
СЁМЫЧ (Гале). Иди глянь, чё там у них.
Галя встаёт и, пошатываясь, идёт в комнату Бабы Баи. Стоит, смотрит. Там идут роды. Оля тяжело дышит, Олег принимает. Галя сплёвывает, возвращается.
ГАЛЯ. Олька рожает.
СЁМЫЧ. Да рано вроде…
ГАЛЯ. Трахаться меньше надо!
СЁМЫЧ. Во–во!
Сёмыч и Галя смеются, пьют и закусывают пряниками. Коля стоит у окна, гладит котёнка.
34. Комната Бабы Баи. Утро.
Оля громко кричит.
ОЛЕГ. Так–так–так, ещё–ещё, покашляй Олюшка, покашляй. Так легче пойдёт. (Оля кашляет.) Вот–вот–вот, ещё кашляй. Вот и она. Вот она, красавица. Махонькая такая. Ну, кричи! Кричи же! (Крика нет. Ребёнок не подаёт признаков жизни.)
БАБА БАЯ. Господи, не дышит, что ль?
Оля издаёт протяжный стон и лишается чувств.
ОЛЕГ. Снега! Мама, снег неси! Скорей! (Олег отсасывает из носа и рта ребёнка родовые воды. Баба Бая выбегает через заднюю дверь, приносит охапку снега. Олег берёт снег, растирает ребёнка.) Ну, кричи же! Кричи! (Прислушивается к ребёнку.) Задышала вроде. Точно дышит! Но слабенько так…
БАБА БАЯ. Дай–ка её мне! А ты – за Олей своей смотри. Кровит вон как…
Олег перевязывает и режет пуповину.
Баба Бая берёт ребёнка, моет в тазике, вытирает, заворачивает в сухое полотенце, поёт тихо колыбельную, что–то колдует, приговаривает. Одной рукой держит ребёнка, второй достаёт какие–то травы, что–то варит, что–то приговаривает.
35. Кафе «ГР…БЫ».
ВЕНЯ (открывает глаза). Где я?
СЁМЫЧ. О, приплыли. Командир в несознанке.
ГАЛЯ. В гробу ты, Венечка, в гробу. И мы там все скоро будем, если не свалим отсюда.
ВЕНЯ (пытается приподняться, стонет, ложится). Доктора позовите.
ГАЛЯ. Не–а.
ВЕНЯ. Что значит «не–а»?
ГАЛЯ. Доктор занят. Он роды принимает. У твоей жены. Или уже – принял. (Сёмыч и Галя пьют, смеются.)
ВЕНЯ. Я сказал – доктора сюда! Быстро!
ГАЛЯ. Ладно–ладно, уже иду. (Галя выходит, придерживаясь за стены. Проходит мимо Бабы Баи, которая колдует с ребёнком на кухне.)
36. Комната Бабы Баи.
На животе у Оли лежит пакет со снегом. Олег протирает Олин лоб, Оля ему слабо улыбается. На щеке у Оли пластырь – такой же, как и у Олега.
ОЛЕГ. Вот видишь, Олюшка, всё хорошо. И как раз на Рождество. Ты не волнуйся за доченьку. Мама выходит. Ей не впервой.
ГАЛЯ (появляется в дверях). Ты типа не слышал, док, что тебя больной зовёт? Тяжёлый, между прочим… И буйный…
ОЛЕГ (Гале). Я сейчас. (Встаёт, Оля не отпускает его руку.) Я вернусь, Олюшка, я скоро.
Олег берёт чемоданчик и выходит. Галя задерживается в дверях, смотрит на Олю, плюёт в неё и выходит.
37. Кафе «ГР…БЫ».
Коля гладит котёнка у окна. Сёмыч пьёт за столом. Галя к нему подсаживается.
Веня лежит тихо, смотрит на входящего Олега.
ВЕНЯ (спокойно). Сядь рядом, доктор.
Олег присаживается рядом, щупает Венин пульс, пробует лоб. Веня внимательно смотрит на Олега.
ВЕНЯ. А я тебя вспомнил, доктор.
ОЛЕГ (ощупывает ногу Вени). Так больно?
ВЕНЯ. Очень больно, доктор, очень. Я же тебе всю жизнь изломал, доктор. И себе…
ГАЛЯ (Сёмычу). О чём это он? (Сёмыч пожимает плечами.)
ОЛЕГ (достаёт шприц). Это обезболивающее.
ВЕНЯ. Коли, доктор. Коли, что хочешь…
Олег делает укол в ногу Вени.
ВЕНЯ. Я же тогда пацан совсем был, понимаешь? Десятый класс… Отец на шестнадцать лет «Волгу» подарил. Не «шестёрку», не «Москвич» гребанный. А «Волгу»… Только я ж такой – как секс тогда осваивал, так и машину стал осваивать. Методом «тыка»…
Сёмыч и Галя смеются.
ВЕНЯ. Вот и ткнул тогда – вместо тормоза – газ…
ОЛЕГ. Ты был пьян.
ВЕНЯ. Так ведь – Рождество было. Праздник…
ОЛЕГ. Тебе даже условного не дали.
ВЕНЯ. Ну, по малости лет… Отец отмазал, конечно… Вот скажи, а тебе легче стало бы, если бы я сейчас – в тюряге гноился, да? Легче стало бы?
ОЛЕГ. Моих уже не вернуть… Но ты… Ты и других мог так же – методом «тыка».
ВЕНЯ. Ты что! Да меня тогда так перетрясло – год за руль не садился. Всё снились эти твои… Красивые ещё обе. И сейчас снятся… Падлы.
Олег достаёт фонендоскоп, слушает у Вени дыхание, пульс.
ВЕНЯ. Вот скажи – ты зачем меня спас, а? Ты же узнал меня, когда тащил, да? Зачем ты нырял? Сёмыч рассказал – если бы ты не нырнул, не срезал часть пальца – лежал бы я сейчас на дне. Замороженный бычок…
Сёмыч и Галя смеются.
ВЕНЯ. Так зачем? Зачем?!
ОЛЕГ (долго смотрит на Веню). У тебя дочка родилась.
ВЕНЯ (мрачнеет, меняет тон). А зачем она мне нужна – трахнутая?
Мимо проходит Баба Бая, качает ребёнка, напевает колыбельную, подходит к окну, берёт наволочку с вышивкой – девочкой–ангелочком – оборачивает наволочкой ребёнка, идёт назад в кухню. Веня молча наблюдает.
ВЕНЯ. Вот мать твою – понимаю. Узнала меня – и траванула сразу. А ты?.. Зачем ты меня спас? Зачем?! Мне понять надо, понимаешь? Зачем?!!
ОЛЕГ (встаёт). У дочки своей спросишь, когда подрастёт.
ВЕНЯ. Да что мне эта дочка? Нужна она тебе – забирай! Ольку мою пометил? – Забирай! На хрен они мне сдались – понадкушенные.
Сёмыч и Галя рассматривают свои понадкушенные фигурки. Сёмыч уже с трудом держит голову, пытается лечь на стол, но Галя его подпирает, одёргивает.
ВЕНЯ (пытается встать, озирается). Где этот Портянкин?
КОЛЯ (отходит от окна). Я здесь.
ВЕНЯ. Заводи машину. Летим.
КОЛЯ. Ещё метёт.
ВЕНЯ. Приказ ясен?
КОЛЯ. Так точно.
ВЕНЯ. Быстро давай, быстро!
Коля кладёт котёнка за пазуху, направляется к выходу, оборачивается к Бабе Бае, качающей ребёнка.
БАБА БАЯ. Как отслужишь, внучек, так сразу и возвращайся к нам. Домой.
Коля улыбается, натягивает куртку.
ВЕНЯ (Коле). И снегоход затащи! Тот, что остался…
КОЛЯ. Есть.
Коля выходит. В дом залетает снежный «хвост» метели.
Олег берёт чемоданчик, идёт к Оле.
Веня замечает палку со звездой, оставленную в углу Витьком.
ВЕНЯ. Галка, дай палку. (Галя встаёт, идёт за палкой.)
СЁМЫЧ (потеряв опору, падает лицом на надкушенные фигурки со словами). Галка, дай палку. Палка, дай Галку…
ВЕНЯ. Что ты нажрался, козёл?!
СЁМЫЧ (с трудом приподнимая голову). Я не козёл. Я – медведь. (Голова Сёмыча снова падает на стол.)
Галя подносит Вене палку. Веня срывает с палки звезду, кидает звезду в угол. Веня с трудом садится, поворачивается, вытянув больную ногу вперёд, пытается встать.
ВЕНЯ (Гале). Что стоишь, дура? Помоги.
Галя подсаживается к Вене, подставляет своё плечо. Веня встаёт, опираясь на Галю, его лицо перекашивается от боли.
Веня делает несколько шагов, превозмогая боль, опираясь на Галю. Доходит до лавки у двери, садится. Показывает Гале жестом на свою одежду. Галя берёт Венину одежду, кое–как его одевает. Веня встаёт, направляется к двери.
ВЕНЯ (Гале). Дальше я сам. Собери своего козла. И – быстро в машину. (Ковыляет к выходу.)
ГАЛЯ. Веня, а больше… (Галя оглядывается на Бабу Баю с ребёнком и на комнату, где лежит Оля.) Больше… ты ничего не забыл?
Веня останавливается.
Поднимается Олег, смотрит на Веню. К нему подходит Баба Бая с ребёнком, смотрит на Веню.
ВЕНЯ (не оборачиваясь). Нет. (Подходит к двери, открывает, делает шаг за порог, оглядывается.) Это плата. За ужин. За ночлег. За спасение. И за… (Выходит, захлопывает дверь.)
Олег и Баба Бая смотрят на дверь.
Галя пожимает плечами, подходит к Сёмычу, начинает его трясти.
38. Поле перед кафе «ГР…БЫ». День.
Веня, опираясь на палку, с трудом идёт к вертолёту. Из кабины выскакивает Коля, подбегает к Вене, помогает ему идти.
39. Комната Бабы Баи.
Оля лежит на кровати, всё ещё с кульком снега на животе, не спит, улыбается.
Появляется Олег, садится рядом с Олей, гладит её по волосам, по щеке.
ОЛЯ. Нас оставили, да?
ОЛЕГ. Да.
Оля садится на кровати, обвивает шею Олега руками, целует его лицо, плачет.
Долго сидят, обнявшись, молчат.
ОЛЕГ. Тебе надо лежать, Олюшка. Я отнесу тебя домой. В землянку.
Олег закутывает Олю в одеяло, осторожно поднимает на руки, несёт к задней двери. Оля прижимается к Олегу, обвив его шею.
ОЛЯ. Домой… Домой…
ОЛЕГ (Бабе Бае). Мам, мы в землянку. (Олег с Олей на руках выходит, идёт к землянке.)
БАБА БАЯ (качая ребёнка). Ну и хорошо, ну и ладненько… В землянке тепло. Там тепло… Скоро и мы туда пойдем, внученька, к папе и к маме. Вот немного подлечу тебя, и пойдём. (Кладёт ребёнка на печь, на лежанку.) Я сейчас. Спущусь в подпол, травку одну принесу. Заговоренную… А ты полежи пока внученька, полежи сама.
Баба Бая открывает погреб, спускается.
40. Вертолёт.
Веня сидит рядом с Колей в кабине пилота. В грузовом отсеке спит Сёмыч, положив голову на колени Гали. Рядом стоит один снегоход и полупустой ящик со спиртным.
Коля заводит мотор. Вертолёт гудит.
Метель за окнами почти утихла. Веня смотрит на вывеску кафе.
ВЕНЯ. Гробы…
КОЛЯ. Взлетаем?
Достарыңызбен бөлісу: |