Аръергард. Ру

На четвертый день в батальоне Серега увидел, как советские несли раненого солдата. У солдата были короткие ноги, заканчивавшиеся толстым комом бинтов и тряпок вместо коленей. Его тащили, рыдая навзрыд, два других солдата, с трудом справлявшиеся с весом полегчавшего, но по прежнему грузного раненого. Они положили его у входа в дом, где размещался штаб батальона и сели, размазывая по грязным лицам слезы. Командовал ими такой же грязный и небритый сержант, стоявший с сигаретой и свободной рукой утиравший пот и слюни с лица раненого. Все трое были явно в шоке от недавнего потрясения...

Чта произошла? - Властным тоном спросил Шульгин, выйдя на шум из дома. Сержант, хотя и не

увидел на афганской форме Шульгина знакомых знаков различия немедленно доложил,

прерываясь лишь для коротких затяжек и указывая направление рукой с окурком в пальцах:

Мины. Как минимум две. Еще вчера ничего не было, наверное, ночью ставили, товарищ... - И он

ожидающе замолчал, глядя в глаза Шульгину.

Капитан Шульгин...

.. .товарищ капитан. - Закончил сержант и снова сунул в зубы окурок.

Его забирают?

Так точно. Из Рухи идет «таблетка», по радио вызвали уже.

Шульгин оглянулся на хлюпающих носами солдат. Что, молодые?

Да ну их на х... - Зло сплюнул сержант. - Я им ору «медпакет давай!!!», а они стоят, как колоды и челюстями трясут. Едва добился от них толку. Шульгин ничего не сказал.

Лицо раненого было зеленовато-бледным, и дышал он прерывисто и хрипло. Руки его вцепились мертвой хваткой в края одеяла, на котором его несли. На руках, белых из-за отека была видна въевшаяся под ногти черная грязь и пятна крови. Штаны его намокли тажелой густой кровью до самого паха.

Промедол ему дали?

А как же! Все три, что были. Две ноги по колено не шутки, от шока и умереть мог бы. Сержант оглянулся и, увидев валявшийся неподалеку снарядный ящик, сел на него и устало опустил голову.

Смеян! - Позвал он, не поднимая головы. - Ты смотришь или нет? Один из солдат, утерев нос, присел рядом с раненым и запустил руку ему за пазуху. Вокруг собрались любопытные солдаты из батальона. Охая и цокая языками, они переговаривались между собой. Увиденное не было ни для кого из них вновинку, и они сочувствовали беде, но не ужасались ей. Где-то невдалеке кто-то даже смеялся, и взрывы беззаботного хохота смешивались с всхлипываниями двух солдат. Сержант сидел, не поднимая головы, довольно долго. Сигарета кончилась, и он медленно, подолгу занося спичку над коробком, прикурил новую. Он докурил ее до середины, выбивая дробь на своем автомате пальцами и вдруг поднял голову. Серега увидел, как он обвел стоявших кругом афганцев взлядом, полным ненависти...

Что, весело вам, обезьяны? - Внезапно громко произнес он, ни к кому конкретно не обращаясь. -Не можете, сучье племя, разобраться меж собой без «шурави»? А теперь вам весело, когда за вас парень калекой остался?

Никто из афганцев не понял его слов, но всем было совершенно очевидно по его тону, какого рода было это обращение. Установилась тяжелая тишина, только где-то вдалеке, как назло, кто-то продолжал заливисто смеяться. Рука сержанта дрогнула и начала медленно сгибаться, поднимая ствол автомата на уровень груди. Образовавшийся круг афганских солдат внезапно отшатнулся и ощетинился стволами, направленными в сержанта. Вскочили и ухватились за оружие и двое его солдат. Между советскими и афганцами внезапно образовалась пустота, когда все бросились за дувалы и в дом, и перед воротами остались, неприкрытые, как на ладони трое десантников.

Не стрелять!!! - Раздался голос Шульгина. - Опустить оружие всем!!! Сержант! — Шульгин выскочил из дверей дома и встал грудью к сержанту. Кончик ствола автомата сержанта остановился, нацелившись в Шульгина. Шульгин медленно, словно танк пошел на него, спрессовывая телом полный ненависти взгляд сержанта. - Опусти ствол. - Клокочущим голосом произнес Шульгин. Кончик ствола дрогнул, но не опустился. Шульгин остановился, подойдя почти вплотную. - Ну, давай, парень. - Сказал он сержанту, протянул руку и медленно опустил его автомат книзу. Сделав еще шаг, он неторопливо собрал на груди сержанта в кулак его куртку и, не тая замах, влепил ему прямо в ухо звонкую затрещину. Сержант покосился и рухнул навзничь, звякнув о камни, под ошеломленными взглядами своих солдат, уже опустивших автоматы.

Возьми себя в руки, воин! - Произнес ему сверху Шульгин. - На тебя твои бойцы смотрят. - И он кивнул на застывших в нерешительности солдат. Товарищ сержант! - Раздался крик. - Сомов не дышит!

Отвернувшись от лежащего на земле сержанта, Шульгин бросился к раненому, распахнул на его груди бушлат и сунул руку за пазуху.

Серега, помоги, быстро!

Он решительным движением разорвал рубаху раненого, сорвал с себя куртку, смотал ее в валик и крикнул:

Подними его! - И подложил куртку под его лопатки. - Искусственное дыхание делать умеешь? Теоретически! Тогда давай!

Шульгин, сложив крестом ладони, ритмичными движениями надавливал раненому на грудину, а Серега, преодолевая себя, вдувал в его покрытые запекшейся кровью губы воздух. - Нос ему зажми! -Подсказал Шульгин, но в этот момент подбежал батальонный доктор с маской для искусственного дыхания в руках. Теперь они по очереди сжимали резиновую грушу, закачивая в легкие воздух, а на груди работали, сменяя друг друга, советские солдаты и сержант. Послышался натужный рев дизеля, и подкатила, обдав всех сизым облаком выхлопа, эвакуационная «таблетка». Все стояли и смотрели,

как экипаж врачей пытался привести раненого в чувство. Серега увидел, как они, достав из зеленого металлического ящика с инструментами длинную иглу, вкатили раненому прямо в грудь, между ребер, какую-то инъекцию. Минут через десять полноватый лейтенант, наконец, поднялся с колен и утер пот со лба.

Где его жетон? - Спросил он, оглядевшись вокруг, и не зная, кого спрашивать. - Чей это боец?

Вот! - Сержант протянул ему на веревочке овальный жетон. — Это рядовой Сомов, из третьи

роты.

Сержант не ответил. Его губы на мгновение искривились, подбородок дрогнул и неслышно слезы покатились по его несколько дней небритым щекам. Снова набухли глаза двух солдат, принесших раненого.

Ладно. - Произнес доктор, поворачиваясь к экипажу. - Забирайте его...

Он подбросил на ладони жетон и, заложив карман своего бушлата, направился в машину. Санитары в резиновых перчатках осторожно подняли тело из одеяла и переложили его на оранжевые клеенчатые носилки. Они бросили пропитанное кровью одеяло у дома, собрали в коробки свои инструменты и уложили их в машине. Громыхнули люки, машина, загремев гусеницами, развернулась и, обдав снова всех дымом, покатила в Руху.

То был Серегин первый виденый труп в Афгане, Неестественно синеватое лицо умершего и скривившиеся в плаче лица его товарищей стояли у него перед глазами. - А маманя еще не знает... - Сказал Шульгин, проводив машину взглядом...

...Он жил ближайшим получасом, который требовался, что бы преодолеть видимый участок улицы. Захлопала где-то какая-то птица, и Серега на мгновение оцепенел от неожиданности. Он протер запотевшую ладонь о бушлат и снова крепко ухватил рукоятку автомата. Под порывом ветра что-то скрипнуло невдалеке... Шульгин застыл, как изваяние, вслушиваясь в звуки мертвого кишлака.

Товарищ капитан... - Шепотом позвал Серега Шульгина, но тот обернулся и приложил палец к

губам. Сняв кепи, он осторожно заглянул поверх дувала, покрутил головой и сел.

Серега! - Шепотом позвали Шульгин. - Сиди здесь и не трогайся с места, пока я не вернусь.

Понял? Если меня не будет долго, возвращайся назад один.

Серега кивнул, не в состоянии произнести ни слова пересохшим горлом. Шульгин поднялся и медленно пошел вперед вдоль невысокого дувала, пригибаясь на его высоту. Серега смотрел в его удаляющуюся спину в серой суконной робе, и на подсумки на поясе, на пистолет в кобуре с болтающимся кожаным ремешком и не чувствовал под собой земли от страха. Дойдя до края стены, Шульгин остановился, осторожно выглянул за угол, привстал... и... скрылся за поворотом... Серега остался один. Вся его предстоящая жизнь внезапно сократилась до размеров видимой части улицы. Где-то вдали пропали вершины возвращения домой, и даже вывода бригады в Кабул в конце декабря. Вся лента жизни обрывалась впереди, в двух десятках метров, на этой желтой грязной улице, под покосившимися дувалами, обсыпавшимися саманными стенами кишлака в миллионах километров от батальона и Шульгина. Прямо над головой неожиданно громко каркнула ворона, и Серега вздрогнул всем телом от неожиданности. Он сжал рукоятку автомата до боли в пальцах и оглянулся. На голых ветках дерева, высовывающихся из-за дувала, сидела, широко качаясь огромных размеров ворона. Серега повел в ее сторону автоматом, и она, словно поняв это движение, тяжело качнула тонкой веткой, соскочила с нее, взмахнула широкими черными крыльями и полетела, возмущенно каркая, куда-то над невидимыми отсюда дувалами. Где-то далеко внизу, в долине, где осталась Руха гулко ударил нестройный залп гаубиц, и Серега снова содрогнулся всем телом от неожиданности и от того, что так громко бабахнули так, казалось бы, далеко позади оставленные орудия. На всякий случай он убрал палец со спускового крючка. Краем глаза он заметил мелькнувшую в проеме улицы тень и развернул в эту сторону автомат. Ничего не происходило. В безлистых ветках подвывал ветер, остужавший горящее лицо. Серега оглянулся. В порыве ветра ему послышался голос.... Серега привстал и лихорадочно оглянулся по сторонам, пытаясь определить направление, откуда ветер принес звуки, но было уже снова тихо, только ветер опять посвистывал в голых ветках. Серега посмотрел назад, вдоль кривой узкой улицы, по которой они с Шульгиным пришли сюда. Над верхним срезом высокого дувала пролетали какие-то сухие листья... Где-то недалеко снова громко закаркала ворона, и Серега вспомнил еще из школьного курса один из главных демаскирующих признаков - беспокойство птиц в лесу. Сняв с головы мягкую кепи, Серега вытер ею взмокшую шею. Он снова посмотрел назад, откуда недавно донеслись громкие артиллерийские раскаты.

«А если его уже повязали там?» - Подумал он о Шульгине, но представить Шульгина в беспомощной ситуации плена с первой попытки у него не получилось. И все же мысль о том, что Шульгин мог за

этот час, что его не было попасть в передрягу постепенно оформлялась в голове в почти уверенность. Серега не заметил время, когда ушел Шульгин, но его не было уже достаточно долго, что бы предположить что-то непредвиденное.

« Надо доложить в бригаду!» - Подумал Серега. - «И организовать поиск!» Однако ему тут же представилось многократное таскание с объяснениями по начальникам и особистам, и его попытки объяснить им связно, что они оба делали здесь, в нескольких километрах от переднего края, безо всякого разрешения командования, «Но если просидеть здесь еще дольше и после этого сдаться особистам будет еще хуже! Если я приду сейчас к Виноградову и попытаюсь доложить ему, где я был... А если его уже взяли «духи» и поняли, что он не мог быть один так далеко от «передка», и они теперь ищут второго! Если они возьмут меня и станут выбивать, где третий и четвертый? Уж лучше получить по мозгам от Виноградова, чем сдохнуть в зиндане у «духов», если вообще не в яме без памятника!» Сереге вспомнилось наставление одного из старых «переводяг», доматывавших свой срок в Афгане: «Серега! Не смей попасть в плен или пропасть без вести! Маму свою любишь? К ней «комитетчики» табунами ходить будут лет пять, душу мотать, пока тебя признают убитым... » «А зачем «комитетчики»-то?» - Не понял тогда Серега. «А затем, что пока тебя нет, ты предатель Родины, а не павший герой! Тело им свое предъяви в качестве доказательства, только тогда и оправдаешься.»

Серега попытался трезво оценить ситуацию. Шульгина не было уже долго. Что бы он там не собирался делать, когда уходил, с ним явно что-то случилось, но идти за помощью в бригаду было во-первых, далеко и жутко одному, во-вторых, малопродуктивно в плане положительных результатов. Высоко в небе зашумел реактивный самолет, и Сереге вновь показалось, что где-то неподалеку послышались голоса. Борясь с желанием вскочить и побежать со всех ног назад, он привстал на одно колено под высоким дувалом. Сердце бешенно колотилось в горле. Немедленно надо было принимать решение, но хорошего не было. Внезапно со сдержанным стоном от усилия преодолеть страх Серега поднялся в полный рост. Хорошего решения не было... Поскуливая от ужаса, Серега двинулся по улице в направлении, куда ушел Шульгин. Автомат в руках стал невыносимо тяжелым, и тянул руки книзу, как если бы весил тонну. Немота в пальцах пугала Серегу еще больше, ибо если понадобилось бы, он был бы не в состоянии нажать не спуск. Серега снял с рукоятки автомата правую ладонь и потряс ею в воздухе. Ладони вспотели, и Серега обтер их о бушлат, по очереди перекладывая автомат из одной руки в другую. Угол, за которым скрылся Шульгин был уже в нескольких метрах, и Серега слегка замедлил шаг. Он оглянулся назад и бросил еще раз взгляд вдоль грязной улицы. Лента жизни была теперь длиной в эти несколько метров. За углом была в лучшем случае неизвестность. Серега смотрел на угол дувала, на его обсыпавшиеся глиняные края, на торчавшие кое-где из глины соломки. «И за что погибну! - Подумал он. - За болгарские одеяла!»

Совершенно явственно долетели звуки голосов и бренчание каких-то металлических тазов, стучавших друг о друга. Серега присел перед углом. За спиной, в дальнем конце улицы, в проеме меж двух углов шли, не таясь, люди. Солдаты в разномастной афганской форме, громко переговариваясь, тащили на плечах мешки и несли, повесив на жердях, казаны с едой... Серега смотрел на них широко раскрытыми глазами. В руках у него остывал от напряжения автомат.

Дождался! - Раздался за спиной голос Шульгина. Серега оглянулся. Шульгин стоял в расслабленной позе, со спичкой в зубах, и слегка улыбался.

Вы... - Промямлил Серега, но Шульгин двинулся, прошел мимо Сереги и потопал в обратном направлении, не таясь и не изображая больше осторожность. Серега услышал лишь, как он коротко хохотнул, выплюнул прямо на дорогу спичку и потопал вниз по тропе, не оглядываясь...

***

Когда же она закончится?

Когда... воюющие стороны сойдутся на условиях, которые устроят обе... стороны. Конкретный случай: Афган! Когда "стороны" сойдутся? Вам назвать сроки?

Назови условия, при которых стороны могут сойтись во мнениях. На каком мнении "стороны" могут здесь сойтись? Пауза.

Пауза! - Прокомментировал Шульгин. - Правильно... Пусть это будет "Закон Шульгина". Но закон, доказанный уже тысячу лет назад. И не мною, замечу в подтверждение тезиса о моей скромности. "Закон Шульгина" гласит: войны заканчиваются победой. Или не заканчиваются вообще.

Как не заканчиваются?

А так! Длятся до плюс бесконечности или... до победы. Опять-таки. Чьей победы?

Одной из сторон. Сразу замечу, что случается это не часто. Точнее, не скоро - в большинстве случаев. Но в конечном итоге количество войн будет всегда равно количеству чьих-то побед. И чьих-то поражений соответственно. Подписание договора о мире не значит ничего совершенно, если одна из сторон не разгромлена дотла. Не уничтожена. Если активные сторонники пораженной стороны не до конца истреблены. Это означает, что наступает лишь передышка, во время которой стороны будут собирать силы для того, что бы опять вцепиться в горло друг другу. И дай Бог, что бы насмерть! Иначе - новая передышка, и новая война. А если активные сторонники - это весь народ?

А-а, и ты туда же... Так бывает это очень редко. Оч-чень! Ну, а если и бывает, то победа означает просто полное истребление населения. Бытует расхожая пропагандистская метафора: народ победить нельзя. Это неправда. Во-первых, никогда, или почти никогда не не проходится воевать со всем народом, и оставь эти газетные преувеличения насчет "весь народ, как один"... Воюет горстка "идейных", которая, как правило, гонит в бой основную массу - "быдло". "Быдлу" война до фени, вместе с ее "священными" целями. Оно с удовольствием послало бы на х.. своих "идейных" и продолжало бы спокойно ковыряться в земле или еще в чем-нибудь. "Быдло" одинаково хорошо жило бы и при пришельцах, если им надо лишь что-то не очень важное, деньги, налоги... что там еще? Поэтому умный пришелец, если он хочет победить, должен лишь истребить "идейных", после чего спокойно работать с "быдлом". Времени будет навалом. Ну, а уж если и впрямь "весь, как один"... - Шульгин пожевал спичку. - В истории человечества масса примеров исчезнувших народов. Археологи с историками головы ломают: куча материальных свидетельств, а где сам народец-то? Докладываю: побежден! Войско уничтожено. Язык забыт. Культура с ее практическими ценностями переварена, как трофей. Генофонд усвоен завоевателем. Вот это победа! Круто...

А ты думал! Тот, кто начинает войну должен сознавать, что раз начав, он будет вынужден идти до конца. До победы. Ибо войны не кончаются миром, войны кончаются только победами. Не "урегули... во...рованиями"... Тьфу, ты... Нет победы - нет конца войны. Не может быть так, что бы обе стороны договорились - одна должна сдаться! Если они договорились об этом, да, это, может быть, конец войне... Война, начавшись, не может разрешиться переговорами, иначе, как о порядке капитуляции. "Руки за голову! Оружие в кучу!" Так что, это и ответ на твой вопрос, почему я здесь, хотя восторга щенячьего и не испытываю от всего этого. Потому, что эту войну надо закончить, жалко же этих козлов..., а это значит - в этой войне надо побеждать. Или же дать победить "духам". Нет, я не имею почти ничего против них, по большому счету, но и не настолько я большевик, что бы желать поражения собственному правительству. Но раз уж за меня решили... Так, что не говори мне:"Будьте до конца принципиальны." Я-то, как раз, до конца и принципиален... К тому же, я знаю точно, Серега, точно, как то, что Волга впадает в Южно-Китайское море, что если мы уберемся отсюда, не имея в кармане победы..., то наступит черный день, когда "духи" торжественно выпустят первую мину калибра 82 миллиметра по нашей родной матушке-России... Ну, это Вы загнули...

Загнул, говоришь? Нет, не загнул. Это прямо вытекает из тысячлетнего "Закона Шульгина": или - или! Если ты ввязался в войну, у тебя нет иного выхода, кроме как идти до конца. Неважно, кто ее заварил. Неважно, прав он был или нет. Неважно!!! - Шульгин даже немного заволновался. -Если ты решил уйти... по-хорошему, решил уйти домой, прекратить эту бойню, прекратить эту варварскую войну против благородного и свободолюдивого народа, оставить их в покое - ты должен знать, чем ты при этом жертвуешь! "Благородный народ" не будет просто радоваться блогословенному миру. Он придет к тебе домой сам. Цена ухода без победы - война у тебя дома. Насколько ты должен любить чужой "благородный народ", что бы подвергнуть свой такой экзекуции? Цена поражения - война!!! Война и новое поражение, если нация не сделает выводов, Серега! Война до тех пор, пока она не пополнит бесконечный список исчезнувших народов. В профессии военного есть некоторая нестыковка психологическая: он всегда расхлебывает чужие каши. Он как пожарник... Какой-то болван засыпает с сигаретой, загорается дом, а пожарник

приезжает и лезет в огонь со своими шлангами, обжигается, гибнет. И что? Этот болван с

сигаретой просыпается и говорит: "Правильно, на то их и держут! За то им и деньги плотют!"

Послушайте, а возможна ли в Вашем понимании здесь, вообще, победа?

Теоретически, да, конечно, возможна. Для этого "духам" должно быть нанесено военное

поражение, т.е. что бы живого человека с ружьем иначе, как в армии и в полиции не было,

установлена марионеточная администрация, полностью зависимая от нас, а еще лучше, просто

наша, намертво заколочена четко обозначенная граница с Пакистаном, установлены наши

законы, введены наши деньги, а территория объявлена частью СССР.

И тогда?.. - Серега твердо решил ничему не удивляться.

Не-ет! Лет через сто, двести... если ситуация не изменится, если деньги все еще будут наши,

только тогда можно будет сделать осторожный вывод: да, в 2010- м году "шурави" задавили

последнего "духа" в Советском Афганистане.

Попахивает чем-то психиатрическим, Вы уж не обессудьте...

Какое неакадемическое выражение, - Не обиделся Шульгин. - Можно было бы сказать: "Я кое в

чем с Вами, коллега, не согласен". Но в качестве возражения принимается. Назовите, будьте до

конца принципиальны, пример войны, закончившейся чем-либо, кроме победы, кол-л-лега.

Серега задумался.

Если взглянуть на этнографическую карту мира, - тем временем продолжал Шульгин, - то нам

явится Карта Народов Победителей. Самых свирепых, терпеливых и сильных. И ни на одной

карте не хватит места всем народам-неудачникам, сошедшим с дистанции и канувшим в

тартарары, в чертям собачим.

И все же, сейчас не совсем те времена, когда одна страна пожирает другую, более слабую.

Отчего же не те?

Ну, как же, мирное сосуществование и все такое...

Пропагандистская дерьмо! - Отрубил Шульгин. Крупные державы всегда будут конкурировать

между собой. А мелюзге только и остается пускать пузыри:"народ не победить", "все, как один" и

всякая такая агитационная х..ня. Как кошка перед собакой на цырлы встает и шерсть дыбом

поднимает, что бы больше казаться. Ну, можно еще за спину кому-нибудь залезть... Нет,

конечно, каждый будет пытаться убедить противника, а заодно и себя, что он непобедим. Ибо на

силу не рассчитывает за неимением или нехваткой оной. "Мы вам дорого обойдемся!" Целая

наука об этом есть - спецпропаганда. Искусство раздувать щеки и морочить голову противнику.

Джунгли! Волки!

В общем-то, да!- С энтузиазмом кивнул Шульгин.

Серега вспомнил: "Волк Шульсен"

А главное, - продолжал Шульгин, поменяв в зубах спичку, - врать так, что бы аж сам поверил. На

это и уходит все время... между войнами.

Вы, товарищ капитан, по- моему, слишком... военно мыслите...

Я не слишком, я просто "военно". А как я еще должен мыслить? Я профессиональный военный.

Я историю читаю, выводы делаю "военно". Я новости слушаю... с восточного фронта... тоже! Я

с солдатами с утра до вечера, в армии тринадцать лет, как я еще могу мыслить? И потом, что ты

имеешь в виду - "военно"? Побеждает свирепейший!

***

Салим! К бою! - Приглушенным, словно его могли услышать голосом просипел Шульгин. -Серега! Работай! - Он бросил свирепый взгляд на Серегу, замешкавшемуся с переводом. - И тихо у меня! И не высовываться!!! - Чуть не заорал он на солдата, который метнулся почти в полный рост к своему месту. - Салим. Бинокль! И никому, блядь, не трусить! Огонь только по моему сигналу! Пусть только какая-нибудь сука выстрелит раньше, удавлю, гада! Это не переводи...

Шульгин припал к биноклю, и носок его ботинка, упираясь в щебень, слегка подрагивал, словно

копыто боевого коня.

Где машинка подрывная? - Не отрываясь от бинокля спросил Шульгин.

Здесь, у меня... - Кивнул Салим на Серегин вопрос.

По местам! Серега, ко мне! Лежи рядом! Гр-ранаты? "Р-рожки"? Тэк...Салим, ждать моего

сигнала! Наблюдать осторожно, не высовываться...

Сердце, подскочив к горлу, гулко бухало в голову. Горячие молоточки стучали в висках. В животе

образовалась зияющая пустота. Дрожащими пальцами Серега уложил перед собой автоматные

магазины. Зачем-то проверил, крепко ли закручены запалы в гранатах. Цевье автомата успокаивающе холодило ладонь. Серега затравлено оглянулся и в этот миг увидел себя со стороны. " Не суетись!" - Скомандовал он сам себе. Он лег лицом вниз и уперся лбом в холодный камень.Шульгин, отложив бинокль, всматривался куда-то вдаль. "Наблюдает! Нервы, что ли проволочные?" - Подумал Серега, борясь с ознобом. Он напрягал слух, стараясь услышать что-нибудь с тропы... Осторожно работая локтями и подволакивая автомат за ремень, Серега подполз к Шульгину, чей лоб был виден над срезом валуна.