КАЗАНОВА. Вольтер!.. Вот кого я ненавижу!.. Теперь я закончу свой памфлет против него. Ты, старый фернейский мудрец, не умри до срока!.. Мы еще скрестим клинки!.. Ведь речь пойдет о философии – о Боге!
АМАЛИЯ пытается дать ему воды, уложить на диван.
(Порывается встать и направиться к столу.) Я начну новый памфлет! Этот смешной и жалкий старик получит по заслугам за свою осторожность, за свою половинчатость, за свое раболепие!.. Чернил мне, бумаги!.. Скорее!
АМАЛИЯ. Оставь… Тебе нельзя волноваться, ты погубишь себя!..
КАЗАНОВА. Я должен послать ответ Сенату, этим старым маразматикам, выжившим из ума!.. Они не дождутся раболепия и смирения, я не припаду к их стопам!.. Я бросаю им вызов!
АМАЛИЯ. Ты прав, но сделать это можно и попозже… Сейчас тебе надо успокоиться.
КАЗАНОВА. Завтра я прочитаю Анине новую главу о Вольтере! Она – единственный человек здесь, в которого хватит ума оценить это. Она будет мною восхищаться!..
АМАЛИЯ. Ты прекрасный писатель, у тебя острый ум…
КАЗАНОВА. Она простит мои выпады… Я ведь и сам понимаю, что эта мистика чисел, именуемая каббалой, не имеет ни смысла, ни оправдания… И только мошенники и шуты используют ее в своих неблаговидных целях… Вот и я, Амалия, был шутом и кривлялся… Я не внушаю тебе отвращения?
АМАЛИЯ. Я люблю тебя, Казанова… И всегда любила.
КАЗАНОВА. Пить… Пересохло в горле.
АМАЛИЯ подает стакан.
Да, я шут, кривляка и к тому же лгун!.. Я выпрашиваю у венецианских вельмож должность, кусок хлеба, родину!.. Попрошайка!.. А эта Анина… она думает, что радость долговечна… Но она растолстеет, станет морщинистой старухой с дряблыми грудями, сухими седыми волосами, беззубой и горбатой и наконец умрет… и ее съедят черви!..
АМАЛИЯ плачет, пытается заглушить рыдания, но ей это плохо удается.
(Замечает это, берет ее за руку.) Не надо, Амалия… Если бы я был в силах каким-нибудь волшебством уничтожить себя, я бы сделал это, не задумываясь…
«Идея».
Я старик! Старик!.. И мое время прошло!..
АМАЛИЯ. Не говори так!.. Ты увезешь ее, даю тебе слово!.. Самую юную, самую прелестную и умную ты навеки своей. Ты покоришь ее, это пленительное создание, властью своей души! Ты еще будешь счастлив, Казанова!
КАЗАНОВА. Вожделение никогда не являлось для меня средством стать счастливым. Дарить счастье другим – это во сто крат важнее, чем его получать… Анина не будет со мной счастлива. Она любит Андреа! (С трудом подходит к окну.) Смотри, как весело они болтают! Как они беззаботны и легки!
АМАЛИЯ. Прекрасный вид!.. Словно небеса над ними прояснились.
КАЗАНОВА. Эй, музыканты! Что ж вы замолчали?
АМАЛИЯ. Твоя Тереза – прелесть! А это кто?.. Новые гости?
ТЕРЕЗА (за окном). Скорее, Казанова!
ГУДАР. Может, пообедав, засядем на часок за игру?
ТЕРЕЗА. Мы едем! В Вену!
АМАЛИЯ. Сегодня я видела сон, Казанова… Ты подъехал в роскошной карете, запряженной шестеркой вороных, к какому-то светлому зданию… Ты был в великолепном белом, шитым золотом парадном камзоле… На тебе была тонкая золотая цепь, которую я никогда раньше у тебя не видела… Похожий на нищего старик открыл дверцы кареты – это был Андреа… А ты, Казанова, был молод, молод!..
КАЗАНОВА усмехнулся, отошел вглубь комнаты, достал бумагу, перо и сел писать.
Ты раскланялся во все стороны, хотя вокруг не было ни души, и прошел в ворота… Не знаю, ветер ли захлопнул их или же Андреа, но ворота закрылись с таким стуком, что лошади испугались и унеслись с каретой прочь… Я услышала из соседних переулков крики, точно кто-то взывал о помощи, но вскоре все смолкло. Ты показался в одном из окон дома – а я уже знала, что это игорный дом – и снова раскланялся во все стороны, и опять вокруг не было никого… Потом ты оглянулся, как будто позади тебя в комнате кто-то стоял… Но я не поняла, кто… Затем я увидела тебя в окне следующего этажа, где все повторилось… Ты поднимался все выше и выше, словно дом рос ввысь до бесконечности, и у каждого окна ты кланялся и разговаривал с тем, кто стоял за твоей спиной… И я никак не могла догадать, кто это был… А Андреа все время бежал вслед за тобой по лестнице, что-то кричал, видимо, пытаясь тебя остановить…
КАЗАНОВА начинает тяжело сползать на пол. Чернильница со стуком упала, и листки разлетелись по всей комнате.
Казанова!.. Что с тобой?!
Подбежала, пытается поднять, но его тело уже не подчиняется его воле. Он хочет удержаться на стуле, крепко уцепившись за край стола. Ему это не удается, стол падает, и КАЗАНОВА валится на пол.
Господи, да как же это… Скорее!.. Эй, люди!.. Господи, где все?!.
КАЗАНОВА. Смерть!.. Вот кто стоял за моей спиной!.. Какое сегодня число?
АМАЛИЯ. Седьмое… кажется…
КАЗАНОВА. Седьмое… Все это шарлатанство и плутовство не имеют ни смысла, ни оправдания… Каббала – не наука!.. Господину Вольтеру везет – теперь он может спокойно сотрясать мир своими софизмами! Никто не осмелится отказать ему в исключительном даровании… (Видит гостей, которые сбежались на крик Амалии.) Вы были в Венеции, господа?.. Ах, не были… Жаль… Я расскажу вам о ней… Для моей матери, знаменитой актрисы, великий Гольдони, ее поклонник, написал замечательную комедию… А когда я был аббатом… Это, разумеется, было до того, как я стал атташе а одной живописнейшей стране… Ах, если бы я мог показать вам город, где я был молод!..
Пауза. ТЕРЕЗА подбегает к нему, смотрит в глаза, понимает, что все кончено. Крик застыл в тишине комнаты, где после двадцати пяти лет изгнания нашел свой печальный конец последний романтик, философ и софист, сочинитель и сердцеед, политик и игрок шевалье де Сенгаль, известный миру как великий авантюрист Казанова.
ТИТО (взбирается на окно со стороны парка). Госпожа Тереза, господин Казанова, когда же укладывать пожитки? Нам было бы полезно прихватить в дорогу и кое-что со стола. Шампанское, паштеты, трюфеля… (Видит застывших в ужасе людей, подбегает к Казанове.) Господин шевалье… Разумеется, вы шутите… Ведь вы еще не обедали… а нам надо поспешить… (Замолчал, оглядел присутствующих. На его глазах слезы.) Господин Казанова… Путь жизни долог… вечность коротка!.. (Склоняется над телом Казановы.)
Э П И Л О Г
ГОЛОС. «Казанова действительно посетил Вольтера в Ферне, но все остальные происшествия, описанные в настоящей новелле, и, в частности, то, что Казанова будто бы писал памфлет, направленный против Вольтера, не имеют ничего общего с исторической правдой. В возрасте от пятидесяти до шестидесяти лет Казанова был вынужден заниматься сыском в своем родном городе Венеции. О некоторых других событиях в жизни знаменитого искателя приключений, вскользь упоминаемых в новелле, можно найти более подробные и более верные сведения в его «Мемуарах». В остальном рассказ «Возвращение Казановы» представляет свободный вымысел». Артур Шницлер.
К о н е ц.
ГОВОРУХО Алексей Яковлевич
129110 г.Москва, Олимпийский пр.,22, кв.320
тел. 688-29-98 (д)
Достарыңызбен бөлісу: |
