«Тарихтан тағылым – өткенге тағзым»
134
воображение конкретные факты из действительной жизни. Так, в наиболее голодающей
Оренбургской губернии широкое распространение получил каннибализм, о чем свидетельствуют
следующие факты: «…голодающее население продавало более зажиточным своих детей,
особенно девочек» (из сообщения Адаевского упомгол) [4, л.18об.]; «Мать зарезала двух своих
детей и съела (сообщение из села Подстернинского Красногорской волости Оренбургской
губернии); мать съела сына (село Ратчино той же волости и губернии); семья съела двух своих
детей; зарублен и съеден детьми детского дома мальчик Никита Чувильдин (станица Островная
Красногорской волости Оренбургской губернии); в посёлке Верхнеозёрном (Красногорская
волость Оренбургской губернии) голодные поймали едущего на лошади человека, зарезали
вместе с лошадью и съели» [4, л.19об.].
Донесения из Кустанайской и Уральской губерний свидетельствовали о поедании трупов:
– в выписке из доклада начальника Уральской губмилиции от 3 марта 1922 года мы находим:
«…в городе Уральске развилось людоедство. …За истекший месяц было найдено тело женщины,
из которой было вытоплено около 2-х фунтов сала, нога предназначалась на приготовление
холодного, а мясо – на приготовление пирожков. На базаре встречается в продаже в различном
виде человеческое мясо. Замечаются случаи выкапывания из могил похороненных трупов для
того, чтобы их потом употребить в пищу» [4, л.20];
– в посёлке Кандакульском Викторовской волости Денисовского района Кустанайской
губернии Татьяна Салопова созналась: «Когда померла мать, я её порубила и склала в кадушку,
голову, руки, сердце, печёнку сварила и съела...» [4, л.21];
– в посёлке Царевском Благодарной волости Уральской губернии при допросе 24 января
1922 года гражданка Селядчикова Ульяна, 14 лет, показала, что она «хотела достать что –
нибудь кушать, но ничего не достала, а у нас дома сидела Сергеева Анастасия, которая сказала:
«Пойдём, возьмём мёртвого сварим и будем есть». Вечером, 22 января, пошли и взяли мёртвого
мальчика и начали варить у нас в чугуне и горшке, и ели» [4, л.21об.].
Никакие принудительные меры продовольственных работников по выкачке продуктов у
крестьян не могли решить проблему голода – ни угрозы оружием, ни помещение крестьян в
холодные амбары, ни фиктивные расстрелы. В этот период вновь стали практиковаться методы
периода «военного коммунизма» по выкачке продовольствия несмотря на то, что официально
был на Х съезде РКП(б) в марте 1921 года был объявлен переход от продразверстки к продналогу.
Cо всех уголков Степного края доносились призывы о спасении голодного населения.
Организация комиссий помощи голодающим на местах прошла не везде в одно время, что
объяснялось плохой почтовой и телеграфной связью с губерниями. В Актюбинской губернии
комиссия при губернском исполкоме была создана 20 июля, в Букеевской – 4 августа, в Уральской
– 8 августа, в Оренбургской – 10 августа, в Семипалатинской – 13 августа, в Акмолинской – 15
сентября и в Адаевском уезде – 23 октября 1921 года [4, л.23об.].
После создания комиссий помощи голодающим в губерниях аналогичные организации
были созданы при уездных и районных исполкомах Советов, волостях и аулах.
К числу источников средств на местах по оказанию помощи голодающим кроме добровольных
пожертвований центр рекомендовал ввести следующие виды налогов: «отчисления от
заработка рабочих и служащих от 5% до 10%, штраф со служащих за неявку на собрания,
за убой скота, налог на жениха и невесту, заперемену фамилий, отчисления 1 фунта с пуда,
на операции Губсоюзов и кооперативов, на вольно практикующих врачей, единовременный
налог на торговцев, штраф на граждан, курящих и грызущих семечки в общественных местах,
проводилось кормление десятью собравшими урожай или имевшими посев одного голодного,
производилась конфискация части имущества за невыполнение продналога, отчисление 10
фунтов хлеба с десятины в счет продналога, 50% сбора в театрах, 20% – с торговцев на рынке
сверх наложенной платы отделами комхозов, засева от 1 фунта до 10 с десятины, в зависимости
|