Тема 10. “Семетей” (вторая часть эпической трилогии “Манас”)
Руководитель – действительный член АН Каз. ССР, проф. М. Ауэзов.
Исполнитель – младший научный сотрудник Т. Байджиев.
Разработка темы начата в 1946 году.
В задачу исследования входит:
1. Изучение социально-исторических корней поэмы “Семетей”, выявление единства творческого процесса создания всей трилогии “Манас”.
2. Определение особенностей “Семетея” как лирико-эпической поэмы в отличие от чисто героической первой части трилогии “Манас”.
3. Определение общего идейного содержания поэмы, выявление традиционной, подлинно народной основы и наносных классово-враждебных напластований (пантюркистских, панисламистских, феодально-родовых).
Объем 7 п.л. Окончание работы - декабрь 1949 г.
Директор Института языка, литературы и истории КирФАНа К.Соронбаев.
25 апреля того же года, т.е. через два месяца, тот же Соронбаев подписывает приказ об увольнении Т. Байджиева. В связи с этим отец вынужден написать следующее заявление:
В партбюро института языка,
литературы и истории
от кандидата ВКП (б)
Байджиева
ЗАЯВЛЕНИЕ
Директор ИЯЛИ Соронбаев приказом от 21/IV-1949 года уволил меня с работы с 25 апреля с.г. “за систематическое невыполнение тематического плана и за неоднократные идеологические и политические ошибки, допущенные в печатных работах по киргизской литературе и фольклору”.
Свое увольнение и мотивировку приказа директора считаю неверным и необоснованным по следующим обстоятельствам.
1. Тематический план 1946 года руководимым мною сектором был выполнен, за исключением моей темы “Семетей”, которая не выполнена ввиду поручения мне с 1/VII-1946 г. заведования сектором, где проводилась огромная работа по подготовке к печати трилогии “Манас” в количестве 21 книги, объемом в 1 140 п/листов. У меня, как зав. сектором, не только в 1946 году, но и в последующие годы, в течение двух лет, были большие организационно-редакторские работы, как то: оформление договоров, подбор материалов для редакторов, переводчиков, прием и проверка качества сделанных переводов, рецензий, составление годовых и квартальных отчетов и сведений для правительственных организаций, составление планов, графиков движений рукописей, составление сметы, финансовых планов, заявок, составление ежегодных отчетов, документирование и т.д.
Помимо указанного выше объема работы, в секторе велись работы: организация записей фольклора и эпоса “Манас”, составление прозаических сюжетов и другие научно-технические работы.
Под моим руководством в течение двух лет подготовлены к печати и отредактированы 1 140 п/листов текста “Манас”, записано и принято более 150 листов фольклора, составлено прозаических пересказов 11 вариантов “Манаса” из текста более 2000 п/листов.
В течение двух лет я лично отредактировал 400 п/листов “Семетея”. Эта работа проделана мною по поручению киргизского правительства и ЦК. Помимо этого, за это же время написал 4 учебника для начальных и средних школ Киргизии совместно с тов. Бектеновым, по которым обучается сейчас более 50 тыс. учащихся Киргизской Республики (в том числе учебник по киргизской литературе для 8-го класса объемом в 20 п/л.). Написал 3 программы по литературе для педучилищ и средних школ. Эти работы мною выполнены тоже согласно решению бюро ЦК КП(б) Киргизии. Написал 3 научно-популярные статьи по киргизской литературе и эпосу “Манас”. План 1947 года выполнил (отчет за 1947 год).
В 1948 году по плану я должен был закончить монографию о “Семетее” для кандидатской диссертации, но в апреле 1948 года мне было поручено лично тов. Раззаковым составление хрестоматии для 5-го класса по киргизской литературе, которую я написал. Помимо этого, в 1948 году сдал 4 экзамена кандидатского минимума, руководил работой подготовки к печати эпоса “Манас”. Таким образом, тему “Семетей” не мог выполнить в 1948 году. Директор не предоставил мне возможности выполнить тему, не освободил ни на один день от текущей работы, не предоставил научной командировки.
В невыполнении мною исследовательской темы “Семетей” как диссертационной работы виноват не я, а дирекция ИЯЛИ, лично тов. Соронбаев.
Теперь об ошибках:
1. В хрестоматии, составленной мною в 1940 году, критикой была указана одна тема, которую я исправил в 1946 году при переиздании.
2. В 1948 году изъята книга Тайгуронова, выпущенная под моей редакцией, которая была разрешена в свет цензурой Главлита. Допущенные ошибки в этой книге, как редактор, я признал на партсобрании ИЯЛИ и на общем партсобрании КирФАН. В 1948 году получил в свое время справедливое взыскание от парторганизации, решением бюро ЦК КП(б) Киргизии был снят с должности зав. сектором.
Теперь в 1949 г. директор снимает меня с работы за эту же книгу, оформив ее как “систематическую ошибку”.
Читая это заявление, не перестаю удивляться, сколько было сделано этим скромным человеком за два года, несмотря на травлю, несправедливые обвинения, клевету, предательство, постоянный прессинг сверху, снизу, сбоку. Добавьте сюда постоянную нужду, хлеб по карточкам, малолетних детей. Всей семьей мы живем в одном из кабинетов института. Нас семеро: отец с матерью, племянница, четверо детей. Младшая сестренка только что родилась. Ни кровати, ни стола. Едим и спим на полу. Третий этаж, а туалет и вода на первом этаже, в другом крыле академии. Пищу готовим на примусе. К тому же почти каждую неделю из аила приезжают родственники: лечиться, учиться, проездом, по своим служебным и бытовым делам. Все, как правило, голодные, да еще, простите, вшивые. В аилах голод, антисанитария. Еще не оправились от минувшей войны. С наступлением ночи мать берет у коменданта ключи, устраивает гостей в кабинетах института. Спят на столах, подложив под головы машинописные тома эпоса, в одежде. Утром к столу приходят с волдырями на теле и на лице – покусанные конторскими клопами.
В одном из кабинетов, набросив на плечи шинель, до утра работает отец. Я приношу ему чай, кусочка два желтого комкового сахара. Чищу тарелку, набитую окурками “Беломорканала”. А над ним, как черный гриф, ждущий своей добычи, кружит угрожающая тень сталинизма…
* * *
В русском переводе эпоса “Великий поход” Манас покоряет китайский город Бейджин, захватывает несметные богатства в виде золота, серебра, девушек, сам садится на ханский престол.
Над Бейджином, куда Сулейман
Не сумел ни разу попасть,
Утвердился дух мусульман,
Утвердилась киргизская власть! –
такими словами заканчивается эпизод, опубликованный в Москве отдельной книгой в красном кожаном переплете, с богатыми иллюстрациями, тиражом в 5000 экземпляров, стоимостью в 100 рублей. Секретарь ЦК КП(б) Н.С. Боголюбов, Председатель Совмина И. Раззаков от имени партии и правительства республики пишут самому Сталину, Жданову о том, что выход книги имеет “большое общественно-политическое, научное и художественное значение”, о том, что “эпос “Манас” является величайшим творением устной поэзии, которое ставится в ряд с памятниками мировой эпической поэзии”, и что в издании “помещены отрывки по вариантам двух лучших сказителей – Сагымбая Орозбакова и Саякбая Каралаева”. Авторов предисловия Е. Мозолькова и О. Жакишева, сказителя С. Каралаева, фольклориста И. Абдурахманова, художников-оформителей, переводчиков выдвигают на Сталинскую премию. Это было в 1946 году.
В 1948 году, когда обсуждали на бюро ЦК работу ИЯЛИ о “Манасе”, не было высказано ни единого негативного мнения. Наоборот, был одобрен и утвержден перспективный тематический план. Несмотря на то что Т. Байджиев был понижен в должности “за допущенные идеологические ошибки”, работа по эпосу принимается к сведению как достижение института, одобряется его тематический план по “Семетею”.
Однако после ареста Т. Байджиева и З. Бектенова начинается “великий поход” властей против самого “Манаса”. Экспертная комиссия МГБ по трудам арестованных ученых1 делает следующие выводы:
Из акта членов экспертной комиссии в отношении произведений
Саманчина, Бектенова, Байджиева
2 июля 1950 г.
На стр. 1502 речь идет о сказителях “Манаса”. Сказителя Балыка авторы учебника называют крупным акыном и сказителем. По происхождению, как говорят авторы, он бедняк, своим умом он привлек внимание баев и чиновников и стал известным, авторитетным. Следовательно, поддерживаемый баями и выдвигаемый ими, мог ли он быть народным? И авторы не говорят, в чем его народность.
Сказитель Сагымбай Орозбаков. Давая его биографию, авторы рассказывают, что отец был джигитом Орман хана. Сам Орозбаков вырос среди бай-манапов, хорошо знал религиозные книги, только не умел писать. Авторы сравнивают его с Молдо Кылычем. Орозбаков, по словам авторов, хорошо знал старое время и высоко ценил его.
От себя же авторы не дают критического анализа этого старого времени, и получается, что то время имело только положительные стороны.
<…>Значительной фальсификации “Манас” подвергся и в первые годы после Великой Октябрьской социалистической революции, когда буржуазные националисты заставляли некоторых манасчи в своих классовых интересах извращать эпос, вносить туда антинародные, панисламистские и пантюркистские идеи, а местами вносились открытые контрреволюционные выпады против Советской власти, против большевистской партии и ее вождя В.И. Ленина, как это имело место в вариантах Сагымбая Орозбакова.
Следовательно, буржуазные националисты пытались использовать эпос “Манас” в своих корыстных классовых интересах.
Если взять книгу “Манас”. Киргизский эпос. “Великий поход”. Госиздат. Москва, 1946 год (на русском языке), то в ней с самого начала до самой последней строки ярко и выпукло проходит главная мысль, главная идея – “Великая война Манаса за веру”; книга имеет подзаголовок “Великий поход” – так передано киргизское “Чоң-Казат” - “Великая война за веру”.
Во всем томе проходит мысль о том, что все победы Манаса неразрывно связаны с победами ислама.
“Утвердился дух мусульман, утвердилась киргизская власть” (стр. 361).
Особенно эта клерикально-мусульманская окраска имеет место в варианте С. Каралаева на примере эпизода рождения и жизни Алмамбета (см. стр. 157-232). Оказывается, Алмамбет был зачат непорочно мусульманкой Алтынай и, не успев выпасть на землю из чрева матери, закричал: “Ислам!”.
Следовательно, господствующая верхушка киргизского аила до революции и в первые годы Советской власти пыталась использовать популярность в народе эпоса “Манас” в своих враждебных народу интересах.
Если изданный (“Манас”, “Великий поход”) на русском языке эпос содержит грубые искажения, то различные варианты записей, хранящихся в ИЯЛИ КирФАНа, содержат столько различного рода наслоений и искажений, и чтобы их отбросить и взять только народное, демократическое, нужна серьезная работа, нужен подход с позиций марксистко-ленинской методологии к научной разработке материалов эпоса “Манас”. Только тогда “Манас” может быть народным эпосом и служить в интересах народа”.
ЦГАДП. Ф.56 Оп. 4Д.7610.
Л. 145–146.
Подлинник.
На основании этого заключения 5 августа 1950 года Особое совещание при Министерстве государственной безопасности СССР постановило:
Байджиева Ташима Исхаковича за участие в антисоветской националистической группе и контрреволюционную агитацию заключить в исправительный трудовой лагерь сроком на ДЕСЯТЬ лет, считая срок с 10 января 1950 года.
Об этом арестанту сообщили 10 сентября того же года. Такой же приговор получили З. Бектенов и Т. Саманчин.
После их ареста и осуждения началась штурмовая атака не только на “Манас”, но и на все культурное наследие и историю кыргызского народа. Комсомольские и партийные собрания, передовые статьи в печати начинались с “всенародного осуждения новых врагов Советской власти”, порицания тех, кто потерял патриотическую бдительность, не поймал, не разоблачил, не доложил о контрреволюционных деяниях своих коллег. Ученые-лингвисты
Х. Карасаев, Ж. Шукуров, К.К. Юдахин практически были отстранены от научной деятельности, оказались под домашним арестом. Русский перевод “Манаса” (“Великий поход”), выдвинутый на Сталинскую премию, был изъят из обращения.
Несколько позднее литературовед Мидина Богданова писала:
…Издание на русском языке “Великого похода” по существу скомпрометировало эпос “Манас” перед русскими читателями. Составители и редакторы У. Джакишев и Е. Мозольков некритически отнеслись к избранному варианту.
“Советская Киргизия”, 18.04.1952 г.
Из протокола № 270 заседания бюро ЦК КП(б) Киргизии 27 июня 1952 г.
7. Об эпосе “Манас” (т.Чуркин)
Эпос “Манас” проникнут феодально-клерикальной идеологией. Буржуазные националисты оказали свое вредоносное воздействие на некоторых сказителей; записанные от них версии засорены пантюркистскими и панисламистскими идеями, чуждыми и враждебными народу.
Тем не менее на протяжении ряда лет многие научные работники и писатели идеализировали эпос “Манас”. В области изучения эпоса были допущены серьезные ошибки: эпос рассматривался некоторыми исследователями с точки зрения антимарксистской “теории единого потока”.
<…> Предложить Главлиту изъять из обращения изданные антинародные книги: “Манас”, изд. 1941 г., “Великий поход”, изд. 1946 г., “Манас Великодушный”, изд. 1948г.1
Секретарь ЦК КП(б) Киргизии В.Чуркин.
ЦГАПД. Ф.56. Оп.4. Д.870. Л.207-208.
Подлинник.
В подготовке издания “Великого похода” Т. Байджиев и З. Бектенов не участвовали, так как они были на фронтах Отечественной войны.
Было ли ошибочным издание “Великого похода” отдельной книгой?
По варианту Саякбая Каралаева, Великий поход Манаса на Китай, спровоцированный заговором ханов и китайским перебежчиком Алмамбетом, задумавшим силой кыргызского оружия удовлетворить свои амбиции, начинается с помпезных поминок Кокетея а, заканчивается пирровой победой Манаса и его гибелью.
Эпизод Великого похода, опубликованный на русском языке в 1946 году, начинается с заговора ханов, выступления в поход и заканчивается внушительной победой Манаса. Его соратники становятся правителями покоренных городов; добивается своей давней мечты и молочный брат Манаса – Алмамбет. Он возвращает свои бывшие владения, женится на своей невесте Бурулче и становится ханом.
Так Манас властелином стал,
Ханом под Бейджином стал!..
Над могучим Бейджином, куда
Не дошла потопа вода,
Утвердилась киргизская власть.
Над Бейджином, не знавшим врага,
Где не была Искандера нога,
Утвердилась киргизская власть.
Над Бейджином, куда Сулейман
Не сумел ни разу попасть,
Утвердилась киргизская власть!
(Перевод С.Липкина).
Вот такими оглушительными фанфарами победы заканчивается великий, а вернее, кровавый поход манасова войска на далекий Китай в русском издании “Манаса” 1946 года. Как видим, у русскоязычного читателя, не осведомленного о полном сюжете эпоса, а тем более о трагическом завершении похода, были все основания усомниться не только в благородстве главного героя, но и в здравости и гуманности мировоззрения самого кыргызского народа, который мог любить, восхищаться и боготворить агрессора и разорителя чужого дома.
Публикация “Великого похода”, вырванного из контекста эпоса, безусловно, была досадной и роковой ошибкой издателей, что и дало повод объявить книгу антинародной, выражающей интересы феодальной знати, воинствующего духовенства, а пропагандистов “Манаса” осудить как “врагов народа”. В предложенном фрагменте начисто искажена основная мысль притчи о Манасе, которая заключена, как это ни парадоксально, не в победах героя, а в его поражении. Да и величие самого Манаса и его доблестных соратников ярко выражено не в победных сражениях, а в том, как они принимают смерть.
Т. Байджиев и З. Бектенов, если бы они участвовали в подготовке издания русского перевода “Великого похода”, ни за что не допустили бы столь вопиющей ошибки, имевшей трагические последствия. В своем учебнике они, характеризуя мудрость жены Манаса Каныкей, приводят эпизод, когда из далекого Китая прибывает вестник и с радостью сообщает о том, что кыргызы завладели Бейджином, а Манас сел на китайский престол.
Если взял Бейджин Манас,
Значит, горе он обнял.
Если сел на трон чужой,
Значит, смерть он оседлал, –
рыдает Каныкей и просит передать Манасу, чтобы он бросил все и немедленно возвращался домой. И она оказалась права. Завладев Бейджином, Манас попадает в хитроумную ловушку. Окружив поверженный Бейджин тесным кольцом, китайцы уничтожают почти все манасово войско. Алмамбет, осознав свою обреченность, предлагает юному Сыргаку бежать пока не поздно. Но храбрый чоро не желает возвращаться на родину с позором поражения. Оставшись один против сотни противников, Сыргак сражается до последней капли крови. Так же поступают доблестный Чубак и другие воины. До последнего дыхания бьется зачинщик Великого похода Алмамбет. Сам Манас, потерявший боевого коня и получивший смертельную рану, сражается до последних сил. Его с трудом удается вырвать с поля боя и увезти в Талас. В пути Манас от потери крови теряет сознание, лишь почувствовав запах родной земли, он открывает глаза и на последнем дыхании падает к ногам овдовевших жен своих соратников:
И зарыдал тогда Манас:
Сгорели два моих крыла, аяш1.
Погиб скакун мой Аккула, аяш.
Убит мой верный Алмамбет, аяш!
Чубака доблестного нет, аяш!
Чем искуплю вину свою, аяш?
Сыргак мой юный пал в бою, аяш!
Лишился я обоих глаз, аяш! –
Рыдал могучий хан Манас.–
Китайский покорив Бейджин,
В Талас вернулся я один, аяш!
За гибель славных сыновей!
И за бесславный мой поход
Прости меня, родной народ!..
Слезами исходил родник,
Пожухли травы, лес поник.
И всюду плач, рыданья вдов,
Сирот, несчастных стариков.
(Перевод мой. – М.Б.).
Вот таков апофеоз Великого похода Манаса на Китай по версии С.Каралаева! И не гениально ли это?! Скажите, где, когда и кто из великих и могучих полководцев в истории, в легендах и сказках, в авторских произведениях падал к ногам хрупкого, трепетного существа, именуемого женщиной, с покаянием, рыдал, как ребенок, прося прощения за свои ошибки, за свои поражения? Вернувшись из боевого похода с победой и богатыми трофеями, Манас считает себя побежденным, просит прощения у вдов и сирот, у самого Бога, проклинает судьбу за то, что оставила его в живых, тогда как соратники его погибли. “Лучше бы они согрели меня, как отца, а не я их, как сыновей своих!” – сокрушается умирающий баатыр. И мудрая Каныкей, сжав свое сердце в кулак, как истинный и надежный друг, поднимает раненого мужа, ведет его в дом, просит и требует не терять силу духа перед народом, принять смерть достойно и мужественно. Она воспринимает трагедию, как неизбежный исход, потому что видела страшный сон.
Великий поход – центральный и самый популярный эпизод поэмы. Песнь о походе героя на Китай, как правило, исполняется сказителями в форме единого спектакля в трех актах: I акт. Завязка – поминки Кокетея; II акт. Кульминация – поход на Китай и взятие Бейджина; III акт. Развязка – гибель Манаса. Слушатель, привыкший к этой традиции, не отпустит рапсода, пока не узнает, чем кончилось событие, да и сам сказочник не угомонится, пока не доведет аудиторию до слез в буквальном смысле, так как гибель героев и бесславное возвращение могучего полководца и прощание с ним исполняется и воспринимается с потрясающей эмоциональностью. И самое главное – надо непременно высказать великую притчу о великой трагедии великого баатыра в Великом походе, что и придает сказанию эпическое величие, так как именно в этом печальном финале заключен весь смысл величайшего эпоса кыргызов. Последние эпизоды первой части “Манаса” будут довлеть над последующими частями трилогии в “Семетее” и “Сейтеке” через экспозиции и дивертисменты, внесенные сказителями, через воспоминания героев, ностальгию о былом единстве и славе, нередко становясь причиной действий, психологических, нравственных конфликтов и боевых столкновений во имя мести и возмездия за гибель родных и близких.
Эпизод “Великий поход” в известных русских и сводных публикациях, как правило, монтируется из вариантов Саякбая Каралаева и Сагымбая Орозбакова.
По варианту Орозбакова Манас идет на Китай во имя мусульманской веры, побеждает, возвращается с богатыми трофеями. Победителю уже за пятьдесят, а потомства у него нет. Манас считает это божьей карой за то, что пролил много человеческой крови, и собирается в Мекку замаливать свои грехи. Но тут узнает, что Каныкей ждет ребенка – и вскоре рождается сын Семетей. Но Манасу нет покоя. Его преследует комплекс вины. Когда мальчику исполняется три года, Манас совершает хадж в Мекку, а по возвращении застает свое ханство в руках захватчиков и вместе со своими соратниками погибает от руки того же Конурбая. Паломничество Манаса в Мекку воспринималось иными оппонентами либо иронически, либо давало повод обвинить сказителя в панисламизме. Тогда как именно хадж героя в исламский центр для покаяния еще раз подчеркивает позицию великого сказителя, осудившего агрессивный поход Манаса на Китай. Даже покаяние не спасло героя от божьей кары! “Ибо все, взявшие меч, мечом погибнут!” (Евангелие от Матфея, глава 26). Вот такую истинно христианскую притчу глаголет отпетый панисламист Сагымбай Орозбаков в своем “Манасе”.
Во всех вариантах эпоса “Великий поход” завершается гибелью героев и самого Манаса. Манас был могуч и непобедим, пока защищал свой народ, объединял разрозненные племена в единое государство, но стоило ему пойти с мечом на другой народ – все равно, по каким причинам! – следствие одно: он обречен на гибель. Вечность этой библейской истины подтверждается и всемирной историей цивилизованного человечества на примере выдающихся завоевателей и их бесславного краха. Манас, осознав, что, поддавшись эйфории реваншизма, пролив людскую кровь как с той, так и с этой стороны, совершил великий грех. Он просит прощения у своей верной жены, у вдов и сирот, у всего народа, у самого Бога. Но нет ему прощения: сам он обречен на гибель, народ – на разорение, семья – на скитания. Великий грех Манаса, как проклятие рока, будет висеть и над его потомками – над сыном Семетеем и внуком Сейтеком, поэтому ни тому, ни другому не удается восстановить былое единство и славу кыргызского народа. Семетей будет убит предателем во время чтения молитвы на могиле отца, а Сейтек посвятит себя борьбе с предателями, погубившими его отца, и восстановлению чести семьи.
Надежда народа никогда не умирает. Вознесшийся дух сына славного Манаса Семетея до сих пор остается живым в надежде, что придет час, когда кыргызский народ вновь будет единым, независимым государством. И час Семетея пришел сегодня, на последних минутах двадцатого века. Вот почему кыргызский народ испокон веков идеализировал эпос “Манас”, а не вождей пролетариата.
С 1925 года речь шла о том, что “Великий поход” надо перевести на русский язык и опубликовать, начиная с поминок по Кокетею и кончая гибелью Манаса. Именно так ставился вопрос и в 1937 – 1940 годах.
Из записки Т. Байджиева секретарю ЦК КП(б) Киргизии А. В. Вагову в октябре 1940 г.:
В 1941 году издать:
а) второй полутом на русском и киргиз-ском языках, являющийся продолжением первого полутома; б) “Поминки Кокетея”;
в) “Малый поход Манаса”; г) прозаический пересказ “Манаса”.
Как видим, почти во всех официальных и неофициальных документах речь идет о публикации либо всего сводного варианта (прозаический пересказ “Манаса”), либо об издании эпизода “Великий поход” в полном событийном объеме, так как поход Манаса на Китай без начала и бесславного конца теряет всякий смысл.
Сейчас трудно установить, почему составители и переводчики решили закончить книгу победой Манаса. Может быть, из желания завершить ее на мажорной ноте в надежде на то, что вот-вот появится второй том? Но если учесть, что именно в это время крепчала дружба кормчего Мао Цзедуна с вождем народов Сталиным, то эта публикация оказала кыргызскому эпосу медвежью услугу, вследствие чего, по словам М. Богдановой, “эпос по существу был скомпрометирован перед русским читателем”. Но вот исправлять этот казус следовало бы не путем репрессий, изъятия книги, кастрации текста, а издать “Манас” в полном объеме событий, до победного конца главной мысли сказания, т.е. до полного поражения героя и его гибели!
Словом, в 1946 году руководство компартии республики выпустило заведомо ущербную, неполноценную книгу, а потом, осознав свою ошибку, свалило вину на тех, кто предостерегал об этом. Достаточно вспомнить, как накануне сдачи книги в печать Тазабек Саманчин выразил сомнение о целесообразности подобного издания, за что попал в немилость, закончившуюся для него тюрьмой и смертью.
Да, компартия – это не Манас, ей было чуждо покаяние, признание своей вины и ответственности. Первый секретарь ЦК КП(б) Киргизии Н. С. Боголюбов лично добивался издания “Великого похода”, а вот карательное постановление за эту же книгу заставил подписать своего заместителя А. Суеркулова. И. Раззаков лично руководил подготовкой к юбилею, выдвигал книгу на Сталинскую премию, а постановление о наказании издателей и ее изъятии любезно доверил подписать своему заместителю В. Чуркину, который не знал ни языка, ни “Манаса”.
* * *
В мае 1952 года, когда Т. Байджиева уже не было в живых, а З. Бектенов и Т. Саманчин на просторах Казахстана добывали карагандинский уголь и джезказганскую медь, по инициативе теперь уже первого секретаря ЦК КП(б) Киргизии И. Раззакова и под его председательством состоялась Всесоюзная конференция по манасоведению.
В дискуссии приняли участие видные ученые из Москвы, Ленинграда, Ташкента, Алма-Аты. Разумеется, дали слово и тем, кто “изощрялся в поисках антинародности эпоса”: Батманову, Балтину, Нурову, Самаганову и другим. С блестящим анализом, подтверждающим подлинную народность эпоса “Манас”, выступили академик Мухтар Ауэзов и профессор Болот Юнусалиев. Дали слово и Ж. Самаганову, о котором накануне И. Раззаков говорил: “Товарищ Самаганов в своем заявлении принципиально правильно поднял вопросы о наличии серьезных политических и идеологических ошибок в произведениях ряда писателей, научных трудах и учебниках (имея в виду, конечно, пособия осужденных авторов. – М.Б.). <…> Острой постановкой вопросов помог разобраться по существу”. На этот раз позиция Ж. Самаганова, его необоснованные нападки на гениальное творение народа были явно не ко двору. Председательствующий И. Раззаков применил свой старый партприем: так же, как некогда Т. Саманчину, не давал говорить, задавал каверзные вопросы, репликами перебивал оратора, вызывая в зале подхалимский смех. В результате вчерашний преданный помощник партии и разоблачитель ее врагов сошел с трибуны в горькой обиде и недоумении.
Всесоюзная конференция 1952 года, поставившая цель выяснить, народен или антинароден “Манас”, на пятый день дискуссии пришла к выводу, что народный эпос “Манас” является народным произведением, выражающим думы и чаяния трудящихся масс. Вследствие этого было решено создать сводный вариант, начисто вытравив из него “антинародные наслоения”.
Чтобы доказать антинародную наслоенность вариантов С. Орозбакова, С. Каралаева и Б. Сазанова, оппоненты ссылались на то, что в вариантах, записанных Ч. Валихановым и В. Радловым задолго до Октябрьской революции, нет или почти нет ни религиозных, ни антикитайских, ни тем более антирусских мотивов. В. В. Радлов отмечал, что “певец в продолжение своей песни выставлял Манаса как друга Белого царя (русского императора) и русского народа”.
К сожалению, никто из участников дискуссий и споров
40-х годов, присутствовавших на конференции 1952 года, не осмелился напомнить о том, что, согласно марксистко-ленинскому учению, художника формирует время, проще – история и судьба народа, и рейтинг художника зависит от того, насколько он сумел отразить свое время и чаяния своего народа. Ч. Валиханов и В. Радлов записывали варианты “Манаса” от сказителей второй половины XIX века, бывших свидетелями той положительной роли, которую сыграла Россия в судьбе враждующих кыргызских племен, – отсюда почтительное отношение к Белому царю и к путешественникам в мундирах русских офицеров. С. Орозбаков и С. Каралаев на собственной шкуре испытали двойной геноцид 1916 года – сначала у себя дома, в Киргизии, а затем на чужбине, в Китае. Мог ли, спрашивается, немногочисленный кыргызский народ, терпящий геноцид от двух великих держав, питать к ним любовь и уважение?
Запись варианта С. Орозбакова началась через пять лет после возвращения из Китая, когда еще не просохли слезы утрат и страданий, не были залечены раны. И гениальный художник Сагымбай Орозбаков через свой “Манас” выразил боль и страдания своего народа и своего времени. Он вместе со своими соплеменниками еще раз осознал, что малая нация была и будет жертвой великих держав. А спасение лишь в одном – в единстве малых, будь то под флагом единого языка или единой веры. В этом и было величие Манаса-объединителя. Главная забота Манаса, страдания и боль его сына Семетея и внука Сейтека еще пронзительнее дали о себе знать после событий 1916 года, а затем во времена гражданской войны, унесшей тысячи жизней мирных кочевников горного края.
Саякбай Каралаев, как известно, был непосредственным свидетелем геноцида 1916 года, а в 1918 году участвовал в гражданской войне в шинели красноармейца.
Как видим, мотивы пантюркизма и панисламизма, открыто или косвенно звучавшие в акынской поэзии, в вариантах “Манаса”, записанных после Октября, были продиктованы или навязаны не буржуазными националистами, а скорей всего самой жизнью, историей, конкретными событиями. И здесь мы должны низко поклониться неграмотным сказителям эпоса, которые смогли уловить истинные чаяния народа в трагический период его истории.
Отдельные предания и сказки, исторические воспоминания, рассказы, - писал В.В. Радлов в 1885 году, – как бы вследствие силы притяжения присоединяются к эпическому центру и при всем своем раздроблении делаются частями объемной общей картины, в которой отражаются все мысли и стремления народа, одним словом, совокупность народного духа. Киргиз ценит в своих песнях не какой-то чудесный и страшный мир, напротив, он воспевает чувства и стремления, те идеалы, которые живут в каждом отдельном члене общества. – И далее, словно предвидя, что через несколько десятилетий возникнут кровавые споры вокруг этого вопроса, самоотверженный востоковед добавляет: Но мы не должны принимать всякое противоречие за прибавленную впоследствии вставку; противоречия эти составляют именно характеристический признак всякой истинно народной поэзии.
Но тем не менее после ареста и гибели первых манасоведов начало бытовать официальное мнение о том, что “Манас” – это народное произведение, а противоречие в нем в виде реакционных идей не что иное, как “прибавленные впоследствии вставки” буржуазных националистов, чуть ли не диктовавших сказителям свои реакционные призывы о единении мусульман и тюрок.
“Разоблаченные националисты” как первого, так и второго поколения, безусловно, осознавали, что в сказаниях выдающихся манасчи отражена великая правда народного духа, которая витала над кыргызскими горами после событий 1916 года. Ведь они сами были свидетелями и жертвами двойного геноцида великих держав. Спасая себя и свою молодую семью, бежал в Китай первый кыргызский советский просветитель И. Арабаев. Там же оказался один из образованнейших людей своего времени историк Б. Солтоноев. Свидетелем великой народной трагедии был юный К. Тыныстанов. Семилетний Ташим Байджиев собственными глазами видел, как рыдал его дед, бывший волостной бий, потеряв в Китае за два дня трех взрослых сыновей. Круглым сиротой вернулся из Китая внук бия Бектена – пятилетний Зияш. Родные и близкие будущих фольклористов, уцелевшие от пуль и сабель наемных казаков, погибли от холода, голода, эпидемии тифа и китайских насильников. Как видим, ни царизм, ни китайские сатрапы не щадили ни бай-манапов, ни бедняков, не желая делить кыргызский народ по классовым признакам.
Манасоведы Т. Байджиев и З. Бектенов, будучи профессиональными литераторами, получившими высшее филологическое образование у К. Тыныстанова и Е.Д. Поливанова, прекрасно знали, что никто не в праве вносить в народное творение свои коррективы и дополнения. В своих научных трудах и учебниках они довольно членораздельно комментировали так называемые противоречия и наслоения великого эпоса. “Определение общего идейного содержания поэмы “Семетей”, выявление традиционной, подлинно народной основы и наносных классово-враждебных напластований (пантюркистских, панисламистских, феодально-родовых)” – так названа одна из глав кандидатской диссертации Т. Байджиева, тема которой была утверждена бюро ЦК КП(б) Киргизии 23 февраля 1949 года и которую он завершал под научным руководством Мухтара Ауэзова.
В своем учебнике по фольклору Т. Байджиев и З. Бектенов в заключительной главе “Идейное содержание эпоса “Манас” писали о том, что в поэме наряду с выражением интересов трудовых масс отражены интересы феодальных верхов и мусульманского духовенства. Это объясняется тем, что эпос создавался на протяжении многих столетий и подчас попадал под влияние бай-манапов, служителей мусульманского культа. Но, к сожалению, ни противники народного эпоса, ни эксперты МГБ в упор не хотели видеть этих строк…
Из отчетного доклада первого секретаря ЦК КП(б) Киргизии И. Раззакова
на XI съезде КП(б) Киргизии
20 сентября 1952 г.
<…>Серьезные идеологические ошибки были допущены в литературоведении и языкознании, в художественных произведениях ряда киргизских писателей. В киргизском литературоведении долгое время подвизались ныне разоблаченные буржуазные националисты Саманчин, Байджиев и Бектенов, которые умышленно идеализировали и восхваляли реакционных акынов XIX и начала XX веков – Калыгула, Арстанбека и Молдо Кылыча. Творчество поэтов-демократов – Токтогула и Тоголока Молдо недооценивалось и не разрабатывалось.
До последнего времени неправильно было организовано изучение эпоса “Манас”. Многие научные работники и литераторы некритически подходили к эпосу, допускали его идеализацию. Недавно проведенная конференция наметила конкретные мероприятия по дальнейшему изучению народного творчества и по подготовке к изданию эпоса “Манас”.
ЦГАПД. Ф.56. Оп.4. Д. 844. Л. 141–142.
Копия.
После смерти Сталина, в 1953 году, народ узнал о несправедливых и жестоких репрессиях, многие политзаключенные были реабилитированы за отсутствием состава преступления и недоказанностью обвинений. Вернулся из заключения Т. Саманчин, вскоре были оправданы Т. Байджиев и З. Бектенов. Отец – посмертно.
К сожалению партия и правительство не имели привычку брать вину на себя, раскаиваться в своих злодеяниях. В Кыргызстане каратели тоже не сдавались, пытаясь доказать свою правоту.
Из заключения Комиссии
по произведениям Саманчина, Бектенова и Байджиева1
31 мая 1955 г.
По работам Бектенова Зияша
Прозаический сюжет эпоса “Манас” был составлен Бектеновым в 1946 году на основе вариантов Сагымбая Орозбакова главным образом и Саякбая Каралаева. Как известно, эти варианты, особенно вариант С. Орозбакова, являются в идейном отношении извращенными, наслоенными буржуазно-националистическими и пантюркистскими мотивами, версиями. Поэтому, естественно, можно ожидать, что составитель прозаического сюжета, составленного на основе этих ошибочных версий, будет критически подходить, раскрывая идейно-политические ошибки, содержащиеся в этих вариантах, даст работу, свободную от этих вредных наслоений. Однако на деле этого не случилось. Составитель сознательно или несознательно пошел на поводу реакционнейшего сказителя эпоса “Манас” и вследствие этого дал такой же прозаический сюжет, который ничем не отличается в идейном отношении от этого реакционного орозбаковского варианта эпоса. Во всяком случае, Бектенов З. был вполне солидарен с реакционными взглядами Орозбакова на этот счет. Сошлемся на некоторые факты:
1. Манас еще до рождения характеризуется как завоеватель всех земель, стран и света. На 7-й странице сказано, что пророк Байжигит, к которому обращается Джакипхан – отец Манаса – с просьбой разгадать его сон, говорит: “У вас родится сын, который будет управлять всеми землями, значащими под луной и солнцем”.
2. В начале прозаического сюжета сказано, что молодой Манас ненавидел ишанов и мулл, он бил их, издевался над ними и т.д. Однако эта мысль не проводится до конца произведения. Наоборот, в дальнейшем Манас показывается как преданный аллаху мусульманин.
3. Из содержания сюжета видно, что Манас везде выступает как завоеватель-агрессор, но чтобы это так грубо не выглядело, составитель вслед за сказителем оговаривается, что, мол, зачинщиками всех этих войн и грабежа являются калмыки, китайцы-кафуры. А Манас, вынужденный якобы защищаться от врага, вступает в бой и дело завершает всегда тем, что отбирает всю казну врага, делит между своими воинами, назначает своего наместника над покоренными народами и т.д. (см. там же, стр.20 – 21, 32 – 35, 40 – 42,
54 – 55, 57, 84, 86).
4. В сюжете проводится идея пантюркизма. Там, где Манас устанавливает свою власть, он вводит мусульманскую религию. Например, на 86 – 88-й страницах сказано, что население Шоорукхана после поражения в войне с Манасом принимает мусульманскую религию. Та же самая идея просачивается и на стр. 68 – 69. Идея пантюркизма очень ярко проявляется в событиях, связанных с приходом к Манасу эпического героя Алмамбета, который покидает свою родину (он был сыном одного из китайских ханов) за мусульманскую религию (см. там же на стр. 90–100, 229 – 232).
5. Под видом отражения быта, обычаев киргизского народа в сюжете приводятся факты из роскошной жизни и пиршеств ханов и т.д. Эта же мысль подчеркивается там, где речь идет о сюжете и поминках аксакала Кокетея. Причем составитель приводит якобы слова Манаса по этому поводу, где сказано следующее:
Анда Манас кеп айтат:
Ай, абаке, деп айтат.
Дүнүйө болсо табылар,
Табылбай кетип баратса,
Мына түмөндөп жаткан Кытайдын,
Бир чекеси чабылар!
Азыр Манас барында
Абаке, дүнүйөдөн тарыба! 1 (Там же, стр. 146 – 147).
Все эти факты свидетельствуют о том, что составитель прозаического эпоса “Манас” З. Бектенов не способствовал высвобождению народного эпоса от буржуазно-националистических и панисламистских наслоений, внесенных врагами народного творчества. Он, наоборот, углубляя эти извращения своей буржуазно-объективистской работой, показал свою солидарность с этими извращениями<…>
В книге (“Кыргыз адабияты” фольклор) восхваляется Сагымбай Орозбаков как великий манасчи, тогда как его вариант является наиболее реакционной панисламистской, пантюркистской версией. Вместе с тем авторы этот вариант “Манаса” выдают за высокую вершину киргизской литературы. Этим утверждением, естественно, отрицаются роль и достижения киргизско-советской литературы (см. стр.10, 157).
Выводы:
Ошибка, допущенная Саманчиным, Бектеновым и Байджиевым, объясняется, на наш взгляд, тем, что в период подготовки и опубликования ими указанных выше работ появились ошибочные трактовки в некоторых вопросах языка, литературы и истории киргизского народа прошлых времен в печати. Саманчин, Бектенов и Байджиев некритически отнеслись к тем ошибочным высказываниям, которые появились в печати. Больше того, они сами встали на путь дальнейшего усугубления этих ошибок. Ярким примером служит в этом отношении Саманчин Тазабек, который протащил в своей диссертации неправильную концепцию о поэзии Молдо Кылыча, опубликовал свою работу “Кылыч жазуучу-акын”.
Те же самые грубые ошибки повторились Бектеновым и Байджиевым в учебнике по киргизской литературе для 8-го класса средних школ.
Грубейшие идейно-политические ошибки, допущенные Саманчиным, Бектеновым и Байджиевым, нанесли в свое время большой вред и внесли путаницу в разработку вопросов истории, литературы и языкознания Киргизии.
ЦГАПД. Ф.56. Оп.5. Д. 12904. Л.187-189, 192-193, 142. Заверенная копия.
Таков был повторный приговор новой комиссии МГБ, состряпанный через пять лет. А между тем прозаический сюжет “Манаса”, в котором З. Бектенов “не способствовал высвобождению народного эпоса от буржуазно-националистических и панисламистских наслоений, внесенных врагами народного творчества”, был составлен не для печати, а в научных целях и переведен на русский язык для рабочего пользования. Этим материалом пользовались исследователи эпоса, не владеющие языком подлинника (В.М. Жирмунский, С.М. Абрамзон, А.Н. Бернштам и другие).
Следует отметить также, что мотивы пантюркизма и пан-исламизма звучат исключительно в интерпретации С. Орозбакова. Эти мотивы не могли иметь места в самих событиях поэмы. Ученые доказали, что в основу сюжета сказания заложены исторические факты средневековья нашей эры, когда кыргызы фактически были язычниками.
Что касается пантюркизма, то в Ипатьевской летописи имеются сведения о том, что добрая часть войска князя Игоря, воевавшего с кипчаками, состояла из ковуев (воинов-тюрков). Несомненно, идеи тюркского и мусульманского единения навеяны событиями последующих лет. С. Орозбаков был человеком верующим и образованным. Однако ученые мужи, в числе коих были кандидаты и доктора наук, вынесли свой приговор: плод пещерного невежества, не считаясь с тем, что фольклорист не вправе редактировать или вносить какие-либо поправки в произведение народного творчества.
Не посчитались они и с тем, что фольклор и профессиональная литература оцениваются по разным критериям. Коллективное народное творчество – это первозданный материал, по которому в первую очередь изучают эстетику, этно-графию, язык и мировоззрение его создателя, т.е. народа. Если бы З. Бектенов начал вносить в сюжет “Манаса” свои поправки, сокращения и доработки, то это было бы вариантом самого составителя, а не сказителя. Кстати, в 1958 году был и такой казус, когда А. Токомбаев и К. Маликов по поручению руководства составили сводный вариант трилогии по сказаниям С. Орозбакова и С. Каралаева, а потом требовали признать их авторство и выплатить соответствующий гонорар. ЦК КПК пришлось доказывать, что эпос является всенародным творчеством.
Сегодня иные горячие головы пытаются доказать, что директивы по репрессиям поступали из Москвы. Но знал ли диктатор Сталин о том, что у кыргызского народа есть эпос “Манас”, в котором воспевается единение тюрков и мусульман, идущее вразрез с политикой компартии? Давал ли он указания об аресте и расстреле манасоведов, изъятии выпущенных книг и пособий? Это было дело рук местных властей, науськанных завистниками и карьеристами, которые в корыстных целях пускали под откос не только неугодных им людей, но и само гениальное творение народа. Местные же партруководители, зачастую очень далекие от науки и культуры, рапортовали Москве о “принятых мерах”. А когда выяснялось, что эти меры были несправедливы и преступны, они, пытаясь доказать свою правоту, создавали новые комиссии.
В заключениях комиссий МГБ С. Орозбаков и С. Каралаев названы самыми реакционными сказителями “Манаса”. В русском переводе “Великого похода” портреты этих же манасчи помещены крупным планом, а в предисловии О. Джакишева и Е. Мозолькова тот же Сагымбай назван великим, а Саякбай – прославленным сказителем. Книгу изъяли; авторов, давших “отпетым реакционерам” высокую оценку, наказали тем, что не дали Сталинскую премию.
Однако в то время, когда имена Т. Байджиева и З. Бектенова полоскали во всех идеологических головомойках, об О. Джакишеве нигде не упоминали. Более того, когда времена изменились, “Манас” вновь был признан гениальным творением, а сектор эпоса восстановлен, заведующим был назначен не кто иной, как О. Джакишев. Профессиональных же манасоведов – З. Бектенова, Х. Карасаева, К.К. Юдахина – не пустили даже на порог института. Говоря об Омуркуле Джакишеве, я говорю о вопиющей несправедливости властей. Что же касается самого Джакишева, то я всегда относился к нему с глубоким уважением. Даже в годы репрессий мы поддерживали с ним дружеские отношения. Он был, пожалуй, одним из образованных литераторов, хотя не имел ученых степеней и званий. При встречах делился со мною воспоминаниями об отце: они вместе учились в педтехникуме, вместе пришли в профессиональную литературу. В 1961 году, будучи зав. сектором “Манаса”, он принес на студию “Кыргызфильм” сценарий документального фильма “Великий эпос”. Я, будучи редактором по документальным фильмам, фактически переписал сценарий заново. Каково же было мое удивление, когда О. Джакишев, перепечатав сценарий с моими поправками, вычеркнул фамилию прежнего русскоязычного соавтора и вставил мою. Фильм “Великий эпос” вышел в свет в 1961 году (режиссер Л. Турусбекова, звукооператор Т. Океев, авторы сценария М. Байджиев и О. Джакишев).
Преследования З. Бектенова и Т. Саманчина, получивших полную реабилитацию и вернувшихся живыми из заключения, а также ученых Х. Карасаева, стареющего К.К. Юдахина, больного Ж. Шукурова продолжались до конца 60-х годов. Труды их практически не печатались, работу по специальности им не давали. Касым Тыныстанов, реабилитированный прокуратурой СССР и посмертно восстановленный в партии, на родине продолжал числиться в списке “врагов народа”.
По логике истории и жизни, казалось, справедливость восстановлена, причем теми же, кто творил эту несправедливость. Доказано, установлено, принято, что “Манас” – подлинно народное творение. Вульгаризаторы, клеветники, авантюристы от науки, подхалимы, карьеристы разоблачены, сняты с должностей, исключены из партии, осуждены общественностью. Но почему в Кыргызстане не ощущалось порывов освежающего ветра справедливости? Так было до тех пор, пока в мае 1961 года не был смещен с должности первый секретарь ЦК КПК И. Раззаков с формулировкой бюро ЦК КПСС: “за либеральное отношение к руководителям, проявлявшим бездеятельность и ставшим на путь обмана партии и государства”, за “проявление местничества в ущерб общегосударственным интересам”.
Об истинных причинах ареста и нежелания И. Раззакова примириться с оправданием отца и освобождением его сотоварищей я узнал много лет спустя, после возвращения З.Бектенова из тюрьмы. Оказывается, на то были как объективные, так и субъективные причины.
* * *
Как известно, после смерти Ленина Сталин в борьбе за верховную власть уничтожил Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина, а вместе с ними и тех, кто мог оказаться на стороне оппозиции в союзных республиках. После Великой Отечественной войны для укрепления завоеванной власти прошла новая волна репрессий, теперь уже под лозунгом борьбы с космополитами в центре, с буржуазными националистами в союзных республиках и шовинистами в самой России.
Руководители партии и правительства Кыргызстана оказались неспособны по достоинству оценить величайшее культурное наследие своего народа – глубочайший по своей философии, энциклопедический по своим масштабам, неповторимый по своим художественным достоинствам эпос “Манас”, гениальное творение акынов-мыслителей прошлого. Они отдали их на растерзание партийным чиновникам, карьеристам, подхалимам, по навету которых подвергались гонениям и репрессиям все, кто был причастен к “Манасу”: сказители, переводчики, исследователи. Даже сам Манас – сказочный баатыр – был бессилен против них.
В те годы во главе союзных республик, как правило, стояли назначенцы из Москвы. В Киргизии ими были: А. С. Шахрай, М. Л. Белоцкий, М. К. Аммосов, А. В. Вагов, Н. С. Боголюбов и другие. Основная задача этих кадров – руководить, задача местных руководителей – беспрекословно выполнять указания сверху. Вспомним руководящий состав тех лет. Почти все выдвиженцы снизу. Председатель Президиума Верховного Совета Т. Кулатов – в прошлом шахтер с трехклассным образованием. Секретарь ЦК А. Суеркулов – финансист, далекий от искусства и литературы. Председатель Совмина, а потом первый секретарь ЦК И. Раззаков – воспитанник детдома в Узбекистане, прекрасно говорил по-узбекски и по-русски, но родного языка не знал. Разве могли такие руководители по достоинству оценить эпос “Манас” или акынскую поэзию Калыгула, Арстанбека, Молдо Кылыча?
Другой вопрос: знали ли Сталин и Жданов о том, что у кыргызского народа есть эпос “Манас”, который противоречит политике партии и правительства, напичкан идеологическими ошибками, призывает к единению всех мусульман и тюрков против ВКП(б)? И было ли указание сверху о том, что “Манас” и его защитников надо осудить и уничтожить?
Беспощадным гонениям и политическим обвинениям историков и литераторов положило начало выступление заведующего отделом ЦК КПК К. Орозалиева “Очередные задачи в развитии исторической науки и литературоведении в Киргизии”, опубликованное в газетах “Кызыл Кыргызстан” (12.10.1947 г.) и “Советская Киргизия” (14.10.1947 г.), – утверждает известный манасовед М. Мамыров.
“Кыргызстан маданияты”, 30.05.1991 г.
Это – следствие, а причина – решение бюро ЦК КП (б) от 26 сентября 1946 года.
Достарыңызбен бөлісу: |